Новокузнечанин Александр Раевский – известный сибирский поэт

19 октября 2017 

Новокузнецкий поэт Александр Раевский в 2007 году  стал обладателей редкой кузбасской литературной премии «Образ», которая вручается в День славянской письменности.

Чтобы создать по-настоящему ценное литературное произведение, мало уметь рифмовать строки и складывать их в строфы. Быть поэтом – это нечто большее. Каждое своё творение необходимо наполнять смыслом, рассказывать людям о вещах, которые берут за душу, делиться собственным опытом и переживаниями. Александр Дмитриевич Раевский, человек с непростой судьбой и насыщенной событиями жизнью, в полной мере обладает этим талантом, а также искренним желанием говорить со своим читателем, доверять ему свои мысли, помогать преодолевать трудные ситуации.

Поэт, имя которого сегодня знают не только жители Кузбасса, но и других регионов огромной России, родился 11 августа 1951 года в селе Алабуга Каргатского района Новосибирской области. Его ранние годы проходили на деревенском просторе и запомнились как самые счастливые. Красивейшая природа родных краёв, общение со сверстниками, учителя, посвятившие себя воспитанию будущего поколения - всё это помогло сформироваться личности творца, который начал свой взрослый путь с попытки сделать этот мир лучше.

После службы в армии, которую он нёс в Германии, Александр вернулся домой. Уже в юные годы его глубоко интересовало искусство и волновали проблемы культуры. И было естественно, что скоро его назначили директором Дома культуры в родном селе.

В 1974 году он переехал в Новокузнецк. Здесь не только писал стихи и общался творческими людьми. Он в самом прямом смысле слова спасал человеческие жизни. На протяжении двадцати лет тушил пожары, поскольку служил в военизированной пожарной охране города (вышел в отставку в звании капитана), и успел повидать достаточно боли, горя и отчаяния, которые также не могли не найти отражения в его творчестве.

Но видел он не только плохое. Было много хорошего. Того, о чём следует говорить, чем нужно восхищаться: доблесть тех, кто спешил на помощь пострадавшим, сила духа и несгибаемая воля. Конечно, не отметить и не признать эти качества в обычных людях, которые живут в этом мире сегодня, поэт не мог.

А. Раевский давно считает Новокузнецк своим родным городом. Здесь он получил высшее образование в Новокузнецком педагогическом институте, окончив факультет русского языка и литературы. Здесь родились его дети и внуки.

После пожарной охраны Александр Дмитриевич устроился работать частным охранником. Он по-прежнему честно служил людям, но теперь на другом уровне.

Ещё в детстве Александр Дмитриевич понял, что может и хочет писать стихи. Уже в те годы ему было что сказать миру. Ранние произведения автора поражают глубиной восприятия, которая присуща лишь единицам. Своё увлечение ему удалось пронести через годы и не утратить интереса к творчеству и литературе, что нередко происходит при соприкосновении с жестокой взрослой реальностью.

Только человек, чей внутренний мир богат, который умеет тонко чувствовать, понимать окружающую действительность и сопереживать другим, может сохранить жажду созидания не только в юности, когда мир сияет радужными красками, но и в зрелые годы. У А.Д. Раевского это получилось. Всё, что он видел вокруг себя, выливалось в слова, ложилось на бумагу, брало за живое тех, кому довелось услышать или прочитать стихи автора.

Первое его стихотворение было опубликовано в 1968 году в районной газете. В середине девяностых годов талант поэта был оценен по достоинству и профессионалами. В 1995 году он стал членом Союза писателей России.

Любому другому спасать людские жизни на основной работе, дарить умиротворение и подталкивать к размышлениям после непростых трудовых будней было бы достаточно. Но Раевскому этого казалось мало. Он хотел принимать активное участие в продвижении отечественной литературы, правильном воспитании будущего поколения, изменении общественного мировоззрения, что было особенно актуально в конце прошлого столетия.

