О тех, кто подвиг совершил

 «Войну выиграли бабы… в тылу»

С. Говорухин

(Автор – Фёдор Мефодиевич Ягунов, ветеран журналистики Кузбасса. Один из основателей Кузбасского телевидения.  Работал на областном радио - сначала диктором, потом корреспондентом, продолжал трудовую деятельность режиссером  Кемеровской студии телевидения. Является автором многих популярных телепрограмм).

Нынешней зимой был я приглашен к десятиклассникам в одну из кемеровских гимназий для участия в «Уроке города». Тема урока была «О тех, кто подвиг совершил». Ребята ждали рассказа о тружениках тыла.

 Я стал думать, о ком бы таком выдающемся из моих товарищей по цеху я мог рассказать гимназистам? Прежде всего,  надо было уточнить, что такое подвиг в глубоком тылу Великой Отечественной. Очевидно, подвиг состоял в том, чтобы как можно больше давать продукции, нужной фронту. У нас в цехе не было и не могло быть не выполняющих норм. В нашем третьем цехе завода «Кузбассэлектромотор», располагавшемся на втором этаже универмага (теперь он известен как ЦУМ), делались электродвигатели для танков – башенный и вентиляционный. Их потребность определялась заводом в Челябинске, выпускающем танки. В свою очередь, количество танков диктовалось нуждами фронта. А поскольку потребности фронтов, ведущих наступательные бои, все время увеличивались, а танк без наших электромоторов – еще не танк, непрерывно повышались и сменные задания на каждый станок, каждой обмотчице, каждому сборщику.

 Война была не отвлеченным понятием, а грубой реальностью, она ежедневно, ежечасно напоминала о себе сводками Совинформбюро, письмами с фронта, похоронками, - не выполнить задания было нельзя. Допустим, я устал, поленился, недодал моторного валика, а это значило, что в Челябинске, на заводском дворе останется какой-то уже готовый танк. И танкисты, прибывшие за ним с фронта, уедут ни с чем. Не выполнить сменного задания не мог себе позволить даже самый малосознательный. А поскольку я ни разу не видел, чтобы на испытательной станции, которая была в нашем же цехе, остались на ночь пустыми ящики, приготовленные для отправки наших изделий в Челябинск, таких в цехе не было.

 Так почему я должен был думать, что на других оборонных заводах города они есть?

 Когда над землей взметнулся

Войны оглушительный гул,

Мой город в дыму задохнулся,

Чтоб мир облегченно вздохнул.

 Эти строки, написанные нашим кемеровским поэтом Геннадием Юровым, врезались в мою память. Потому что этот краткий и емкий образ был горькой правдой. Когда на наш далекий от фронта город свалилось бремя войны, он не был готов к этому, наш маленький, деревянный, с огородами и стайками город-городок. До войны здесь по утрам мычали коровы, отправляемые в стадо. Сейчас горожан будил лишь могучий бас коксохимовского гудка. Кемерова уже коснулась проводимая в стране индустриализация. Расширялся построенный еще при царе коксохимический завод. Вокруг города добывали каменный уголь несколько шахт. Незадолго до войны выдал продукцию азотно-туковый завод. И, самое главное, здесь уже была крупная электростанция. Это давало возможность эвакуировать сюда промышленные предприятия.

 С первых дней войны сказалась недальновидная политика наших лидеров, сосредоточивших основную промышленность в западных, близких к границам, областях. Бои с немецкими полчищами, в короткий срок захватившими пол-России, наложились на необходимость под бомбежками и обстрелами демонтировать и грузить заводское оборудование, отправлять его на Восток.

 Из официальной статистики: к 1 января 1942 года в город прибыли 21 тысяча 159 человек. Количество работающих в городе предприятий увеличилось более чем в два раза. Население со 148 тысяч человек выросло до двухсот тысяч. Только «Коксохим» принял оборудование семнадцати родственных предприятий, эвакуированных с запада. С «Коксохима» было призвано на фронт 1388 человек, одновременно на завод поступило две тысячи четыреста семь новых рабочих.

 Правобережный химический комбинат уже в третьем квартале первого военного года выдал 3633 тонны порохов разных марок, что составило десятую часть всего производства пороха в стране.

Кемеровский азотно-туковый завод, ныне «Химпром», принял оборудование шести химических комбинатов из западных областей. Город в короткий срок стал крупнейшим центром химической промышленности страны.

