Сергей Черемнов. Деревенский эскорт. Рассказ

- Ребята, мы п-приехали п-помогать вам! – голос Михаила Ефимовича дрожал и срывался. – Нам з-завтра рано вставать! П-прошу, уезжайте!

С всклокоченной от сна головой он стоял в полоборота возле большого – от пола до потолка – окна сельского клуба в ярком свете мотоциклетных фар, которые чётко высвечивали  его, невысокого и худого. Но на противоположной стене помещения тень его фигуры в хлопчатобумажном трико с оттянутыми «пузырями» на коленях выглядела несуразно огромной, а в сочетании с тенью от переплета оконной рамы выглядела так, будто большой гоблин находится за решёткой камеры.

Видимо, за окном это тоже заметили. Раздался громкий пьяный смех деревенских парней.

- Девчонок давай, урод! – крикнули с улицы. – А то мы сейчас и окно, и тебя в клочья разнесём! - и там снова раздался гогот, больше похожий на ржание застоявшихся жеребцов.

Именно это угрожающее ржание и подстегнуло Егора на безрассудный шаг: он неслышно скользнул на пол со сцены, которая служила постелью всему их студенческому отряду, и не спеша вышел на освещённое пространство. Подтянул сползающие джинсы, одёрнул свитер, протяжно, несколько картинно зевнул, постукивая ладонью по широко раскрытому рту, потом сладко потянулся, высоко вскинув вверх руки, и спросил спокойно и равнодушно.

- Как дела, парни? – и, не дожидаясь ответа, сообщил деревенским. - А девчонок здесь нет, их же поселили в школе. Сам управляющий отделением их охраняет. А в клубе только парни спят. Надеюсь, парнями не интересуетесь?

Незваные гости на улице враз загомонили, не разберёшь, о чём. Егор напрягся в ожидании продолжения разборки. Но её не последовало. Кто-то крикнул, перекрывая остальных: «Ладно, Митяй, едем отсюда!» Послышались звуки, которые издаёт мотоцикл, если по  рычагу кикстартера ударить ногой. Один за другим затарахтели моторы, в окне бестолково заметался свет фар отъезжающих «железных» коней. И в небольшом, набитом девчонками зрительном зале сельского клуба после яркого света стало темно.

…Первокурсник Егор не успел проучиться и недели с начала сентября, когда на общем собрании им объявили, что вечером следующего дня весь их курс направляют на месяц в село.

- Надо помочь крестьянам в уборке урожая, - строгим голосом объявил притихшим «первогодкам» слегка взъерошенный декан филфака Василий Николаевич.

Он нервным движением чуть ослабил тугой узел галстука, оправил полы серого пиджака  и, опустив глаза в пол, проворчал что-то вроде: «Чёрт бы их побрал!». А, может, Егору это только послышалось, потому что декан поднял голову:

- Прошу вас поработать хорошо, без замечаний, - он помолчал, вглядываясь в лица студентов, сидящих в передних рядах длинной узкой аудитории. – Наш факультет всегда хвалили за сельхозработы. Не посрамите наших традиций, - декан снова опустил взгляд, переступил с ноги на ногу, а, когда опять посмотрел на студентов и привычным движением пятерни пригладил зачёсанные назад тёмно-русые волосы, его круглое, простое с крупными чертами лицо осветила хитроватая улыбка. – За учебный процесс прошу не беспокоиться. Вернётесь, будем нагонять пропущенные занятия…

В самый первый день студенческой жизни всех сокурсников Егора – больше ста человек – разделили на группы. Парней на курсе оказалось всего восемь, с тремя из них Егор попал в одну группу.

От девчоночьих лиц рябило в глазах, но он сумел с этим справиться, ближе познакомившись с новыми друзьями. Самого высокого из их компании звали Евгением. Они с Егором были одногодками и с первых дней быстро сблизились. 

Тех, что постарше, звали Олег и Александр. Оба, как и Егор, среднего роста. Александр попал на филфак, сменив учёбу в вузе соседнего региона на вуз, что ближе к своим родным, проживающим где-то в окрестностях областного центра. Ездить к ним было неблизко. Поэтому он и иногородние Егор с Евгением поселились в одной комнате университетского общежития.     

Олег тоже уже успел поучиться в политехе, но понял, что это – «не его», тяга к гуманитарным наукам и написанию стихов взяла верх. Он жил с родителями рядом с университетом. После занятий заходил в общагу – в гости к парням, но всегда торопился вернуться под родительский кров.

Всего в их группе было человек тридцать. Однако в деревню поехали далеко не все. На удивление, многие сумели представить деканату справки о хилом здоровье и получить освобождение от сельхозработ. Чтобы заполнить бреши в студенческих рядах, деканат решил усилить их группу девушками из группы номер один.

Здесь все студентки были в «возрасте». Ну, то есть, им было не меньше двадцати, и пришли они учиться филологии после окончания «рабфака».

Тогда, в «семидесятые», поступление в вуз через «рабочий факультет», а вернее, через подготовительное отделение, где надо было проучиться год, считалось в порядке вещей. Этим правом пользовались те, кто поступал в универ, да не прошёл по конкурсу,  затем, поработал год на производстве – в городе или в селе. После  окончания «рабфака» их зачисляли на дневное обучение без вступительных экзаменов.

Девушки из первой группы казались семнадцатилетнему Егору старыми, не достойными его молодого внимания. В ответ Егор получил от них прозвище – Сынок. Так его стали называть смешливые рабфаковки в плацкартном вагоне поезда, который уносил их в ночь на север области.

- Едем в один из совхозов… - вот всё, что сообщил им Михаил Ефимович, немногословный руководитель их объединённой группы – молодой преподаватель с кафедры литературы. – Приедем, осмотримся.

В вагоне студентки вели себя шумно, пели песни, украдкой попробовали крепленого вина, закусывая домашней снедью. Парни тоже вносили свой вклад в общее возбуждение: и вина выпили, и песни пели. Евгений тренькал на потрёпанной гитаре, которую взял с собой. А вскоре выяснилось, что на инструменте умеет играть и Александр. Егор с Олегом с чувством подпевали своим новым товарищам – песни Высоцкого, Визбора, Окуджавы, Антонова и про белых медведей. К ним в купе набилось столько народа, что уже  яблоку упасть негде.

- Потерпи, сынок, - оборвала вздохи Егора по поводу тесноты стройная чернявая девица из первой группы. – Мы же не на всю ночь. Скоро уйдём, – девчонки ехидно захихикали.

Егору  хотелось съязвить в ответ, тем более вино придавало храбрости. Однако Александр тронул его за плечо: «Да пусть сидят, не связывайся…» И Егор замолчал, только покраснел, смутившись.

А «Сынок» с тех пор к нему прилепился. Ту девицу, что так его нарекла, звали Наташей. Она сидела в обнимку с невысокой, тоже черноволосой девушкой, которая также звалась Наташей. Их ещё на «рабфаке» прозвали Наташа-большая и Наташа-маленькая. Маленькая хихикала на слова подруги громче всех и бросала на Егора лукавые взгляды.

«Вот старухи», - жмурился Егор, но пришлось терпеть это соседство до тех пор, пока далеко за полночь их компанию не разогнал по полкам проводник.

…Ранним утром, сонные и неумытые – в вагоне не оказалось воды – они вышли на перрон небольшой станции с названием Яя, что тут же улучшило их настроение. Будущие учителя русского языка под неистовый хохот начали гадать, как называют местных жителей. Веселье оборвал Михаил Ефимович, он быстро пересчитал студентов и велел садиться в открытый кузов грузовика, который поджидал их на привокзальной площади. Они побросали в кузов вещи, потом начали взбираться туда сами.

Через несколько минут машина выкатила за пределы Яи, промчала гомонящих пассажиров по щебёночному отрезку пути и плавно съехала на мягкий от пыли просёлок. Утро было прозрачно-солнечным, обещая тёплый день. Большой, нестерпимо яркий диск небесного светила уже оторвался от горизонта и изо всех сил посылал свои лучи вдогонку грузовику. А остывший за ночь воздух холодными струями бил в лица.

По обеим сторонам дороги тянулись бесконечные поля со жнивьём или неубранным ещё овсом, картошкой, другими непонятными городским жителям посевами. Мимо проплывали тронутые желтизной берёзовые колки с высокой травой, на линии горизонта они, казалось, сливаются в сплошной лес. Но вслед за движением машины этот призрачный лес отодвигался всё дальше, распадаясь на светлые берёзовые рощицы. 

За машиной тянулся длинный, густой шлейф пыли. Грузовик то и дело подбрасывало на просёлочной дороге. Девчонки всякий раз дружно громко ахали, но лихой водитель не обращал на это никакого внимания, гнал себе дальше, выжимая из двигателя всё, на что он способен.

Вдалеке показалась деревня, рядом с которой блеснула плавным изгибом река. Теперь хорошо было видно, что деревенская улица тянется вдоль её низкого берега. Слева от деревни, на поле, возвышались бетонные коробки коровников. А прямо по курсу приближались жилые дома.

На улице грузовик чуть сбросил ход, под лай собак проезжая мимо огороженных высокими заборами, потемневших от времени деревянных жилых построек, бань и сараюшек. «Трудно разглядеть, какая там идёт жизнь», - думалось Егору.

Машина свернула на центральную улицу. Здесь под выходящими на фасад окнами каждого дома имелась простенькая скамейка: укреплённая на чурбаках доска. Занавески в окошках наглухо задёрнуты, зато из труб крышах тянулись белые дымы.

Позади осталось одноэтажное здание школы с прилепившейся к нему с одного бока вытоптанной поляной, по краям которой стояли футбольные ворота. Разновозрастные пацаны, гомоня, с утра пораньше уже гоняли чёрный мяч.

Скоро выехали на небольшую деревенскую площадь. Грузовик так резко тормознул возле бревенчатого дома с красным флагом на крыше, что мотор тут же заглох, а всех, кто сидел в кузове, едва не выбросило на землю. Возмущенные девчонки заорали на водителя, а тот, высунув в окно кучерявую светлую голову с улыбкой от уха до уха, в ответ несколько раз нажал на клаксон.

Рядом с входной дверью висела выгоревшая от солнца вывеска, на которой разборчиво читалось лишь слово «отделение». После автомобильного гудка дверь распахнулась, и на низкое крыльцо не вышел, а буквально выкатился похожий на колобка человек невысокого роста и неопределённого возраста. Он был в мятом темном костюме, чёрной рубашке и тёмно-грязных брюках, заправленных в кирзовые сапоги. Голову покрывала замусоленная кепка, надвинутая на самые уши, отчего те оттопырились, придавая ему несколько комичный вид. Он бросил себе под ноги окурок папиросы, тщательно затоптал его каблуком, выдохнул остатки дыма и радостно прокричал:

- Привет, студенты Помощники вы наши! Рад встрече! Ждём вас, не дождёмся! С уборкой у нас тяжело, вся надежда на вас! – на этом он, кажется, исчерпал своё красноречие и вытер губы рукавом пиджака.

По мере того, как пассажиры покидали кузов, толпа вокруг крыльца разрасталась. Девчонки иронично рассматривали местного начальника. А тот с интересом посматривал на приезжих в ярких «городских» куртках, джинсах, симпатичные головы многих девушек украшали непривычные местному глазу модные короткие стрижки.

- А как вас зовут? – первой не выдержала Наташа-большая.

- Семёном, - ответил тот и приосанился. – Семёном Семёновичем. Я управляющий местным отделением совхоза «Яйский»…

- А деревня ваша как называется? Не Яйской, надеюсь? - не унималась Наталья.

Девчонки захихикали, уловив иронию подруги.

- Мальцевой называется, - широко улыбался Семён Семёнович. – Деревня Мальцево, - поправился он. – С девятнадцатого века здесь стоит. А речка наша зовётся Золотой Китат.

- А чем мы конкретно заниматься будем? – перебила его Наташа-маленькая.

- Сегодня размещайтесь, а завтра с утра поедете в поле. Турнепс рвать будете.

- А что это такое? – спросила стоявшая ближе всех к управляющему высокая, крепкая, миловидная на лицо студентка Галина, которая смотрела на него сверху вниз.

Семён Семёнович поднял на неё свои бледно-голубые глаза, и они вспыхнули неподдельным интересом:

- Это репа такая, только крупная. Коров ею кормим, моя хорошая, - у него даже кончик носа зашевелился от удовольствия. – Давай я тебя бригадиром назначу?!

- Неа, - засмеялась Галина. – У нас уже есть, - и она одной рукой рывком выдернула из толпы Михаила Ефимовича и вытолкнула смущённого преподавателя на середину круга.