На всем протяжении своей творческой деятельности Александр Дмитриевич принимал и принимает участие в городских, областных и региональных культурных мероприятиях. Выступает в школах, социальных заведениях, в рабочих коллективах, в библиотеках города. Поддерживает тесные творческие связи с сотрудниками Центральной библиотеки им. Н.В. Гоголя и музея Ф.М. Достоевского. В своё время руководил детско-юношеской студией «РОСТ» при Центральной детской библиотеке.

Два года в должности ответственного секретаря возглавлял Новокузнецкий филиал Союза писателей Кузбасса по югу области. Поддерживает постоянно творческие связи с литературными объединениями и клубами городов Осинники, Калтан, Прокопьевск, Междуреченск, Мыски.

Читатели, которые ценят творчество современников, знакомы со многими произведениями, превратившими молодого поэта в настоящего мэтра словесности. Среди них поэтические сборники «Полуденный костёр» (1984), «Пьяные цветы» (1994), «Сугробчик» (1998), «Забураненный рай» (2005), «Стеклянная лестница в небо» (2011), «Ласковая высь» (2016).

Его стихи печатались в журналах «Сибирские огни» (Новосибирск), «Москва», «Огни Кузбасса» (Кемерово), «Роман-газета» (Москва), «Сибирские Афины» (Томск), «Барнаул» (Алтай), «Кузнецкая крепость» (Новокузнецк), «Наш современник» (Москва), «Крым» (Республика Крым). Публиковались в центральных и региональных сборниках «Дыхание земли родимой» (Кемерово, 1979), «Час России» (Москва, 1988), «На родине моей повыпали снега» (Кемерово, 1998), «Площадь Пушкина» (Кемерово, 1999), «Пять стихотворений о любви» (Кемерово, 2000), «Это мы, Господи!» (Томск, 2003), «Воскресенье» (Екатеринбург, 2005), «Собор стихов» (Кемерово, 2003), «Слово о матери» (Тобольск, 2011).

«Стихи Раевского сюжетны, маленькие повести, которые разрослись до сказок. Например, «Сказка про белого бычка и невезучего мужичка», «Сказка про Степана-молчальника и большого начальника». Сатира, народность и вообще его творчество отмечено бытийной актуальностью и болью за судьбу простого человека! Пусть иногда он по-житейски груб, но его стихам безоговорочно веришь», - говорит критик Сергей Озеров.

А.Д. Раевский удостоен наград - медаль «За воинскую доблесть» он получил ещё в армии. Имеет медали МВД «За безупречную службу» трёх степеней. Неоднократно побеждал на престижных конкурсах, которые помогали ему не только привлекать внимание общественности к новым творениям, но также совершенствоваться и шлифовать свою поэзию, делая её более глубокой, более красивой, более совершенной. Он является лауреатом премии «Молодость Кузбасса» (за участие в общем сборнике «Дыхание земли родимой» (1979), премии «Образ» (2007), премии журнала «Наш современник» (2003), награждён медалями «За служение Кузбассу» (2004), «За веру и добро» (2011).

Сегодня творческий путь Александра Дмитриевича Раевского продолжается.

Е.Ф. Острых,

Е.Э. Протопопова.

Источник: http://новокузнецк400.рф/persons/188-raevskij.html

 

 

«НЕБЕСНУЮ ЧАШУ БОЯСЬ РАСПЛЕСКАТЬ»: о сборнике избранных стихотворений А. Раевского «Ласковая высь»

Сборник стихотворений Александра Раевского “Стеклянная лестница в небо”, изданный в Кемерове в 2011 году, объединил как его лучшие стихотворения, изданные в предыдущих сборниках, так и стихотворения, написанные уже в первое десятилетие нового, XXI века.

