Анатолий Ябров: журналист, писатель, человек

Анатолий Ябров – один из летописцев Новокузнецка. Прозаик, очеркист, журналист. Он - член Союза писателей России (СССР, 1985 года), почетный работник культуры Кузбасса.

Анатолий Степанович родился 9 января 1934 года в деревне Окуневка Омутинского района Тюменской области. В семье был пятым ребенком из десяти.

Жилось большой семье очень трудно. В 1949 году Ябровы переезжают в Сталинск (Новокузнецк). Здесь будущий писатель на Теш-Логе окончил школу № 9, здесь началась его творческая биография.

С 1954 по 1958 годы служил в рядах Тихоокеанского флота матросом крейсера «Калинин». После демобилизации работал слесарем ТЭЦ Кузнецкого металлургического комбината. Был избран членом городского комитета комсомола и два года заведовал организационным отделом горкома ВЛКСМ (1959-1960 годы).

Затем полностью посвятил себя журналистике. Работал редактором многотиражки строителей Запсиба - «Металлургстрой» (1960-1964 годы). На её страницах появлялись острые публикации в защиту молодых поэтов-шестидесятников. Такое самовольство писателя не проходило бесследно: вопрос рассматривался даже на бюро Новокузнецкого горкома партии.

Более десяти лет своей жизни отдал писатель работе в главной городской газете «Кузнецкий рабочий» - журналистом, заведующим отделом, заместителем редактора (1965-1976 годы). Именно в этот период он делает первую пробу в художественной прозе.

Писать начал ещё в школьные годы. Первый рассказ был опубликован в крейсерской многотиражке «Залп» (1955 год). Как лучший военкор был награжден грамотой командования части. После службы его очерки, статьи, репортажи о наших современниках в местной периодике находят признание у многотысячной аудитории кузбассовцев. В 1961 году в «Металлургстрое» был опубликован рассказ «Птицы тянутся к теплу».

Всесоюзное признание пришло через семь лет, когда в издательстве «Современник» вышел первый роман писателя «Паду к ногам твоим». Начинающий писатель являлся участником семинара молодых писателей Западной Сибири и Урала в 1966 году. В 1971 году окончил факультет прозы Литературного института им. М. Горького.

У книг Анатолия Степановича была сложная судьба. Публикации ждали по нескольку лет, вносились редакторские исправления, приносящие писателю одни огорчения. Только через пятнадцать лет (в 1990 году) увидел свет отдельной книгой роман-памфлет «Государство № 49 и его президент Лукьян Тузов». В нем была исследована актуальная проблема времени – пьянство. Критики отмечали, что до сих пор никто не писал так остро об этом.

Роман увидел свет только после выступления на одном из пленумов Кемеровского обкома партии  руководителя кузбасской писательской организации Геннадия Юрова и публикации рукописи в журнале «Сибирские огни».

Двенадцать лет понадобилось для того, чтобы напечатали и психологический роман «Ритуальный танец», где правдиво рассказывалось о жизни нашего Новокузнецка, строительстве Запсиба. После тридцати лет упорной писательской работы закончен многоплановый историко-психологический роман «Турецкий вал», посвященный гражданской войне.

Перу Анатолия Степановича принадлежат  свыше десяти книг. Среди них – повести «Стриженые» (Кемерово, 1965 г.), «Накладки» (Кемерово, 1966 г.), «В теснине Арачёва» (Кемерово, 1966 г.), «Жди нас, океан» (Москва, Воениздат, 1978 г.), роман «Паду к ногам твоим» (Москва, «Современник», 1983 г.), «Ритуальный танец» (Новокузнецк, 1994 г.), «Бремя: роман и повесть» (Кемерово, 2010 г.), «Земная молния: сборник повестей» (Кемерово, «Офсет», 2010 г.) и другие.