И пока руководители под смешки девушек знакомились и жали друг другу руки, Егор выкрикнул:

- А жить где будем?

Он с остальными парнями стоял в стороне от крыльца. Олег, единственный из их четвёрки, нервно курил сигарету с фильтром, остальные оказались некурящими.

Управляющий объяснил, что жить им предстоит в местном клубе. Там у них собрания проходят, по выходным - фильмы и танцы. «А какие сейчас танцы? Уборочная! - разводил руками управляющий. – Мы вам на сцене палатья соорудили с матрасами, одеялами. А вот подушек нет. Извиняйте… Все удобства на дворе, там и умывальни, и печь есть, обед, ужин и завтрак сами готовить будете. Столовой у нас нету. А повариха в отделении одна, механизаторов в поле кормит».

- Кто у вас варить умеет? – спросил он у Михаила Ефимовича.

Тот лишь плечами пожал.

- Я могу! – выступила вперёд невысокая полненькая дивчина с русой косой, ямочками на розовых щеках и с крохотными голубыми серёжками в ушах. На ней была короткая нейлоновая куртка, синие джинсы обтягивали её формы.

- Как зовут, моя хорошая? – восхищённо посмотрел на неё управляющий.

- Тамара…

- Как устроишься, приходи сюда, Тамара. На склад пойдём. Крупу будешь получать, овощи, мясо, баки, посуду… Сам всё тебе объясню, до клуба всё доставлю. Завтрак будешь варить, ведь кушать, поди, хотите? Приходи, не бойся.

- А я и не боюсь! – повела плечом Тамара. – Чего мне бояться?

- Ладно, шучу… - радостно улыбался Семён Семёнович. – До ночлега с полкилометра. Садитесь в кузов, Витёк подбросит, - управляющий неожиданно залихватски свистнул.

В ту же минуту из кабины показалась кудрявая голова.

- Чево, Семёныч? – басовито спросил Витёк и обвёл глазами толпу студенток.

- Не надо нас подбрасывать, - заявила Галина. – Он нас уже подбросил. Пусть наши вещи довезёт, а мы пешочком пройдёмся. Правда, девочки? – те одобрительно загудели.

- Как хотите, ваше дело, - согласился управляющий. – Вообще, Витёк будет с вами постоянно работать. Он не только на машине, он и на тракторе может. В поле будете на нём ездить, урожай на нём вывозить…

Грузовик мигом умчался. А они не спеша двинулись по безлюдной деревенской улице, освещённой не по-осеннему ярким солнцем. Впереди быстро вышагивали парни, Олег – в сапогах, а Александр, Егор и Евгений – в ботинках. За ними поспешал Михаил Ефимович, следом растянулись шумной цепочкой девчонки. Когда проходили мимо очередного дома, собаки за забором заливались лаем на разные голоса. Егор замечал, как в окнах колыхались занавески, выглядывали любопытные лица, мелькали неясные силуэты жильцов.

Пару раз дорогу перед студентами торопливо перебегали селянки – в одинаковых серых фуфайках, тёмных длинных юбках, под которыми мелькали голяшки коротких резиновых сапог, головы повязаны цветными платками. На гостей местные старались не смотреть. Хотя с каждой из них девчонки громко здоровались, те, не глядя, кивали, бормотали в ответ неразборчиво и быстро исчезали за калитками.

- Смотрите, гусей сколько! – Евгений показывал на белое, как молоко, гусиное стадо, «текущее» живой лентой впереди по курсу их движения. Лента то сужалась, то расширялась – в неё «вливались» новые птицы из соседних подворий – и  плавно сворачивала за дом, в сторону реки.

- Я давно их заметил, - деловито откликнулся Александр. - Там Витёк на машине только что проскочил и даже не тормознул. Птички едва успели в стороны разлететься. Идём быстрее, чует моё сердце…

Он резко прибавил ходу. Парни едва поспевали за ним, оставив далеко позади остальных. Когда приблизились к гогочущей, важно вышагивающей птичьей толпе, Александр радостно крикнул: «Есть!» и рванул вперёд, разгоняя гусей, не обращая внимания на их грозно вытянутые шеи и шипение. Он наклонился и подхватил с земли безжизненную птицу с неестественно вывернутым крылом.

- Будет нам сегодня ужин! - обрадовался Евгений.

- Вы что?! Оставьте! – догнал их запыхавшийся Михаил Ефимович. – Вдруг хозяева увидят!

- Ну уж, нет, - твёрдо сказал Александр. – Это наша добыча, и мы её сегодня съедим!

- Причём, с большим удовольствием, - гоготнул Евгений.

- Кто не хочет, может не есть, - по-деловому добавил Егор.

А Олег многозначительно ухмыльнулся.

Евгений быстро снял с себя куртку и протянул Александру, тот прикрыл ею гуся. До клуба было уже рукой подать…

Они долго и тщательно осматривали каждый угол вверенного им деревянного помещения. Клуб был небольшой, состоял из зала со сценой, аккуратного крылечка со сбитой из крепких плах дверью с надёжным кованым крючком, темной кладовой или, смотря как на неё взглянуть, комнатой для артистов: тут был свален разный хлам, к стене прибито некое подобие стола, а на стене висело зеркало.

Едва ли не половину фасада здания занимало единственное окно – размером почти от пола до потолка. Оконный переплет из мелких квадратов издалека делал его похожим на решётку. Но зато из окна открывался потрясающий вид на речную излучину, берега которой густо поросли тальником. Под окном стояли две скамьи, а земля возле них была усыпана шелухой от семечек. 

Никакой мебели в здании не было. Зато освещение, хоть и тусклое, но имелось. Спать всем предстояло на сцене, где местные умельцы соорудили невысокий настил, заваленный видавшими виды серо-полосатыми матрасами, рядом с настилом возвышалась стопка тёмно-синих шерстяных одеял.

- Так, пацаны! – та самая миловидная Галина взяла за руки Егора и Александра. – Идите во двор, там похозяйничайте, а мы тут с девочками всё устроим. И она вытолкала их на воздух через заднюю дверь.

Заросший травой, неширокий клубный двор был обнесён глухим забором, который скрывал студентов от посторонних глаз. Со двора на улицу вела калитка. В дальнем углу имелось неказистое сооружение с двумя входами. На одном известью была намалёвана буква «ж», на другой – «м». На задней стене здания висело несколько железных умывальников. Ещё во дворе красовался стол из длинных струганных досок, укреплённых на вкопанных в землю обрезках брёвен, вдоль стола – лавки для едоков. Недалеко стояла кирпичная печь с чугунной плитой и двумя конфорками, прикрытыми плотными металлическими кружками. Рядом высилась приличных размеров поленница берёзовых дров.

Олег с Михаилом Ефимовичем быстро набили печную топку дровами и чиркали спичку за спичкой, безнадёжно пытаясь поджечь. «Вот досада, - ворчал Олег, жмурясь от дыма своей сигареты. – Сейчас Тамара с продуктами вернётся, а мы тут возимся…»

- Дайте, я попробую, - Егор вырос в своём доме и хорошо знал, как это делается.

Он вынул из печи все дрова, оторвал несколько кусков берестяной коры, сложил накрест горкой в топке. Кора занялась сразу от первой спички. Он дождался, когда огонёк окрепнет и пристроил к нему пару самых мелких сухих полешек. Когда и те занялись пламенем, добавил сверху поперёк ещё пару поленьев потолще. Они тоже быстро разгорелись. Вот тогда Егор натолкал внутрь столько дров, сколько вошло.

…Тамара принялась варить кашу. «Дело привычное, - весело сказала она. – Я же из деревни. На полевом стане кошеварила».

Парни помогали ей, как могли. Натаскали в большой бак воды из колодца, который был прямо на улице, недалеко от клуба. Следили за печью, тёрли тряпками доски стола, резали ароматные хлебные буханки, перемывали железные миски, ложки и кружки, раскрыли несколько банок говяжьей тушёнки.

Из клуба то и дело выбегали девчонки, хохотали, радуясь жизни, болтали о своём. По команде Наташи-большой все выложили на стол остатки домашней еды: здесь оказались помидоры, остатки курятины, варёные яйца, куски колбасы и сыра, булочки.

- Жрать хочется, - глядя на всё это, не выдержал Евгений.

Парни согласно вздохнули.

- Через десять минут будет готово, - обнадёжила их Тамара. – Зовите всех руки мыть и – за стол, – во дворе нестерпимо вкусно запахло гречневой кашей.

Всем мест за столом не хватало. Михаил Ефимович предложил завтракать в две смены. Но все дружно начали возражать: слишком уж у студентов разыгрался аппетит. Так что кто-то ел кашу, сидя, а парни и часть девчонок с удовольствием употребляли её стоя. И еда от этого казалась вкусней.

Егор доел вторую порцию, похлопал себя по плоскому животу:

- Не могу больше! Спасибо, Тамара! – с кружкой горячего чая он отошёл в сторонку. 

- А я не откажусь от добавки, - Евгений протянул хлопочущей у плиты, раскрасневшейся от печного жара, поварихе пустую миску. Та поварёшкой зачерпнула каши из бачка и вернула ему полную посудину.

- И мне, - подошёл Александр.

Насытившийся Олег сидел прямо на траве возле печи, курил сигарету, поглаживал наметившиеся усы и, прикрыв глаза, бормотал что-то типа: «Та-та, та-та. Ти-ти-та-та». Егор с удивлением наблюдал за необычным поведением товарища. Олег, словно почувствовав его взгляд, встряхнулся, вскочил на ноги, вынул сигарету изо рта и громко продекламировал:

- Как у нашей у Тамары

По серёжке в каждом ухе.

А всего серёжек пара,

Как и крылышек у мухи…

Девушки, которые сидели поближе, зааплодировали. А кто подальше, удивлённо переспрашивал о причине рукоплесканий у тех, кто слышал этот творческий «всплеск». Тамарины щёки заалели ещё сильнее. И от избытка чувств она объявила:

- На обед сварю борщ, и кашу доедать будете!

- А на ужин? – спросили за столом.

- Погодите, с ужином есть предложение, - Александр взял спрятанного в траве гуся и поднял над головой.

Разговоры сразу смолкли. «Вот это дичь!» - ахнул кто-то…

После обеда студенты разбрелись по деревне, по берегу, дышали запахом трав в ближней роще. Среди берёз рабфаковки курили сигареты «Родопи» и «Стюардесса».

А Александр, Егор и Евгений, а также обе Наташи и Галина разыскали магазин с вывеской «Сельпо» и за пять минут убедили видавшую виды светлоглазую, курносую продавщицу Клавдию, как она представилась Александру, продать им спиртное. Продавщица «растаяла» после пятого комплимента, которые Саша выдавал ей как из пулемёта. В магазине кроме них никого не было.

«Управляющий запретил торговать вином, чтобы не отрывать мужиков от уборочной», - сообщила она, восхищённо вглядываясь в мужественное лицо Александра.

Но вино в магазине имелось. Клавдия шмыгнула в подсобку и вынесла плотно запечатанную жестяной крышкой трёхлитровую банку с этикеткой на боку. Она протерла этикетку полой серого халата и повернула к покупателям. «Яблочное», - вслух прочитал Егор. – Крепкое плодово-ягодное».

- Берём три банки, - прикинул в уме Александр.

Деньги они собрали с группы заранее. Клавдия дала им авоську из чёрной крепкой материи, и, по-прежнему не сводя глаз с Александра, томно сказала: «Заходите ещё…». «Обязательно, Клава», - серьёзно пообещал тот продавщице.

…Ясный солнечный день сменился на тёплый сентябрьский вечер. В клубе готовились к ужину.

Тамара, которой помогал Олег, тщательно ощипала, опалила и выпотрошила гуся, сняла с него кожу и убрала желтоватый жир. Веса в птице оказалось килограммов пять. Повариха решила изрубить её на кусочки и приготовить тушёный картофель с мясом. Сначала она обжарила эти куски прямо на дне бака, потом долила туда воды и примерно час варила их. За печью следил Олег.

В это время добровольцы из числа девчонок чистили и резали картофель, морковь, свеклу. Обсуждали, как можно вкусно приготовить гуся: с яблоками, с рисом и черносливом, с гречневой кашей, с квашеной капустой, с ананасом. Рецепты сыпались со всех сторон.