Сборник составили три раздела: “Ласковая высь”, “В краю, простуженном насквозь” и “Надежды крестик золотой”. Первый раздел вобрал в себя стихотворения конца 60-х, 70-х и начала 80-х годов, второй - конца 80-х и 90-х, третий - уже 2000-х. Своего рода три эпохи в жизни и истории страны, как они отразились в сердце, сознании и творчестве поэта.
При этом в стихотворениях поэта, опять-таки в соответствии с русской классической традицией, приоритет отдан выражению внутреннего, душевного состояния лирического героя, духовное преобладает над телесным и физическим, не говоря уже о меркантильном.

Совершенно закономерно появление в сборнике стихотворения “Слепой человек” как выражения крайней степени трагизма человеческого бытия, максимально мобилизующего все внутренние, духовные силы человека и позволяющего утверждать превосходство внутреннего над внешним не в бытовом, конечно, плане, а в философском, экзистенциальном. За этим образом стоит мощнейшая традиция и мировой, и русской литературы, ближайшая ассоциация - это стихотворение Н.А. Заболоцкого “Слепой”. И это ни в коем случае не подражание, а включение в важнейший нравственный принцип бытия, выраженный в заключительной строфе стихотворения нашего автора:

Когда загрохочет проснувшийся город
И ринутся толпы удачу искать,
Он мимо идет -
 напряженный и гордый -
Небесную чашу боясь расплескать.

Отсюда у поэта такая высокая требовательность к себе внутреннему, к своей душе. Она звучит в абсолютном большинстве стихотворений сборника, об этом еще будет возможность упомянуть, а в этом первом разделе сборника очень хорошо выражена в стихотворении “В мартовском лесу”. И снова: нелицеприятный смотр душе, своей жизни, как она сложилась, происходит у поэта не где-нибудь, а в мартовском лесу, в преддверии вечного пробуждения природы, ненарушимой жизненной цепи:

Я этот март запомню непременно,
Я этот миг у сердца сберегу:
И шар Луны, огромный непомерно,
И снег в лесу, и пятна на снегу...
Это зачин стихотворения. И вот его концовка:
И круг Луны,
И холодок бессмертья.
И я в лесу...
Задумчивый такой.

Обратите внимание на последнюю строчку, на ее скрытую самоиронию в общем контексте стихотворения. Она очень характерна для творческой манеры Раевского, она никогда не дает ему впадать в пафос и вставать на ходули поучительства.

В этой связи заслуживает внимания и такая значимая особенность творческой манеры поэта, как чувствование и сознавание жизненной диалектики, единства ее противоположностей. Это хорошо заметно при обращении его ко всем темам: личным ли, общежизненным, остро социальным, как во втором разделе сборника.

Что касается стилевых доминант лирики Раевского, то важнейшая из них - это краткость, сжатость выражения переживаемого чувства и экономность использования выразительных средств. Это характерно для большинства стихотворений сборника, и в этом свойстве его лирики есть самые настоящие удачи.
Вот, например, одно из таких стихотворений - “Две луны”. Совсем не случайно не один местный композитор положил это стихотворение на музыку и с удовольствием исполняет.

Две луны
Взойдя над пастбищами низко,
Стыдливо прячась в пелену,
Луна посмотрит на киргизку,
Ну а киргизка - на луну.
Пасутся кони где-то близко,
Проемы юрт освещены...
Луна скучает без киргизки,
Ну а киргизка - без луны.
Дымит кизяк. С пахучей миской
Возникнет чудо предо мной.
Луна прелестна над киргизкой,
Ну а киргизка - под луной!
Блокнот царапаешь огрызком,
Нерусской тайною томясь,
Вдали - луна, вблизи - киргизка,
Какая здесь взаимосвязь?

