На дурнячка...(рассказ). Николай Ничик

08 сентября 2014 

(Автор - Николай Николаевич Ничик, родился 27 августа1953 года в селе Пустовойтовка Сумской области (Украина).

Награжден знаком «Шахтерская слава» 3-йстепени.

Коллективные сборники:

«Спроси себя..» (Кемерово, 1987),

«Неоконченный диалог» (Новокузнецк, 1999),

«Космос «Железного волка», или Панцырь Кузнечика»,

«Родительский дом» (Москва, 2002).

Публикации:

«Рабоче – крестьянский корреспондент» (Москва),

«Роман газета» (Москва),

«Наш современник»,

«Огни Кузбасса».

Член Союза писателей России. Живет в Новокузнецке.)

Как всегда, Тарас Лисичкин хотел попасть к начальнику смены если не первым, то все-таки раньше других горных мастеров, у кого отчет о выполнении бригадой наряда может сильно подзатянуться...

Частенько ему это удавалось.

Работал он на проходческом участке, и, полностью выполнив перекрепку, звено могло сразу подняться на-гора. Но – втихаря. Чтобы горные инженеры, не дай бог, не заметили. Не то начнётся привычное: почему покинули рабочие места раньше срока? Кто недосмотрел? Кто позволил?!

Если на глаза кому-то из управленцев попадутся один-два горняка, это полбеды, тут всегда можно отбиться: был, мол, на другом пласту или помогал своим ребятам металлокрепь доставлять. А с нарушителями, мол, обязательно разберусь. Своей властью.

Заметят уход всей бригады – жди большой, долгой выволочки.

Чего доброго, могут снять с мастеров, перевести в горнорабочие. А из «гээрпэ» тяжело, ох как тяжело вернуться обратно – снова восстановиться в прежней должности. Даже если ты с дипломом о высшем образовании. О средне-техническом и говорить нечего: до самой пенсии с лопатой и кайлом будешь вкалывать на зачистке.

Если у тебя, конечно, нет хоть мало-мальской подвязки.

Все это Тарас прекрасно понимал, и хоть институтский диплом у него имелся, «волосатой руки» сроду не было.

Хотя на отчет к начальнику смены Лисичкин зашел вторым, сразу после мастера участка внутришахтного транспорта, времени ему пришлось потерять «вагон и маленькую тележку».

Как его коллега не сообразил, что лучше бы ему прийти позже?.. И не задерживал бы других мастеров, и самого по всем падежам склоняли меньше – поджимало бы время развозить горняков по домам. А так в присутствии больше десятка человек ему приходилось то бледнеть, а то покрываться краской.

Вытирая кативший градом пот, в который раз принимался объяснять всегда дотошному, а теперь ещё и раздраженному начальнику, как его бригада «пустила орла».

Кое-кто из присутствующих теперь мастеров и сам видел, как тот на верхней приемной площадке помогал шахтерам присоединить к «бегунку» две «козы» с лесом и вагон с инертной пылью. Вместо того чтобы разбить на три ходки, решили спустить все в шахту единым махом, и – на-гора. Перекуривать.

Однако случилось то, чего опытный горняк всегда опасается. При спуске машинист лебедки слишком резко затормозил в конце крутяка, далеко не новый канат лопнул, и весь состав «загудел» вниз.

Хорошо ещё, что предыдущей сменой на нижней разминовке был опущен барьер, а то не избежать бы большой беды. Мало того, что кого-нибудь угораздило бы попасть под колеса – площадки на бешенной скорости могли попасть в зумпф для откачки воды. А там у насосов постоянно дежурят люди.

Поскольку чепэ произошло под конец второй смены, не исключалось и то, что уставшие горняки подремывали бы у теплой подстанции. Но даже если бы все обошлось с людьми, наверняка разбило бы насос, затопило электродвигатель. А где ты ночью новый насос найдешь?

Хочешь не хочешь, пришлось бы утра ждать, а к этому времени внизу уже хозяйничал бы потоп.

Так или иначе, эти «мудрецы» в какой-то мере помогли утренней смене: не нужно будет посылать людей на осланцовку. После их неудачного маневра выработка сделалась такой белой, что какой-нибудь новичок наверняка мог бы подумать: ждут солидную комиссию из горно-технической инспекции.