- Так, - решительно остановила Тамара этот кулинарный поток. – Всё! Гуляйте пока. Дальше я сама, - и она посмотрела на Олега. – А за печью надо следить…

Ужинали до глубокой темноты, вино заедали тушёной картошкой с гусятиной. Разливали Александр с Евгением. Михаил Ефимович начал было возмущаться, но быстро пошёл навстречу коллективу, а когда в его кружку плеснули пахучего напитка цвета янтаря, даже выдал тост: «За успешную уборку урожая!».

Рабфаковки, заметил Егор, с интересом разглядывающий соседок,  активнее прикладывались к своим кружкам, чем студентки из их группы.

Тамара не скрывала удовольствия, наблюдая, как подруги уплетали её стряпню. «Мне бы жаровню, яблок…» - пьяненьким голосом начинала оправдываться она.

- Молчи, стряпуха ты наша! И так вкусно! – тут же успокоили её.

После того, как солнечный диск исчез за деревенскими огородами,  птицы на речном берегу сразу затихли. Но следом, будто лампочка, засветился яркий серп нарождающейся луны. Над задней дверью клуба зажгли свет, который выхватил из сумерек только одну сторону стола. С другой стороны застолье подсвечивали угольки из открытой печной топки.

Девушки с рабфака курили, уже не скрываясь. К ним осторожно присоединялись девчонки из другой части начавшего складываться общего женского коллектива.

Атмосфера была самая дружелюбная. Когда приступили к чаю, Александр милостиво разрешил девушкам называть себя просто Сашей.

- А Саней можно? – спросила Галина.

- Можно, но не желательно, - усмехнулся Александр.

- Тогда меня можете Женей называть! – радостно призвал Евгений.

- А ты, чего молчишь, Сынок? – подковырнула Егора Наташа-большая.

Девчонки захихикали, а Егор обиженно отвернулся от компании…

Скоро начали укладываться на ночь.

Постели были, конечно, примитивные. Но выбирать не приходилось. Матрасы разложили на сцене в два ряда. Вместо подушек кое-кто положил свёрнутые куртки.

Девушки ещё днем определись с местами ночлега. Мужской половине постелили в углу сцены, отделив их постели от девичьей части свёрнутым в трубку матрасом. Парни стали препираться – кто будет спать с «девичьего края». Все так отчаянно протестовали, что Егор не выдержал: «Ладно, давайте, я…». С другой стороны свернутого матраса расположилась худенькая белокурая Света из Егоровой группы. По этому поводу сразу же понеслись остроты и смешки.

- Смотри, Сынок!

- Светик, если что, не молчи!

Но Егор сжал зубы и решил не реагировать…

Вскоре в клубе раздавалось только мерное сопение и нервное всхрапывание новосёлов.

Егор долго не мог заснуть – сказывался полный впечатлений день. И он вертелся с боку на бок на жестком неудобном ложе. Однако усталость взяла своё, и он окунулся в какой-то странный сон, где  ярким солнечным днем он едет с отцом на мотоцикле по лесной дороге. Отец сидит за рулём, он – на заднем сиденье, ещё кто-то примостился в  люльке. Но кто это, Егор не может понять, отвлекает лесная дорога, полная ям и ухабов. Егор подсказывает отцу, как лучше их объехать. Потом начинает внимательно присматриваться к пассажиру. Только он так и успел его узнать, потому что внезапно проснулся.

И сразу же вспомнил, где находится.

За окном громко трещали мотоциклетные моторы, а их «спальня» была ярко освещена фарами. Потом к окну подошёл Михаил Ефимович в своём ночном наряде. Моторы сразу стихли, и преподаватель дрожащим голосом начал уговаривать непрошенных гостей. А после того, как деревенские захохотали и потребовали девчонок, иначе обещали разнести окно, Егор краем уха услышал, как испуганно пискнула его соседка и почти неслышно запричитала: «Ой-ё-ёй…»

Он вздохнул: была – не была, шагнул в освещённое пространство и не столько словами, сколько своим внешним спокойствием убедил местных парней, что девушек в клубе нет.

Когда шум моторов затих вдалеке, кто-то громко хлопнул в ладоши, и сразу же десятки рук как по команде зааплодировали. Оказывается, все давно уже проснулись и, затаив от страха дыхание, наблюдали за развитием событий. Спальня галдела на все голоса:

- Ну, Сынок!

- Ну, молодец!

- Смело!

- Главное, как спокойно он их!

- Девочки, он нас спас!

- Да, ладно, - вяло отшучивался Егор. – Я же не один был, а с Михаилом Ефимовичем. Он был первым переговорщиком…

- Не скромничай! – хлопал его по плечу Саша. – Молоток!

Парни вскочили с мест, окружили Егора, жали ему руки.

- Всё! – оборвал радостный ажиотаж Михаил Ефимович. На этот раз его в его голосе прозвучала твёрдая металлическая нота. – Всем спать! Забыли, завтра вставать рано?

Залезая на четвереньках в свою постель, Егор повернулся к соседке:

- Спокойной ночи…

- Ага… - послышался тихий ответ.

Но всё же долго не могли заснуть – шушукались, хихикали. Наконец, ночной морфей снова взял студентов в свои объятия.

…Разбудил Егора ярко-малиновый свет солнечного диска, который медленно выдвигался из-за горизонта со стороны реки. Сочный солнечный зайчик через окно заглянул в их скромную обитель, высветил угол, в котором спали парни. Егор посмотрел на свои наручные часы – седьмой час, он поднял голову и осмотрелся. Саша с Женей ещё спали, постели Михаила Ефимовича и Олега были пусты, и девчонки тихо сновали туда-сюда.

Егор спустился со сцены в зал.

- Доброе утро, спаситель! – громко поздоровалась с ним Наташа-маленькая, остальные девушки приветливо улыбались.

Егор вышел во двор. Тут было по-утреннему зябко, от здания клуба через весь двор тянулась длинная тень, на траве блестели капли влаги. А со стороны реки неслась такая сложная и звонкая птичья музыка, что, казалось, туда слетелись птахи со всех окрестностей.

У печи колготился Олег, помогая Тамаре готовить завтрак. Из двери с буквой «м» вышел Михаил Ефимович, кивнул Егору и, поёживаясь от холода, сказал: «Надо всех поднимать, скоро приедет машина», - и шмыгнул в клуб.

Егор тоже пошёл по нужде, обратив внимание на небольшую очередь к букве «ж».

- Как выйду, - сказал он очереди, – можете занимать мужскую половину.

- Ну тебя! - засмущались девушки.

Студенты едва успели проглотить кашу с горячим чаем, как с улицы раздался автомобильный сигнал. По деревенской улице опять «тёк» к реке белый гусиный ручей. На этот раз Витёк вёл грузовик медленно, осторожно разгоняя недовольно гогочущее стадо.

До поля с турнепсом было километра четыре. С одной стороны его окаймляли белоствольные берёзы, и их осенним золотом была усыпана дорога, по которой шёл грузовик. Другим концом поле упиралось в высоковольтную линию электропередачи, её железные мачты-великаны тянулись вычурной стройной цепью до самого горизонта.  

На краю поля студентов поджидал худой высокий мужчина в длинном до пят дождевике, кирзачах и фуражке с широким козырьком, скрывающим половину лица с вислыми седыми усами. Казалось, пригревшее уже солнце его не достаёт. Когда все, беспрестанно переговариваясь, выгрузились, и грузовик укатил в деревню, он неожиданно зычным голосом приказал:

- Прошу подойти ко мне для получения наряда!

Первым к нему порысил Михаил Ефимович, следом подтянулись студентки, парни, по обыкновению, держались в стороне.

- Я бригадир полеводов, - представился высокий. – Сегодня будете убирать турнепс…

- А завтра? – саркастически перебил его кто-то.

- И завтра тоже будете его убирать, - он тяжело вздохнул и посмотрел поверх голов на поле. - Будете работать здесь до тех пор, пока всё не повыдергаете. Предлагаю разбиться на «пятёрки», растянуться вдоль поля. Работать надо качественно, корнеплоды не пропускать, рвать всё подряд. Вот так, - он наклонился и без особых усилий вытянул из земли у себя из-под ног крупный – сантиметров на сорок – бело-розовый плод, похожий на большую редиску или на продолговатую репу с крепким кустом ботвы. – Ботву удаляем, - бригадир с хрустом обломил зелёный вершок. – Овощи складываем в бурты, то бишь, в кучи. Каждое звено – клади в свою кучу. В полдень придёт трактор с телегой. В неё загрузите урожай. Вопросы?

- А как мы, товарищ бригадир, нашими женскими ручками эту работу делать будем? - выступила вперёд рабфаковка Галина.

- Правильный вопрос, - из-под кепки не было видно бригадирских глаз. – Я вам верхонки припас. – Он отвернул полу дождевика и вывалил на  землю охапку рукавиц…

В «пятёрке» Егора или, как он назвал, «сентябрьской звёздочке», работали две студентки из его группы, а две другие – с рабфака. Из одногруппниц к нему попали соседка по ночлегу Светлана и стройная брюнетка Татьяна в стильной ярко-красной куртке и в красных резиновых сапожках. Она ласково взяла парня за локоть: «Поработаем!». А Наташа-большая и Наташа-маленькая сами к нему напросились: «Пусть Сынок нами командует. Заслужил…»  Они споро принялись за дело.

В «пятёрке» слева был Евгений, справа – Александр, которого девчонки уже наперебой звали «нашим Саней». Дальше борьбу за урожай вели звенья Олега, Михаила Ефимовича, а в звене Галины на два человека было больше, чем у всех.

Сначала все рвали турнепс и складывали в одну кучу у дороги. Но когда продвинулись вглубь поля, решили, что у каждой «звёздочки» будет своя куча. И начали соревноваться.

Егор приглядывал за соседями, поторапливал своих, чтобы резвее бились с овощем. Скоро сняли с себя не только куртки, но и свитера с кофтами, а кое-кто из девчонок и футболки скинул, оставшись в купальниках. Благо, солнце грело по-летнему. Тёплый ветерок взметал пыль вдоль дороги.

В купальниках работали и обе Натальи. Егор старался не смотреть в их сторону, а сам, стесняясь, футболку не снял.

После полудня со стороны деревни послышался звук мотора, и вскоре на краю поля остановился заляпанный засохшей грязью трактор «Беларус» с телегой. В кабине красовался всё тот же Витёк. А за высокими бортами телеги с улыбкой от уха до уха сидела Тамара.

- Обедать будем? – перекрикивая звук мотора, звонко крикнула она.

- Будем! – заорали голодные студенты.

- Тогда помогайте… Олег! – поманила Тамара своего добровольного помощника.

Из телеги на землю спустили термосы с борщом, кашей и какао, мешки с посудой и хлебом. Тамара прихватила с собой одеяла, начала расстилать их на траве.

- Погодите-ка, - вмешался Витёк. – Сначала урожай загрузим, а потом обедайте. А то, я знаю, поедите, расслабитесь, и мне до вечера погрузки не дождаться. Как, старшой, принимается? – повернулся он к Михаилу Ефимовичу.

Тот кивнул, соглашаясь. Голодный народ обступил ближайшую кучу турнепса, и начал швырять увесистые коренья в телегу. И тут Егор краем глаза отметил, что Витек ухватил за руку Наташу-маленькую и потянул в сторону. Улыбаясь, она шагала за ним. Шофёр положил ей руку на голое плечо и начал что-то шептать на ухо. Лицо девушки залила краска, она резко отпрянула от парня, и отвесила ему  пощёчину. С гордо поднятой головой вернулась Наташа к работе.

Похоже, на этот инцидент никто, кроме Егора, не обратил внимания. Раздосадованный Витёк, потирая щёку, поплёлся к трактору, мотор взревел, и железный «конь» резво рванул к новой куче корнеплодов…

Потом, когда все, сидя на одеялах, съели первое, второе и, неторопливо переговариваясь, попивали кофе, Егор подсел к Наташе-маленькой. «Смело ты ему врезала! - негромко похвалил он девушку. -  Что он тебе сказал?»

- А как ты думаешь? – взъерепенилась та, снова зардевшись. – Кобель деревенский!

- Ты чего? – повернулась к ней Наташа-большая.

- Да, ладно, потом, - отмахнулась та от подруги.

Вечером Витёк приехал на поле на грузовике. Студенты закрыли ботвой собранные после обеда кучи турнепса и полезли в кузов. Егор наблюдал за водителем, а тот вёл себя, как ни в чём не бывало, с интересом поглядывая из кабины на девчонок.

…На скамейке возле клуба сидели трое местных парней в спортивных олимпийках «Адидас», видавших виды кроссовках и лузгали семечки. Рядом стояли два мотоцикла «Минск», который в народе именовали «козлом».