Стихотворение пронизано живым и вполне понятным человеческим чувством. Притяжение двойное - и легендарное лунное, и живое притяжение молодой красивой девушки. А в стихотворении - ни одного эмоционально окрашенного эпитета. Имеющиеся на всё стихотворение два прилагательных сугубо функциональны, а единственное эмоционально окрашенное определение “прелестна” отнесено и к луне, и к девушке. Внутреннее движение чувства напряжено, а ни одного глагола, обозначающего движение, нет, а те, что есть, выражают только состояние (особенно в строке “блокнот царапаешь огрызком”). Эмоционально окрашенное наречие “стыдливо” определяет состояние, конечно, не луны, а лирического героя, девушки и вообще всей создавшейся ситуации. Ритмическая мелодия создана четким, без нарушения, размером (трехстопным ямбом) и четким чередованием мужских и женских ударных окончаний в каждой строфе, а отсутствие монотонности в звучании достигнуто наличием в каждой строчке одного-двух пиррихиев (пропусков ударений, положенных по схеме), что придает стихотворению свободное, естественное звучание.

И наконец, в стиле Раевского, эта спасительная самоирония, придающая стихотворению особенный шарм. Вот такой, не побоюсь сказать, микрошедевр. Буквально просится для анализа стихотворение “Казашка”, столь же живое, непосредственное и в то же время не о пустячке житейском, а об интересном и значимом явлении бытия. Возникающая сразу ассоциация с пушкинским стихотворением “Калмычка” совершенно оправданна и закономерна. Кстати, еще один повод вспомнить о “всемирной отзывчивости” и Пушкина, и всей русской классики, традиции которой Александр Раевский удачно воплощает. Жаль, такому анализу препятствует объем статьи.

Нельзя не согласиться с таким суждением профессора-филолога А.Г. Балакая: “Александр Раевский - русский поэт. Этими двумя словами, по сути, все сказано”. Хочется и присоединиться к этому мнению, высказанному еще до издания рецензируемого сборника, и по мере возможности продолжить наблюдения, сделанные Анатолием Георгиевичем в его очень содержательной статье (“Огни Кузбасса”, № 3, 2006 год). Название, данное автором сборнику - “Стеклянная лестница в небо”, - это заключительная строчка из стихотворения “Бабушкины слова”.

Тоска по идеалу (подчеркну: не по материальному благополучию, а по духовному, по высшей божьей справедливости) - одна из основных черт русского национального менталитета. Она оплодотворила сюжеты русских сказок, в которых высшая справедливость всегда в мечтах и в стремлении к ним. В стихотворении автор вспоминает детство - сакральную пору в жизни каждого человека - и бабушкину сказку о волшебной стеклянной лестнице в небо, по которой можно забраться в гости к Богу. Вот срединная строфа этого стихотворения:

Я к березе не раз приходил,
Никакой там стремянки. И все же
Не стихала надежда в груди -
Взмыть к тебе, о неведомый Боже!
Не затем, чтоб просить о судьбе,
Только взрослые верят в такое,
Просто облако выбрать себе,
Лечь на пузо и плыть над землею...
Это ж чудо! - легко пролетать,
Голубой высоты не бояться,
От восторга ногами болтать
И от радости звонко смеяться!..
Я все речки внизу разгляжу,
Все леса, города, огороды,
С неба пашням рукой помашу,
Крикну:
 “Здравствуйте!” мирным народам...

Это и есть то, что Есенин назвал “мечтать по-мальчишески в дым” и что закладывает краеугольный камень души. Счастливо найден автором этот образ и многое в стихотворениях сборника определит.
Без этой светлой веры в душе, без этого столь отчетливо выраженного национального начала не было бы и столь острого, драматичного переживания тех перемен в жизни страны, которые найдут свое поэтическое отражение в стихотворениях второго и третьего разделов сборника, написанных во второй половине восьмидесятых, в девяностых и в 2000-х годах.

Давно было сказано, что когда рушится мир, трещина проходит через сердце поэта. Мир рухнул: развал страны, неслыханное не только в русской, но и в мировой истории ограбление народа под видом приватизации и ваучеризации, крушение и извращение нравственных ориентиров под прикрытием “свободы, сколько унесете”, а сколько людей потеряли не просто работу и сбережения, - потеряли себя... Как тут не вспомнить есенинский русский вопрос:

Ну кто ж из нас на палубе большой
Не падал, не блевал и не ругался?