7 ноября 1941 года в Кемерово прибыл первый эшелон с оборудованием Харьковского электромеханического завода. С оборудованием Харьковского завода в Кемерово прибыли специалисты, которым предстояло возродить завод на новом месте. Все, кто стоял у станков еще раньше, еще на Украине, остались воевать с захватчиками. Рабочих, вернее, учеников – токаря, фрезеровщика, сверловщика, слесарей и прочих нужных производству специальностей, набирали здесь, в Кемерове. И разве это не подвиг, если уже в первые месяцы 1942 года они и начали выпускать, сначала поштучно, а потом на потоке, те самые моторы для танков, которые ждали в Челябинске? Для них на стареньком, германского производства станке «Питтлер» я и мои сменщицы – девчонки, вчерашние школьницы, вытачивали зажимные кольца к коллекторам и валики якорей.

Не позавидуешь тем, кто тогда работал в горкоме, в райкомах партии, в жилищном отделе горисполкома. Эшелоны приходили один за другим. Первым делом надо было куда-то поселять прибывших с ними людей. Была уже осень, впереди зима.

В квартирах, где приходилось более четырех квадратных метров на жильца, путем уплотнения высвобождали комнату и поселяли туда эвакуированных. Мой товарищ по цеху Витя Рыбиков, вывезенный с сестрой и матерью из осажденного Ленинграда, всю войну жил в разделенной фанерной перегородкой половинке комнаты в доме, где аптека, в Соцгороде.

Да много ли их было, квартир-то? Несколько многоэтажных домов на Притомском да четыре дома в Соцгороде. Ну, еще двухэтажные бараки в том же Соцгороде и десяток строений в поселке ГРЭС. Уж их-то набивали, что называется, под завязку!. Уплотняли «частный сектор», копали землянки, приспосабливали для жилья чердаки и подвалы.

Но еще сложнее было с размещением эвакуированных предприятий. Больших зданий в городе было мало. Наш «Кузбассэлектромотор» поместили в универмаге, в гараже автопредприятия, в трамвайном парке, в клубе КТС. Не редкостью было, когда отдельные мелкие участки работали в сарайчиках, в деревянных опустевших магазинчиках.

Жалко, не осталось от тех лет хотя бы фотографий, только память тех, кто еще жив. Человек с фотоаппаратом немедленно привлекал внимание агентов госбезопасности. Павел Мельников, фотолетописец нашего города, едва не поплатился жизнью за свое пристрастие к фотографированию городских сюжетов. Лишь счастливая случайность спасла его от расстрела.

Тысячи километров отделяли нас от фронтов Отечественной войны, но и здесь иногда гремели взрывы, и здесь погибали люди. Правобережный химкомбинат был самым засекреченным предприятием города. Даже НИИ боеприпасов, эвакуированный в Кемерово, размещался на его территории. Вспоминается анекдот того времени:

 В ДК Кировского района идет смотр художественной самодеятельности.

- Выступает хор почтового отделения номер такой-то,.. - объявляет ведущий.

- Молодцы почтовики! – восхитился после выступления хора какой-то случайный зритель.

- Какие почтовики? – оскорбился зритель из местных. – Порох делаем!

Химкомбинат наращивал выпуск порохов различных марок. К концу 1941 года здесь уже работало 12 тысяч человек, и он все увеличивал выпуск взрывчатых веществ. Были вспышки, были взрывы, погибали и калечились молодые и старые рабочие и работницы. В мае 1944 года на погрузочной площадке произошел крупный взрыв. 31 человек погиб, 47 получили тяжелые увечья, 132 человека было легко ранено. В госпиталях, под которые город отдал лучшие здания, лечились фронтовики, пострадавшие в боях за Родину, лежали и те, кто получил увечья в своем родном городе. Все для фронта, все для победы…

Было бы большой несправедливостью считать, что только те, кто стоял у станков и аппаратов на оборонных предприятиях – а иных в городе и не было – ковал (выражение тех лет) победу. А куда причислить труд и заботы тех, кто кормил, обстирывал, будил по утрам всю эту армию рабочих-подростков?

Утрами нам мамы носы вытирали,

Потом деловито мы шли на завод…

- напишет потом мой друг и товарищ по цеху, новосибирский поэт Александр Метелица.

Моя мама Федосья Петровна, совершенно неграмотная домохозяйка, будь она жива, очень удивилась бы, если бы ей сказали, что она из тех, кто выиграл войну. Но именно благодаря ей выжил и стал впоследствии военным летчиком мой младший брат, которого «угораздило» родиться перед самой войной. Наш отец, плотник, никогда не сидел без дела, в первый год войны был призван. Хотя и по возрасту, и из-за контузии еще в первую мировую не годился в строевые. Его определили в стройбат и поместили в казарму, откуда строем водили копать котлованы под новые предприятия. Маловероятно, что он бы выдюжил на земляных работах да при скудном тыловом пайке, если бы его не подкармливала передачами мать.