Парни, как на подбор, были русоволосыми, светлоглазыми. Что скрывалось в их давно не стриженых головах, не угадать.

- Эй! – крикнул тот, что казался постарше. – Городские, ну-ка, подойди!

Испуганных студенток, будто пылесосом, быстро всосало внутрь клуба. Михаил Ефимович оторопело смотрел на застывших у входной двери студентов.

- Что будем делать? – тихо, будто сам у себя, спросил Женя.

- Подойдём, - закипятился Олег. - Если что, драться будем! Нас пятеро!

- Четверо, - уточнил Александр. – Ефимыча втягивать нельзя… Значит, так. Вы стойте здесь, а я пойду и поговорю.

- Я – с тобой, - предложил Егор. – Думаю, они не драться пришли. Отношения хотят выяснить.

И они вдвоём пошли к деревенским.

Александр первым протянул руку тому, кто их окликнул, представился:

- Александр, можно просто Саша. А это Егор, - кивнул он на товарища.

- А меня Яковом зовут, - заулыбался деревенский. – Можно просто Яшей. Мои парни – Иван и Васёк! – отрекомендовал он своих.

Настроение у всех стало благодушным. Местные предложили студентам семечек, и Александр с Егором с удовольствием принялись их лузгать. Молчание нарушил подоспевший Олег:

- Какие претензии, парни? – он демонстративно поднял руки к лицу и с силой сжимал и разжимал кулаки.

Деревенские слегка отпрянули, а Саша приобнял Олега за плечи:

- Спокойно, Олег, семечек хочешь? Парни угощают, - те с готовностью поделились угощением.

Тут и Евгений пришёл:

- Здорово! Меня Женей зовут.

Вот так они и перезнакомились, и разговор потёк уже сам собой: про урожай и про погоду. Наконец, Яков обратил внимание на одинокую фигуру Михаила Ефимовича, который стоял в отдалении, ковырял землю носком ботинка и посматривал в их сторону.

- А этот чего не подходит? – показал пальцем на него Яков. - Мы его узнали. Он ночью переговоры вёл…

- Его трогать не надо, у него выбора не было, - сказал Егор.- Это наш преподаватель.

- Тебя я тоже узнал, - Яков с усмешкой смотрел на Егора. – Ловко ты нас надул, смело. Уважаю! Мы же школу проверили – там никого. Митяй предлагал вернуться, разобраться с тобой. Да наши отказались. Мы думали, одни девчонки приехали. А тут вы…

Немного посмеялись, вспоминая ночные события. Потом Александр спросил:

- Чем вы тут вечерами занимаетесь? Или помираете со скуки?

- Ты что! - наперебой загалдели местные. – На мотоциклах гоняем, музыку слушаем, на гитаре играем, бывает, как вчера, домашней «бормотушкой» балуемся, в волейбол играем.

Саша встрепенулся, услышав про волейбол:

- Может, сыграем? Например, завтра вечером?

- Не вопрос! – сразу согласился Яков. – Только мы вас легко «сделаем», без обид…

- Какие обиды? – перебил Александр. – Только не говори «гоп», пока не перепрыгнешь.

- Как это? – не понял Иван.

- Молчи, деревня! – Яков хлопнул товарища по спине. – Поедем уже, - сказал он, резво вскакивая на ноги.

- Погоди, - остановил его Егор. – У вас в деревне общественная баня есть?

- Зачем? - не понял тот. – У нас в каждом дворе баня, по субботам.

- Ну, вот где с поля сейчас помыться? – Егор наклонил голову, пятерней начал теребить волосы, с которых посыпалась набившаяся за день пыль.

- А-а, - понятливо протянул Яков. – Помыться? Вон река, вода ещё не сильно холодная. Мойся, сколько хочешь.

…Егор сунул кусок мыла в плавки и опасливо вошёл в реку. Следом осторожно нащупывали дно Александр с Евгением. Скатившееся с небесной макушки солнце коснулось верхушек далёких деревьев, и его косые лучи  наполняли речную долину сиянием. От этого вода отсвечивала расплавленным золотом. «Вот почему Золотой Китат!» - жмурился Егор.

Он набрал в лёгкие побольше воздуха и нырнул. Парни последовали его примеру. Минут пятнадцать они плавали, громко отфыркиваясь и хохоча. Течение здесь было небыстрым и не мешало им плескаться. В прозрачной воде хорошо виделся каждый донный камешек. 

Метрах в ста выше по течению, скрытые береговыми кустами, так же шумно  резвились в воде девчонки.

Потом замёрзшие парни убежали в клуб, и Егор остался на речке один. Он тщательно намылил голову и тело и окунулся в воду. Прополоскал футболку и отжал её на берегу. Надел на мокрое тело брюки и свитер и помчался к себе.

…Через пять дней с турнепсом было покончено. Все это время стояла великолепная погода. Правда, ночи становились всё холодней, днём же раздевались и загорали прямо на работе. Прибавлялось золота на деревьях, но в эти по-летнему яркие дни желтая краска не вызывая грусти.

Вечерами играли с местными в волейбол на площадке возле школы.

Они очень волновались, когда вышли играть в первый раз: деревенские тренируются вместе не один год, а студенты сообща никогда не играли. И хоть эту игру Егор хорошо знал по школьным соревнованиям и даже очень прилично распасовывал, тут ситуация была иная – у соперников численное мужское преимущество, да в родных «стенах».

Капитаном у студентов безоговорочно стал Александр. Он ещё во время работы на поле начал подбирать игроков. Все парни, само собой, автоматически вошли в первый состав, кроме Михаила Ефимовича. «Нет, - сразу ответил он на предложение. – Не играл и не буду позориться. А вам запретить не могу. Сыграйте… Они вас, конечно, обыграют…»

- Ну, это посмотрим! – возмутился капитан зарождающейся команды. – Вы ещё поболейте за них!

Он отбросил в сторону огромный овощ и пошёл по «пятёркам» выяснять, кто из девчонок умеет играть в волейбол. Через полчаса пять-шесть девушек согласились сразиться с деревенскими. Александр взял их на заметку, однако пока к четырём мужским единицам решил добавить только Галину и Наташу-большую.  

В тот вечер вернувшийся с поля грузовик со студентами возле клуба поджидал посыльный. «Цыкнув» свозь зубы слюной в дорожную пыль, стриженный под ноль паренёк лет тринадцати подошёл именно к Александру, безошибочно угадав в нём старшего по команде. С важным видом протянул ему руку и важно так произнёс:

- Меня к вам Митяй послал, предлагает сыграть. Наши ждут возле школы.

- Беги, передай: через полчаса будем, - Саша развернул паренька в сторону улицы и легонько подтолкнул.

Вечернее купание и ужин решили отложить. Новоиспечённые участники команды быстро ополоснулись под умывальниками, девчонки переоделись в чистые футболки, и студенческая сборная торопливой рысью понеслась по деревне.

У домов на скамейках сидели хозяева и хозяйки в неизменных цветастых платках и громко обсуждали новости с соседями. При студентах замолкали, вежливо здоровались, с интересом приглядываясь к приезжим.

Команда местных стояла кружком на одной половине поляны, разделённой волейбольной сеткой, и лениво перебрасывала друг другу мяч. К школе подтягивалась публика. В основном, ребятня, но были и взрослые. Егор увидел среди зрителей того самого бригадира в неизменном дождевике и фуражке. «Откуда они узнали про игру?», - удивился он.

В деревенской команде главным был Митяй, высокий, широкоплечий, лохматый, лет двадцати. Остальные – Яков, Иван, Васёк и ещё двое парней – рядом с ним выглядели мелковато.

Александр оставил своих на другой половине площадки, сам пошёл к соперникам. Они по очереди пожали ему руку, коротко поговорили и передали мяч. Вернувшись, капитан объяснил стратегию матча:

- Если проиграем, не страшно, не корову проигрываем, - он усмехнулся, вглядываясь в их серьёзные лица. – Да расслабьтесь вы, наконец! Вот ты, Наталья, ведь умеешь играть?

- Да, - озорно тряхнула та короткой стрижкой. - Три года ходила в секцию.  

- Ну вот! – тронул её Саша. - Главное, у нас есть команда. Нам дали пять минут на разминку, встали в круг.

Они быстро перепасовывали мяч, чтобы отвыкшие руки почувствовали его упругую поверхность. Глядя на них, зрители начали кричать и свистеть.

- Всё, - остановил тренировку капитан. – Будем начинать.

Возле одного из столбов, к которым было привязана сетка, стояла перевёрнутая вверх дном бочка, на неё влез судья матча – худющий чернявый пацан. Он звучным голосом объявлял результат и приплясывал от радости…

Первую партию студенты проиграли вчистую. У Егора не шла подача, от Олеговых рук мяч и дело улетал в аут, Евгений опаздывал к сетке, когда соперники подавали на Митяя и тот, подпрыгнув, вколачивал мяч в зону противника. Александр с Наташей не успевали исправлять ошибки своих игроков. Только на них и держалась игра.

Да ещё солнце било им в лицо. А публика улюлюкала на городских и радостно приветствовала каждое очко Митяя.

На вторую партию они поменялись с соперниками площадками. Косые лучи заходящего светила теперь били в спину, непомерно удлиняя их тени.

Пока занимали свои места, Александр настраивал игроков:

- Перестаньте бояться мяча, он не убьёт! И ругать нас не будут! – кричал он. - Среди них нет профессионалов. А мы – команда! - они собрались в кружок. – Соперники играют примитивно, только через Митяя. Женя, надо всё время ставить ему блок. С твоим ростом ты сможешь! Олег, руки держи твёрже, отбивай мяч перед собой. Егор, на подаче подбрасывай выше. Галина, вспомни, ты ведь играла…

Вторую партию они тоже проиграли, но уже достойнее. Как говорится, руки «вспомнили», увереннее стали подачи, а мяч всё дольше «парил» на их половине, не падая. Евгений почти через раз удачно отбивал удары Митяя. Каждый игрок у студентов заиграл надёжнее: под сеткой, в центре, на месте подающего. Да и поддержка помогала: все студентки собрались у школы и орали как сумасшедшие.

- Всё, - заявил Александр при очередной смене площадок. - Третья партия наша! Мы теперь знаем слабые места противника.  

И они «взяли» партию, сыграли её азартно, добродушно подшучивая друг над другом при ошибках. Также выиграли четвёртую и пятую партии. И весь матч! Такого волейбола здесь давно не видели.

С того дня играли каждый вечер. Итог очередного матча всегда был за студентами. Деревенские их зауважали…

ЧП случилось, когда, после победы над турнепсом, их группу разделили. Девчонок управляющий направил на уборку картофеля, а парней – на зерновой ток. Утром они все вместе выехали на грузовике. Витёк лихо тормознул у зернотока, который был в полутора километрах от деревни, высадил ребят и, поддав газу,  по пыльному просёлку увёз девчонок на картошку.

Парни обошли вокруг плохо заасфальтированной площадки тока, треть которой была накрыта шиферным навесом. На ней рядами высились кучи зерна нового урожая. Несколько хмурых с виду работников подтянули к одной из куч колёсный погрузчик с конвейерной лентой. «Воткнули» конвейер в зерновой бархан, метрах в десяти от него разложили брезент, с десяток рулонов которого валялись на земле.

Та-та-та-та – натужно затарахтел движок погрузчика, конвейер дернулся и по нему быстро побежал зерновой ручеёк, веером выплескиваясь на подготовленное новое место. Рабочие деревянными лопатами подкладывали осыпающееся с краев зерно на ленту. В воздухе стояла пыль, сквозняком сдувало в сторону серую мякину. В небе над током кружили стаи голубей, ровными рядами птицы сидели на крыше, лениво поглядывая по сторонам.

- Ну, что? Поняли технологию? – Егор вздрогнул от голоса незаметно подошедшего к ним полноватого мужика среднего роста в фуфайке, неизменных кирзачах и кепке. – Здорово, помощники! Я, Иван Николаич, здесь главный. Берите вон тот погрузчик, - показал он на стоявшую в стороне технику. – И вот этот бурт тоже пересыпьте ближе к навесу. Руки куда попало не суйте и под машины не лезьте, - в две секунда провел он инструктаж по технике безопасности.

- А зачем это надо? – Егор понимал, что его вопрос звучит наивно.

