А.Н. Радищев. Путешествие из Петербурга в Сибирь (О «кузбасском следе» в жизни писателя в «Очерках истории Кузнецкого края»)

(Александр Николаевич Радищев (1749-1802) – русский прозаик, поэт, философ. Был руководителем Петербургской таможни, участником Комиссии по составлению законов при императоре Александре I.

Стал наиболее известен благодаря своему основному произведению «Путешествие из Петербурга в Москву», которое издал анонимно в мае-июне 1790 года. Его смелые рассуждения о крепостном праве и других печальных явлениях тогдашней общественной и государственной жизни обратили на себя внимание самой императрицы Екатерины II, которая назвала А.Н. Радищева – «бунтовщик, хуже Пугачева».

За это произведение его приговорили судом к смертной казни, которую заменили десятилетней ссылкой в Сибирь, в Илимский острог (Иркутская губерния). Но после смерти Екатерины писателя помиловали. Он провёл в местах заключения 6 лет).

Настоящие записки основаны на биографических данных, письмах и заметках А.Н. Радищева, сосланного в Сибирь. В результате «первый революционер в России» проехал по дорогам и населённым пунктам будущей Кемеровской области.

«Как богата Сибирь своими природными дарами! Какой это мощный край! Нужны ещё века, но как только она будет заселена, ей предстоит сыграть великую роль в летописях мира!» – написал 24 июля 1791 года из Тобольска А. Р. Воронцову Александр Радищев – «бунтовщик хуже Пугачева», который, по определению Екатерины II, «ищет всячески и вынашивает всё возможное к умалению почтения к власти и властям».

Давно ли был он пожалован императрицей в пажи, давно ли, служа во дворце, был свидетелем лицемерных политических интриг, в коих изощрена была «просвещённая монархиня», и давно ли, по высочайшему велению, отбыл с «наилучшими из лучших пажей» в Лейпциг, чтобы получить юридическое образование...

Мог ли Радищев в то счастливое пятилетие (1766-1771 годы), когда, по его же словам, он «вступает на путь истины» и постигает, помимо тонкостей юриспруденции, литературу, естественные науки и даже слушает лекции на медицинском факультете, – мог ли он предположить, что, приобщившись к свету общеевропейской культуры, в екатерининской России, где парадно царил «златый век», он окажется лишним человеком?

Пора «Комиссии по составлению нового Уложения», для которой так требовались тонкие законники, минула. Юрист Радищев служил в сенате протоколистом, и ему довелось увидеть сокровенные основы российской деспотии, на которой держалось крепостничество. Именно здесь была во всей наготе постигнута им государственная машина всеобщего подавления, хладнокровно перемалывавшая казнокрадство, взяточничество, помещичий произвол, с тем, чтобы из неприглядных этих составных слагалась бутафория благоденствующего самодержавия.

Протоколист Радищев присматривался к сенатским чиновникам и дивился их покладистой совести. Они пытались его наставлять в искусстве чиновничьей политичности, он же мечтал «жертвовать и жизнью для пользы отечества».

Занимался год 1775-й. Отгремела крестьянская война. Казнён Емельян Пугачев. Именно сейчас, в 1775 году, Радищев, быстро и легко делавший служебную карьеру, бросает службу и уходит в отставку – в расправах над «возмутителями» орудием самодержавия Радищев быть не мог.

Когда пройдена была черта, отделявшая добросовестного энергичного фактического управляющего Санкт-Петербургской таможней Радищева от автора «Путешествия из Петербурга в Москву», за которое монархиня сулила его «казнить смертью, а показанные сочинения его книги, сколько отобрано будет, истребить»?

Впрочем, черты не было. Он не мог поднять оружия в защиту свободы, – так огнемётным словом пытался будоражить мысль! Ибо роль писателя в обществе Радищеву виделась однозначно: «Недостойны разве признательности мужественные писатели, восстающие на губительство и всесилие, для того, что не могли избавить человечество из оков и пленения»?

Чтобы отважиться на печатание такой книги, как «Путешествие из Петербурга в Москву», нужно было пламенное сердце Александра Радищева. Он знал: самовластие мятежа не простит. Но – «Не бойся ни осмеяния, ни мучения, ни болезней, ни заточения, ниже самой смерти. Пребудь незыблем в душе твоей, яко камень среди бунтующих, но немощных валов... Ярость мучителей твоих раздробится о твердь твою; и если предадут тебя смерти, осмеяны будут, а ты проживёшь на памяти благородных душ до скончания веков», – гласили его «правила жизни».