С какой новой силой снова загорелись вечные русские вопросы: “Кто виноват?” и “Что делать?” Для русского поэта - как то уже не раз было - непременное чувство вины и ответственности. Вот из стихотворения “В глухое время непогоды”:

В избе тепло не сберегалось,
Сквозило вечностью извне,
Занудно женщина ругалась.
В ответ ей - волны перегара
И бормотание во сне.
Мирок замызганный и нищий,
И сколько их, таких семей,
Где лень сплелась со скукотищей,
Где все ответы в брани ищут,
А на плите бурлит и свищет
Ведро с картошкой для свиней.
Неистребимый запах смрада,
Стаканы, мутные слова,
Нет ни просвета, ни отрады...
Да на хрена все это надо,
Чтоб я за них переживал!
Ругайся, баба! Рушьтесь, своды!
Лежи ты, пьяница, пластом!
Тут сам закис от несвободы
И средь кусков пустой породы
В глухую пору непогоды
В грязи валяешься
Листом.

Да, грубо. Да, непоэтично. Но вспомним опять русского классика, уже Некрасова:

Не русский взглянет без любви
На эту бледную, в крови,
Кнутом иссеченную музу.

Тем более что, отрекаясь “за них переживать”, поэт именно за них, больше чем за себя, переживает. Реакция поэта на происходящие судьбоносные события - в его слове. В стихотворениях Александра Раевского меняется лексика, меняется интонация, меняется сама жанровая природа, когда вторгается в стихи острое публицистическое начало, когда впору вслед за противниками Маяковского вопрошать: “Поэзия где ж? Одна публицистика!” Фантасмагория происходящих событий, неслыханный грабеж, ложь, произвол властей и новых хозяев жизни может быть отражен только в произведениях со смещенной или вовсе фантастической, сказочной основой. Отсюда появляются такие произведения, как “Нехороший сон”, “Охотничья история” (разговор охотника с волком”), “Сказка про Степана-молчальника и большого начальника”, “Сказка про белого бычка и невезучего мужика”, “Скоробогач и кот”.Они, конечно, остры, они выношены и выстраданы, они полны “мнением, да, мнением народным” (Пушкин), но к лирической поэзии их трудно отнести.

Казалось бы, живет русский человек, русский поэт “во глубине сибирских руд”, в Кузбассе, и в решении судеб страны его не только никто не спрашивает, но и вообще не замечает, а у него глубокая и острая тревога и печаль за общую судьбу развалившейся страны.

Перед концом света
Глянет синими в небо тусклое,
Грусть - печали долив стакан.
На земле своей горькой, русской
Он последний из могикан.
Жили плохо, за всех платили,
То беда, то опять война...
И победы, увы, не сплотили,
Подколодных пришли времена.
Русь народам не стала светочем,
Ни спасибо тебе, ни прощай -
Каждый сам по себе. Больше незачем,
Некем, некого ей защищать.

И какой емкий и точный образ находит поэт в четырехстрочной миниатюре “Судьба России”:
Вчера, сегодня и всегда:
Делясь на тесные колонны,
Текут в историю года,
И все - штрафные батальоны.

Столь же краток и глубок и столь же насыщен мощным историческим и литературным смыслом образ, взятый у бессмертного Гоголя:

Русь-тройка полями летела, неслась,
А в бричке холеная тушка тряслась
И круглое личико - Чичиков.
Русь-тройка поныне по свету летит,
А кто в ней, друг дружку пихая, сидит?
Побей их родимцем!
Все те ж проходимцы...

Какая народность оценки и какая народность отношения к ним: всего лишь “побей их родимцем!”. Вспоминается еще и рассказ Шукшина, герой которого вдруг задумывается, а кого же везет легендарная Русь-тройка.

