Бог погоды Анатолий Дьяков: «Имею честь предупредить... о тайфуне»

03 июня 2015 

Необычный урок состоялся в новокузнецком профессиональном лицее № 10 накануне Всемирного дня метеоролога, он был посвящен нашему земляку-кузбассовцу, геофизику, астроному и уникальному метеорологу Анатолию Витальевичу Дьякову, ставшему основоположником гелиометеорологии.

Наша справка:

Дьяков Анатолий Витальевич родился 7 ноября 1911 года на Украине, близ села Онуфриевки в семье Народных учителей. До 1924 года учился в школе-семилетке, в селе Абисамке, близ г. Кировограда. В1925 году, четырнадцатилетним подростком, он принял твердое решение – стать астрономом и метеорологом, чтобы проникнуть в тайны движений и свечения небесных светил, воздуха и воды, и получить возможность предсказывать погоду и стихийные бедствия. Закончив в 1926 году школу, он начал подготовку к экзаменам в  университет. И 10 сентября 1928 был зачислен на первый курс физико-математического отделения, факультета Одесского ИНО. В мае 1932 года он получил из Парижа пакет с документами об избрании его в число действительных членов Французского Астрономического Общества. Закончив  в 1933 году  университет по специальности физика и геофизика, он продолжил обучение в Московском университете им. Ломоносова на механико-математематическом факультете. В 1934 году, не дав закончить университет, Анатолия Витальевича ссылают в Сибирь. В июле 1936 года он занимает должность начальника Гидрометеослужбы Строительства  Горношорской  железной дороги. С июля 1943 года по декабрь 1948 года он занимает должность начальника Метеорологического Бюро Горной Шории. С ноября 1951 года по декабрь 1952 года он начальник Научно - Исследовательской Гидрометеостанции пос. Темир-Тау. В 1953 году организовал геофизическую станцию и научную работу: "Физический механизм воздействий активности Солнца на процессы циркуляции земной атмосферы".

Учащиеся в этот день встретились с его детьми - Камиллом и Еленой, рассказавшими об отце и его работе. Лицеисты вместе со своим преподавателем Ольгой Торгашовой, хорошо знающей семью Дьяковых, собирают документы и оформляют запрос в администрацию Новокузнецка для того, чтобы одну из улиц города назвать именем этого ученого-метеоролога, знаменитого своими сверхточными прогнозами погоды, снискавшего славу во многих странах мира, прозванного в народе "Богом погоды".

В наши края он, уроженец южных степей Украины, блестящий студент факультета астрономии МГУ, попал с первой волной сталинских репрессий. Еще подростком Толя в своем родном провинциальном городке Елизаветграде, выпросив под честное слово у школьного учителя 70-миллиметровый телескоп, постигал тайны планет, уделяя особое внимание наблюдениям за Солнцем. Окончив Одесский университет, Анатолий совершенствовал знания в Москве, был активным членом "Русского общества любителей мироведения".

Продолжая свои наблюдения за древним светилом, Дьяков постоянно вел дневник, где рядом с математическими расчетами записывал и мысли о политическом положении в стране. Они и стали основанием для ареста и осуждения на каторжные работы. Из Бутырской тюрьмы двадцатичетырехлетнего заключенного отправили по этапу в Мариинский централ, а оттуда на рудники в Горную Шорию, осваиваемые для молодого КМК.

Строительство Кузнецкого металлургического комбината шло полным ходом, по непроходимой тайге прокладывались дороги, железнодорожные ветки, для успешного проведения работ нужны были ежедневные прогнозы погоды. Несмотря на то, что специальность у Дьякова была далека от метеорологии, его назначили главным "по погоде" Горно-Шорской железной дороги. 12 июня 1936 года он сделал свой первый прогноз: "Малооблачная погода благоприятна для строительных работ". С него все и началось.
Когда закончился срок ссылки, он так и остался в Кузбассе.