Он публиковался в коллективных сборниках «Лава» (Москва, 1995), «Огненный передел» (Москва, 1996), альманахах «Кузнецкая крепость» (Новокузнецк), «Литературный Кузбасс» (Кемерово), «Огни Кузбасса» (Кемерово). Был ответственным секретарем, членом редколлегии литературно-художественного альманаха «Кузнецкая крепость», издаваемого Управлением культуры администрации  Новокузнецка (1999-2010 гг.). На протяжении всей литературной жизни был связан с альманахом, а затем журналом «Огни Кузбасса».

Произведения Яброва охватывают огромный период истории страны: от последних предреволюционных лет, до начала XXI века. Здесь и времена великих строек 1930-х годов (КМК), стахановское движение, героизм и самоотверженность  работников тыла в годы Великой Отечественной войны, строительство Запсиба.

Анатолий Степанович - лауреат областной литературной премии 1993 года, посвященной юбилею Кемеровской области – за книгу «Финал» и лауреат областного конкурса, посвященного юбилею Победы – за повесть «Эхо жизни» (1995 г.).

14 февраля 2005 года писателю вручен нагрудный знак «Почетный работник культуры Кузбасса». Анатолий Степанович награжден медалями «За особый вклад в развитие Кузбасса» III степени (2004 г.), «60 лет Кемеровской области» (2003 г.), «За особый вклад в развитие культуры Кузбасса» (2005 г.). По случаю 70-летия «Роман-газеты» в 1997 году Анатолию Степановичу Яброву были вручены именные часы.

Умер А. С. Ябров в Новокузнецке 20 сентября 2010 года.

Коллекция материалов о жизни и творчестве писателя, насчитывающая около 100 единиц хранения, находится в Новокузнецком литературно-мемориальном музее Ф.М. Достоевского. В составе коллекции – личные вещи писателя (матросская форма с отличительными знаками «Тихоокеанского флота», крейсерский гюйс (знак корабля), фотографии из семейного архива, подшивки газеты «Металлургстрой» за 1961-1963 годы, уже опубликованные и ещё неизданные рукописи произведений писателя.

Источник: libnvkz.ru

АНАТОЛИЙ ЯБРОВ: «МАКСИМЫЧ» (Из книги «Да свершилась воля Твоя!»)

Я увидел его – после долгих-то лет! – не в зале совещаний заводоуправления, где обычно встречался на собраниях. Мало слушая, что произносится с трибуны, он сидел обычно, уткнувшись в чертежи, занятый, молчаливый, вроде бы даже и отчужденный – на нем, заместителе главного энергетика, лежала ответственность за ремонт всех энергетических объектов Запсиба. Вздохнешь: ох, морская душа, не засох ли ты?!

А сейчас в Свято-Ильинском храме, он, богатырь, выделялся среди прихожан. И кланялся легко, старательно, усердно и столь низко, что казалось, занимается утренней физзарядкой. По разным дорогам прошли свою жизненную дистанцию и вот, когда обоим за шестьдесят, сошлись на общем финише.

– Кузнецов! Максимыч! – позвал я, когда окончилась служба. И в молчаливом кругу святых, под их пристальными взглядами, пожали, потрясли руки радостно, говоря друг другу одно и то же: удивлен, удивлен...

– Хотя чему дивиться? Пора и о душе подумать. На пенсии. Садоводством занимаюсь. Стал профессором по выращиванию овощей, картошки.

Годы идут, а он, кажется, остается прежним: крепким, без морщин, уверенным и, без производственных-то перегрузок, вновь улыбчивым. Улыбка приятная, обворожительная, на щеках образуются ямочки.

Совсем недавно, перебирая свои бумажки, наткнулся на запись двадцатилетней давности: «Встретил Кузнецова Алексея – торопился в свой сад, но постоял. Силищи – на троих, по меньшей мере. Жмет руку – ты присядешь, а он, с юморком, спрашивает: что хилый такой? А разве я хилый?

Уже сорок, но с прежним увлечением занимается спортом: группа руководителей подобралась и спозаранку, до смены, резвятся в запсибовском «Богатыре» в футбол, волейбол, штангой...