Еще об одной стороне творческого облика Раевского как русского поэта задумываешься, дочитывая сборник. Глядя в наше центральное телевидение, отчетливо понимаешь, что в московских либеральных верхах и у многих членов правительства понятия “народ”, “родина”, “патриотизм” стали в лучшем случае чисто номинативными, формальными, а в худшем - ругательными, наравне с “быдло”, “совки” и “ватники”. И если, пользуясь словом Некрасова, “в столицах шум, гремят витии, кипит словесная война”, то “здесь, во глубине России”, не просто “вековая тишина”, а подлинная глубинная народная жизнь. И русский поэт Раевский ее выражает в строках часто точных, метких, кратких и содержательных. Во многих стихотворениях, написанных в “лихие 90-е” и в начале 2000-х встают образы и ситуации конкретные, но пройдя через сознание и сердце поэта, они приобретают обобщенный, собирательный смысл. В стихотворении “Начало тревоги” это:

...Снова вороны сидят, терпеливо ждут;
это не страна - противень горячий,
В том конце скулит нужда, в том -
поют, жуют...
До беды, как до воды -
как бы не опиться! -
Смотрят мутные глаза долго и в упор,
Худо, если желтый дым
 из зрачков сочится,
Худо, если под скамью снова лег топор.

Образ топора, один из знаковых в русской литературе, появляется и в стихотворении “Мужик-91”, хотя и в другой уже огласовке:
То ли в партию, товарищи, вступать?
То ль образ за черной баней откопать?

Глубокий подтекстовый смысл приобретает и образ голубей в одноименном стихотворении. Во время пожара в сельском клубе они падают, обгорелые, на головы пожарных. Затекстовые ассоциации, связанные с образом этой птицы, очень обширные: это и голубь мира, и посланник Бога, и образ детства (“Прощайте, голуби!”), и символ мира и кротости. Лирический герой пытается спасти хотя бы одного из них, и закономерен его вопрос к России:

Что ж так, матушка, часто пылаешь,
Не жалеешь своих голубей?
Пейзажи и состояния природы чаще всего таковы:
Гнилое, гибельное лето,
В лесу, как в стойле, неуют;
Дорог расхристанные ленты
Славянской скукой отдают...

Или:
...А небо все тащит и тащит
Серый шинельный хлам.
В этой обстановке даже у поэта
Рифмы гаснут мотыльками...
Белым саваном листок.

Интересным, при всей непритязательности и грубоватости, представляется стихотворение “В пивной” 2005 года. Оговорюсь только, что слово это, как и слово-синоним “кабак”, является очень емким образом - хронотопом в русской литературе. Начиная от лермонтовского:

И в праздник, вечером росистым
Смотреть до полночи готов
На пляску с топаньем и свистом
Под говор пьяных мужиков.

А дальше будет и кабачок Притынный в рассказе Тургенева “Певцы” из цикла “Записки охотника”, там изливают душу в пении русские мужики. И кабак у Достоевского в “Преступлении и наказании”, где исповедуется Мармеладов Раскольникову. И кабак в “Братьях Карамазовых”, где Митя рвет и чистит душу свою. И лирический герой Есенина “идет, головою свесясь, переулком в знакомый кабак”. И Маяковский в обращении к погибшему Есенину напишет: “Ни тебе аванса, ни пивной - трезвость”. И Высоцкий, тоскуя, скажет:

...И ни церковь, ни кабак -
Ничего не свято...
Нет, ребята, все не так

То есть это место, где русские люди не столько пьют и едят, сколько по-своему ищут истину. Именно в этом контексте стихотворение Раевского.

В пивной
Ну, чего вы, дурни? Ну чего вы, братцы?
Я спросил лишь только, от какой тоски
Беспробудно пьете, ходите в засранцах,
Где же ваша гордость, честь и кулаки?
Я хотел лишь малость
 в жизни разобраться,
А вы сразу матом, а вы сразу драться!..
Чем вас так обидел, мужики?!

