Николай Шарифулин – молодой автор из города Берёзовского

Николай Шарифулин родился 8 ноября 1995 года в Берёзовском Кемеровской области. До 12 лет его воспитывала бабушка, потом он попал в приют, откуда его забрала тётя. Со слов Николая, именно она оказала на него значительное влияние.

В 2012 году он окончил школу и поступил в Кемеровский горнотехнический техникум. Здесь Николай активно развивает свой талант – пишет стихи, устраивает литературные вечера.

В 2015 году он решил подать документы в Кемеровский институт культуры на специальность «артист драматического театра и кино». Как он признавался позднее, именно актерское мастерство помогло сформировать поэтический способности.

В 2016 году Николай Шарифулин знакомится с членом Союза писателей России, поэтом Борисом Васильевичем Бурмистровым, который становится его наставником. В апреле следующего года Николай выпускает первый поэтический сборник «После пауз», сопровождаемый вступительной статьей Б.В. Бурмистрова.

«У Николая есть внутренний разговор, монолог, нуждающийся в собеседнике... – говорится в ней. - Это его голос, пока не громкий, сбивчивый, но это его выдох и вдох – нового, свежего, неизведанного... У Николая Шарифулина есть желание творить, есть мысли, есть внутреннее ощущение поэзии, жизни и Слова...»

В конце 2017-го Николай создал две пьесы «Люди» и «Последнее воскресенье ноября». Драмы были отправлены на XVI Международный конкурс драматургов «Евразия-2018», который возглавляет Николай Владимирович Коляда, известный советский и российский актёр, прозаик, драматург, сценарист, театральный режиссёр. Всего на конкурс поступила 201 пьеса.

«Последнее воскресенье ноября» попало в шорт-лист конкурса, как «пьеса для большой сцены». В этом же году в театре города Улан-Удэ прошла премьера этого спектакля. Это стало большим успехом Николая.

Летом 2018 года молодой поэт, писатель и драматург Николай Григорьевич Шарифулин побывал в Москве, где выступал на творческих вечерах в Российской государственной библиотеке искусств и в библиотеке имени И.С. Тургенева.

В настоящее время поэт живёт в Кемерове, активно работает над новым сборником стихов «Береговая линия», который собирается завершить к середине 2021-го.

Уже в его названии, признаётся автор, он намеренно отсылает читателя к стихотворениям современного французского поэта Мишеля Уэльбека – к его «очертаниям последнего берега». В книге он думает представить как лирические стихотворения, так и те, в которых поднимается ряд философских вопросов: о человеке, бытие, Боге. Помимо стихов, в сборнике также будут размещены размышления поэта о поэзии и творчестве.

Собинф

 

О ТВОРЧЕСТВЕ Н. ШАРИФУЛИНА

Творчество Николая Шарифулина многогранно, его стихи выдержанные, монотонные и разноплановые. Одни из них написаны в незамысловатой форме. Как правило, к этим стихам можно отнести любовную лирику:

«...любовь я прировнял в безумии к Даллол».

                                                          («Наваждение»)

«Твой телефонный номер повторяю

я, как – алгебраический закон».

                                               («Сонетная трилогия»)

Другие же его стихи, напротив, очень сложные, содержащие огромный пласт общечеловеческих проблем. Нередко кемеровский поэт затрагивает философские аспекты устройства мира, ссылаясь на работы Ж.П. Сартра, Э. Фромма и других мыслителей.

«Жалко, что нету козырной масти –

всё распадется во тьме на части,

Сартр сказал, затыкая пасти,

что деньги – синоним власти».

Фраза «Деньги являются синонимом власти» отсылает нас к экзистенциализму Ж.П. Сартра, которую можно встретить в книги «Бытие и ничто».

Тексты Николая Шарифулина непредсказуемые, читатель не знает, в какой водоворот мыслей он попадёт. Поэт объясняет это тем, что только за счёт этого люди развивают свое мышление.