– Мы на плоту по Чумышу нынче путешествовали. Во – прелесть! Шесть мазовских камер, сверху каркас металлический, настил, площадка для костра, палатка – все по уму сделали. Утречком смотришь – зайцы на водопой идут. Хватаешь ружьецо – бубух! Есть один ушастый! А кто полезет за ним? Спросонья кому охота? У меня силы-то видишь сколько? Хватаю ближайшего – бултых его: плыви! И варим суп.

Смотрим – санаторий, вроде нашего Ашмарино. Пристаем к берегу. На дереве поднимаем свой парус «Романтик». Опять ружье в руки: бубух! бубух! – в воздух. Сбегается молодежь: что, кино нам привезли? Говорю: волейбол будет – согласны? Собирайте команду.

Волейболист Максимыч заядлейший. Если срезал мяч у сетки – удар пушечный, редко кто берет.

Всех мы там обчистили. И вот отдыхающие просят: останьтесь, к нам из Барнаульского моторостроительного завода должна команда приехать – ни разу ее не обыграли, выступите за нас, на довольствие поставим, у нас всегда остается пища. Девочки смеются, может, кто-то у нас за ваших ребят замуж выйдет? Остались. Ободрали заводчан, к ним поехали – и там насухую выиграли. Так отдыхающие (и администрация!) нас, как космонавтов, на руках готовы были носить.

Время, судьба, успех – кажется, все несет его, как Чумыш в половодье. И полон он радости, жизни, света...

День выдался хорошим. Я пригласил его в гости. От старой Ильинки до Новой шли пешком. Над хлебным полем низко висели белые кучевые облака – прикрывали его от жаркого солнца. И поле нежилось в тени.

Я грешу, приходится каяться перед Господом. Гоняю, слушай, с мальчишками в футбол. Да, вовсю! А это грех – игра! Но где теперь пенсионеру телесную-то крепость брать? Надо же как-то поддерживать себя.

– Хотел бы посмотреть на ваши игры.

– Ух, как в азарт войду, – такие баталии разгораются! У нас спортивная семья была. Средний брат мой – мастер спорта по молоту. Министру обороны письмо писал: хочу служить – меня не берут, все отсрочки. Призвали. Но служил в своем городе инструктором при автошколе.

Я вспомнил, как переезжал на новую квартиру. Книг – целый грузовик. Максимыч посмотрел, носим их по одной-две связки и махнул повелительно: Ну-ка давай одеяло! Наваливали гору – неси! Брал он за углы, вскидывал на спину и пер. Однако сделав две-три ходки, взопрел и отказался: никогда не думал, что книжки такие тяжелые! С мебелью (и деньгами!) было туговато, сделал я софу. Старался-то! А он да еще один мореман, Женя Коротких, начальник смены электриков с Западно-Сибирской ТЭЦ, сцепились померяться силой. И два бугая, поддатые, бросая друг друга, ворочаясь, оставили от моей софы горку деревяшек. А что делать? Молодость, огонь пылал.

– У тебя от кого сила идет, Максимыч?

– Родом я с казачьей реки – с Хопра. Из-за Волги. Село большое, пятьсот дворов – Ивановка вторая. Саратовская губерния. Крестьяне. Дедов не видел. По отцу дед, Михаил, участвовал в империалистической войне. Молва была, когда в штыковую ходили, немцев через себя кидал. Быков кололи – ударом кулака сшибал его. Очень здоровый был мужик! Да у меня младший сын сейчас – ему    22-й год идет – весит сто тридцать килограммов, а рост под два метра. Да и материнский род – тоже крепыши. И долгожители. Мама чуть-чуть век не дожила, а бабушка перешагнула на четыре года. Я из родных мест (и от семьи) отпочковался в четырнадцать лет: учился в техникуме, потом год работал механиком по тракторам в МТС под городом Борисоглебском, это в Воронежской области. И получил повестку: призываетесь в армию... А служил, знаешь, где?