Дьяков поселился недалеко от Темиртау, позднее собственноручно соорудил небольшую куполообразную башню, которую назвал "Гелиометеорологической обсерваторией Кузбасса имени Камилла Фламмариона". Всю жизнь он следовал учению этого французского ученого, первым указавшего зависимость погоды от активности Солнца. Здесь, наблюдая за активностью светила, Дьяков построил физико-математическую модель взаимодействия главных воздушных потоков с геомагнитным полем Земли, указал зависимость атмосферных процессов от динамики изменений площади солнечных пятен, чего до этого "чудака из Сибири" не приходило никому в голову.

Его декадные прогнозы сбывались почти стопроцентно, месячные оправдывались более чем на 80 процентов. Работая в Темиртау, он предсказывал засухи и морозы в Европе, штормы и тайфуны в Атлантике. Составлял и отправлял за свой счет телеграммы в Англию, во Францию, в Индию, в Америку. В 1966 году на Кубу полетело послание: "Господа, имею честь предупредить вас о появлении сильного урагана в Карибском море в конце третьей декады сентября. Начальник гелиометеорологической станции Горной Шории Анатолий Дьяков".

Прогноз из далекой неизвестной Сибири вызвал немалое удивление, но правительство острова Свободы на всякий случай приняло меры, рыбачьи суда не вышли в море. Позже в газетах появилось сообщение об урагане "Инес", разорившем Гваделупу, Санта-Доминго, Гаити на 100 миллионов долларов. Это один из примеров, их много в истории мировой метеорологии начала 70-х годов.

Скрупулезно, выходя "на связь" с Солнцем три раза в день, Дьяков надиктовывал телеграммы на французском языке в страны, которым грозили погодные катаклизмы. Этот язык благодаря своей матушке он знал в совершенстве, старая запись журнала "Кругозор", который выпускал первые гибкие пластинки, сохранила одно из его посланий. А однажды на языке почитаемого им Камилла Фламмариона он сделал доклад на первом Всесоюзном совещании "Солнечно-атмосферные связи в теории климата и прогноза погоды", проходившем в Москве.

Среди специалистов имя Дьякова было уже широко известно, но чаще всего представители официальной науки называли его подход лженаучным, и его метод прогнозирования не признавался. Скептические ухмылки слушателей того знаменитого доклада, для которого срочно пришлось искать переводчика на русский, затмили крики "браво" и бурные аплодисменты.

Как ни странно, слава к Анатолию Дьякову пришла из-за границы, оттуда с ним постоянно советовались, главы государств слали ему благодарности, помогали оборудованием. В родном Отечестве ученые мужи его не замечали, народное же признание ширилось и укреплялось. Его адрес знали все пароходства, начальники экспедиций не выходили на маршрут, не получив его долговременного прогноза, председатели колхозов не приступали к севу и уборке урожая.

Между тем Дьяков слыл непризнанным гением и чудаком, а его книга "Предвидение погоды на длительные сроки на энергоклиматической основе", законченная еще в 1954 году, так и не была издана, как и не была признана гелиометеорология как наука.

И все же его труд советским правительством был отмечен. В 1972 году Анатолия Витальевича наградили Орденом Красного Знамени за... заслуги в увеличении производства зерна. А вскоре новосибирское управление гидромета, под чьим началом находилась поселковая станция, чересчур активного и строптивого сотрудника уволила за нарушение трудовой дисциплины.

Несмотря на стесненные обстоятельства и многодетную семью, Дьяков работу продолжал "на общественных началах" и упорно вызывал официальных метеорологов на соревнование "чей прогноз точнее".

Анатолия Витальевича не стало в 1985-м, вместе с его кончиной ушла в небытие и гелиометеорология, дающая почти стопроцентные долговременные прогнозы. В музее Темиртау есть стенд его памяти, до сих пор стоит обветшавшая обсерватория, в ее телескоп можно разглядеть далекие планеты и Солнце, доверившее Дьякову свои сокровенные тайны, скрытые до сих пор для понимания других.

Его сын Камилл, названный в честь французского ученого, бережно хранит труды отца, пачки телеграмм, стекавшиеся в сибирский поселок со всего мира. "Где ты, Бог погоды?", - обращаются к нему до сих пор, но он не ответит, гений прогнозов унес свой дар предвидения с собой. В маленьком домике на Садовой, 30, на старом комоде его фотография: открытое волевое лицо, обрамленное буйными некогда темными кудрями, выразительные глаза, в которых тайна, которую он так и не раскрыл.