С другой стороны, добавилась работа незапланированная: придется восстанавливать барьер у разбитой кровли, по новой ставить металлокрепь, разбирать завал. Работы не на одну смену, и это в конце месяца, когда каждому надо и свои «хвосты» подчищать...

Какими только крепкими словами не обложенный, провинившийся мастер сел наконец писать объяснительную, а Лисичкин быстренько сдал отчет и отправился в буфет выпить традиционную бутылку кефира.

Ребята из отработавшего звена обещали занять в автобусе место получше: только что вернувшийся из поездки на какое-то очередное совещание активистов рабочего движения Кошкин обещал показать незнакомую игру «храп» – говорили, специально купил для этого новенькую колоду.

До отхода автобуса оставалось несколько минут, и Лисичкин решил, что успеет выкурить сигарету. Поглядывал в окошко на ребят из смены: на передних местах, молодцы.

У двери в автобус сидели на асфальте дворняжки, прозванные почему-то человеческими именами, – Ольга и Клава. Обе с грязной шерстью, замызганные, но не тощие, как бы даже откормленные, они и сейчас преданно глядели на подходивших к машине горняков и одинаково нетерпеливо переминались передними лапами.

Тщательно затоптал окурок, вошел в салон и первым делом невольно поискал взглядом Кошкина: где там устроился со своим новомодным «храпом»?

«Может, их только этому там и учат?» – подумал, невольно усмехнувшись.

В салоне Кошкина пока не было.

«С кем-нибудь остановился, – подумал Тарас. – Хлебом не корми – дай потрепаться...»

И тут вдруг по громкой связи раздался строгий голос диспетчерши:

– Горному мастеру Лисичкину срочно зайти к начальнику смены!

«Этого ещё не хватало!» – успел подумать.

– Ну, сколько можно ждать, мужики? – послышался в глубине автобуса полусонный голос.

Другой тут же подхватил:

– Картошка на столе стынет, водчонка в стопаре выдыхается!..

– Знаешь, куда со своей водчонкой? – почему-то обиделся первый.

– Знаю, знаю.

В дверях Тарас столкнулся с водителем, и, уже поспешая, услышал, как тот сказал:

– Диспетчер просила обождать, хлопцы!

Собаки лениво побежали впереди, и ему пришлось на миг остановиться, чтобы не наступить на одну из дворняжек, – торопился, спрямлял путь.

В нарядной начальник смены Комаров его ошарашил:

– В ламповой до сих пор не разрядился Кошкин, он где?

– Не знаю! – машинально ответил мастер и тут же спохватился: глупость сказал. В его положении – непозволительную.

А начальник уже прицепился:

– Хорош – не знает!

– В шахте на смене был, это точно...

– Был-то был, сейчас – где? – повысил голос начальник.

Лисичкин замялся: за час до конца смены звено крепильщиков свой наряд выполнило, и он разрешил ребятам, «не засвечиваясь», подняться на-гора. Сам по конвейерному штреку пошел вниз проверить работу доставщиков.

Времени с тех пор хватило бы и до одурения накуриться, и сыграть в «тыщу» и, не торопясь, зайти в ламповую. Но разве скажешь начальнику, что люди вышли наверх без горного мастера? Сказать так – вынести самому себе приговор.

«Опять этот Кошкин, опять! – пронеслось у мастера в голове. – Что будешь делать – опять он!»

Чтобы уснул в каптерке, не должно быть – ребята наверняка разбудили бы.

Остался в шахте? Но что ему там одному да еще без инструмента?

Да и потом: Кошкин не из тех, кто по собственной инициативе задержится для доброго дела, нет! Активист-то он активист, да больше по другой части...

– Ну, так я спрашиваю?! – наседал начальник.

И Тарас понес пальцы к затылку...

А правда: вдруг что-нибудь стряслось на транспортной ленте при выезде на-гора?

Сколько уже было случаев, сколько!

Чуть зазевался, и посадочную площадку проехал. Больше ждать нечего – надо спрыгивать. А лента бежит!..

До концевого выключателя не дотянуться, надо идти на риск – другого выхода нету. А там уже – пан или пропал!

 

Но с Кошкиным этого не должно бы случиться. Чего-чего, а осторожности ему не занимать: уже учёный! С похмелья или чуть выпивший никогда на ленту не сядет. Пусть втрое больше потратит времени, да усядется в кресло на «канатке». По тому, как предпочитает спускаться-подниматься, пожалуй, можно судить, давно ли «брал на грудь» или – только что?