«Путешествие из Петербурга в Москву», где, как в обвинительном акте, фиксируются вехи крепостнического произвола, возможного лишь при абсолютистской монархии, читает сейчас каждый школьник, но часто с интересом, соразмерным лишь программе. В 1790 году оно было сокрушением небес. Петербург трепетал: монархинею о бунтовщике «говорено с жаром и чувствительностью».

Арестованный 30 июня Радищев ждал смерти. «Пребывая незыблемым в душе», написал своё «Завещание».

Но, казнив Радищева, как выглядела бы «просвещённая» монархиня в глазах Европы, её передовых умов, философов? И вот «помилованный» Радищев сослан в Илимск на десятилетнее безысходное пребывание.

В кандалах и «гнусной нагольной шубе» отправлен по этапу. Впереди 6788 вёрст. Согласно названным «правилам жизни», Радищев бестрепетно ожидал смерти, теперь же – был «твёрд в мыслях».

«Я тот же, что и был

И буду весь мой век:

Не скот, не дерево,

Не раб, но человек!» – напишет он.

А стало быть, пренебрегая ссылкой, он будет действовать, будет работать ...

В Сибири написано многое... Нужно было успеть сказать самое заветное: «Ты будущее твоё определяешь настоящим». Он и определил. И многое сделал. Занимался врачебной практикой, делал операции, ввёл оспопрививание. Занимался археологией, этнографией, экономикой, естественными науками.

Томск, Илимск, Тобольск, Иркутск запомнили имя Радищева. Здесь он был деятельно счастлив и здесь познал многие утраты...

В 1797 году, после смерти Екатерины, по хлопотам друзей Радищев из ссылки вернулся. Это был блаженный путь. Радищев знакомился с людьми, записывал впечатления. Так появились «Записки путешествия из Сибири».

Проводим взором счастливого путника в его далекое сельцо Немцово – он ещё не ведает, что настанет день, когда он вспомнит о сибирской ссылке с сожалением («Можете ли вы поверить, я сожалел, что не в Илимске!» – 15 декабря 1800 года, из письма к А. Р. Воронцову).

Ибо его ждёт прощение «лукавого византийца» Александра I и участие в очередной бутафорской «Комиссии по составлению уложения». Он ещё не ведает, что представленные им проекты будут отвергнуты один за другим, а за ними последуют намёки о Сибири, куда, бывает, и возвращаются.

Он ещё не знает, что всего через четыре года выберет смерть, чтобы не участвовать в бесчестном фарсе Комиссии, ибо подать в отставку – значит капитулировать, вновь встав перед бесчестием. 11 сентября 1802 года он примет яд и умрёт в муках.

Но пока мчится на ямщицких перекладных возок по знакомому уже великому кандальному пути; пересекает северную кромку Кузнецкого края Александр Николаевич Радищев, возвращаясь из сибирской ссылки.

Его впечатления потом выльются в «Записки путешествия из Сибири». Он видит здесь «места прекраснейшие, поляны, дубравы, для хлебопашества и скотоводства удобные». Но теперь это не просто описание природы, как в «Записках путешествия в Сибирь», на пути в ссылку, когда Радищев видел Сибирь ещё «оком извне».

На обратном пути он пишет больше о людях, об их делах, их взаимоотношениях с «властями».

«... До села Боготольского (ныне Боготол – город в Красноярском крае. – Прим. ред.) 28 вёрст. Дорога идёт полями, еланями и березниками. Тайги остаются вниз по Чулыму, сперва не широки, потом, около Сусловой, во 100 верст ширины, но выломаны погодой и выгорели, а ныне зверя совсем нет, а прежде были хорошие промыслы. В сих местах за два года появилась воздушная язва, и мёрли люди, но лекарства не знают. Те, кои были собственные крестьяне, к Колыванским заводам не приписаны, ни посельщики, но некоторые около Ачинска и кийские, а гоняют почту».

Так, 2 марта 1797 года в коротенькой записи схвачены самые существенные детали: красота местности, состояние природы, упадок промыслов, мор от язвы и темнота населения, род занятий.

Дальше, как и в описании пути в ссылку, мы встретим знакомые нам места: «До Итати (ныне пгт Итат в Тяжинском районе Кемеровской области – М.К.) 24 вер. Здесь обедали. До Тажин (ныне посёлок Старый Тяжин – М.К.) 33 вер. До Суслова 28 вер ... В Итати и далее почту держат тобольские ямщики, платят за пару по 100 и 105 р. обывателям, но не сами, а купец у них снял, а сам, может быть, взял дороже. Здесь держат 12 почтовых и недельных ещё...»

Радищев верен себе – элемент эксплуатации ямщиков итатским купцом не ускользнул от него.