Ольга Волкова.

Источник: www.kuzrab.ru

 

 

НЕИЗВЕСТНЫЙ ДЬЯКОВ

(Автор – журналист таштагольской городской газеты «Красная Шория» Ольга Щукина.В 1978 году закончила филилигический факультет Кемеровского госуниверситета, специализацию по журналистике. С тех пор трудится в одном издании. Трижды становилась абсолютным победителем областного творческого конкурса «Золотое перо»).

В 1925 году пятнадцатилетний Толя Дьяков опубликовал в журнале "Мироведение" свою первую научную статью - "Итоги наблюдений за метеорами". В 1932 году Астрономическое общество Франции приняло его своим действительным членом.

В этом же году Анатолий Дьяков окончил астрономический факультет Одесского университета, а через некоторое время поступил на физико-математический факультет Московского университета.

Казалось, впереди его ждет прекрасное будущее и блестящая научная карьера.

И это будущее не заставило себя ждать: уже в 1935 году ему, осужденному по 58-й статье, предлагается место... штатного метеоролога Горшорлага.

В 1958 году Анатолий Витальевич Дьяков возглавил маленькую ведомственную метеостанцию в поселке Темиртау, призванную обслуживать Кузнецкий металлургический комбинат и все предприятия, входящие в его рудную базу. К слову "метео-" Дьяков добавил корень "гелио-". Так солнце стало эмблемой гелиометеорологической станции Горной Шории, а сам Дьяков - пионером гелиометеорологии как метода определения погоды в конкретном районе земного шара на конкретное время с помощью наблюдений за пятнами на Солнце.

В 1966 году Дьяков шлет телеграмму в посольство Кубы с предупреждением "об опасности появления очень сильного урагана в Карибском море в конце третьей декады сентября".

Его прогноз полностью подтвердился.

В 1972 году Указом Президиума Верховного Совета СССР Анатолий Витальевич Дьяков был награжден орденом Трудового Красного Знамени с экстравагантной формулировкой: "За успехи, достигнутые в увеличении производства зерна...".

Да, с его помощью хлеборобы Западной Сибири, Казахстана, Алтая и Урала действительно выращивали хорошие урожаи. Но его полувековая деятельность как ученого-практика, его достижения и успехи в области гелиометеорологии так и не были замечены и оценены в своем Отечестве.

В 1985 году Дьякова не стало.

Его научный труд "Динамика атмосферы", бывший смыслом всей его жизни, так и остался неопубликованным.

Рассказывает вдова горношорского Бога погоды Нина Григорьевна Дьякова.

 

"Строится палочный социализм...".

- Нина Григорьевна, от Анатолия Витальевича вам, видимо, известно, как он оказался в Темиртау?

- В тридцать втором году Толя окончил Одесский университет и получил назначение в Ташкент, в астрономическую обсерваторию. И уж там он насмотрелся, какой ужас был: люди голодали, занимались людоедством, вот до чего их довели. Он тоже голодал, говорит, чуть не умер.

Решил уехать в Москву, да и математических знаний не хватало. Приехал, поступил в МГУ и однажды прочитал друзьям-студентам свой ташкентский дневник, где он описал весь кошмар строящегося в стране "палочного социализма" - так он его называл. Ну, и "настучали" на него. Пришли - он не запирался, показал дневник. Хорошо еще, к следователю такому попал, который его спросил, куда, мол, тебя направить. Толя сказал: "На строительство, в Сибирь". Привезли его в Мариинск, оттуда распределили в Горшорлаг.

 

"... Вот сейчас сзади пулю получу...".

- Как ему удалось выжить в тех условиях?

- Он только год был на общих работах - строили на Учулене железную дорогу. Среди заключенных много было профессуры московской, ученых. Копали траншею, его назначили учетчиком. Каждое утро, как он рассказывал, вызывали из строя по десять человек - и все, этих людей никто уже не видел. И вот однажды вызывают его: "Дьяков, с вещами!" Он думал, что конец: "Простился со всеми.