«Когда он, интересно, последний раз – на ленте-то? – пронеслось у Лисичкина. – И сам уже небось позабыл?»

Кошкин-Кошкин!..

Опять – он. Собственной персоной... персона-а!

– Последний раз тебя спрашиваю: где человек?! – сменный, уже не сдерживаясь, грохнул кулаком по столу – путевки слетели на пол, под кресло покатилась ручка.

Ещё чуть-чуть, и этот предпенсионного возраста крепыш-колобок с округлым красным лицом выйдет из себя окончательно – тогда держись!

Когда работал начальником участка, проходящие мимо раскомандировки мужики невольно замедляли темп или вообще останавливались: послушать заковыристый мат, а то, бывало, на спор посчитать «этажи». Женщины предпочитали хорошо знакомую дверь обегать стороной: чего только из-за неё не доносилось, чего не слышалось!

И то правда, что ругал-материл начальник всегда по делу, всегда тех, кто «давно выпрашивал»: дисциплину любил и старался держать её всеми средствами.

Но вот из-за аварии в бригаде, когда сильно травмировались двое, перевели его начальником смены. И не успел ещё забыться тот громкий случай, как опять – на тебе...

Дверь открылась, вслед за горным диспетчером в кабинет вошла ламповщица, ещё из-за спины начала:

– Кого только со смены не спрашивала – никто его не видал!

– Отправляйте автобусы! – рявкнул сменный. И обернулся к Лисичкину. – А ты!..

Тут он «закатил», как в лучшие свои времена, и про себя Тарас усмехнулся: появление ламповщицы, небось, подействовало – «разряжается» вместо Кошкина!

– Т-ты!.. Ты дуй на его рабочее место... ищи, где хочешь! Но чтобы через час я знал, что диспетчеру объединения докладывать!

Сколько Тарасу и до того приходилось оставаться в шахте, когда почему-то не вышел сменщик или случилось что-нибудь из ряда вон выходящее. Дома давно к этому привыкли, жена только иногда вздыхала, но сегодня он пообещал ей быть вовремя: у дочери день рождения, и по давней традиции её поздравляли вечером – в тот час, когда на свет появилась.

К торжественному этому моменту готовились с женой всегда заранее. Вот и на этот раз уже купили в универмаге куклу Барби со всеми прилагаемыми к ней аксессуарами... уже какая по счёту Барби!

Ему, признаться, не нравилось, что из года в год повторяется эта история с американской куклой, но тут, как выяснилось, такое дело: стоит купить одну, и – началось. На следующий год Барби продавалась уже в новом наряде и с новыми причиндалами, девочки начинали друг перед дружкой хвастать, и как-то так получалось, что покупать надо было всенепременно: неужели, мол, наша Ира хуже других?.. Зачем ей чувствовать себя обойденной? Неужели её родители не в состоянии... ну, и так далее, так далее.

Но ведь и дочь старается: и на этот раз не подвела. Пообещала закончить учебный год с одними пятерками – так и закончила. Круглая отличница!

Через каждую минуту выбегает, небось, теперь на лоджию, вглядывается в вечерние сумерки, пытается среди пешеходов отца разглядеть...

– А может, он уехал домой? – спросила диспетчерша сочувственно.

Тарас даже не понял:

– Кто – домой?

– Да кто? Кого нету – Кошкин твой...

– Как это – домой?

– Да запросто! Посреди смены попросил Петрова-Иванова сдать потом в ламповую светильник, а сам помылся и на электричке преспокойно укатил...

– За час до конца видал его внизу... Какой смысл нарываться на ранний выход, если в это время уехать не на чем?

– Нет смысла, нет, – поддержал горного мастера молчавший до этого помощник начальника вентиляции Бабкин. – Так что сперва в каптерку ещё раз заглянуть можно, а потом по его маршруту – до рабочего места. Чем лукавый не шутит, когда Бог спит?.. Помните, как несколько лет назад соседи наши искали на своей шахте горномонтажника?

Все откликнулись чуть не в один голос:

– Помним, помним...

– Да помним!

– А нашли-то его где, тоже помните? – упрямо продолжал помощник. – В монтажной ка-а-амере, вот где! Уже мертвым: сердчишко отказало...

– Тьфу ты! – отмахнулся сменный. – И без тебя тошно, а ты ещё тоску...