Много труда приложил я тогда, в начале шестидесятых, чтобы разузнать, как проходили испытания атомных и водородных бомб. Бригада кораблей особого назначения Северного морского флота, и он, катерник, обслуживал эти испытания на Новой Земле. От него ничего не добился – тверд на слово оказался: я дал подписку о неразглашении тайны. Но приехал-то на стройку с флота не один, и ребята рассказали.

День был воскресный. Жена приготовила хороший обед. Посидели, выпили и воспоминаниям не было конца.

– Ты что вдруг с горы своей запсибовской сорвался? Кое-что я слышал, но насколько верно – не знаю.

– А что именно?

– Слишком зубастый.

– Верно. Я же флотский мужик! Что не так – не испугаюсь, выскажу в глаза. И столкнулись мы с Ашпиным...

Он, по-моему, не понял до сих пор: не с Борисом Иннокентьевичем, новым директором, а столкнулся с новым временем, тем обманчиво-тихим, требующим особого подхода, который после назовут застойным.

Играем в футбол утром – ему, можно сказать, на тарелочке мяч подносят: бейте, Борис Иннокентьевич, по воротам! Ну что это, разве игра?

Моряк, знающий дело (после техникума вечерний факультет металлургического института закончил), умеющий работать, отстаивать – причём аргументированно! – свою точку зрения, годен был при старых командных кадрах, которые о себе не пеклись, а полностью отдавались работе. И он, даже при Кугушине, человеке взрывном, определенно неуживчивом, был словно любимый сын. Он был их сколок – такой же самозабвенный, преданный производству. И умница. И организатор. И за дело готов постоять, как за себя.

Тут же свершилось обратное – прежде о себе думали. В печати зазвучало новое словцо – имидж, внешний образ, над которым работают, специально создают, о котором постоянно заботятся, пекутся. На охоте – кабана или волка под выстрел гонят, на производстве – лучшего друга закладывают.

На заводе произошла большая авария: в цехе водоснабжения отключился насос, подающий воду на домны, резервные башни с водой тоже не сработали – и погорели все фурмы на трех домнах. Директор вызвал к себе бывшего моряка: этим чопом мы и заткнем дырку!

– Пойдешь начальником цеха водоснабжения.

– Я уже был им два с половиной года. И пятнадцать лет замом. Я – механик и мне моя работа нравится.

– Прикажу – ты и в унитаз прыгнешь, или тебе нет места на Запсибе.

– Я, говорю, прошел это, и мне нет резона возвращаться.

Испуг не удался – пришлось пообещать: вытянешь цех, через два года отправляю в загранкомандировку. В Нигерии возводился металлургический завод, туда, на заработки, рвались многие специалисты. На этом и сошлись.

Цех был в ужасном состоянии, если не сказать, в аварийном. Многое сделал, чтобы довести его до ума, нужно было вдвое увеличить мощности очистных сооружений. Колодцы водопонижения убрали, а в тоннель, только по щелям, до тысячи кубометров грунтовых вод прибывало. Пустили среднесортный цех. В шламовой яме, она пятнадцать метров глубиной, прокатчики пробили бетонное дно, вода стала растекаться по всем направлениям, подмывать фундаменты.

Он приказывает: занимайся водопонижением! Но это ж не мое дело! Надо изыскания вести, расчеты. Нет, никакой тебе загранкомандировки (а два года прошло уже). У меня случился микроинфаркт. При моем-то здоровье и живом, оптимистическом характере. Три месяца в больнице пролежал, в отпуске побыл, потом поехал в Москву решать вопросы проектирования дополнительных очистных сооружений. Там уйму времени угрохал – считай, сколько я не был в цехе? И тут на прокатной насосной станции – она одна на все станы! – остановился насос. И станция полностью утонула. Море воды: глубина двадцать метров, ширина около пятнадцати и длина восемьдесят. Станы простояли трое с половиной суток. Съели все сверхплановые накопления. И меня, конечно, он отстранил от должности. И что мне дальше было от него ждать?