Но он всегда любил делать то, в чем хоть как-то разбирался. Ожидал усмешки, иронии над городским жителем, который никогда раньше не бывал на току. Однако Иван Николаевич на полном серьёзе начал рассказывать о влажности и засорённости поступающего с поля зерна, и что, прежде чем засыпать в хранилище, его надо подсушить и освободить от шелухи и сора. Делать это надо скорее, «ловить» хорошую погоду, ведь если пойдёт дождь, сушить урожай придётся с помощью сушилок и «соляры».

Тут на ток заехал видавший виды самосвал ЗиС. Вначале он вкатился на весы, потом развернулся, сдал назад, ткнулся в крайнюю кучу и ссыпал в неё золотистые зёрна. Размахивая руками,  Иван Николаевич кинулся к водителю…

Работа увлекла парней. Они таскали рулоны брезента, ворочали  погрузчик, приноравливая его к своей куче зерна, долго копались, пытаясь завести мотор, «лопатили» зерно, подсыпая его на ленту.  

Работа была несложная, но парням она казалась веселей, чем в поле. Да и ясный солнечный день повышал настроение. Гул работающей техники разносился далеко вокруг. Громко хлопали крыльями то и дело взлетающие в небо стаи птиц. Все это больше напоминало какой-то необычный праздник, чем трудовые будни.

Обедали вместе с рабочими: ели борщ, разваренную лапшу с мясом, запивая её крепким, сладким чаем. После обеда Иван Николаевич разрешил полчаса передохнуть, и они лежали на тёплой куче зерна, соприкасаясь запылёнными головами. Лениво перебрасывались словами, в смысл которых сонный мозг Егора даже не хотел вникать.

- А-а-а! Лежите-полёживаете! – они подскочили от вопля Тамары.  Дрёму как рукой сняло. - А там наших девчонок чуть не убили!

- Ты откуда взялась?! – испуганно спросил Александр. Ребята таращились на растрёпанную, зарёванную повариху.

Вместо ответа та упала Олегу на грудь и принялась рыдать взахлёб. На крики к ним торопливо начали подтягиваться рабочие, кто-то протянул ей фляжку с водой. Тамара несколько раз хлебнула из горлышка, захлебнулась, закашлялась. И лишь после этого стала понемногу успокаиваться. Через несколько минут, всхлипывая, начала рассказывать:

- Он за нами на тракторе по полю гонялся! Кричал: всех передавлю!

- Да кто – он? – не понимал Егор.

- Кто-кто, Витёк… Пьяный! – у Тамары на глаза опять навернулись слёзы.

- Не плачь, Тома, - ласково гладил её по голове Олег. – Расскажи, как было.

Вздыхая и запинаясь, девушка начала:

- Утром он девчонок на поле привёз, они говорят, всё было нормально. Там картофелекопалка уже ряды подкопала. Я обед в клубе готовлю…

В это утро на поле Михаил Ефимович привычно разделил девчонок на звенья –  по пять человек на один длинный картофельный ряд. Разобрали вёдра и   принялись соревноваться, у кого куча будет больше. Разогрелись быстро, да и солнышко припекало. Сначала куртки поснимали, потом – и кофты, и свитера, кое-кто – футболки.

Михаил Ефимович ходил по полю и носком ботинка ковырял землю. И если попадался пропущенный клубень, тут же возвращал звено на переделку: «Ничего не оставлять за собой!»

Девчонки над ним подшучивали, делали вид, что сердятся на придирки, начали придумывать картофельные кричалки: «Если есть картошка в доме, будешь сытым целый год!», «Картошку копать, не руками махать!», «Любовь – не картошка, не выбросишь в окошко!»

То одна, то другая приставляли ладонь к глазам, высматривали на горизонте флажок, которым была отмечена дневная норма. Но, как говорится, глаза боятся, а руки делают. Дело неумолимо шло к обеду.

- Витёк подъехал за мной к клубу на тракторе, вроде, как обычно, - Тамара уже не всхлипывала. – Только, вижу, из кабины не вылез. Он всегда выходил, помогал грузить в телегу термосы с едой. А тут сидит, как истукан, даже головы не повернул. Хорошо, на улице пацаны играли. Я их попросила помочь… - она перевела дыхание. – Когда тронулись в сторону поля, я сразу почуяла неладное: трактор виляет, телегу дёргает… Я только успеваю термоса ловить. Думаю, что это с ним, уж не пьяный ли? Кое-как до поля дотерпела. Начали мы с девчонками выгружаться, а Витёк из кабины на землю выпал. Ну, точно, пьяный! А он поднялся и полез к девчонкам целоваться…

Те сначала с хохотом отмахивались от него. А хмельной тракторист не унимался, принялся орать: «Кто со мной в кусты пойдёт, тому будет счастье!» Распахнул объятия и, спотыкаясь и падая, начал гоняться за студентками. Те уворачивались от извалявшегося в земле парня в грязной фуфайке, крутили пальцем у виска: «Сдурел, что ли?! Иди, проспись!» Пытался увещевать его и Михаил Ефимович:

- Виктор, возьмите себя в руки… - но получил в ответ короткую зуботычину и ретировался.

Витёк всё больше распалялся:

- Ну, с…и, всё равно одну поймаю!.. - но поймать всё никак не удавалось. Тогда он взревел раненым вепрем и, шатаясь, побрёл к трактору, начал отцеплять его от телеги.

Девушки восприняли это как капитуляцию и, сбившись в кучку, принялись помогать Тамаре собирать обед. Никто не обратил внимания, что мотор «Беларуса» затарахтел, железный конь дрогнул и покатился в сторону их полевого стана.

Хватились, когда до трактора оставалось метров двадцать, заорали:

- Стой! Ты что, дурак?! Совсем сдурел! – и с визгом сиганули врассыпную, некоторые просто чудом не попали под колёса. «Всех передавлю!», - кричал тракторист. Трактор на всём ходу пронесся по расстеленным одеялам, наматывая их на большие задние колёса, разбрасывая по земле чашки, ложки, кружки. Расплескалась из опрокинутых термосов еда.

- Михаил Ефимович, что же это?! Сделайте что-нибудь! Он может задавить нас! – Галина схватила преподавателя за грудки.

Но тот таращился на неё и всё повторял: «Что он делает? Что делает! Нельзя так! Нельзя…»

А трактор, разнесший в пух и прах обеденный «стол» студенток, притормозил в отдалении и по широкой дуге начал заворачивать в сторону перепуганных девчонок. На тех будто столбняк напал, они замерли и молча следили за этими маневрами широко распахнутыми от страха глазами.

Развернувшись, Витёк остановился, примерился и снова нажал на газ. Девушки начали озираться в поисках укрытия, но в поле спрятаться негде, а до ближайших берёз не меньше полукилометра.

Трактор быстро приближался, от его жуткого тарахтения и огромных колёс, казалось, не скрыться. Витёк рулил неровно, железный конь вилял из стороны в сторону, будто не мог выбрать, на кого нацелится. Скорее всего, так и было. И только когда подъехал вплотную к остолбеневшим девушкам, выцелил группу из четырёх человек. Трое из них с диким ором бросились  в стороны. И только Татьяна, та самая любительница красного цвета, понеслась вдоль борозды – прямо по курсу движения трактора. Её красный купальник и красные резиновые сапожки, наверное, действовали на пьяного, как красная тряпка на быка. Она бежала так быстро, что, чудилось, будто летела над полем. Остальные следили за этим поединком, безмолвствуя: кто, раскрыв от ужаса рот, кто, прикрыв губы ладошкой.

Силы были явно не равны, трактор нагонял беглянку и, когда показалось, что его радиатор вот-вот достанет девушку, она споткнулась и упала. Агрегат пронёсся над ней, и помчался дальше. Все, кто видел это, издали вопль. Девчонки со всех ног кинулись к тому месту, где упала Татьяна.

Она лежала в борозде, вытянув руки вдоль тела, уткнувшись лицом в землю, и рыдала в голос. Из небольшой ссадины на правом плече сочилась струйка крови. Девчонки подняли её, поставили на ноги, ощупали – цела. Это было чудом: взбесившийся трактор проехал над ней. «Фашист! – рыдала Татьяна. – Я его убью!..» Кто-то приложил платок к её плечу. «Ой, ой! Больно…», - заохала та.

А трактор снова развернулся и стремительно приближался. На этот раз девчонки, не ожидая, с визгом начали разбегаться. Мозг пьяного Витька, видно, не смог выбрать следующую жертву. Передние колёса «Беларуса» завиляли, его начало мотать из стороны в сторону, трактор опасно накренился и с маху завалился на бок, беспомощно вращая задними колёсами. Мотор заглох, а из кабины показался чумазый Витёк, ступил нетвёрдыми ногами на землю, упал, поднялся. В руках у него была початая бутылка с мутной жидкостью, к которой он и приложился.

- Бей его, девчата! – заорала Наташа-маленькая. Она подхватила с земли крупный белый картофельный клубень, подбежала к парню и со всего маху врезала ему по лицу…

Почти два десятка рассвирепевших девчонок долго «волтузили» пьяного тракториста, катали по земле, пинали, царапали, таскали за волосы. Вначале он сопротивлялся, мычал что-то нечленораздельное, потом, скрутившись калачом и закрыв руками разбитое лицо, затих.

- Какая тут работа?! – всхлипнула Тамара. – Решили пешком идти в деревню, найти управляющего, всё рассказать. Это настоящая уголовщина, покушение… За это судить надо! А меня к вам послали. Егор! - она посмотрела опухшими от слёз глазами на однокурсника. - Некому нас защитить! Бросайте работу, пойдём в деревню. Девочки боятся: вдруг Витёк опять приедет…

Все студентки были в клубе, валялись на матрасах. Лишь Михаил Ефимович стоял у окна и вглядывался вдаль. Управляющего найти не удалось, контора была на замке. Три малоразборчивых слова карандашом на приклеенной к двери бумажке объясняли его отсутствие: «Уехал в поля».

Студентов обитатели клуба встретили горестными возгласами и всхлипываниями. Татьяна вскочила со своего матраса, кинулась к парням, выставляя вперёд перевязанное плечо: «Вот! Чудом не погибла!»

Тамара с Олегом пошли хлопотать у печи. Александр окинул взглядом это унылое лежбище и позвал:

- Галина, Наталья! – он выразительно посмотрел на Наталью-большую. - Выйдем, нужно поговорить.

- Надо Семёнычу докладную писать, чтобы документ был, - сказал он во дворе. - И заявление участковому. Иначе никто разбираться не будет. Написать надо прямо сегодня, по горячим следам. Найдите бумагу, ручку, решите, кто писать будет. Это, во-первых. Во-вторых, все пережили сильный стресс, если его не снять, могут быть последствия. Поэтому, предлагаю сходить в магазин за плодово-ягодным.

За вином отправились Саша с Наташей-большой. А Егор с Евгением решили, пока есть время, искупаться.

- Правильно, Сынок! – наверное, впервые после жуткой истории улыбнулась Галина. – Я сейчас желающих тоже к речке пригоню, пусть взбодрятся. Только, чур, не подглядывать!

- Больно надо, – хмыкнули парни…

Лучи солнца тысячами ярких вспышек отсвечивали в воде. В прибрежных кустах галдели невидимые птахи. А неподалеку плескались девчонки, повизгивая. Сентябрьская вода бодрила холодком. Парни без лишних слов намылили свои тела, нырнули и быстро выбрались на берег.

Ужинали дольше обычного, вино заедали кашей с мясом. Обеда не было, и проголодавшиеся девчонки просили у Тамары добавки. Та с удовольствием подкладывала им каши. Засиделись до сумерек,  толковали только о сегодняшнем происшествии.

Ещё до ужина приходил Семён Семёнович, вначале разговор с ним был бестолковым, каждый торопился высказаться, и все одновременно кричали, не слушая друг друга. Но понемногу успокоились, и тогда слово взял Михаил Ефимович, к удивлению многих он толково изложил, как развивались события, которые чудом не привели к трагедии.

Александр настаивал, чтобы писать заявление в милицию. А управляющий умолял не делать этого, пощадить одуревшего от самогона парня: «Я с ним сам разберусь, а тюрьма ещё никому не помогала… Он завтра же перед вами извинится… Больше ничего такого не будет…»

Наши люди памятливы, но отходчивы. Девчонки проорались и, в конце концов, решили дождаться извинений, а там – будет видно. Только Александр остался недоволен их решением. Но за столом после третьей кружки и он махнул рукой: «Поступайте, как хотите, добрые вы… А если бы...»

Ближе к полуночи большинство народа ушло спать. Оставшиеся негромко пели под гитару Евгения. Они сидели вокруг небольшого костра, отблески пламени колыхались на лицах, а нарождающаяся луна заливала двор клуба голубовато-призрачным светом.

