Сергей Черемнов. Из рода Каралларов. Рассказ

Рыже-коричневый «Пазик» сначала медленно полз по окраинам Тбилиси, а потом так стремительно помчался по гладкому шоссе, что у тех пассажиров, кто постарше, дух захватывало. Но Эльшану, например, нравилось, когда это железное чудо советской техники с небольшими, но светлыми окнами и глухо стрекочущим мотором, резво несётся по загородной трассе.

От скорости, что набирал на широкой дороге этот нескладный автобус, парнишке хотелось петь. Но он стеснялся распевать в голос, поэтому мурлыкал про себя слова нового шлягера «Трус не играет в хоккей...», который в этом, 1970-м, часто передавали по радио и телевизору. 

Утро было солнечным, но нежарким, и по всем приметам – удачным для Эльшана. Ещё не прошло и трёх дней, как он перешёл в девятый класс. Выданный в школе аттестат об окончании восьмилетки пестрел отличными и хорошими оценками. И дома ему без лишних вопросов разрешили отправиться на каникулы к любимому деду Исмаилу и бабушке.

Он без труда проснулся с первыми петухами и на городском автобусе № 23 быстро достиг красивого здания с арками, где расположился автовокзал. Его долго не покидала радостная мысль, что маршрут скоро станет для него ежедневным: совсем рядом с вокзалом средняя школа № 72 – её красное кирпичное здание стоит в уютном скверике напротив Ортачальской ГЭС, – и  в которой он теперь будет учиться дальше.  

Несчётное число автобусов – «Пазов» и «Лазов» – отправлялось с вокзальной площади в разные уголки Грузии: Марнеули, Тетри-Цкаро, Манглиси, в другие города и сёла. И даже – в Нальчик и Орджоникидзе, Грозный и Минеральные воды. В любимый его сердцу Рустави, например, ходили, ещё пахнущие кожей и свежей краской,  новенькие «Лазы» с маршрутным номером «11». Но сегодня паренёк устремился намного дальше Рустави.  

В кассах второго этажа в этот ранний час очереди не было. Эльшан взял билет на первый рейс шустрого «Пазика», готового к покорению кавказского маршрута до дедова села Геурарх в Марнеульском районе. А это – с остановками – часа два с половиной в пути.

Ему снова повезло: любимое место над задним левым колесом в автобусе, откуда хорошо виден весь салон, было свободно. И Эльшан тут же занял его. Желающих уехать собралось немного: никто из пассажиров не стоял на ногах, как часто бывает, – все сидели, ещё несколько сидений оставались свободными.   

По улицам города спешили на работу люди с серьёзными после сна лицами. На перекрёстках и светофорах сигналили нетерпеливые автомобили. Пассажиры открыли в автобусе окна, и как только «Пазик» выехал на трассу, в салон ворвался приятный летний сквознячок.

Эльшан прилип к оконному стеклу, разглядывая окрестности. Ехали вдоль живописного правого берега Куры, по глянцево-рябой поверхности которой кое-где еле заметно двигались небольшие лодки. Потом за окном замелькали дома и переулки большого села Соганлуг, где все жители не просто говорят на азербайджанском: у них здесь свой неповторимый говорок.  

Дед однажды сказывал внуку, что и обычаи, и традиции у людей в этом поселении особенные, отличные от других азербайджанских деревень. Жители тут бойкие, открытые для путников и очень трудолюбивые. За каменным забором у каждого дома – большой огород, где женщины выращивают всякую съедобную зелень и продают её на рынках Тбилиси. Снабжают зелёными витаминами всю столицу республики. Зато почти все мужчины села работают в местной грузовой автоколонне АТК-6, крутят баранки на «Зилках».     

Эльшан повернулся направо – проезжали мимо построек посёлка Гигант. В отдалении маячило величественное здание Зоотехническо-ветеринарного учебно-исследовательского института, а по народному – «Ветеринарка». Парнишка хорошо знал здесь каждый уголок, ведь когда-то именно в этом посёлке он пошёл в первый класс.