Только полной покорности. Через унижение. Загон и для технарей - загон. С теми же трагедиями, мытарствами, как у журналистов, литераторов, общественных работников. Но разве правдолюбцы могут пойти на это?

У нашего поэта, тоже некогда запсибовца, Николая Николаевского, ушедшего из жизни в расцвете творческих сил, есть о них прелюбопытное стихотворение:

Что правдолюбцы не умны,

Не знает разве что незрячий.

Но даже память Колымы

 Их не заставит петь иначе,

Стоящих посреди зимы

 И видящих сквозь мрак собачий,

Не камни – золотые сны.

Вот кто воистину блажен,

Кого нельзя стереть, унизить.

Обогатить, к верхам приблизить.

И что за правду дать взамен,

Когда она дороже жизни?!

– У меня здесь был друг – тоже моряк, но с Дальнего Востока. Мы вместе учились в институте. Были как братья. Он уехал на новую стройку – КАТЭК. Слыхал же? Мощнейшая электростанция на серых углях. От разреза уголь подается транспортером, двадцать километров. Начальник управления пригласил меня к себе главным инженером. Я поехал. Год тяжело пришлось – с нуля все начинали. Но потом пошло дело. На второй год первыми вышли. Он был в отпуске – приехал, я все акты досрочно сдал. А объект тяжелый был, объемный. Уверенность появилась, сил прибыло...

Но опять случилось то, что и на Запсибе: начало набирать свой виток новое время, которому совестливость, честность, правда-матка и вовсе были чужды. Еще на Антоновке увидел, как друг ловко крутанулся с квартирами: одну продал, другую поменял на Красноярск. Сам помог еще последние доллары вытрясти из тех, кто приобрел его жилье. Увидеть-то увидел, но не придал особого значения. А там стали открываться эти новые качества нового времени, о котором не думал: делячество, жестокосердие (сам гвоздь возьмет, а подчиненный – не тронь, шкуру спустит!), непорядочность, бесконечное хапанье, нахрапистость, бесстыжесть.

Те, кого зовут «новые русские», они не из воздуха появились, взросли в нашем обществе и семенами послужила известная философия: ты – мне, я – тебе.

Дружба сначала дала трещину, а потом вовсе стала остывать. Я посылал шесть вагонов металла с Запсиба – подвел, не расплатился. Геологам гнал бетон, те ему – нефть, а это – бензин. Деньгами крутил, как хотел. И там сделал сыну, дочери квартиры. Отстроил двухэтажный коттедж за счет производства и приватизировал его.

Короче, я вернулся на свой Запсиб. Мне сказали: ищи работу сам на уровне среднего звена. Устроился механиком ремцеха. Станочки по дереву работали у меня, как часики. Через два года – вижу, что отношение ко мне не улучшается, ушел главным инженером в экологическое монтажное управление. Работал с интересом. Но и здесь новые русские подвели: скупили все акции и взяли управление в свои руки. Так что пошел я на пенсию – улыбнулся иронично, – занимаюсь садово-огородным хозяйством...

Почувствовал: вроде в глуби есть горчинка – все растерял. И сейчас – при таком опыте, знаниях! – невостребованный специалист. А с каким старанием приложил бы их где-то. Но потерял ли что-то? А может быть, все-таки, выиграл?

Душа-то, главное, что есть в человеке, не запачкалась подхалимажем, угодничеством, не ожесточилась, не обзарилась на лакомое и не утонула в неутомимой алчности, когда еще до общего дележа начался захват народного добра. И ничто не сломило дух – ни производственные неудачи, ни разочарование в преданности, чистоте друзей, ни чуждая, повсеместно силой насаждаемая рыночность, коммерция.

Опять переношусь мыслью в Свято-Ильинский храм, где встретились. Да финиш ли наш там? А может, все-таки иное – начало начал? Духовного пути...

Источник: ognikuzbassa.ru