Женя «завёл» хитовую песню «Косил Ясь конюшину». Девчонки оживились, весело подтягивали, пели и Олег с Егором. Егор подумывал допеть этот хит и – на матрас, его давно тянуло прилечь.

Когда уже открывал дверь в клуб, его ухватила за рукав Татьяна:

- Ты куда, Сынок? Спать ещё рано, пойдём, покурим, – она помахала перед его лицом пачкой сигарет.

- Я не курю, - попытался отговориться Егор.

Но девушка не думала отступать:

- Так и не кури. Я покурю, а ты рядом посидишь. А то вдруг Витёк снова явится…

- Ладно, - обречённо махнул он рукой. – Посижу.

Через калитку вышли на улицу, неслышно шагая, направились к освещённым луной скамейкам. И тут раздалось: «Ой!» - мимо них в тень стены прошмыгнула и исчезла девушка, Егор не успел разобрать, кто это. Вторая вскочила с коленей сидевшего на скамье парня, и голосом Наташи-маленькой ехидно спросила:

- Что, не спится?

- Ага, - кокетливо ответила Татьяна. – Вам, видно, тоже…

Парнями оказались деревенские знакомые Яков и Иван, они как по команде начали смущённо приглаживать волосы, потирать лбы и носы.

- А вы как тут оказались? - задал глупый вопрос стушевавшийся Егор.

- Здравствуй! - Яков протянул ему руку. – Да мы тут каждый вечер с Натой сидим. А что, нельзя?

- Ради Бога, - хихикнула Татьяна. – Сидите… Дело молодое.

- Конечно, - поддержал её Егор. – Но неужели вы пешком стали ходить? Что-то я мотоцикла не слышал.

- Зачем, пешком! Вон наши «колёса» стоят, - махнул Иван рукой через дорогу, где под лунным светом поблескивали металлом два мотоцикла.

- Про Витька-то знаете? – поинтересовалась Татьяна. – Он ведь меня чуть не задавил!

- Да! Гад он последний! – вскочил Иван. – На живых людей трактором! Не сомневайся, парни с ним уже разобрались! Завтра на коленях перед вами стоять будет!

- Сын, - вдруг резко переменила тему Татьяна. – Ты мотоцикл водить умеешь?

- Конечно, - не задумываясь, ответил Егор. Он, и правда, ещё в старших классах лихо водил отцовский мотоцикл в родном шахтёрском городке.

- Так прокати раненую девушку, - попросила Татьяна.

- Ага, - сразу обрадовался Яков. – Заводи мой, слева. Только краник на карбюраторе открой.

- Милуйтесь, пока мы катаемся, - подмигнула Татьяна.

Мотоцикл завёлся с пол-оборота. Егор оседлал его, убрал подножку, выжал сцепление, включил первую передачу и газанул.

- Чего стоишь? Садись скорее! – крикнул он девушке.

Они понеслись в ночь по мягкой от пыли полевой дороге, желтоватый луч фары выхватывал из темноты то ветки придорожных кустов, то клок соломы на обочине. Иногда мотоцикл плавно проседал на неровностях пути, но Егор не снижал скорости. Стрелка на светящемся у руля кружке спидометра подрагивала возле цифры 100. Прохладный ветер бил в грудь, в лицо и раздувал куртку. От скорости, от этого ветра захватывало дух. В груди Егора клокотал нескончаемый восторг, он то орал в темноту: «И-хо-о!», то громко пел: «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг». Пощады никто не желает!»

Татьяна сидела сзади, крепко обхватив его руками, прижавшись к Егору и шептала время от времени ему в ухо: «Потише… Осторожнее… Не дрова везёшь…»

Егор уже не представлял, где они едут, лишь интуитивно чувствовал, что знакомые поля остались позади. Он притормозил, бросил через плечо попутчице:

- Возвращаемся?

- Как хочешь, - ответила Татьяна, не разжимая рук. – Я бы всю ночь ехала!

Он осторожно развернулся и снова до упора вывернул ручку «газа»…

Когда они вернули «мотор» Ивану и направились спать, возле входа в клуб Татьяна остановила Егора:

- Ты мне даже спокойной ночи не пожелаешь?

- Спокойной ночи, - буркнул он.

Настроение у него внезапно испортилось, ему опять захотелось поскорее улечься на свой матрас.

- Спасибо и на этом, Сынок, - вздохнула девушка.

…А утром Егор проснулся от шёпота дождя, который проникал в их спальню через приоткрытое с вечера окно. В сумерках стрелки на циферблате часов угадывались с трудом, но он сумел разобрать – шёл шестой час. Студенты ещё спали. После вчерашнего ужина в атмосфере улавливался лёгкий запах плодово-ягодных паров.

Егор осторожно ступил босыми ногами на холодный пол, подошёл к окну. По квадратам стёкол там и сям стекали дождевые капли. Небо на восходе затянула серая мгла. Над скрытой кустами рекой клубился сизый туман. Перемена погоды, дохнувшая в это утро осенним унынием, сразу напомнила, что на дворе середина сентября.

С этого дня все ездили только на картошку.

В то хмурое утро их рабочий день начался позже обычного. Дождь перестал моросить. Студенты уже давно стояли на улице в ожидании управляющего с решением об их дальнейшей деревенской жизни.

Семён Семёнович подъехал к клубу на грузовике, за рулём которого сидел Витёк. Увидев водителя, девушки презрительно загудели: «У-у-у…». Управляющий вылез из кабины и крикнул шофёру: «Вылезай, чего сидишь! Говори, что хотел сказать!»

Витёк на негнущихся ногах вышел к народу. Девчонки окружили его, глянули и начали охать: у водителя вместо лица было красно-синее месиво – нос распух, губы разбиты, глаз почти не видно, на раздувшихся щеках и скулах кровоподтёки, даже уши неестественно торчали в разные стороны. На это измочаленное убожество студентки не могли смотреть равнодушно, жалость зашевелилась в девичьих сердцах.

А когда он медленно опустился на мокрую траву на колени и с трудом просипел: «Простите меня… Больше не буду…»

Первой высказалась Галина:

- Девчонки, да что мы звери какие, что ли?! Парень получил своё! Разве что, Татьяна?

- А что я?! – выскочила на круг Татьяна. – Не задавил же! Ему больше досталось…

«Ладно, - подхватили все в разнобой. – Надо простить парня. Видишь, как его наказали…»

На поле управляющий отмерил флажком дневную норму уборки.  Картофелекопалка ещё вчера успела подготовить новые ряды. Семён Семёнович наказал, если будет сильный дождь – пережидать в роще, если на клубнях будет много грязи – в обед собранный урожай в телегу не грузить, пусть пообветрится до вечера, зато вечером грузить в любом случае – будут сушить картошку в хранилище.

…Целую неделю они собирали грязную картошку под нудную морось, сыплющуюся с серого неба. Земля пропиталась влагой, на сапоги и ботинки она налипала килограммами, и кое-как ползающие по полю студенты то и дело соскребали её какой-нибудь веткой. Обедали стоя, чтобы не сидеть на мокром.

Порывы холодного ветра яростно обдували кроны деревьев. На берёзах с каждым днём всё меньше оставалось жёлтой листвы. Дни  заметно укоротились, и сумерки надвигались так быстро, что, замёрзшие и промокшие в поле, студенты во дворе клуба умывались и приводили себя в порядок уже в полусвете быстро угасающего вечера. Про купание в холодной реке не было и речи.

Настроение упало до нуля, шутки, песни и смех звучали реже. После ужина куртки, штаны и другую одежду развешивали в зале и во всех углах здания, где только можно, на натянутых верёвках, которые дал управляющий. Пораньше залезали под одеяла в свитерах, олимпийках и кофтах, чтобы хоть как-то согреться. Ведь никакого отопления в клубе не было. Одежда за ночь не просыхала, и утром приходилось с отвращением натягивать на себя влажное облачение, чтобы снова ехать на работу.

Студентки начали болеть. Первой посреди ночи раскашлялась соседка Егора Светлана. Утром она смотрела на всех испуганными, воспалёнными глазами. «Температура высокая, - пощупав её лоб, определила Галина. – Простыла. Какое ей поле?! Пусть дома лежит». Свету напоили таблетками, укутали потеплее…

С этого дня по три, а то и по четыре девочки – к радости Тамары – оставались отлёживаться в клубе, пока остальные бились за совхозный урожай.

- Надо что-то делать, - озабоченно предложил Михаилу Ефимовичу Александр, когда они по раскисшему  просёлку ехали на поле. – Иначе все поляжем…

- Что вы предлагаете, Саша? – с интересом посмотрел на него руководитель группы.

- Ну, не знаю, - пожал плечами инициатор. – Думать надо.

- Надо выходной объявить, - вмешался в разговор Евгений. - Передохнуть денёк, просушиться как следует. А то пашем, как папа Карло!

- Я бы народ в бане попарил, помылись бы… - подал предложение любитель мыла Егор.

- Я в бане уже лет сто не был, - откликнулся Олег и выпустил струю дыма сигареты, которую прятал в кулаке от встречного ветра.

- А что? – почесал затылок Михаил Ефимович. – Может, правда, выходной с баней. Вечером с управляющим поговорю. Думаю, пойдёт навстречу…

Вечером Витёк высадил девушек  у клуба, а мужскую часть группы довёз до конторы. Семён Семёнович был здесь, сидел за видавшим виды однотумбовым столом, писал карандашом в замусоленной амбарной книге столбцы цифр, время от времени заглядывая в такую же замусоленную записную книжку. Во рту торчала потухшая «беломорина». Вообще в комнате было так накурено, что поморщился даже Олег, чего уж говорить об остальных. Вокруг стола в беспорядке стояло с десяток табуреток и стульев.

Егор демонстративно открыл входную дверь, и в помещение хлынул свежий воздух.

 «Садитесь, я сейчас…» - кивнул управляющий ходокам. Впрочем, с их предложением он сразу согласился. Деваться некуда, рабочих рук в уборочную страду деревне всегда не хватает, поэтому студенты являлись хорошим, а самое главное, недорогим подспорьем для сельской экономики. И если они разболеются от осенней сырости, урожай пропадёт – совхозный бюджет денег не получит.

- В Яе хорошая баня, - он снял с головы кепку, отчего его оттопыренные уши приняли нормальное положение. – Я сам с её директором переговорю, чтобы приняли вас как надо. В общем, завтра с утра и поезжайте, Витёк приедет… Часов в десять устроит?

Когда они пешком возвращались к ночлегу, Александр предложил придать завтрашнему обеду элемент праздника.

- Как это? – не сразу понял Михаил Ефимович.

- Ну, это значит, кашу приготовить с мясом, - пошутил Евгений.

- И запить эту кашу плодово-ягодным напитком, - уточнил Егор.

Олег сдавленно прыснул от смеха, едва не подавившись дымом сигареты…

Утром в начале одиннадцатого Витёк осторожно подкатил к клубу, чтобы не обрызгать грязью ожидающих студентов. После случая на поле он стал сдержанным и молчаливым, из кабины не выходил, разве что только, когда надо было помочь Тамаре с термосами. Следы на лице парня поджили, но синеватой желтизной ещё хорошо напоминали о происшествии.

Но в этот раз Витёк удивил девчонок: кузов был накрыт «кубом» из брезентового тента. «Наконец-то! - радостно воскликнула Галина. – Хватит под дождём колесить».

«Ещё бы над полем брезент натянули», - ухмыльнулся Егор…

Баня располагалась в почерневшем деревянном здании, похожем на барак, окна которого закрасили белой краской. Здесь имелось только одно отделение. Поэтому тут чередовали мужские и женские дни помывки.

После того, как Семён Семёнович переговорил с начальством, баню закрыли «на спецоблуживание» студентов.

Парни великодушно решили пропустить вперёд девчонок, мыться после них. В раздевалке девушек ждали оцинкованные шайки, с десяток прошлогодних веников и даже стопка крохотных вафельных полотенец. «Веники берите, у нас баня настоящая, с паром, - сказала им сурового вида пожилая банщица в сером халате, из-под её белой косынки выбивалась седая прядь – За всё совхоз уплотит. Мыло вот только хозяйственное, другова нету».

- А мы со своим приехали, - откликнулась Наталья-большая. – Раздевайтесь, девки, чего встали!

Ребята в ожидании сидели на лавках в банном коридоре. Они слышали, как девичья компания шумно влетела в моечную. Из глубины бани доносился гул голосов, радостное повизгивание. Опьяненные наготой, молодостью и теплом, девчонки брызгались холодной водой, заливисто хохотали.