Как можно заметить, поэт не пользуется в своих стихах глагольной рифмой – её там нет, так как считает её примитивной. Более того, образы, метафоры и эпитеты очень сложны в понимании, так как содержат подтексты, отсылки и вторые планы, как в стихотворении «Заметки о камнях»:

«Где милая Троя?» – в руинах, в камнях...

вождей завлекла паранойя.

Сияние ружий, доспехов и блях

разрушит столицы. Где ж милая Троя?»

Поэт намеренно говорит в подтексте о прошлом, сравнивая его с настоящим, отсылая нас к творчеству О.Э. Мандельштама, а именно к стихотворению «За то, что я руки твои не сумел удержать...», вторым планом здесь является поэма Гомера «Илиада», повествующая о Троянской войне.

Также в творчестве поэта можно встретить древнегреческую мифологию: Пандору, Гелиоса, Аида, Цербера, Эдипа и так далее, которые абсолютно не лишают текст актуальности.

Мария Грачёва

 

СТИХОТВОРЕНИЯ АВТОРА

Сонетная трилогия

          1.

Безадресность – прощальный суррогат,

на полпути ворующая время.

Что делать мне, когда я каменея,

разрушил двусердечный аппарат?

 

Остаток дня, как водится, потух –

над головой гирлянда загорелась.

Безмолвие. Мне кажется – я глух...

Зачем же слышать варварскую смелость?

 

Разлука между нами вбила сваю.

Твой телефонный номер повторяю

я, как – алгебраический закон.

 

И вдруг доходит, что не глух – а нем я...

Но где мой голос? – ничего не внемля,

я всё-таки надеюсь: это сон.

          2.

Что не скажу – всё причиняет боль.

Не лучше ли молчать? – увидев слезы

я стану лгать, но страх метаморфозы

прошепчет, что разлука – канифоль.

 

Свобода от разрывной суеты

тебе, как мимолетная отрава?

Ты головой усиленно мотала,

а я разрушил общие мечты.

 

И я солгал – безмолвно-торопясь –

в надежде быть услышанным, но вскоре

мы обрели бессмысленную связь.

 

Настал тот миг – при нашем разговоре,

что канифоль, что слёзы – отторженье.

Так я солгал... Вернется ли доверье?

          3.

Смеркалось всё. Ты билась над вопросом,

боясь услышать тишину в ответ.

Мои слова, как зыбкий трафарет –

безжизненным покрылись купоросом.

 

Тебя терзало долгое молчанье...

Что для меня amor? – как на свиданье

пришлось мне отвечать совсем иначе,

что грудь забилась в ритме Фибоначчи:

 

– Прообраз немоты – пустой стакан;

воде всегда с ним будет одиноко.

Я знаю – поступил с тобой жестоко.

 

Бездействие... Я снова истукан? –

но кто-то должен в мире ошибаться,

как ученик в неясности абзаца.

 

Наваждение

О н а

Где бы ты ни был – тебя настигну,

Выстрадаю – и верну назад.

М. Цветаева

Не пущу тебя! – а ты бивнями.

От чего же моя душа

стала битая слова-ливнями? –

что не стоит уже гроша.

 

Ты и дверь открыл – окаянную;

стану бедной беглянкой я.

Мне не сложно – я вдаль затуманную

за тобою отправлюсь, любя.

 

Не гони ты меня – наивную.

Я хоть дурочка – близок конец.

Разрушаешь любовь перспективную

мой свободный и гордый беглец.

 

Что пророчили мы – не сбудется.

Хочешь? – пыл мой останови.

Не раба я твоя, не преступница,

но желаю ответной любви.

 

Резкий звук – я впадаю в депрессию.

Резкий взмах – и простыл твой след.

Я с трудом подавляю агрессию,

чтоб сменил ты приоритет.

 

Но любовь твоя – ощущение...

и не более чувств. Эгоист.

Разрывается грудь в наваждении.

Пред собою всегда ты чист.

 

Я

¡Amor, enemigo mío,

muerde tu raíz amarga!