Постепенно окрестная панорама менялась, распахиваясь вширь. За окном вдоль дороги плыла желтоватая равнина с небольшими перелесками, цепью покрытых зеленью холмов – вдали, а возле домов разных поселений чередой шли кипарисы, платаны и кустарники. То и дело светлыми пятнами возникали отары овец. Долину окаймляли гряды и невысокие хребты, которые где-то далеко отсюда, на севере, замыкаются южными склонами Большого Кавказа.

А автобус катил на юг – в сторону Нижней Картли, как называют в Грузии этот край предгорий и широких равнин. Далеко, невидимая отсюда глазу, течёт Кура и делит эту территорию на две неравные части: по левобережью тянется Гардабанская степь, уходящая к границе Грузии с Азербайджаном; на правобережье реки –Борчалинская равнина, ограниченная с запада, севера и юга склонами Джавахетского нагорья, Триалетским и Сомхитским хребтами.

Местность вдоль течения Куры постепенно понижается с запада на восток. Над равниной правобережья величественно вздымается восьмисотметровая гора Яглуджа. С её вершины на десятки километров открывается необъятный простор. А у самого её подножья привольно раскинулся город с красивым именем Рустави. Со склонов горы можно любоваться уходящей вдаль перспективой его улиц, проспектов и площадей...

Гладкий асфальт быстро убегал под колёса «Пазика», водитель запросто «выжимал» из мотора все 80 километров в час. Встречных машин было немного. Изредка мелькали «Москвичи», реже попадались «Волги». Недавно появившиеся на грузинских дорогах шустрые «Жигули» празднично поблёскивали никелированными деталями. Автобус запросто обгонял отяжелевшие под бременем груза «Газы», сложнее удавалось обходить новые грузовые «Зилы». Иногда шофёр притормаживал вблизи посёлков, подсаживал попутных пассажиров.

Ближе к Рустави вдоль обочины сплошной стеной потянулись высокие деревья и совсем закрыли обзор. Эльшану быстро надоело рассматривать поскучневший пейзаж, и он «переключился» на пассажиров. Сиденья впереди него заняли двое мужчин лет пятидесяти. Они заскочили в автобус на одной из остановок, кажется, в напротив посёлка Гаратакля. И сейчас о чём-то небрежно судачили, изредка размахивая руками, как бы помогая ими точнее выразить свои мысли.

Один из них – приземистый, крепкого телосложения, с неопрятной бородой, вёл себя живее второго, который был выше среднего роста и настолько худым, что лёгкая летняя куртка на нём висела, как мешок на вешалке. Этот второй больше помалкивал, часто кивал головой, соглашаясь с собеседником, изредка вставляя слова в разговор.   

Эльшан мельком рассмотрел их затылки. А когда они поворачивались друг к другу, видел мужчин в профиль. У первого короткая толстая шея, казалось, срослась с бритым затылком круглой головы. На тонкой шее второго сидел вытянутый, как  огурец, лысый череп с выбритым подбородком, оттопыренными ушами и сильно выступающим носом. И хоть общались они довольно громко на родном ему азербайджанском языке, Эльшан не вникал, о чём толкуют эти двое – не привык слушать чужие взрослые разговоры. Да и все мысли парня были заняты предстоящей встречей с родными.  

Цепочка деревьев вдоль дороги оборвалась, вновь уступив место широкой панораме долины. А вскоре на горизонте показались светло-серые городские кварталы, над ними дымили долговязые трубы самого большого в Грузии завода сталеваров – Руставского металлургического. Рустави прочно стоял на краю равнины, которая плавно поднималась вверх к холмистой гряде.   