У одного послевоенного автора я прочитал, что горожане продолжали держать коров в довоенном количестве. Неверно это. И тут не причина даже, что владельцев коров облагали непосильным налогом. Корову надо было чем-то кормить. А кто накосит сена, кто и на чем его привезет?

За станками и обмоточными столами в нашем цехе работали молодые женщины-солдатки, детные матери. Иные из них были уже вдовами. Кто поинтересовался, чем она накормила сегодня своего малыша, с кем оставила? А ведь у многих из них было не по одному ребенку.

Моя мать, всю жизнь прожившая с мужем, осталась вдруг одна. Ртов, которые надо было кормить, трое, считая и мужа, который копал землю и жил в казарме. А добытчица – она одна…

Следователь – молодой здоровый мужик – стучал по столу кулаком: «Кто тебя надоумил преступным путем колхозный овес добывать? – Мат-перемат! – Где спирт взяла?»

А ей действительно кто-то из соседок подсказал, что у возчиков из «Октябрьского», доставлявших зерно нового урожая на приемный пункт, можно обменять на спирт пригоршню-другую овса, что выдавали им на корм лошадям. Наш родственник «рэушник», проходивший практику на «Прогрессе», у кого-то там за 500 рублей купил бутылку спирта. Только одну эту поллитру она и отдала за овес. Какая же это была радость – моя и моего маленького братца, когда мама натолкла в ступке овес и накормила нас горячими оладушками!

Четыре раза вызывал маму следователь, четыре раза допрашивал ее с пристрастием. Но – отпустил. А мог бы и посадить.

В нашей заводской столовой, отстояв очередь, можно было пообедать жиденьким капустным супом и кусочком кровяной колбасы с ложкой мятой картошки на гарнир. Но мы ходили туда редко. Там за обед выстригали из карточки талончики на крупу, на мясо, на жиры. А вдруг их в конце месяца будут отоваривать? Но, кроме хлебных, другие продуктовые карточки отоваривали редко. Да и то – ненатуральным продуктом. Вместо мяса давали селедку, вместо сахара – конфетки-подушечки «Дунькина радость», как называли их в народе.

Главной спасительницей была картошка. Ее садили все и где только можно. Мы с матерью весной копали целик на пустыре за кладбищем. Осенью вывозили урожай на ручной тележке. Спасибо городским властям, они разрешили копать под картошку улицы, прилегающие к усадебному участку. Наша Телеграфная всю войну с той и с другой стороны узкой проезжей части была засажена картошкой. Вот и ограничивался мой обед ломтем хлеба, густо посоленным и завернутым матерью в газетку.

Но ведь мы не только работали, мы в то время жили. Люди, которых потом назовут тружениками тыла, были тогда молодыми солдатками, пацанами и девчонками. В обеденный перерыв, за пять минут расправившись со своим «тормозком», мы собирались где-нибудь возле теплой батареи и пели. И слушали стихи.

Вы можете назвать мне стихотворение, которое бы знали миллионы? В войну такое стихотворение было. В письмах с фронта, в письмах на фронт оно тысячекратно переписывалось, заучивалось наизусть. Оно называлось «Жди меня». Его написал тогда молодой писатель, фронтовой корреспондент «Красной звезды» Константин Симонов и посвятил своей любимой женщине, актрисе Валентине Серовой.

У нас в театре шел спектакль того же автора, с тем же названием – «Жди меня». Ни в довоенную пору, ни после я не помню, чтобы молодежь, люди среднего возраста так любили ходить в театр! Во Дворце труда, где раньше был наш драмтеатр, даже в зрительном зале и на сцене стояли станки и прессы эвакуированного завода «Карболит». Театр работал в помещении кинотеатра «Москва». Вечером там шли спектакли, а днем и ночью – кинофильмы. Зал всегда был полон. За билетами в кассу стояли очереди.

Все это и позволило мне на том «Уроке города» в гимназии утверждать, что не отдельные лица из числа тружеников тыла, а весь
город Кемерово, все его жители в 1941-1945 годах ежедневно совершали подвиг. Чтобы те, кто на фронте, ни в чем не знали нужды. Наши люди отстояли Россию.

У нас есть города–Герои. Есть теперь города Воинской Славы. И если когда-то будет учреждено почетное звание – Город Трудовой Славы, я знаю, Кемерово – достоин его. Полугород-полудеревня с огородами, стайками, коровьим мычанием – таким он вошел в первое военное утро. А вышел из войны в 1945-м – индустриальным, чуть ли не полумиллионным, столицей могучего Кузбасса. И опять голос Геннадия Юрова:

Построенные нами города

Не прячут бед былых

За новизною,

Чтоб мы не забывали никогда,

Какой за них заплачено ценою.

Федор Ягунов,

Газета «Кемерово», № 18, 08.05.2013г.