Слышу, в Темир будто отправляют. Иду и жду, что вот сейчас сзади пулю получу. Оглядываюсь - нет". И когда дошел он сюда - а здесь, в Темире, начальство находилось горшорлаговское, - они ему вдруг предложили заняться прогнозами погоды. Край, мол, неизученный... Конечно, он согласился! Было это в тридцать пятом году. И вот в этот домик, который мы позже обновили и башню-обсерваторию к нему пристроили, его тогда и поселили. Здесь по всей горе все два домика-то и было. В одном жили заключенные, которые работали в парниках, цветы выращивали для начальства, а в другом, где раньше обитал цветочник, Толя стал жить. С тех пор и занялся метеорологией.

Когда он свой срок - три года - отбыл, поехал по стране искать себе пристанище. Но узнал, что если кто по 58-й статье освободился, того нигде не пропишут. И вернулся обратно. Снова работать стал. И так 50 лет ровно наблюдал за погодой.

 

"Я вашу чушь распространять не буду!".

- Как вы с ним познакомились?

- Я работала техником радиоузла в Новокузнецке после окончания Новосибирского техникума электросвязи, а родители в Темиртау жили, огород садили. Хотелось поближе к ним, но на работу было трудно устроиться. Подвернулся случай - поменялись с одним мужчиной: он уехал на мое место в Новокузнецк, а я вместо него должна была пойти в радиоузел, но что-то испугалась. В это время как раз Дьякову на метеостанцию понадобился помощник. Он к соседям маминым все ходил да и меня подглядывал: "Пойдешь ко мне работать?" Было это в марте сорок шестого года. А семнадцатого сентября мы поженились.

- И каково быть женой неординарного человека?

- Мы с ним жили хорошо. Он свое дело делал - наукой занимался, а я свое - детей воспитывала, хозяйство вела, ему в работе помогала. Спорить мы не спорили - не с чего. 39 лет вместе прожили, и ни разу скандала у нас не было.

Вещей не приобрели, только то, что необходимо, и все. О себе не думали: то детей растили, то учили их. А сколько мы без зарплаты сидели!

В 1946 году метеостанция работала от геолого-разведочного управления. В сорок седьмом геологоразведка ликвидировалась в поселке, и мы перешли в ведомство гидромет-службы. Эта служба давала свои прогнозы, и надо было их распространять по предприятиям и организациям. Толя им решительно сказал:

"Я вашу чушь распространять не буду, свои прогнозы стану давать!" И за это его уволили. А вскоре и метеостанцию на горе Улудаг кто-то поджег.

Тяжело было смотреть на пожарище. Такая была необычная архитектура, как сказочный домик. Толя сам придумал: башенка с круглыми проемами, внизу окна арочные. Сколько он ее строил, сколько мы на лепешках сидели - сеяли ячмень, молотили да пекли. Целый год без зарплаты: он как ее получит, так отдаст рабочим-строителям. Первые дети у нас в те годы умерли - мальчик четырех месяцев и девочка двухгодовалая...

Пять лет по милости гидромета мы без работы и без денег жили. Свое хозяйство спасало. Но наблюдения за погодой не прекращали. И только в 1958 году его взяли в ведомство КМК. У них там был момент, когда руда замерзла, и предъявили им иск большой платить. Толя на суде выступил и сумел защитить их от штрафа. И за это они его к себе взяли и прикрепили к руднику, а меня включили в штат через год. Тогда уж нам полегче стало: у него зарплата 140 рублей и у меня 90. Четверых детей вырастили.

Работали с ним дружно, составляли прогнозы. Я печатала их на машинке, лепила конверты и рассылала. Мы обслуживали юг Западной Сибири и Северный Казахстан.

 

"Вот, Толя, тебе жена...".

- Нет, у него была Ариадна Ивановна. Кандидат наук, математик, умнейшая женщина. Это она, когда я только появилась, увидела меня, девчонку (я была на 14 лет его моложе, а она на 9 лет старше), и сказала ему: "Вот, Толя, тебе жена, а я здесь больше не хочу оставаться, я уеду". Толя вместе с ней учился в Московском университете, сидели на одной скамье. Когда его забрали, то вскоре и у нее мужа посадили, а ее стали из Москвы выселять.- До того, как встретить вас, Дьяков жил один?