Что правда, то правда: начал вроде за здравие, а кончил...

– Я что?.. Было? Было!

– Да что вы тут все!.. Было – не было...

Опять «закатил»: недаром всё-таки записные остряки в названии местопребывания начальника – «раскомандировка» – первые два слога обычно опускали.

Ткнул толстым пальцем в Лисичкина:

– Ищи давай! Не найдёшь – вызываем горноспасателей!

Только этого и не хватало, да...

Влетит в такую копеечку, что долго потом вспоминать будешь. А то, что он окажется крайним, Тарас не сомневался. Кто в первую очередь отвечает за безопасность каждого в смене – само собой, горный мастер.

– Ищи!

– Не одному же искать! – слабо огрызнулся Тарас.

– Тут он грамотный, ишь! – ещё раз взорвался сменный. И начал наконец остывать. – Так, ладно. Возьмешь смену крепильщиков и пойдешь внизу несколькими группами. Осмотришь все выработки, все запасные выхода осмотришь. И постоянно держи в курсе горного диспетчера... Всё понял?

– Чего ж тут не понять.

Сменный начал было багроветь, но потом только снова ткнул пальцем в сторону двери...

Вместе с крепильщиком Сомовым прямо от посадочной площадки в штольне Тарас направился к тому месту, где бригада накануне пошабашила. Место себе выбрал с неходовой стороны. Не только небогатырский рост и природная худоба, но и опыт, давно уже – опыт, позволяли ему и нормально передвигаться, и с особым вниманием в каждую мелочь всматриваться. Под лентой в штыбе надо тщательно разглядеть каждый подозрительный кусок породы, а то и кучки угля разгрести на пересыпи да в «хвосте»: мало ли... Не дай бог, что-либо с Кошкиным случилось – вовремя хоть теперь увидать!

С ходовой стороны куда проще. Здесь уже столько людей прошло, что, произойди беда, – давно бы заметили.

Напарник Тарасу попался неразговорчивый, отвлекаться было не надо, и тут накатило наконец воспоминание, которое прежде от себя часто гнал... не с этого ли все и началось?

Он тогда только что пришел после института, ко всему только привыкал и все пытался не один раз проверить. Сделать это другой раз старался незаметно, но все ловил на себе насмешливые взгляды давно прошедших «и Крым, и Рим» горняков, а то и слышал нарочито дружеское: «Обижаешь, Егорыч!.. Тут все без обмана – тики-так!»

В тот раз он тоже, хоть и уверен был в аккуратности проходчиков, все же проверил сечение только что пройденной выработки: была почти идеально ровной.

– Вот что значит – старая школа! – похвалил он уже немолодого комбайнера, который заодно был звеньевым. – Молодец: за такую работу ставлю повышенный «кэтэу»!

– Кому? – спросил тот.

– Машинисту, конечно!

– А почему одного меня выделяешь? – откликнулся тот. – Ребята что – не работали?

– Не о том речь, – попробовал он тогда объяснить. – Никто не говорит: не работали. Но с чего повышать, если план – только на сто процентов? Прошли бы хоть два-три метра сверх этого, тогда – другой разговор...

Машинист глянул на часы, насмешливо спросил:

– Намекаешь?

Он сперва не понял:

– На что?

– Да как – на что? До конца смены – ещё будь-будь...

– На рекорд пойдем? – хохотнул всегда готовый к шутке электрослесарь.

– А что, что? – гнул своё машинист. – Глянь под ноги!

– Голимый уголь!

– Идём по углю... скребки не подводят.

Скребковый конвейер, и правда, работал всю смену, как часы, качал наверх без отказа.

Тишина земного нутра глушила голоса:

– Пошли на рекорд, пошли!

– С рекордом – хрен с им, гроши нужны.

– Были бы гроши да щи хороши, да!

– Это тебе! А передачу видал вчера?

– Эт какую?

– Какую, какую! Бомжа корреспондент спрашивает: какое ваше самое большое желание? Он грит: хочу, чтобы президент наш пить бросил!

– Человек, а?! «Жила бы страна родная...» Хоть сам – под забором!

– Чем же ему ещё и заниматься, если не пить? Да на его ба месте кажный...

– Столько халявы!

– Чё, мужики? Так и будем базлать или – начнем вкалывать?

– Покажи давай первый!

 

Треп кончился: взялись за дело.