F.G. Lorca

DIVÁN DEL TAMARIT (VI)

В одном звонке скажу тебе без сожаленья:

любовь я прировнял в безумии к Даллол^*.

Не стоит причитать, не нужен валидол, –

пространство очертив, ты утолишь сомненья.

 

Меняйся, – говоришь, – под натиском спирали? –

срываясь, каждый раз, мы обретаем кидь.

Мой эгоизм всегда способен все простить,

забыв твои слова, что в страхе вылетали.

 

Я должен сделать то... Ты не довольна этим...

Но если спросишь: чем был не доволен я? –

то сразу же поймешь, тревожишься ты зря –

первопричина – боль – в неё мы чувства метим.

 

Пустоты впереди, а может и свобода, –

тебе я не хочу доказывать любовь,

к доверью моему ты жизнь свою готовь, –

чтоб выбраться смогли из лап водоворота.

 

Я мог бы без затей всё изменить, однако

перед тобой стоял заполненный алтарь;

теперь же я кричу, как яростный бунтарь:

«Оставь меня! Невроз содействуется с мраком!»

 

Ещё душа болит. Так медленно, так верно

вздымается печаль, оставив некий груз.

Вселенский вывод прост: к тебе я не вернусь, –

хоть внутренне себя я ощущаю скверно.

______

* Вулкан в Эфиопии, рядом с которым находится безжизненный участок земли.

 

Цейтнот

Ты останешься здесь в этом тесном краю;

в твоих грустных глазах – я себя узнаю.

 

Немота праздных чувств от меня в двух шагах? –

но ты ставишь опять мне бессмысленный шах.

 

Ничего... улыбнусь... Гордость – малый удел.

Я повесил мишень... Я настроил прицел...

 

Посиди же со мной, посиди у окна;

коль боишься меня, так испей же вина,

 

но не вздумай терзать меня взглядом своим –

мы с тобою давно от сомнений горим.

 

И пока ещё чист за окном горизонт –

моим фразам и действиям стал бы цейтнот.

 

Я не прав, как всегда? Я не слышу тебя?

Но поставив мне шах, ты лишишься ферзя.

 

Хочешь, верь мне, не верь – я тебе поддаюсь,

потому что достал меланхолии блюз.

 

Оставайся же здесь – в этом тесном краю,

если думаешь, что я тебя не люблю.

 

* * *

А. Ш.

Ты открыла печаль, как бутылку вина

в этом терпком безумие есть превосходство.

Это если смотреть, ощущая сиротство,

позабыв, что любовь нам с тобою видна.

 

Ты открыла печаль, как планету. Во сне

ты всё думаешь, как бы назвать её кратко,

от чего твоим мыслям становится шатко, –

разве ты не была рада этой весне?

 

Ты открыла печаль, как забытую дверь,

от которой ни проку, ни толку. Пространства

между нами всё меньше. Теперь – постоянство,

отголосками будет твердить: ты поверь!

 

Ты открыла меня, как способность к любви,

заглушив в себе прошлое, мы в настоящем

обретаем бессмертье. Под солнцем палящим

твой избыток печали не будет в крови.

 

* * *

Надвигается шторм –

он несёт в себе мысли безбрежные;

в них хранятся слова

и меня не поймут люди здешние.

 

Надвигается шторм...

всё что было – останется в прошлом,

но ты думаешь, я

говорю тебе снова о ложном.

 

Надвигается шторм.

Наши чувства, как брызги солёные,

растворились в груди,

где любовь есть глаза воспалённые.

 

Надвигается шторм:

без идеи, без слов, без задачи... –

просто хочется жить,

забывая свои неудачи.

 

Надвигается шторм, –

как бессмысленна в мире бессонница...

между нами печаль

пронеслась – гелиосова конница.

 

Надвигается шторм.

Мои мысли к тебе возвратятся.

Одинокий маяк

обретает синдром постояльца.

 

Надвигается шторм –

исчезают ночные иллюзии,

чтоб уже навсегда

мы сплотились в объятьях диффузии.

 

О любви

Ты не раз ещё встретишь меня...