Когда Толя освободился и поехал Москву посмотреть, встретился там с ней и пригласил к себе в Темир. Она и согласилась, приехала. А тут как раз война. Ну и осталась. Всю войну в школе преподавала немецкий, свободно на нем разговаривала, книжки ее у нас сохранились на немецком. А после войны оставаться здесь не захотела. Что и говорить... Здесь они были на посмешище простым людям. У них как-то все не по-людски получалось, не так, как у всех. Корова заболеет - они ее летом простыней от солнца закрывают. А людям смешно... Или вот еще говорили, но я не верю, что они как захотят молока, так идут корову доить, - это неправда. Но, конечно, со странностями были и он, и она.

Ариадна Ивановна уехала, а мы поженились. И вот когда нам было плохо, когда сидели без работы, она нам все время посылки посылала - одежду детям, конфеты. И каждый месяц сорок рублей переводила - по 20 рублей два раза. Всю жизнь, пока не скончалась. А скончалась она спустя пять лет после смерти Ворошилова, забыла, в каком году.

И еще она слала ему всегда газету "Юманите". До тех пор, пока он сам смог ее выписать. И одежду она для него присылала. Про меня ни слова, как будто бы нету.

А потом он ее привез сюда - она уже была больная, немощная, еле-еле ходила. Побыла у нас месяц, больше не захотела, он ее обратно отвез. А тут вскоре и умерла, плохая была. Но все же успела перед смертью побывать здесь, посмотреть на нас. А фотографию мы ее храним.

 

"Бог погоды, Бог погоды!".

- Вы, друг и жена, знали его лучше, чем кто-либо другой. Каким он был?

- Он с людьми как-то не сходился, все был один. Занимался своей наукой. Друзей у него вообще не было. Никогда мы в гости не ходили, выпивкой не баловались. Никаких праздников, одни будни. Если только корреспонденты приезжали со своим коньяком, то он пригубит вроде и тут же скорее молоком запьет.

Но он очень интересный был собеседник. К нему если кто попадет - у-у-у! - сутками мог говорить.

Не скучный был, нет. Юмор понимал, анекдоты любил. Очень много знал, с ним можно было весь день сидеть разговаривать и все новое и новое узнавать. Потому что он очень много читал, мы огромное количество литературы выписывали - и книги, и периодику. И если он что интересное увидит, сразу мне: "Брось все, сядь, прочитай!" Его в школе - он там преподавал во время войны - "ходячей энциклопедией" называли. Географию вел, а мог бы и физику, и математику, и литературу, и астрономию, и историю... Французским прекрасно владел, читал и переводил по-немецки и по-английски. Медициной живо интересовался, сам себе рецепты в аптеку на латыни выписывал. Особенно же знал метеорологию: все катаклизмы на Земле - где, когда что было. Легче сказать, чего он не знал.

И что за голова у него была такая? А ведь из детей никто не уродился с такой-то головой. Наверно, она редко кому дается...

За здоровьем он следил, ни разу в жизни ничем не болел, даже насморка не было. Каждый день занимался физзарядкой: как мячик прыгал, несмотря, что был плотный, полный. И окатывал себя в любое время года холодной водой. Лед выбросит из ведра и стоит, обливается. В апреле уже босой ходил по снегу.

На рудник, в центр поселка, всегда отправлялся босиком, а туфли держал под мышкой. Как в здание заходить - тогда надевал.

А в остальном о себе не думал. Не беспокоился, есть ли у него что надеть или нечего. Лишь бы поесть было. Он ведь как голод-то перенес, так страх у него и остался. Но насчет еды неприхотливый был. Мясо не ел, а больше молочную пищу любил. Уж корову мы все годы держали. Пойдем с ним на покос, аппаратуру с собой возьмем, чтоб отметить, какая была температура. Восемь рядов пройдем: "Все, пошли домой. Переутомляться нельзя, на сегодня хватит". Я говорю: "Ну ты уж как хочешь, а я не пойду". Потом, когда дети подросли - Камиллу десять, Валере двенадцать, - с ними косила. Так-то он все умел, но ленив был. Зато свою работу научную 20 раз переделает, если что не так. А вот физическую работу не любил. В хозяйстве по-научному все знал, но... У нас ведь не все время совпадает с наукой, в хозяйстве-то.