...Мы въезжаем в Итат мимо красивой водонапорной башни, которая возведена здесь в конце прошлого века. Ничто в нынешнем Итате не напоминает радищевской поры. Разве два каменных здания, украшенных столь характерными для своего времени фронтонами, пришельцами иного, XVIII века, стоят здесь по сей день... Добротные, защищённые коваными ставнями и дверями – детища былого купеческого и извозного Итата, где процветала ямская гоньба и напрочь была нарушена патриархальность крестьянского быта, – их не мог минуть Радищев.

Столь явно их торговое назначение, что путник, конечно же, должен был обратить на них внимание.

4 марта. Радищев проезжает село Суслово (Мариинский район), откуда «до Кийского (ныне Мариинск – М.К.) на речке Кие 24 вер. Дорога везде одинакова, по речкам бывает лес – сосняк и ельник. По Кие есть деревушка старожилов...»

Мелькают деревушки нынешнего Мариинского района. По записям Радищева можно установить не только их почтенный двухсотлетний возраст, но опять-таки – состояние крестьянства.

«... До Подъельничьей 24 вер. Тут, и в следующих, приехали селиться 80 душ из окрестностей Екатеринбурга, которые были приписаны к Демидовским заводам. Другие того ж хотят». Для Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» продолжается – по-прежнему, а может, и более, чем раньше, волнует его положение крестьян, только более зорко улавливает он малейшие болевые точки.

...Мелькают, мелькают деревушки. «От Подъельничьей в 18 вер., в деревушке Тюменево зимовье, жил крестьянин богатый Тюменев, который разбойничал или, лучше, давал пристанище разбойникам ...»

«... До Берикулы (п. Берикуль – М.К.) 30, до Почитанки 26, до Калыева (село Колыон, Ижморский район. – М.К.) 22 вер. Во всех посельщики, которые за великою гоньбою по сим станам мало пашут, хотя пашни много. В Тюменевом зимовье за большой дом и 20 десятин хлеба заплатил посельщик 900 р...»

Дальше Радищев встретит пономаря-безбожника и не преминет эту встречу зафиксировать: «В Калыеве нашёл пономаря-балагура от церкви Спаса на Яе в стороне. Ему на вино, он хотел поминать в церкви или на кабаке. Воды берут в ямах за 2 вер. От Калыева до Ишимов на Яе, где есть несколько старожилов, и по Яе селения. Дорога такова же березниками и еланями.

До Ишимов (село Ишим в Яйском районе. – Прим. ред.), старожилы и посельщики, 22 вер. За разгонами и худой дорогой едем тихо. Перед Почитанкою встретились с Дьяконовым, бывшим секретарём Пиля. Насилу разъехались».

Ещё прошёл день. 5 марта: «В Ишимах пили чай, время выяснивало (прояснилось. – М.К.) ». Значит, Радищев не просто проезжал, но останавливался здесь и, по преданию, заходил в местную Спасскую церковь.

6 марта. Минула остановка в Томске, и вновь возок мчит по нашему краю: «Дорога от Томска до перевоза идёт пространным полем подле возвышенного древнего берега реки, к которому она от перевоза отклоняется; тут питейный дом и крест над усопшим. На углу возвышенно от берега выходят аспид, гранит, кварцу белого много валяется; земля черна, из коей купорос и кварцы. Подле того белая фарфоровая глина, из коей посуду делают, но худо. (Значит, был здесь промысел, ныне угасший. – М.К.). За рекою лес тёмный идёт в правой стороне и в левой поля и луга и деревень много татарских, и едут мимо их кладбищ.

Почту варюхинские гоняют одни, без подмоги.

До Варюхинской (Юргинский район. – М.К.) на Чёрной речке 22 вер. Дорога идёт перелесками, сосняком и полями. Тут село и волость. Долго ждали лошадей ночью...

От Варюхинской до Черновской 34 вер. ехали ночью. Дорога идёт лесом-сосняком, где мало еланей и горы для пашни и сенокосов...»

7 марта. А вот 33 версты до Варюхина.

Ещё не стоят здесь украшенные деревянными кружевами дома. Может быть, в ту пору по всему нынешнему Юргинскому району, повсюду, где проезжал Радищев, стояли крепкие, замкнутые, скупо украшенные срубы, вроде того дома начала XVIII века, который по сей день стоит в деревне Талая, изумляя толщиной и свилеватостью брёвен.

В Варюхине Радищев холодно и гневно отмечает обнищание крестьян: «По ту сторону Томска посельщики, сверх подушных и запасного хлеба, платят ещё мукою» – и то, что, соответственно, потерян вкус к труду, безразлично даже собственное благоустройство: «Ехав к Ташере, повстречали 3-х посельщиков, которые исправляли дорогу, но для виду только. Сие делают и в других местах».