Парней одолевала непонятная лёгкая истома. Чтобы отвлечься, Егор принялся осматриваться. На обшитой деревянной рейкой стене висел большой лист с крупным заголовком «Правила поведения в общественной бане». Он подошёл и вчитался: «Посетитель обязан строго соблюдать время пребывания, согласно купленных билетов… Намыливаться аккуратно, не разбрызгивая вокруг себя пену… Окатываясь водой, стараться не попадать на соседей… Находиться в помещениях бани в специально предназначенной для этих целей обуви (сланцах, пляжных тапочках и т. д.)… Проводить бритьё, пользуясь только личными тазами и ковшиками… Запрещено находиться в помещениях бани позже 21-00... Нельзя находиться в бане в нетрезвом состоянии и распивать спиртные напитки…»

- Курить в помещениях бани запрещено, - прочитал он вслух и выразительно посмотрел на Олега, который по обыкновению дымил в углу. Тот закашлялся и смущённо принялся гасить окурок о подошву ботинка.

Через полчаса первым не выдержал Александр:

- Пожалуй, пройдусь по улице, - встал он. – Сидим тут, как истуканы. Они ещё час мыться будут.

Его поддержали все, кроме Михаила Ефимовича, который остался присматривать за порядком.

Парни вышли в сырость хмурого дня. Мокрое шоссе улицы Ленинградской, на которой стояла баня, тянулась вдоль многоквартирных и частных домов. Не торопясь, они продефилировали по ней  из конца в конец. Автомобилей не было видно, пешеходов – тоже. Зато их внимание привлекла торговая точка с вывеской «Продукты». Зашли в магазин, Егор с Евгением купили себе по стаканчику пломбира, Олег пополнил запасы сигарет. А Александр внимательно изучал винную полку.

- Чего смотришь? – подошла к нему продавщица, полноватая рыжеволосая женщина средних лет. – Спиртное не продам! Молодые, восемнадцати ещё нет – не продам! Мне неприятности не нужны!

- А если я паспорт покажу? – мгновенно «завёлся» Саша. – Тогда продашь?

Продавщица на секунду оторопела, а потом перешла в наступление, уверенная, что никакого паспорта у парня нет:

- Покажи! – упёрла руки в бока.

Александр долго рылся во внутреннем кармане куртки, потом широким эффектным жестом, к удивлению менее предусмотрительных товарищей, вынул документ, раскрыл и сунул его в лицо рыжеволосой. Та прищурилась, нашла глазами нужную строку и нахмурилась: «Сколько брать будете?»

Посовещавшись, они скинулись и взяли десять восемьсотграммовых бутылок «Портвейна». Сложили их в безразмерную дырчатую сетку.

Когда вернулись в баню, одетые девчонки уже заполнили зал отдыха. Раскрасневшиеся, они расчёсывали мокрые волосы, наверчивали на головы тюрбаны из полотенец или, раскинувшись, полулежали на продавленных диванах.

- Спасибо, мальчики. В бане помыться – заново родиться! – на их «С лёгким паром!» ответила за всех розовощёкая Галина. – Долго там не рассусоливайте…

А ехидная Танька не преминула добавить:

- Если надо спину потереть, Сынок, только позови!

Помывочная оказалась на удивление просторной, её отделанные кафелем стены отсвечивали белизной. Егор ступил в неё на цыпочках, чувствовал себя непривычно, ведь у себя дома он мылся в своей, рубленной дедом и отцом, бане. На макушку ему шмякнулась холодная крупная капля. Егор поднял глаза, увидел множество серебрящихся, как шарики от подшипников, капелек на банном потолке. На длинных деревянных лавках там и тут стояли оцинкованные шайки с ручками, лежали пользованные веники.  

- Тебе Наташкин таз дать или Светиным обойдёшься? – Александр громко захохотал своей шутке, и гулкое эхо усилило его голос. – Да шучу я, чего ты!? - он похлопал сконфузившегося Егора по голой пояснице. – Ты его кипяточком ошкварь.

Рядом из стены торчали два больших ретро-крана – с кипятком и холодной водой. Егор лишь чуть тронул вентиль одного из них, в мгновение тазик до краёв наполнился горячей водой, которая плеснулась через край.

- Поосторожней! – прикрикнул отскочивший Александр. – Здесь тебе не речка!

Они смыли первую грязь и наперегонки кинулись в парную. Однако заходили в неё осторожно: вдруг обожжёт! Оттуда несло влажным жаром, густыми сенными запахами. Парилка не обжигала, а душевно грела. И это было замечательно! Но Александр плеснул из алюминиевого ковша на каменку, и она горячо дохнула в ответ.  

- Ну-ка, ложись на полок! – азартно приказал он. – Парить буду! – в каждой руке у него было по венику. 

Напарившись, выскакивали в помывочную, как пробки из бутылки. Краснолицые, разгорячённые, выдыхали глубоко: «У-ух!». И мигом – к крану, шайку ледяной воды на голову: «О-ох!». И только Александр вышел из парной медленно, с достоинством.

Потом решили ополоснуться под душем.

- Вот теперь порядок, - сказал Александр. – Пива нет. Поэтому, будем одеваться.

Тут в помывочную зашла банщица, безразлично глянула на каждого, отчётливо пробормотала: «Ну, вот и помылась деревня. Неделю в чистоте будет жить». И, не обращая больше на них внимания, начала укладывать горкой пустые шайки, заметать в угол листья и веники. Зато у Егора после её взгляда скукожилось всё, что можно…

Из-за дождя и из-за того, что продрогли, возвращаясь в Мальцево в кузове грузовика, ужин решили устроить прямо в клубе. На полу перед сценой расстелили одеяла, расставили посуду. Принесли с печки кастрюлю ароматной каши с тушёнкой.

От вина никто не отказался. Студенты снова раскраснелись, девчонки стали просить Евгения, чтобы взял гитару. И долго уговаривать его не пришлось. Сначала хором пели про осень и любовь, про ушедшее лето и бедного студента. Потом инструмент перешёл к Александру, тот подтянул струны и проникновенно завёл:

- Ходят кони над рекою,

Ищут кони водопоя,

А к речке не идут —

Больно берег крут.

Ни ложбиночки пологой,

Ни тропиночки убогой.

А как же коням быть?

Кони хочут пить.

Вот и прыгнул конь буланой

С этой кручи окаянной.

А синяя река

Больно глубока…

Девчонки притихли, загрустили, уставились в одну точку, в глазах блеснули слезинки. А Саша перешёл на репертуар молодого, но уже популярного певца и композитора Юрия Антонова:

- В дальней дали мне слышится, снится,

Голос твой, долети, доплыви!

И с любовью ничто не сравнится,

Даже звезды не выше любви!

Гляжусь в тебя, как в зеркало,

До головокружения,

И вижу в нем любовь мою,

И думаю о ней.

Давай не видеть мелкого

В зеркальном отражении,

Любовь бывает долгою,

А жизнь еще длинней…

Тут в центр зала вышла Татьяна, тряхнула головой:

- Саша, ты просто талант! Только я предлагаю танцы!

- Танцы! - подскочила с места Наташа-большая.

- Танцы! – подхватила Наташа-маленькая. – К нам гости пожаловали… Пусть тоже потанцуют.

- Какие гости? – переспросила Галина.

- Сейчас я… - Наташа-маленькая высунулась в дверь и втянула за руку в помещение Яшу, следом шагнул Иван. – Заходите, парни! Танцевать будем!

- Давай, Женя! Женька, «Шизгару»! – подхватили все.

Евгений ударил по струнам, и – понеслось! Танцевали с удовольствием. Танцы привлекали и тянули, как магнит. Ведь можно было блеснуть умением двигаться и показать себя в выгодном ракурсе, и девчонки старались вовсю.

Танцевали, кто во что горазд. Это была вольная импровизация твиста и шейка вместе взятых. Хотя, нет, название у этих раскрепощённых, порой невероятных движений имелось: «Быстрый танец». От мелькавших тел, рук и ног стало тесно. Не танцевали только двое – Михаил Ефимович и Егор. Первый, наверное, боялся «потерять» преподавательское лицо. Второй не любил «ломаться», а, может, не мог настолько расслабиться…

Эти двое стояли рядом у стены и с интересом поглядывали на студенток. Но тут перешли к танцам «медленным». Женька завёл:

- Говорят, что некрасиво, некрасиво, некрасиво отбивать девчонок у друзей своих...

- Пошли, Сын, - подскочила к Егору Татьяна. - Приглашаю тебя на танго под «Алешкину любовь».

В общем, потанцевать в этот вечер Егору пришлось. Под «Для меня нет тебя прекрасней, но ловлю я твой взор напрасно» его «водила» по кругу Света. Под песню «Льет ли теплый дождь, падает ли снег, я в подъезде против дома твоего стою...» он был с Натальей-большой.

Девчонки выбегали на крыльцо – покурить.

А Евгений пел битловскую: «Я хочу вам рассказать, как я любил когда-то, Правда, это было так давно. Помню, брёл я как-то ночью по аллеям сада, Чтоб шепнуть в раскрытое окно: гё-ол, гё-ол...».

И тут Егора пригласила Галина. Она была крупной, красивой девушкой, и стройного Егора смущали её габариты, но деваться некуда. Он с завистью поглядывал на Олега, который танцевал только с Тамарой, на длинноволосого Яшку с Наташей-маленькой, на Ивана – от него не отходила миниатюрная, смуглая Вера с большими выразительными тёмными раскосыми глазами. Он только теперь понял, что это Вера скрылась в темноте в тот вечер, когда они с Татьяной катались на мотоцикле.

Стоило вспомнить Татьяну, как, лёгкая на помине, она тут же пригласила его на следующий танец…

Наконец, Женя снова сменил темп:

- Синий, синий иней лег на провода, В небе тёмно-синем синяя звезда, - азартно выводил он.

- О-о-оу-оу! - подхватила разгорячённая аудитория. - Только в небе, в небе тёмно-синем!

Между тем, перевалило за полночь. И Михаил Ефимович, озабоченно посмотрев на свои часы, подошёл к Евгению, что-то прошептал ему на ухо.

- Внимание! – громко объявил Евгений. – Мы завершаем наш танцевальный вечер битловской композицией «Облади-Облада»! – и ударил по струнам…

Когда все улеглись по своим местам, Егор обратил внимание, что свёрнутый в трубочку матрас, отделявший мужскую половину от женской, исчез. А Светлана со своей подушки смотрит на него в ночном полумраке. Но скоро всё поплыло перед его глазами, и он крепко уснул…  

Проснулся он среди ночи от холода. Свозь запотевшие стёкла в окно лился лунный свет. От него в клубе было так светло, что Егор без труда рассмотрел на циферблате своих часов – четвёртый час ночи. Он осторожно поднялся, сунул ноги в ледяные ботинки, бесшумно открыл чуть скрипнувшую дверь и вышел на улицу, на ходу одевая чью-то куртку. На чистом – ни облачка – небе господствовал лунный диск, и ярко сверкали звёзды. С севера тянул студёный ветер и уносил в сторону быстро тающие облачка пара от дыхания. Под ногами захрустела прихваченная морозом побелевшая трава, на ней серебрились застывшие бусинки вечернего дождя.

Егор добежал до туалета, быстро сделал своё дело и, вернувшись в клуб, прокрался на своё место, залез под одеяло. «Чёрт, холодно как! – он отогревал под мышками замёрзшие ладони. – Неужели утром поедем в поле? Хотя, может, днём солнце будет». И, согревшись, снова погрузился в сон…

Утором Егор встал одним из последних. Александр с Женей сидели на своих лежанках и оживлённо беседовали. Большинство девчонок, зябко поёживаясь, сновали – на улицу и обратно в клуб. Олега не было, наверное, как обычно, помогал у печи Тамаре. В помещении было холодно и сумрачно. Егор подошёл к окну, потёр рукавом запотевший квадратик стекла, выглянул на улицу.  Из низких рваных облаков, которые подгонял ветер, на землю сыпала снежная крупа, взметаясь у земли маленькими снежными вихрями. Дорога поблёскивала ледяшками застывших луж.

- Ни хрена себе, мужики, зима пришла! – заорал Егор.

- Ага, - подхватила Галина, - и бабы тоже… Как в поле поедем в наших курточках?

С улицы забежала раскрасневшаяся Тамара:

- У меня каша готова. Где завтракать будем, девочки? На улице холодина! Ужас!