Рисовать он не рисовал - только пятна на Солнце. Стихи вроде не видела, чтоб писал. А вот голос у него был хороший, но он, помню, один-единственный раз в жизни запел - арию из какой-то оперы. Он их любил слушать. У нас много пластинок было - и все оперы. И сейчас пластинки хранятся, если от сырости не испортились. Крутить негде.

Но основным его увлечением была, конечно, работа. У него сложилась за долгие годы такая система: всю ночь до трех-четыре часов читает, пишет, анализирует. Потом ложится отдыхать и встает в 11-12 часов дня. Утренние наблюдения и в обед я делала, а уж вечерние, в 22 часа, - он сам.

- Я еще с детства запомнила его облик, поражающий воображение: орлиный профиль, цепкие голубые глаза, беретка на пышных седоватых кудрях и совершенно необычные для того времени брюки-гольф, заправленные в шерстяные гетры...

- Да, ему такая одежда казалась удобной. Он оденется, пойдет куда-нибудь, а ребятишки за ним гонятся, кричат: "Бог погоды, Бог погоды!" Он первое время огрызнется - и за ними. А потом перестал обращать внимание. Все его тогда называли Богом погоды и даже нашу гору, где обсерваторию он строил, переименовали на "Богпогоду".

А одежду я сама ему шила. Он не любил, когда длинные брючины у него болтаются в ногах, да и из материальных соображений. Помню, поехал он в Москву, в Академию наук, с докладом. Я сшила ему костюм такой клетчатый - курточку и брюки-гольф. Приехал, а его там в милицию забрали... Тоже, видимо, странным им показался. Выяснили, в чем дело, и отпустили.

 

"Не смей портить нервы детям!".

- Анатолий Витальевич вел дневники?

- Нет. Который он в юности вел, тот в НКВД забрали, с тех пор дневники он не писал. Отучили раз и навсегда. Все в памяти держал. Но что-то он в последние годы начинал писать, есть у него тетрадочка... Кажется, там описано место, где он родился, на Украине. У него в Крыму сестра жила, писательница Ольга Витальевна Дьякова. Она была членом Союза журналистов, выпустила книжку "Советские люди". Я была у нее в гостях в 75-м году, когда ездила напылять стекла для телескопа в Крымскую обсерваторию. Детей у Ольги не было.

Мать у Толи тоже в Крыму жила, умерла скоропостижно в 82 года. Родители были, кажется, учителями. Двух бабушек своих он вспоминал: одна украинка, другая гречанка. Ему все говорили "нерусский", а про волосы так все спорили, что он парик носит, даже с парикмахером спорили. Потом уж стало видно, что не парик, когда поредели. А я превратилась в домашнего парикмахера: как лето, так и остригаю его наголо.

- Для детей он находил время?

- Домик был маленький, 15 квадратов всего, а нас в нем - шесть человек. Здесь и работа, здесь и дети. Они к нему на стол лезут, тоже вместе с ним пишут, на книгах и везде. Если я начинала их ругать, он говорил: "Не смей портить нервы детям!" Он их ни разу пальцем не тронул никого, я со всеми управлялась. Маленькими были, он им сказки читал, книжки покупал. Пока они на улицу не пошли. Как уж пошли на улицу - тогда все, у них свои друзья. А до школы-то он много с ними занимался. Когда умер, так... Ох они его и жалели!..

Помню, Камилл учился, отец получит 60 рублей аванса и бежит скорее на почту ему переводить. Ему 60, Лене два раза в месяц по 30 - вот уже и зарплаты нет. Камилл окончил физический факультет Минского университета. Лена - Иркутский метеорологический техникум, Саша - летное училище в Бугуруслане, а Валера - горный техникум в Осинниках. Все работают, все при деле.