8 марта. «...В Крутых Логах ...Мужик, кажется, богат. Из посельщиков живущих иные довольно зажиточны. Плачевного зрелища, старых и дряхлых обнищавших, становится гораздо меньше, и можно предсказать, что если разорительная рука начальства частного не прострёт своё опустошение, если равняющаяся огню для сельского жителя приписка к заводам не распространится на барабинских жителей, то благосостояние их будет лучше и лучше».

Каинск ( ныне – г. Куйбышев Новосибирской области. – Прим. ред.) – это уже довольно далеко от Кузнецкого края, но регион – один, нравы – тоже.

9 марта. «...Каинск, прежде острог, лежит на Оме, через которую летом перевоз. Место весьма плоское, одна церковь в средине города, строят каменную. Исправник – грубиян. Почти везде они славятся взятками...»

10 марта. «...В Голопутовой пьяный ямщик спорил о лошадях и говорил: «Не прежнее вам время, вас возят под чехлом, впереди ведут 60 генералов на канате».

Видно огорчение против дворян и начальства».

Общая оценка выведена им ещё в первые годы ссылки в Илимске.

Из письма 13 июля 1793 г. к А.Р. Воронцову: «Местный житель любит лукавить... Неограниченный хозяин своего скота и своих детей – а последние подчиняются его воле, если не с уважением, то по крайней мере с покорностью, превышающей уважение, – он желал бы жить и умереть никому неведомым. Таков здешний житель. Таков он, может быть, и во многих местах Сибири».

И – другое илимское впечатление: «...Если в России человек из народа мстит, прибегая к физической силе, то сибиряк, желая отомстить, скажет: «Я его доеду». Если его спросят, каким способом, он ответит: бумажкою».

...И далее, далее мчится возок к неласковой родине, где не раз ещё будет вспоминаться в тайне души неторопливая работа над сибирскими рукописями, ибо там все уже было определено и худшего уже не ожидалось. Тогда как в глухом сельце Немцово тень трона нависла и душит. И подталкивала к последней черте...

Многие из сёл нашего края, поминаемые в беглых записках, изменили название – два века для произношения и написания не проходят бесследно. Некоторых уже нет. Многие же существуют поныне под теми же именами – Зеледеево, Суслово, Ишим, Почитанка, Подъельничье, Варюхино.

В селе Ишим Яйского района стоит церковь второй половины XVIII века, прекрасный образец русского барокко. Сейчас она внесена в списки культовых сооружений, подлежащих консервации с последующей реставрацией и использованием в сфере культуры. По преданию, у колоколов её были «золотые звоны» И голоса их слышны были в Иркутске, к зависти иркутян, которые очень гордились своей Крестовоздвиженской церковью и не терпели никакого перевеса над ней ни в красоте, ни в знаменитости.

С Ишимской церковью, по логике вещей, связано немало славных имён тех, кого скорбный кандальный путь вёл в Сибирь ...

В Ишиме была почтовая станция. После долгого перегона здесь полагалась ночёвка, а значит, у ссыльных была надежда: попроситься в церковь. Изгнанники, конечно же, стремились под её своды, где можно было в тиши, а главное, без соглядатаев вкусить горечь воспоминаний.

По местным преданиям, в ней бывали декабристы. Именно в ней должен был Радищев заказать молебен, может быть, по жене, Анне Васильевне Рубановской, умершей в 1783 году, – ведь он упоминает в «Записках...», что были даны деньги на поминовение пономарю, встреченному «в Колыеве...»

В Итате, который во времена Радищева был богатым и многолюдным селом, сейчас сохранилось всего два упомянутых каменных здания XVIII века. Бывшие каменные купеческие лабазы ещё и теперь, будучи один в запущенном, а другой в полуразрушенном состоянии, хранят печать былой добротности и гармонии. И они, и Ишимская церковь, и Колыонский отрезок тракта, где Радищев встретил ишимского пономаря-выпивоху, – страницы радищевского путешествия из Сибири на родину.

Молчаливые свидетели, они хранят отблеск короткого мига надежды, озарившей жизнь изгнанника, и поэтому имеют право на память и бережное к ним отношение.

И когда-нибудь мы, несомненно, встретим в Старом Тяжине, Итате, Ишиме улицу, мемориальные доски с именем Радищева, который лёгким пером и быстрой мыслью графически точно запечатлел черты нашего края, каким он был двести лет назад, и, опережая время, пророчил Сибири великое будущее.

М. Кушникова

Источник: книга «Очерки истории Кузнецкого края», М.М. Кушникова; http://kaltan21veka.ru/pam-kraj-kusch-radiscgtev.html