Пока звеньевой с проходчиками настраивались дозакрепить последних два верхняка, Тарас и электрослесарь взяли сверла, начали бурить в кровле шпуры.

Доставщики, поругиваясь, неохотно отправились в соседний штрек за металлокрепью и затяжками. Это, конечно, могла бы сделать и утренняя смена, но кто потащит в забой лишние железяки, когда и ежу ясно, сколько на смену и чего нужно.

Тут и ещё: среди черной вообще шахтерской косточки есть своя «белая» – комбайнеры, проходчики, электрослесари. Разряд у них само собой выше, за качество и за перевыполнение получают этот самый, престижный, конечно же, «кэтэу», а что касается «гээрпешников», тем чего дергаться: недаром говорится, что прыгнуть выше третьего разряда для них – все равно что выше того места, откуда ноги растут, – не прыгнешь. Кошкин в тот день как раз и жаловался, что опять не пересдал даже на второй разряд – куда до третьего.

Да и, правду сказать, не заведено было на участке выставлять повышенный «коэффициент трудововго участия» доставщикам: об этом Тараса в первые дни предупредили чуть ли не официально.

Когда горняки с железом на плечах вернулись в забой, все уже было закреплено. Оставалось отогнать назад комбайн и зачиститься.

Но тут-то, как нарочно, остановился главный ленточный конвейер.

Кто-то из «грозов» предложил «все послать» и шабашить, но звено с ним не согласилось: зря старались?

Поспорили и решили запустить привода на местном режиме.

Около каждой кнопки поставили по горнорабочему, и каждый по световому сигналу горного мастера в забое должен был по цепочке передавать команду: чтобы «по уму», экономя каждый метр металлического полотна, как можно больше закачать угля на механизмы.

Стали решать, кого поставить на самый капризный привод, у воды, и тут началось:

– Как это кого – Кошкина! У него нонче новая резина, заметили?

– Гля, и правда!

– А где ты их оторвал, новенькие?

– Он свои, ребята, принёс!

– Была у собаки хата, жди.

– Это когда на разряд не сдал, рваные сапоги оставляешь, дают новые. Чтоб не нюнил...

– Чтоб не послал, ага, да с шахты не ушел...

Поначалу у Кошкина дело спорилось, но как только пошли большие куски, привод стал барахлить. Порода попадала под цепи, становилась в воде такой «осклизлой», что никак не подхватишь.

Горняки с опытом запрыгивают тогда на скребки и собственным весом начинают их осторожно прокачивать.

Всё это узнал Тарас уже после...

А тогда, тогда...

Видать, так оно все и было: тоже запрыгнул, и первые булыги скачались-таки на ленту.

Ещё попробовал, но тут кусок угля под пяткой раздавился, нога соскользнула под скребок... не любил обо всём этот Тарас вспоминать, да нынче куда деваться. Чего только не придёт в голову!

Потом уже, когда Кошкина увезли в «травму», да и в то время, пока находился в больнице, бригадные старички проводили «разбор полетов»: как понимал Тарас, учили его уму-разуму.

– Ещё счастливо отделался! – говорили, покуривая. – Тут главное дело – концевой выключатель найти: потянул на себя – всё стало...

– В рубашке родился! А то бы затянуло под привод...

– Ногу оторвало и скачало на ленту – это бы в лучшем случае... А то перемяло бы... что там!

– Все равно что в большую мясорубку...

– Говорил же потом, на кнопку выключателя у его последняя надёжа была. Перед самой головкой.

– Её-то он пропустил, а концевой все-таки уцопал.

– Уцопал дак уцопал!.. Хорошо, что рабочий концевой: звонок до сих пор в ушах... как только ты его, Егорыч, тогда оторвал от провода?

Поглядывали на него, испытывающе, а он понимал: не о том хотят сказать. Не о том спросить.

Кошкин был без верхонок, руки ему порезало – на рукавах спецовки Тараса, когда потом за него хватался, остались пятна крови.

– Потерпи! – торопливо уговаривал Тарас. – Ребята побежали звонить диспетчеру, потерпи!

– Мастер! Слышь, мастер? – морщась от боли, на полухрипе шептал Кошкин. – Ты никому не говори, а то и тебе хуже будет!

– Чего не говорить?

– Скажи, если что, потом дали... вроде как обезболить...

И только тут различил Тарас запашок:

– Когда это ты успел?