 

"Меня признают после смерти".

- Дьяков был известен при жизни?

- Он все говорил: "Меня признают только после смерти". Может, поэтому он смерти не боялся, даже хотел умереть. Говорил: "Давай уйдем из жизни вместе. Подлецы одолели. Не могу больше!" А ведь молодой был, здоровый...

Очень переживал, что его в научном мире не признавали. Написал труд по гелиометеорологии, называется он, кажется, "Динамика атмосферы". Это дело всей его жизни. Рукопись отпечатана на машинке в двух экземплярах: один на русском, другой на французском. Камилл хотел ее сдать в печать в Ленинграде - не удалось. Здесь где-то обещали напечатать - то же самое, не напечатали.

Толя намеревался отослать ее за границу, чтобы там напечатали, да побоялся, что не дойдет или что заберут да присвоят - он много читал о таких случаях в науке. Хотел сам поехать, документы оформил, но... 58-я статья его не пустила.

Он все в академию ездил, все доказывал свою правоту. В 72-м году наконец с триумфом вернулся - сделал доклад в Москве. Потом в Одессе выступил с докладом, в Минской академии наук. Вроде признали его, но не все. Когда он в Ленинграде выступил, пять ученых были за и пять - против его теории. Зато сейчас по телевизору все время говорят, что солнечные пятна действуют на людей и на всю атмосферу. Сейчас этот факт признали, а раньше отрицали... А он все доказывал. Пятна-то эти он наблюдал давно. С сорокового года у нас с ним накоплены наблюдения. Поначалу приборов не было, так он съездил в Алма-Ату, там ему дали трубу - она и сейчас еще жива, та труба, - и мы с ним приспособились: в сенях дырку сделали, трубу в нее выставляли и зарисовывали пятна.

А потом ему купили (кажется, рудник) ученический телескопчик. И вот выйдем с ним на улицу, он зарисовывает, а я стою, подкручиваю - земля-то движется. А потом, когда нам в 60-м году новый дом рудник дал, мы к старому башню пристроили. Наняли людей - кирпич еще раньше был куплен - и построили башню за свой счет. Штукатурку всю внутри я сделала.

Толя списался с французами, обратился с просьбой к нашему правительству, чтобы закупили у них телескоп, вот они и закупили. И купол тоже из Франции пришел, и установка. Рудничное начальство выделило технику для монтажа, трубу в механическом цехе выточили. И стали вести наблюдения уже на настоящем, хорошем оборудовании.

 

"Ему аплодировала Габриэль Фламмарион".

- А какие отношения у Дьякова были с Францией?

- Он ведь с 1932 года состоял действительным членом Французского астрономического общества, посылал туда свои работы. У него любимым ученым был французский астроном Камилл Фламмарион, он и французским самостоятельно овладел, чтобы его работы в подлиннике читать, и сына в честь его назвал. А в 72-м году он предсказал французам суровую зиму, и его прогноз полностью подтвердился. У него мечта была - побывать во Франции, на могиле Фламмариона, познакомиться с его женой Габриэль. И он с ней все-таки встретился - но не во Франции, куда его не пустили, а в Москве на X съезде Международного астрономического союза, еще в 1958 году. Анатолий там выступил с сообщением, что на основе наблюдения за Солнцем можно с большой точностью прогнозировать погоду, причем в заданном районе и на конкретный отрезок времени. Все ему тогда аплодировали, и она тоже. Она уже старая-старая старушка была. Сейчас ее нет в живых.

- Кто-нибудь из детей продолжил дело отца? Есть у него последователи?