у разбитой черты,

где трава не растёт,

где с тобой я на «ты»,

где смотрю я вперёд, –

что бежишь ты, бежишь

души наши храня, –

я не раз...

я не раз ещё вспомню тебя.

 

И любя

               (между делом)

только дай мне ответ:

это Ангел иль Демон

нам смотрит вослед?

Это Ангел! Он здесь,

чтоб сияла заря, –

я не раз...

я не раз ещё вспомню тебя.

 

То ли дождь проливной

мною шепчет: «Постой!»

То ли там – за окном

он становится льдом.

Ты, как радость дождя!

Ты, как счастье дождя!

Я не раз...

я не раз ещё вспомню тебя.

 

Потому что стихами

чувства дышат в груди.

Всё, что есть между нами –

ты в куб возведи:

«Только-только б успеть,

несмотря ни на что...» –

чтоб склониться, как ветвь,

чтоб узреть Божество;

ну а после взглянуть

на волшебную нить,

где откроется путь

всё твердить

мне любя:

«Я не раз...

я не раз ещё вспомню тебя!»

 

* * *

Мы с тобою руки опустили,

бросили любовь на пол пути.

Подожди, давай вернемся или

молчаливо руку отпусти.

 

Дай уйти мне. Не колдуй дверями.

Лишний шум нам больше ни к чему.

Город озарит меня огнями,

указав дорогу. Здесь чуму

 

принял я за высшее искусство,

а любовь за признак ОРВИ.

В скифосе Пандоры нет распутства.

Эрих Фромм ошибся – нет любви.

 

Пусть любовь является привычкой.

Сколь угодно смейся и шути:

сердце я твое открыл отмычкой –

значит нам с тобою по пути?

 

Заметки о камнях

Другу Олегу Пашкову

I

Секундная стрелка бормочет: тик-так, –

       как следствие – я существую.

Хотя бы в квартире, где мятый пиджак

вам интерпретирует Время. Такую

картину вы встретите если глаза

       способны сканировать вещи.

Они не подвижны, но их голоса

       о мире, о жизни – зловещи.

II

Поскольку за ними одна пустота

       они нам талдычат о смерти, –

как вождь у кремлёвской стены, чьи уста

правдиво колышутся. Жизнь в круговерти

конечно, возможна, но вот в чём вопрос:

       а будут ли тучи над нами? –

в ответ получаешь реформу. Курьез

       сравнил нас уже с валунами.

III

Мы – камни. Мы – прах. Наше дело молчать,

       уткнувшись в смартфон, как в газету.

Иначе найдется такая печать,

что прошлое молча встревожит планету.

Молчание – знак, – говоришь, – как же так? –

       я думал иначе: мы – камни.

Жилище. Река. Мостовая. Овраг...

       Молчанье камней даже в спальне.

IV

«Где милая Троя?^*» – в руинах, в камнях...

       вождей завлекла паранойя.

Сияние ружий, доспехов и блях

разрушит столицы. Где ж милая Троя?

Не вспомнить уже Соловецкий курорт –

       история льётся дождями.

Однако она повторяется. Фьорд

       по-прежнему устлан камнями.

V

Параша в параше проснулась (ДР

       отметила) – ночью летала

на черной акуле. Сегодня амбре

сквозит из открытого рта, как с вокзала.

Неведенье – сила. Какую тропу

       нам следует выбрать? Ворота

ты видишь, открыты, но нашу стопу

       уже поглотило болото.

VI

Мне хочется верить упавшей звезде,

       что больше не будут нас клацать, –

но камни немые лежат на земле...

Мне хочется верить, что лет через 20

наступит другая эпоха, – и я

       на улице встречу мальчишку,

который, возможно, совсем без рубля

       откроет пожухлую книжку.

VII

Здесь нет перспектив. Телевизор – профан.

       Осталась лишь ретроспектива.

Взгляни на неё, видишь левиафан

в вождя превратился... Однако дождливо.

Но камни лежат недовольные, ведь

       потухли фонарные спички.