– Вчера ещё... один мой друган с лидерами кентуется, ну и пришли с им к ним: побазарить... А как без этого дела?

– Да от тебя вроде – свежачком?

– Ну, было чуть с собой, было... только ты никому! И ребятам – ни копейки лишней, и самого накажут... А так ты – молчок, и всё. Остальное мой друган на себя возьмёт.

Вот и посматривали теперь: вроде не проговорился молодой мастер. Лишней бумаги вроде не стал марать. Объяснительную написал, как научили. Но «очко»-то поди играет?

Может, с этого все и началось?!

Молча прошли всю ленточную цепочку: никого-ничего.

Тарас повернул к вентиляционному штреку – звонить диспетчеру.

Тот тоже его ничем не обрадовал: старшие поисковых групп уже отчитались, все уже на-гора вышли – придется наверху искать!

Там тут же наметили, кто куда пойдет, тут же быстренько разошлись.

Тарасу давно хотелось пить, внизу берёг остатки чая во фляжке, а тут чего его беречь. Отвинтил крышку, глотнул последнее, но это только прибавило ему жажды. У горняков не стал побираться: огляделся и по плахе, переброшенной через грязноватый ручей, пошел к знакомому роднику.

На березке у родника одиноко висел самоспасатель.

«Кто-то допался до холоднячка, – мелькнуло у Тараса, – забыл про «банку»!

Шел бы сразу в ламповую – забрал, а пока чего с ним таскаться. Да ещё кинется небось человек в конце смены, вспомнит, где мог оставить. Сюда примчится, а её нету – где искать?

Из трубы, забитой в скважину, вырывался слабенький фонтанчик, и он сперва прополоскал рот, попил вволюшку, а потом непроизвольно рубанул рукой и стал до пояса раздеваться.

Плескал себе в лицо, фыркал, тер лоб и щеки, шлепал по груди и пытался спину достать ладонями: хоть чуточку освежиться.

Уже приближалось утро, но от дневной жары накануне по-прежнему было душно, и его клонило в сон: вздремнуть бы часиков сто!

За кустарником участилось миганье фонарей, слышней стали голоса горняков...

Пошел, было, обратно через ручей, но на середине плахи остановился и повернул обратно. Снял самоспасатель с обломанного сучка, повернул к себе донышком.

 

Долго рассматривал разборчиво нанесенный красной краской табельный номер, тряхнул головой, снова всмотрелся и вдруг забросил «банку» на плечо и сложил ладони рупором:

– Ко-ошкин! – заорал что было мочи. – Ты ту-ут?.. Где ты, Кошкин?

С десяток фонарей направили свои огоньки в его сторону, стали быстро приближаться, но он уже бросил в траву оба самоспасателя – свой и Кошкина – берегом ручья помчался через лопухи и кустарники.

– Ко-ошкин!.. Отзови-ись!

Чтобы пошел за опятами на ночь глядя да заблудился – это навряд ли. Застрял да обессилел в ручье?.. Как-то чуть не всею бригадой вытаскивали бычка, которого прочно засосало под камышами.

Позвать народ он забыл, но горняки уже появились рядом:

– Какие новости, мастер?

– Услышал, как отозвался?

Он остановился перевести дух:

– «Банку» его нашел!

– И где теперь искать будем?

Звеньевого он отправил звонить диспетчеру, сам с одной группой, быстро растянувшейся по ложку, начал прочесывать кустарник. Другую отправил по садовым участкам рядом: осматривать домики, бытовушки, каптерки, погреба...

– А по картошке искать?! – оттуда крикнули.

– Везде! – приказал он. – Всё осматривать!

– Дак вытопчем! – раздался недовольный голос. – Кошкин твой платить будет или нам придется?

Конечно, люди устали.

– Эй, мастер! – снова оттуда донеслось. – Может, нам на пасеку завернуть?

Ему уже приходило в голову: как в прошлом году чуть ли не так же искали двух пропавших ребят, а те попивали себе медовушку у кума...

– Каску нашел, Егорыч!

К нему бежал новичок, с которым мало пока был знаком. По бокам от него неслись дворняжки Ольга и Клава, две шахтерские любимицы. Подпрыгивали, будто хотели выхватить каску у горняка из рук.

– Погоди-ка! – остановил Тарас молодого горняка. – Дай-ка мне её, дай...