- Он надеялся на Камилла. Камилл после окончания университета остался работать в Минской академии. Отец его к себе позвал, и он в 78-м году приехал. Он Камиллу все рассказывал и книги давал - читай. Восемь лет сын с ним проработал да два года без него. Прогнозы давал, но, конечно, не то, что отец. Не смог он работать по его методу в метеорологии. У того интуиция была, что ли. Бывало, выйдет на крыльцо и уже сразу смотрит: облака какие, откуда какой ветер. В солнечный день в башню лезет, наблюдает. Когда в Москву уезжал, я делала его наблюдения в башне. После его смерти в 90-е годы службу ликвидировали, телескоп рудник продал... Да и зачем нужна метеостанция без прогнозов? Она и с прогнозами не очень-то была нужна. А мы все эти годы, даже когда в очередной раз закрывали нас, прогнозы давали и наблюдения не бросали. У нас с сорокового года накопились наблюдения. Я и сейчас их веду. За солнцем нет возможности наблюдать, а температуру записываю. Знаю, что никому не пригодится, но делаю это для себя. Мне самой интересно.

 

"Пришел мой конец...".

- У него день рождения 7 ноября. И на 7 ноября 84-го года он заболел. Собрались мы, дети все приехали. Завели они разговор о науке, о каком-то ученом. И он вдруг забыл этого ученого! И не мог вспомнить. Пошли мы с ним ночевать в старый домик. И вот он все - ох да ох - ходит. "Что с тобой? Болит что-нибудь?" - спрашиваю. "Нет".

Утром вызвали врача, тот направил его на обследование в Каз. Там решили, что его срочно нужно везти в Новокузнецк. Неделю обследовали его и сделали заключение: инсульт головного мозга. Он никого не помнил, даже детей. А меня узнал: я как пришла в больницу, ухватился за меня: "Увези отсюда, увези скорее!" Назавтра его выписали, и вернулись мы домой. То, бывало, приду к нему в старый дом, в его "рабочий кабинет", он говорит, говорит без умолку, а тут - молчит. Сядет, поест, ляжет на диван. А над диваном полка, а на полке книги. Вот он достанет одну книгу, другую, перекладывает их, а читать не может. Я наблюдения веду, по хозяйству управляюсь. Поесть ему принесу: поест - ляжет, поест - ляжет.

Новый год прошел, февраль наступил.

15 февраля утром прихожу, смотрю - он сам встал, оделся, обулся. Я приношу газеты, он садится, читает их. Я удивилась: что такое, думаю, с самого начала болезни такого не было, наверное, выздоровел. Спрашиваю: "Толь, ты наших детей помнишь?" А он: "Да ты что, с ума сошла? Как же я их не помню?" "Ну скажи, Валера в каком году родился?" Он всех подряд назвал, всех знает.

Сел газеты читать. Я рада не рада, вышла. Возвращаюсь, а он, видно, чурку хотел расколоть, топор взял, и его снова прихватило: "У меня, - говорит, - сразу все-все заболело". Побежала за лекарством, приношу, а он на полу лежит. "Толь, ты чего это на полу развалился? Упал, что ли?" - "Нет, я лег - тяжело...".

Позвонила Камиллу, он был на станции, на горе: "Камилл, с отцом плохо!" Он тут же и приехал - скатился на лыжах. Спрашивает: "Папа, что с тобой?" А он и говорит: "Камилл, пришел мой конец, я умираю". Позвонила в "скорую", врач приехала, укол давай ему ставить, а он ни в какую - никогда в жизни не давался уколы ставить. Уговорили его. Видно, отлегло немного, и он давай ее спрашивать по медицине. Она засобиралась было к другому больному, а он все ее не отпускает: посидите, мол, посидите. Та все же уехала, а через 15 минут ему плохо стало. Сердце остановилось...

Была пятница, и я пошла на рудник, чтобы успеть перед выходными снять со сберкнижки 600 рублей денег.

Умер он пятнадцатого числа в пятнадцать часов пятнадцать минут. Все пятнадцать...

Хоронили в мороз. Градусов двадцать, наверное, но солнце ярко светило. Народу было много, из Кемерова, из Новокузнецка приехали. Пронесли его по Центральной улице, мимо рудоуправления и так, на руках, до самых могилок донесли, даже на машину гроб не ставили. Он, правда, просил похоронить его не там, а на вершине горы, возле обсерватории, но кто ж разрешит? Да и нет уж теперь этой обсерватории...

Похоронили, все разъехались, я осталась. И так уже 13 лет живу...

 

Записала Ольга ЩУКИНА.

Источник: www.pressarchive.ru

Архив новостей