Приятель, систему не преодолеть...

       молчание – дело привычки.

 

* * *

Освободи свои мысли –

их отражает оскал.

Руки веревками свисли,

каждый из нас замолкал.

 

Вспомни дымящийся город,

запах обугленных стен, –

нужен ли пушечный повод,

если поют «Перемен»?

 

Выдержав, мы разузнаем

старый и грустный мотив,

всё, что покажется раем, –

определит негатив.

 

Освободи свои песни –

в них отражается грусть.

Грусть – дальнозоркость болезни, –

я близоруких боюсь.

 

Переживи диктатуру,

дабы взойти на Олимп.

Я не пророк и не гуру:

sapiens – тот же Эдип.

 

Не говори, что мол полис

худший из всех полисов, –

нас ожидает гидролиз,

если услышишь засов.

 

Выпрями спину двуногий! –

проблеск кривой впереди.

Освободитель убогий –

мысли нам освободи!

 

Диалог

Когда кривляться станет ни к чему...

Б. Пастернак 

 – Скажите, что вас волнует, наши Люди ведут учёт.

– Заморожена жизнь, как банковский счёт.

– Это пока не в счёт.

 

– У меня нет дома и нет семьи.

– Держите судьбу за ремни.

– Я живу не лучше вон той свиньи.

 

– Я бы так не сказал, ведь это – второй Пилат.

– Извините, но жизнь – это сущий ад.

– Не хотите ль получить мандат?

 

– Нет, спасибо, свиньей я не стану.

– Зря. Залечили б душевную рану.

– Разрешите принять мне ванну?

 

– Только воду не лейте, у нас лимит.

– Мазаль-тов, я – индивид!

– Не стоит острить и учить иврит.

 

– А может я, как Эйнштейн еврей.

– А может вы просто гей?

– Вы хотите взглянуть на мой апогей?

 

– Только не думайте, что я софист.

– Скорее всего, вы сексист... атеист...

– Нет-нет, гуманист.

 

– А я мизантроп. Кто виноват?

– Толстой? Достоевский? Я понял – Сократ.

– Во всём виноват Пират.

 

– Пилат II! Подпишите бумагу.

– Для начала: не хотите ли брагу?

– Все выпивают за нашу отвагу.

 

– А если за вашу не выпью, то что?

– Тогда вас убьют, вот что.

– Меня и так убьют. Но за что?

 

– За то, что живёте здесь.

– Жизнь не дана, как месть!

– У дерьма появилась честь?

 

– Я не философ и не поэт...

– Мы всё про вас знаем. Вот вам совет...

– Дата и подпись? Это бред!

 

– В твоей голове винегрет, салат!

– Я все подпишу, уберите канат.

– Пилат II будет сильно рад.

 

– Не считаю, что это вполне...

– Становись-ка лицом к стене.

– Жизнь, как баррель скачет в цене...

 

– А-ха-хах!!!

– Человек – это мусор? не нужный прах?

Бах... Бах... Бах...

 

Из Мандельштама

По бескрайней отчизне пройдусь не спеша,

утопая по пояс в болоте.

Никогда ещё так не болела душа...

Что ты знаешь о птичьем полёте?

 

Надо мною Воронеж, как птица кружит,

озирая пространство родное.

Почему в твоем карканье слышится: жид, –

неужели я верил в другое?

 

О, забытое Слово! О, Стих бытия!

О, великая нравственность Были!

О, безумная Жизнь! О, Надежда моя!

Нас по разным углам рассадили.

 

Разделяет звонок... Убивает звонок...

Убиенным не гласностям вторя.

И умчал меня поезд на Дальний Восток,

чтобы встретиться с солнцем у моря.

 

Здесь прилив и отлив катят валы свои,

нагнетая суровость грузина.

Что мы знаем с тобой о великой любви,

если смерть не встречает осина?

 

Бег

1

Бегу неведомо куда,

закрыться бы – не знать печали.

Мне это дастся без труда –

об этом вороны кричали.