Он уже не однажды проезжал по этому маршруту, по одним и тем же знакомым улицам города. Совсем недавно, вспомнил Эльшан, учитель географии рассказывал им, восьмиклассникам, о том, что в апреле нынешнего года отмечали двадцатилетие первой промышленной грузинской стали. Педагог особо выделял это важное событие для города и для всей республики, ведь сталь в Рустави варят из местного сырья: ткварчельских и ткибульских коксующихся углей, дашкесанской железной и чиатурской марганцевой руд. Заверял, что продукция завода – и сталь, и готовый прокат, и стальные трубы – очень нужна советской стране.

– А сколько за эти годы прибавилось рабочих мест! – торжественно восклицал учитель, направляя указательный палец в потолок. Мальчишки, переглядываясь, округляли глаза, гордо вскидывали подбородки... 

Эльшан, не отрываясь, разглядывал городские окраины: большие и малые городские здания. Наконец, «Пазик» затормозил у автостанции. Водитель объявил небольшую остановку. Эльшан вслед за другими шагнул на асфальт, чтобы размять ноги. Его соседи тоже вышли из автобуса и поспешили к автостанции. Эльшан остался на месте, чтобы не дай Бог, не отстать от маршрута, вынул из своей авоськи прихваченный из дома картофельный пирог, осмотрел его, решая, с какого бока начать, и впился в него зубами.

Однако съесть весь пирог не удалось. Минут через пять явился запыхавшийся водитель, занял своё место за рулём и нажал на клаксон. Автобус издал противный звук, на который пассажиры потянулись в салон. Эльшановы соседи зашли последними и заняли свои сиденья, ни на секунду не останавливая разговора.

За городом мотор «Пазика» натужно загудел – дорога уводила автобус вверх, на холмы. А Эльшан всё смотрел и смотрел на Рустави, который остался внизу. С высоты склона, будто из иллюминатора взлетевшего самолёта, стройная сеть его улиц была видна, как на ладони.

Сверху «стотысячный» город выглядел по-особому. Широкая пойма Куры делила его на две части, а мост соединял их. Речная вода отблескивала на солнце серебром. На правом берегу расположились живописные квадраты спальных кварталов. В центре левобережья возвышались корпуса металлургического завода. Эльшан отыскал взглядом памятник Шота Руставели, с высоты кажущийся миниатюрной игрушкой, недалеко от него – городской театр, прямоугольник футбольного поля на стадионе, оживлённая улица Строителей, парк. На самом краю города – ближе к плоскогорью – линии древних крепостных развалин...

Дорога поднималась всё выше по склону Яглуджи, и скоро Рустави совсем скрылся из виду. Эльшан откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза, надеясь подремать, но соседи мешали громкими разговорами. Он невольно прислушался. Ему показалось, что коренастый бородач делится с худощавым собеседником какой-то давней историей из своей юности.

– Чёрт, что ли, понёс меня в тот день на стойбище на Яглудже?! – глуховатым голосом вещал он, жестикулируя руками. – Совсем молодой я тогда был! Был бы старше, не решился б на такое... Стояла зима. Меня доставал холод, но особенно – голод...

Тот, кто слушал, только хмыкал и помалкивал.

– В пастушьей землянке людей не оказалось, верно, ушли с отарой на пастбище... – рассказчик замолк, наверное, припоминал былое.

– Давай, не тяни, – подбодрил его сосед.

– Ну, и надумал я взять себе вещи пастухов...

Эльшан насторожился: вот так запросто человек рассказывает, как украл? Не может быть!

Видно, лысому пассажиру тоже не поверилось, и он решил уточнить:

– Чтоб тебя! Украсть решил?

– Я и говорю, – нервно кивнул коренастый. – Не понимаешь, что ли?! Слушай лучше... Собрал я в хижине всё, что смог, сложил в свой мешок. Сам соображаю: бежать отсюда надо, да поскорей.

Крепыш снова замолчал, склонив голову, потом передёрнул плечами, будто ему стало холодно:

– Только подумал «сделать ноги», в землянке вмиг темно стало!