Отличное стихотворение. В подтексте еще ведь и мысль, что для простого русского человека, не искаженного тяготением к “европейским ценностям”, вопрос о национальном достоинстве, как и о личном, - это вопрос больной и острый.

Вообще я должен сказать, что лирические миниатюры у Александра - это чаще всего его творческие удачи. Они, как правило, хорошо вызрели, отстоялись в слове и смысл имеют более широкий, чем сказано в тексте. Это и уже процитированное “В пивной”, и упомянутое “Русь-тройка летела”, и “Преданный”, и “Шла дорога - от села”, и “Судьба России” и другие. Остановлюсь еще на миниатюре “1812-й год”.

Среднерусские равнины -
Вены рек. Холмы, поля.
Тучи. Избы да овины.
Шлем былинный в ковылях.
Звякнет дальняя церквушка,
Тонко тронет слух Христа,
И - покой, лесной кукушки
Сонный счет... А где-то там -
...Разноцветным ручейком,
Дать отпор Наполеону
Шли походные колонны,
Шли Знамена и иконы
Мимо пушкинских окон.

Во-первых, в стихотворении очень органично выразились и соединились художественное пространство и художественное время. То и другое составилось из слияния прошлого и настоящего, современности и истории. Во-вторых, отбор примет того и другого, осуществлен автором строго, четко и естественно, без натуги. И в-третьих, даже ненавязчивая звукопись стиха работает на его смысл.

И наконец, было бы странно, если бы в стихотворениях нашего автора не нашел воплощения мотив исповедальности, покаяния и раскаяния, без чего трудно представить вообще жизнь русского человека. По крайней мере, если судить об этом по произведениям русской классики. Наиболее полно выразилось это в стихотворении, обращенном к другу-поэту, рано ушедшему из жизни, Николаю Николаевскому “Молчаливый разговор”. И в стихотворении “Позднее прозрение”, посвященном памяти, пожалуй, лучшего русского поэта конца ХХ - начала XXI века Юрия Кузнецова.

В обращении к собрату по перу Раевский высказывает суждения горькие и предельно искренние о сложной судьбе обоих, о распаде творческих иллюзий, не перекладывая вину на обстоятельства, не обеляя себя. Тональность стихотворения беспощадная и лексика весьма нецеремонная. А в “Позднем прозрении”, обращаясь к памяти большого мастера, автор суровый суд над собой соотносит с судьбой страны, со своей ответственностью перед “шестой частью суши”, с надеждой хоть чем-то малым быть ей полезным. Вот концовка стихотворения:

...О, шестая, седая часть суши,
На коленях прошу и молюсь:
Не откидывай грешную душу,
Может, в чем-то еще пригожусь.
Жил погано, не думал о смерти,
Уж прости, если можешь, за все,
Вдруг еще окажусь тем, последним,
Кто в ладонях воды поднесет...
Вот пробило! В больное родное
Впился думами - не оторвать,
Так своей захлебнулся виною,
Так смертельно боюсь умирать.

Много горьких слов и мыслей в последних стихотворениях сборника “Стеклянная лестница в небо” и их ничем не перечеркнешь, если только, как раньше говорили, “не отступать от правды жизни”. Но я хотел бы закончить свой очерк о сборнике мыслью о том, что основной, ведущий пафос стихотворений Александра Раевского не выразить каким-то однозначным определением. Многогранна и тематика, и стилевая манера, сложно авторское отношение к окружающему миру, к происходившим и происходящим в стране событиям, разнообразны суждения о себе и людях и о своем призвании как человека и как поэта.

Можно все-таки попытаться выделить какую-то равнодействующую. Это утверждение сложности, радости и горечи жизни. Это приоритет духовности над меркантилизмом. Это приоритет народных начал и принципов в понимании и осуществлении жизни. Это добрая ирония в отношении к себе самому и своему лирическому герою. Это уверенность в торжестве жизни.

Анатолий Сазыкин,

кандидат педагогических наук.

 Источник: http://www.kuzrab.ru/ 

Архив новостей