 

(Ухмылки вслед, но я бегу, –

душевный хаос лицезрея.

Хоть множество стихов в снегу,

поэзия мне – панацея.)

 

А вороны над головой

нули рисуют так уныло,

что стал я лопнутой струной...

Не догорай мое светило!

2

Но как же хочется кричать,

разбить посуду, хлопнуть дверью.

Судьбой поставлена печать,

как приговор: останься тенью,

 

забудь себя и календарь –

ты так хотел быть одиноким,

что в зеркале увидев тварь,

ты сделаешься в миг жестоким.

 

Поэтому беги, беги, –

забудь о прожитом ненастье

и прячься, услыхав шаги, –

судьбу хватая за запястье.

 

* * *

Август успел сгореть,

оставив прощальный пепел;

хрустит под ногами медь, –

конец октября – не светел.

 

Город не стал мне чужд,

но виден придел территорий, –

оттуда доносится чушь,

как запах: там крематорий.

 

Август уже погас

и пепел отправился в почву,

пел ветер прощальный джаз,

а дождь мне твердил, что порчу

 

я перспективу их.

Счастливым я был, но осень

меня изменила в миг –

случилось: вечером... в восемь...

 

Стоит ли звать Хандру? –

ведь переизбыток лета

попал случайно в дыру,

пропал евреем в гетто.

 

Стой и в лицо всмотрись,

я не избегаю пауз, –

но мне б устремиться ввысь,

взлететь, не оставить казус, –

 

дабы пуститься в прыть

от суетных дней, ведь пепел

мог тело мое облепить,

когда человек не светел.

 

* * *

Гудят ещё одни вопросы

в твоих ушах:

                         а был ли Бог?

когда усилятся морозы?

к чему ведёт последний вздох? –

 

ведь, ощущая неизвестность,

мы затормаживаем ход,

чтоб изучить гнилую местность, –

как воду изучает флот.

 

Нам остается лишь во мраке

за контур совершить побег,

когда осядет без атаки

хороший, но никчемный снег, –

 

где будут дни сплетаться снова

в один большой ненужный ком,

чтоб прошептать:

                               «Зима без крова...

Зима бушует за окном...»

 

Зима наступит в воскресенье,

чтоб безысходность ноября

перевести опять в смятенье,

разрушив холодом тебя.

 

Найдется ключ от кабинета

в кармане выглаженных брюк,

где будет жизнь твоя согрета

рукой Всевышнего от вьюг.

 

* * *

Никчемный человек, надев венец,

запомнил всё – особенно начало:

где он родился, кто его отец,

какая сволочь на него стучала.

 

Он мог сказать, что жизнь – кусок дерьма,

а человек – животное. Искусство?

Забудь искусство, люди без ума –

ничто заменит пагубные чувства.

 

За окнами стоял уже февраль

на горизонте солнце догорало,

а он так долго всматривался вдаль,

завинчивая тело в покрывало.

 

Ему казалось, что земля – вокзал,

а люди все – животные ковчега,

которым кто-то где-то там сказал,

спасти зачем-то гниду-человека.

 

Но в час заката он смотрел вперёд,

зачем-то издавая вздох тяжёлый.

А жизнь меж тем летит, как самолёт –

её цвета зелёный да багровый.

 

Но как же так, он думал, что Земля –

всего лишь кал... Мусоля сигарету,

он выкрикнул, почесываясь: «Бля!

как жалко, что людей счастливых нету».

 

Поток

Поэту Б. Бурмистрову

Словно играя или лаская своим тёплым дуновением,

ветер способен пошевелить любую ветку на дереве,

но когда он обрушивает мощные потоки,

то жертвой становится не только дерево, –

а целый лес или тайга;

поворачивая стволы, ветви и корни

так,

как ему угодно.

 

Ветра, как известно, бывают разные...

прибрежные, умеренные, юго-западные и т. д.

(их много) –

и поэтому вред или польза

может быть какой угодно.

 

Нам известно, что ветер

придает почве стихию воздуха;

каждое его прикосновение меняет дерево –

точно также меняется и человек,

ведь поток – это время именно той эпохи,

в которой мы живем.