Он начал говорить тише, даже оглянулся назад, скользнув по Эльшану взглядом, однако продолжал:

– Обернулся я. Смотрю – вход в землянку загородил человек в чёрной бурке! На вид пожилой. Но показался таким огромным, что я со страху чуть концы не отдал... На голове у него косматая папаха. Смотрит сурово... У меня спина враз вспотела, улыбнуться хочу и не могу – лицо точно застыло. Думаю, сейчас он всех созовёт, судить меня будут, а, может, бить. И никто мне теперь руку не подаст...  Кое-как заставил себя выдавить: «Я просто так зашёл. Голодный я, хотел найти что-нибудь съестное...»     

– Он, поди-ка, кинулся на тебя? – подсказал худощавый замолкшему вновь соседу.

– Нет, – покачал тот головой. – Человек вдруг предлагает: «Там, в горшке, холодная говурма из баранины. Будешь?»

Эльшан сразу представил вкусное блюдо, где кусочки бараньего мяса готовят с кяваром, напоминающим лук порей с легким чесночным вкусом, и с другими ароматными травами. На зиму говурму заливают бараньим жиром и хранят в холодном месте. Ни дать ни взять – тушёнка, которую теперь продают в каждом магазине.

– Вай, башин батсын! Да пропадёт твоя голова! – удивился лысый. – А ты как?

– Что я? – переспросил бородатый. – Стою на месте, ноги будто прилипли к земле. Не могу пошевелиться. А он папаху снял, достал откуда-то горшок с мясом, навалил полную миску, поставил на стол, лепёшку разломил и говорит, как приказывает: «Садись и ешь!» Страх – страхом, только у меня от одного вида еды слюнки потекли, такой я голодный. Сел и давай уплетать за обе щеки. Пока ел, человек из избушки вышел. А пока его нет, я схватил свой мешок, вытряхнул из него под лавку всё, что в нём было. Очень совестно стало, хоть самому под лавку лезь... Так и ушёл тогда без греха!

Крепыш замолчал и начал нервно скрести пятернёй бритый затылок. Зато худощавый пассажир оживился:

– Говоришь, на Яглудже это было?

Крепыш согласно кивнул.  

– Бывает же?! Я понял, о ком ты судачил! Видит Аллах, я этого человека знаю! – воскликнул худощавый. – И я с ним однажды встречался...

Его молчаливость как рукой сняло, кажется, даже уши у него зашевелились от желания выложить свою «эпопею». Встряхнулся и Эльшан, решив, если история будет интересной, выслушать и её. А его соседи поближе сдвинули головы, и лысый пассажир начал:

– Когда-то нанялся я сторожем. В селе Капанахчи охранял совхозное поле кукурузы. Ну, ты знаешь, – чтобы её скотина не потравила или какие-нибудь лихие люди. Работа нехитрая...    

Голос худощавого зазвучал тонко, в словах послышалась чуть заметная хрипотца. У Эльшана такое бывало от простуды.

– А в тот самый день справляли деревенскую свадьбу. Как водится,  всех пригласили, и меня, конечно. Прежде чем идти на торжество, я решил проверить поле – всё ли там в порядке. Заодно нарвать травы для своей коровы...

Новый рассказчик пошевелил плечами, разминая их.

– Как обычно, прихватил ружьё, с которым посевы охраняю. Подхожу на место, смотрю: вай-ой! – прямо по кукурузе идёт стадо овец, – он хлопнул ладонью по лысине. – Вижу, стадо гонит высокий пожилой человек. Бурка косматая, сам большой такой, да ещё руки раскинул на палку, что у него за спиной на лопатках лежит. И шагает себе спокойно.  

Худощавый почесал подмышку.

– Я ему кричу: «Что ты делаешь?! Тормози, да! Нельзя овцам на поле! Гони их отсюда!» А он этак присвистнул, медленно повернул, потом посмотрел на меня. И опять спокойно шагает... Я растерялся, что делать? Больно у него вид грозный. Но у меня же ружьё! Подскочил к нему, требую, чтоб убирал стадо с поля... А он спокойно глядит на меня и молчит. Тут я распалился по-настоящему: прям, думаю, без лопаты закопаю! Трясу перед ним ружьём, ругаюсь...  