Кошкин любил с ними забавляться: обе «служили» ему, когда угощал косточками, которые специально выпрашивал у работниц на кухне... если бы только косточки!

Совсем не к месту представилось, как сам Кошкин «служит» перед буфетом, где тебя всегда могут отоварить дешевой «паленкой»... Обед он берет из дома – не затем ли вместе с другими опять кучковался перед сменой около пищеблока?

– Где вы там с сигаретами, где? – увидав мастера, прикрикнул в полуприкрытую дверь.

Эх, кабы только сигареты!..

Дворняжки подпрыгивали теперь возле него, и он наклонился к ним:

– Ольга!.. Клава!.. Ну, где ваш кормилец, где?

Неужели до них дошло?

Или «друг человека», случается, понятливей самого человека?

Велел горнякам двигать все так же по ручью, а сам заспешил за собаками, которые отклонились в сторону, по склону ложка стали подниматься к погрузке.

– Эй, не так шустро! – пробовал Тарас их попридержать, но они только убыстряли бег.

– Клава!.. Олька!

В карманах никогда для них ничего не держал, приманить теперь нечем.

Раскорчеванная когда-то таёжная целина так и осталась кочкарником, покрытым теперь густым подростом... не напрасно он бежит?

Если здесь Кошкин, как его могло сюда занести?

Собаки впереди заскулили, он и ещё прибавил шагу.

За вздыбившимся, обросшим мхом корнем обе они уже тыкались носами в закрытое полой куртки лицо Кошкина: лежал, свернувшись калачиком, и висевшая на спине головка фонаря все еще бросала слабый кружок света на худосочную траву рядом...

Оттолкнув ладонью собачьи носы, Тарас поднял полу куртки, и словно этому его движению в такт раздалось тихое причмокиванье, а потом вдруг возник такой мощный, с захлебом, храп...

Тарас схватил его за отвороты куртки:

– Кошкин!.. Витька!

В голову опять некстати пришло, как тот однажды среди трепа в бригаде выбросил над плечом два растопыренных пальца над сжатыми остальными:

– Это, мужики, мой знак: Виктор, значит – победитель...

Тарас тряхнул посильней:

– П-победитель, т-твою!.. В морду дать?!

Еще один рывок заставил Кошкина разомкнуть веки, открыть ошалелые глаза:

– Егорыч! – забормотал. – Ты тут – как?!

– Вся шахта тебя, гада, ищет!

«Победитель» на лепет перешел:

– Не продавай, Егорыч!.. Не продавай... попался дурнячок – кто откажется?.. А тут друган старый... сам рази отказался бы, ну, Егорыч?!

Он вдруг разом разжал кулаки, пальцами резко оттолкнул Кошкина:

– Мразь!

Такая вдруг навалилась на Тараса усталость! И – такая тоска...

Опустился на землю, руками колени подтянул, ткнулся в них головой...

«Это ж вот тогда! – горько думал. – Когда они вернулись с этим шахтёрским поездом, что возил в Москву тысячу горняков – на Красной площади стучать касками... Ребята рассказывали: его не хотели брать, Кошкина, просился – чуть не плакал. В конце концов плюнули: приходи на вокзал. На всякий случай. Вдруг заболеет кто в последний момент. Или кто опоздает... Тогда – так и быть. И ты!.. Когда из Москвы вернулись, в бригаде первым делом: ну, что там?!.. А он ещё в себя не пришел: дурнячка, ребята, было – залейся!..»

Тарас смежил веки, и в глазах больно кольнуло...

«А, может, он, и правда, – победитель?.. Кошкин? И надо мной, и над всеми... над Иркой с её куклой Барби, которая тоже всех победила... над нищими старухами... а кто его привел-то к победе, кто?! Тоже – все?.. Или только такие, как ты?!»

Плечи его тряслись.

«Мразь! – катал он лбом по коленкам. – Ах, мразь!.. Но больше – кто?.. Всё-таки я сам... или... или?.. Уж кому-кому, а самый крупный дурнячок им там в Москве достался... и беспалому «другу шахтеров» первому: на горбу внесли в Кремль, на горбу... винить Витьку?!»

Лисичкин сидел и беззвучно плакал, а рядом дворняжки Ольга и Клава наперегонки вылизывали опухшее со сна лицо Кошкина...

Источник: http://ognikuzbassa.ru/category-prose/199-na-durnyachka?showall=1&limitstart=

Архив новостей