                                     В ней находятся:

политика,

                  коррупция,

                                      СМИ,

                                                 идеология,

                                                                     экономика...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 

                                                            наука,

                                            культура,

                             религия,

               мораль,

любовь.

 

Что непосредственно формирует человека, – как дерево,

а цивилизацию, – как лес.

Но в проблеме лежит их подчинение ветрам.

 

Колыбель потерянной Отчизны

Ты сидела вчера, приобняв колени,

как забытый корабль на старой мели, –

потеряв всякий шанс и забыв о цели,

ты не знала своей колыбели

 

много лет, – прежде чем обрести свободу...

обходя все рифы... разрезая воду... –

чтоб на утро добраться к родному флоту,

издавая знакомую ноту?

 

Бурлаки через силу тянут тросы,

только слышно, как их матерят матросы,

что над ними летают стальные осы,

заплетая ракеты в косы.

 

«Шевелись! Шевелись! Побыстрей шалавы,

а то мигом хлебнёте сейчас отравы!

Не видать вам больше своей державы,

как старухе поганой славы!»

 

Я знаю, что скоро наступит бой

за пространство, где будет стоять живой

жеребец, – у него текстурный крой

похож на кровавый слой.

 

Красный конь передумал менять подковы,

но никто не боится открыть засовы –

правда, слышно, как рядом мычат коровы:

«Кровавые всадники, кто вы?»

 

Но сегодня ты с нами ищешь берег,

чтоб избавить друг друга от тех истерик,

что поют нам громче, чем горный Терек –

от того ты в душе холерик.

 

Жалко, что нету козырной масти –

всё распадется во тьме на части,

Сартр сказал, затыкая пасти,

что деньги – синоним власти.

 

Вашингтон, Брюссель, Гаага, Женева... –

находятся справа, находятся слева;

я желал бы избавить людей от гнева,

как жили Адам и Ева.

 

Я не знаю, что будет с твоей судьбою –

может, ты приготовишься к новому бою,

или станешь на небе гореть звездою,

или сядешь на мель слепою.

 

Элегия

Как ни в чем не бывало, наступит победный накал, –

превратив бытие в экзистенцию лживого сна;

в равной степени мир станет узок местами и мал,

чтоб в конечном итоге мы жили опять без окна.

 

Каждый ищет возможность взглянуть на людей свысока,

где набитый карман им комфортней всего прикрывать, –

ведь у них не от скуки свисают большие бока,

как могла бы подумать всерьез побежденная рать.

 

Что же завтра останется нам от воюющих стран?

Все события в пасмурных днях и в ужасных делах,

где политика думает: как бы пойти на таран? –

чтоб в столетнем периоде был человеческий крах.

 

Кто-то хочет господство иметь над простором земли,

превращая умы не в больничную воду, а в гниль...

Хоть в гараж отправляйся, и дыры тихонько сверли,

потому что душа от вражды превращается в nihil^*.

 

Только сердце за ребрами бьется, как жалкий птенец, –

словно хочет протиснуться в мир, где не носят плащей.

Чтоб спасти первозданность, рассеяв печальный конец...

(впрочем, всё аннулировать это в порядке вещей).

______

* Ниль (nil = nihil) – ничто (лат.).

 

* * *

Когда вдали погаснут звезды

я стану верить в чудеса,

молясь земному, неземному,

чтоб вновь качнулись небеса.

 

Я громко крикну с непривычки:

– О Господи, всё – ерунда!

открой ещё одни кавычки,

но не вноси меня туда.

Когда ночь звёздными лучами

бесшумно проникает в дом,

не нужно пожимать плечами,

коль жизнь по морде бьёт хвостом.

Однако выпрямляя спину,

подумай как-нибудь в тени

о том, что каждый ляжет в глину

хоть люд, хоть злые короли.

Но почему-то в час накала

мы разом верим в чудеса,

молясь земному, неземному, –

чтоб раскачались небеса.