Лысый торопливо потёр ладонями голову:

– А дед ка-ак ухватится за моё ружьё! Ка-ак дёрнет! Да так сильно! Я глазом моргнуть не успел – ружьё очутилось у него в руках, а я свалился прямо ему под ноги. Барахтаюсь, встать хочу, да не могу. Со страху, что ли?! Ведь ругал его, обзывался... А он наклонился ко мне: «Как тебе не стыдно! – заявляет. – Кричишь, ругаешься, как... распоследний человек. Зачем, говорит, лишние слова произносишь? Я же не глухой, услышал тебя. Видишь, говорит, выполняю твои требования: дал сигнал вожаку, чтобы уводил стадо с поля. Или ты плохо слышишь и плохо видишь?» Забросил он ружьё в кукурузу и пошёл вслед за стадом...

Высокий захихикал, жилы на его тонкой шее напряглись:

– И ведь точно! Когда я на ноги поднялся, понял, что дед повернул овец в сторону пустоши. А я-то со злости сразу не заметил... – он замолчал и уставился на собеседника.

– Ну, – теперь поторопил бородатый. – Дальше-то что было?

– Встал я, – продолжал его сосед, – отряхнул кое-как одежду, еле-как успокоился, мешок травой набил... А вообще, только на свадьбе расслабился. Ну и рассказал соседям за столом про этот случай. Толкую, мол, что человек был старый, седой, но очень уж сильный и жутко суровый. Что не встречал его раньше.  

Он тяжело вздохнул и поднял вверх указательный палец – совсем как учитель географии:

– Тут один аксакал головой покачал: «Тебе, парень, сильно повезло, что остался цел. Ведь это был сам Дяли Исмаил из рода Каралларов, который берёт начало от древних тюркских племён. Он из села Юаналы, что по соседству с Геурархом. Настоящий воин. О его силе и храбрости в округе легенды слагают. Он мог тебе запросто кирдык сделать, но, видно, пожалел твою молодость...»

Худощавый опустил плечи:

– За столом все кивают, соглашаются. Смотрят на меня так, будто я не с кукурузного поля, а с того света вернулся... Потом начали наперебой выкладывать историю за историей про этого старика, про его смелость и беспощадность к врагам. Короче, ходит за ним слава благородного абрека вроде Робина Гуда. Вот тут-то, друг, я по-настоящему оробел...  

И эти двое молча уставились друг на друга. На их лицах Эльшан увидел уважение к герою их рассказов. Самого же Эльшана, услыхавшего имя Исмаил и название Геурарх, так и подмывало объявить, если не на весь автобус, то хотя бы этим чудным рассказчикам: «Это же мой родной дед! Именно к нему я сейчас еду на каникулы!..»

Ему стоило немалого труда, чтобы пересилить себя, не заговорить. И одной из причин его сдержанности стала даже не робость, ведь, он, как и дед, не привык бояться. Эльшан знал, что с давних пор неприличным считается, когда младшие вмешиваются в разговоры старших, к тому же, незнакомых людей.

Он прикрыл глаза и вызывал в памяти образ деда: настоящего джигита, – высокого, узкого в талии и широкого в плечах, которого, кажется, годы не берут. Эльшан знал, что жизнь Исмаила-воина складывалась непросто, как-никак молодость деда пришлась на лихие двадцатые годы неспокойного Кавказа. Но Исмаил никогда не робел и перед трудностями не пятился. Всегда стоял за справедливость. Не просто так – слышал он не раз – таких горных рыцарей, много повидавших на своём веку, сегодня остаётся всё меньше.

«Как только увижу деда, сразу скажу ему: очень горжусь тобой, дедушка», – решил парнишка.  

До желанной встречи оставалось совсем немного. А пока он снова уставился в автобусное окно...

г. Кемерово,

    октябрь 2021 г.