Решили принимать пищу, как и вечером, в помещении. Ели и тоскливо посматривали в окно, на первый снег. Мысли у всех были об одном: как в такую погоду работать в поле? Михаил Ефимович старательно отводил взгляд от вопросительных глаз студентов.

Когда уже допивали сладкий душистый чай, с улицы донёсся шум подъезжающего грузовика. Через полминуты в клуб ввалился Семён Семёнович собственной персоной. На нём была тёплая длинная куртка. Кепку он нервно мял в руке.

- Привет, студенты! – бодро поздоровался он. – Приятного аппетита!

В ответ народ хмуро отмолчался.

- Ясно! – продолжал бодриться управляющий. – Настроение не очень. К нам холод раньше приходит: всё же мы на севере области, - и он резко перешёл от проблем географии и природоведения к вопросам политики и экономики. – Но вы нас, селян, тоже должны понять. Мы не можем пустить урожай под снег! Нас за это в райкоме партии по головке не погладят! Да и убытки понесём. Это нам нельзя! Поэтому, по-человечески прошу, помогите, ребята! – он преданно вглядывался в их лица. – Я вам благодарность в институт направлю…

- А если мы на поле от холода загнёмся, с похоронами поможете?! – съязвила Наташа-большая.

- Ну, зачем вы так? – обиделся управляющий. – Мы вам рабочий день сократим.

- Не слишком ли много? – поехидничал Александр.

- И потом у нас с вашим вузом договор, - не обращая внимания, продолжал агитацию Семён Семёнович.  – Работать надо до первого октября. Ещё неделя… Да! – радостно вспомнил он. – Я же вам бушлаты привёз. Всё теплее, должно, - он радостно вскинул вверх руку с кепкой.

«Прямо как Ленин на броневике», - усмехнулся Егор.

Бушлаты или фуфайки, как назвал их Олег, лежали кучей в кузове. Егор с Женькой заскочили туда и подавали одежду в протянутые руки. Бушлаты были далеко не новые и давно не стиранные, но все без слов надевали их, не обращая внимания на размер, наглухо застёгивались.

В первый раз студенты ехали на поле молча: накрытый брезентовым коробом, полный народа кузов, и – ни звука от кутавшихся в бушлаты хмурых девчонок. Парни в этот раз сидели вдоль заднего борта. Егор невесело смотрел на убегающую назад дорогу, на раздавленный колёсами машины лёд луж, на взметавшуюся за грузовиком снежную позёмку и думал: как же они будут сегодня биться за урожай на этой стыни? Хотелось, чтобы день поскорей закончился, чтобы снова оказаться на своём матрасе, который отсюда, из кузова, казался едва ли не земным раем.

Копалка сегодня работала медленнее, чем обычно. Её невидимый рулевой вёл агрегат вдоль побитого морозом, припорошенного белыми полосками снежной крупы картофельного ряда, а студенты тут же собирали в вёдра с затвердевшей земли грязноватые светлые клубни. Ни у кого не было желания тщательно ковыряться в земных недрах, тем более что, посиневший от пробирающего до костей ветра, Михаил Ефимович не обращал на качество работы никакого внимания.

Часа через полтора к нему подошёл Александр:

- Мы с мужиками сгоняем в рощу, - как о принятом уже решении сообщил он. – Валежник соберём, костёр наладим. Надо греться, иначе свалятся все...

Вместо ответа преподаватель согласно замычал сквозь замёрзшие губы, закивал головой.

Парни быстро дошагали до ближайших берёз.

Между деревьями казалось не так студёно, ветра здесь почти не было, его холодные порывы трепали высокие берёзовые макушки с голыми ниспадающими ветвями, подгоняли низкие тучи. Под ногами грустно шептали прихваченные изморозью грязно-жёлтые листья, из-под которых проглядывала пожухлая зелень травы. То и дело попадались шоколадные шляпки грибов. Не было слышно птичьих голосов, только шорох сыплющийся с деревьев листвы. В роще реально ощущалось, как в преддверии зимы тихо и незаметно замирает жизнь природы.

- Рот не разеваем! – подгонял парней Александр. - Быстро собираем хворост.

Егор с Сашей принесли на поле по большой охапке сухих сучьев, а Олег с Женькой притащили подгнивший ствол давно упавшего дерева.

Костёр разводил Егор. Оторвал несколько лоскутов берёзовой коры,  наломал мелких веток и сложил «шалашиком». Потом попросил у Татьяны зажигалку и, прикрывая ладонью язычок пламени, поджёг бересту. Та сразу занялась огнём, раздуваемым ветром, загорелись, защёлкали ветки. Егор быстро стал подкладывать в костёр сучья покрупнее, ломая их через колено. Навалил целую гору хвороста, который тут же затрещал, выбрасывая искры. Пока Егор священнодействовал с костром, вокруг собралась все девчонки, протягивали руки к теплу, поворачивались к костру то одним, то другим боком. Уборочная остановилась. Копалка тоже встала и приглушенно пофыркивала мотором.

- Девочки, давайте картошки напечём! - предложила Галина. И принесла полное ведро клубней.

Егор большой суковатой палкой осторожно сдвинул в сторону разгоревшиеся головни, высыпал на нагретую землю картофелины и подложил сверху дровишек.

- Сгорит наша картошка, - уверенно заявил Александр.

- Вся не сгорит, - уверил Егор. – Зато пропечётся, проверено. Сверху, может, и обгорит, а мы корку потом счистим.

Он остался смотреть за костром, а парни снова двинулись в рощу, за хворостом.

…Ближе к обеду остатки ночного снега совсем исчезли. Стало чуть теплее. Но тут громко закашлялась Женя, высокая, стройная блондинка с серыми глазами и аппетитными формами. Она с первого дня не признавала никаких головных уборов. Утром с помощью резинки собирала свои длинные волосы в хвост, а вечером распускала их по плечам. Сейчас на её хриплый натужный кашель со всего поля снова сбежались студентки. Женя сидела на картофельной ботве и, не переставая, кашляла, её щеки и лоб полыхали жаром.

Галина скинула верхонки, обтёрла ладони о брюки и пощупала Женин лоб. «Огонь! – вскрикнула она. – Михаил Ефимович, надо же что-то делать!»

- Вот, у меня аспирин, - Татьяна протянула упаковку таблеток «ацетилсалициловой кислоты». – Пусть примет сразу две…

Кто-то подал фляжку с водой.

Скоро Витёк, как всегда, привёз Тамару с термосами. Пока она возилась со своими причиндалами и «накрывала» стол, студенты грузили собранный картофель. В этот день урожай  был вполовину меньше обычного. Потом в кабину трактора, рядом с Витьком, усадили кашляющую Женю. Михаил Ефимович старшим на поле назначил Александра и сам с встревоженным выражением на лице устроился в телеге. «Беларус» быстро уехал, оставив повариху со студентами.

Вечером Витёк снова прибыл на тракторе, преподаватель сидел  в тележке. Нетерпеливо выслушав Сашин отчёт о прошедшем дне, рассказал о Жене.

Вначале Михаил Ефимович с больной добрались до управляющего, потом вместе с ним отправились в медпункт. Девушку осмотрела сельская фельдшерица, диагноз вышел таким: острое респираторное заболевание, возможно, отягчённое бронхитом или даже воспалением лёгких. «Сказала, везите в Яю, в больницу. А Женя упёрлась – в больницу не пойду, и всё! – развёл он руками. – Говорит, хочу домой, к маме… Стали думать, как её отправить? Сегодня поезд идёт поздно вечером. Кто её в дороге сопровождать будет?»

Семён Семёнович «вспомнил»: оказывается, из Яи в область летает пассажирский самолёт АН-24. У них там целый аэродром. «Если поторопимся, - говорит, - успеем на рейс. Были бы билеты!» Перелёт стоит три с половиной рубля. Лёту – минут сорок. Витёк гнал грузовик, как только мог. И они успели. И свободные места в самолёте были. Женя даже смогла из аэропорта дозвониться домой, чтобы её встретили…

С поля студенты возвращались в тракторной телеге, сидя на куче картошки. Семён Семёнович дал команду – из-за ожидаемых заморозков – не оставлять её на ночь в  поле.  

В последующие дни если и стало теплей, то ненамного. Правда, ни снега, ни дождя не было, солнца, впрочем, тоже. Хмурые облака делали хмурыми лица студентов – радоваться особо нечему. Все ждали лишь одного – окончания командировки…

Впрочем, что такое неделя? Семь дней, которые хоть и казались бесконечными, закончились. Правда, за это время самолётом на «большую землю», вернее, домой, переправили ещё четырёх девчонок с подозрением на бронхит.

День перед отъездом студенты провели в поле, хотя накануне уборку картофеля завершили. Управляющий попросил их собрать «последние колоски», вернее, пропущенные картофельные клубни. И растянувшись веером, они несколько раз прочесали поле из конца в конец.

А вечером в их деревенское общежитие снова явился Семён Семенович. В одной руке он комкал свою кепку, в другой держал хозяйственную сумку, в которой при каждом движении позванивало стекло.

- Спасибо вам, студенты! – широко улыбаясь, сказал он и поклонился слегка опешившим девчонкам. – Если бы не вы, картошку нам не убрать. Так и напишу вашему ректору. А вы извиняйте нас, если что было не так.

- Да ладно вам, - начал было ответное слово Михаил Ефимович. Однако его перебила Галина:

- Спасибо в стакан не нальёшь, Семён Семёнович!

- Вот именно! – встрепенулся управляющий. – Вот я вам! - он выставил на край сцены четыре полулитровые бутылки с этикетками «Спирт питьевой». – Много вам нельзя, а немного можно, – смущённо благословил он помощников. – Я и тушёнки на ужин вам добавил… Всё, что могу! Ешьте, отдыхайте. Завтра утром Витёк вас подбросит на вокзал, к поезду. Не проспите!

Прощальный ужин, накрытый на полу клуба, вышел на славу. Его не смог испортить даже Митяй, который, пинком открыв входную дверь, явился в самый разгар торжества – между вторым и третьим тостом. Девчонки от неожиданности взвизгнули. Все вскочили на ноги. А деревенский бугай радостно заржал.

- Хочу с Егором напоследок разобраться! - начал он пьяным голосом, ухватив стоявшего недалеко Егора за ворот свитера, притянул к себе. - Ты зачем меня обманул в первый вечер?! Может, я хотел по-хорошему познакомиться со студентками! - он размахивал кулаком перед лицом опешившего парня.

Толпа замерла в ожидании развязки. Егор попытался вырваться из мёртвой хватки, но безрезультатно. Внезапно в помещение ворвались Яков с Иваном и Васёк.

- Кончай, Митяй! Не трогай пацана! Пойдём на улицу, разберёмся! – закричал Яков, вцепившись за одну руку Митяя, Иван перехватил вторую, и они освободили Егора, едва не порвав ему свитер. Однако Митяй взревел, как раненый бык, одним движением стряхнул с себя заступников, снова шагнул к Егору. Тут Васёк резким движением приложил Митяя по затылку свинцовой гирькой, бугай как подкошенный плашмя рухнул прямо на импровизированный стол, переворачивая миски и кружки, и отключился.

В клубе повисла тревожная тишина, которую нарушил Яков:

- Ты не убил его? -  с беспокойством спросил он Василия.

- Да, нет, - отмахнулся тот. – Я же осторожно…

- Ничего себе, осторожно! - подал, наконец, голос Егор. – Как мы теперь? Испортили нам вечер!

- Ничего, ребята, ничего, - выставил перед собой ладони Яков. – Мы его сейчас уберём.

Васёк с Иваном подхватили Митяя  под мышки, а Яков – за ноги. Волоком потянули тяжелого земляка к выходу.

- Отдыхайте, гуляйте, а нас извиняйте! - скламбурил напоследок Яков и ногой зарыл за собой входную дверь.

На этом короткий визит деревенских гостей завершился.

Девчонки сразу расшумелись, обсуждая происшествие. Решили, что вечер прерывать не стоит. Стол «поправили», спирт допили. «Банковал» Александр: за раз наливал в кружку ровно по полглотка, потом, кто хотел, но далеко не все, разбавляли спирт водой. И всем – хватило, чтобы поднять настроение до хорошего уровня. И на танцы под Женькину гитару хватило.

Танцевали самозабвенно, долго, до тех пор, пока у гитары не лопнула струна.

Когда утром следующего дня Витёк гнал автомобиль со студентами на Яйский вокзал, всю дорогу машину сопровождали на мотоциклах Яков и Иван. Пыли за грузовиком в этот раз не было. Ночью дорогу намочил осенний дождь…

Сергей Черемнов,

г. Владимир,

май, 2018г.