В Ленинград они прилетели рейсом "Аэрофлота", который начинался во Владивостоке, потом садился в их сибирском городе и брал на борт транзитных пассажиров, после этого Ту-154 делал ещё две остановки - в Челябинске и Свердловске. Конечной его точкой был аэропорт Пулково, куда они, тележурналисты Павел Красков и Илья Бельский, и прибыли в творческую командировку вечером первого ноября.

Буквально пару дней назад их вызвал к себе Евгений Михайлович, генеральный директор их первой в регионе негосударственной телекомпании и сделал неожиданное предложение: можно съездить в Ленинград, познакомиться с работой местного Ленинградского телевидения, известного на всю страну информационной программой "600 секунд", которую делает знаменитый автор и ведущий Александр Невзоров.

В тот "перестроечный" 1990 год среди телевизионщиков только и разговоров было об ежедневных  выпусках этой передачи. О ней рассказывали те, кто частенько бывал в Москве - там уже показывали программы северной столицы. Нередко её буквально "расчленяли" на цитаты и взахлёб передавали их друг другу. Многие считали передачу феноменально талантливой. Это и понятно, говорили между собой Бельский и Красков, до этого люди не видели на экране советскую действительность с теневой стороны, которую каждый вечер показывали  Невзоров и его команда. Причём, "Секундами" одни открыто восхищались, другие, особенно местные партруководители, ругали за излишний натурализм и сгущение красок. Но редко кто оставался равнодушными к передаче - это был настоящий прорыв на отечественном телевидении.

Говорили, что, когда наступало время её вечернего эфира, ленинградские улицы пустели: люди садились у телевизоров, чтобы послушать очередные откровения ведущего о новостях прошедшего дня. Всего за десять минут он успевал откровенно рассказать о новом беспределе чиновников, всех авариях и пожарах, случившихся в большом городе за сутки, о новостях политики и экономики, при этом - "втиснуть" и комментарии местных депутатов, экспертов, очевидцев событий.

- За что же нам такое счастье?! - с усмешкой спросил Илья генерального. - При нашей-то потогонной системе...

- Так это - заказчик за рекламу на нашем канале может рассчитаться только командировкой в Ленинград, - тряхнул кудрявой головой Евгений Михайлович. - Такой вот бартер. Я ему, как старому товарищу, отказать не могу. А «живых» денег у него нет. Время, сами знаете, какое!

Время, действительно, было непростое: в магазинах - очереди и пустые прилавки. На покупку продуктов ввели талоны, зарплату постоянно задерживали, потому что в банке не было денег, заводы и фабрики, а также прочие "конторы" перешли на натуральный обмен товарами, который называли "бартером". Это слово Павел  и Илья и сами употребляли едва ли не ежедневно в поисках заказчиков передач для их телеканала.

Вообще, возникнув всего несколько месяцев назад, их канал уже завоевал высокий зрительский рейтинг. Не последнюю роль в этом сыграла сама жизнь. В тот год и смотреть-то по «телику» больше было нечего: в эфире были всего два  федеральных канала, которые бесконечно "гнали"  официоз о том, как здорово развивается страна и как хорошо в ней идёт "перестройка" под чутким руководством партии и правительства.

А журналисты нового телеканала почти не говорили напрямую о политике или экономике. Они взяли за правило показывать жизнь необычных работяг: таланты местных "кулибиных", певцов, артистов, художников, неизвестную "фактуру"  жизни в самых отдаленных уголках их большого промышленного региона.

Причём, главными лицами канала стали невысокий, худой, сдержанный на слова Павел и полноватый, говорливый Илья. Они садились к камерам в студии  и просто свободно разговаривали, предваряя сюжеты, художественные фильмы и даже детские «мультики». И вскоре их стали узнавать на улицах. Пошли заказы на съёмки душевных телепередач, причём, с обязательным участием Краскова и Бельского, которые и позволяли новой телекомпании держаться на плаву в этот непростой год для страны с названием СССР.

Работа была, прямо скажем, потогонная. Но бывшим газетчикам, коими ещё недавно считались Павел с Ильёй, она нравилась. Они делали её с удовольствием. А отсутствие теленавыков  с лихвой компенсировала их непосредственность перед камерой, что в первую очередь и нравилось зрителям.

- А как же вы тут без нас, передачи? - с тревогой спросил начальника Павел.

- Мы с режиссёром уже всё продумали: будем «гнать» ваши старые выпуски. А вам всё равно отдых положен. Считайте это коротким отпуском!

- Так мы не против Питера! - обрадовался Илья. - Только, где мы там жить будем? Я уверен, что ваш заказчик только билеты оплатит, а гостиницу? - все в компании знали, что Бельский мог ночевать хоть на сеновале, если дело того требует, но все же уважал комфорт.

- Я, парни, всё продумал, - доложил Евгений Михайлович, потирая от удовольствия руки. - Позвонил друзьям в Ленинградский обком КПСС, договорился: вам в обкомовской гостинице места предоставят - бесплатно - за счёт нашего Сибирского обкома. А на питание мы вам суточные выделим. Скромные, конечно, но с голоду умереть не успеете. Вылетаете послезавтра, - генеральный встал, обошёл свой стол, шагнул к парням и ласково похлопал их по спинам. - Вы уж там берегите себя...

- Старые связи, - пропел Бельский, уважительно глядя на директора - тот ещё недавно занимал довольно высокий хозяйственный пост в их Сибирском обкоме партии. - Не дадут нам пропасть. Пойдем, Павел, собираться надо...

В самолёт они сели в обед. Через пол страны летели несколько часов. За это время успели проголодаться. Но на борту им выдали по пачке каких-то сухих галет и по баночке сока. "Больше ничего не положено, - развела руками в ответ на их вопросы о питании тоненькая стюардесса. - Горячее мы давали где-то в районе Читы. Придётся вам потерпеть".

- А вот это уж, вряд ли! - хмуро ответил ей Павел. - Раньше вы кормили пассажиров, как на убой.

- Тоже - вспомнили... - девушка закатила глаза в потолок. - Времена сейчас, сами знаете, какие.

- Чуть что, сразу про времена, - проворчал Бельский. - Давай, Павел, нажмём на домашний "тормозок".

В салоне пассажиров было не густо. Не очень-то люди из-за безденежья летали в том году. Сиденье между Павлом и Ильёй было пустым. На него и поставили широкий пластмассовый кофр, в котором прихватили в поездку небольшую видеокамеру формата VHS - Video Home Sistem: решили соединить приятное с полезным - снять в северной столице сюжет, да, по возможности, не один.

"Стол" застелили газетой. Илья достал из своего необъятного рюкзака, с которым не расставался ни в одной из поездок, аппетитный толстый шматок сала, начал резать его перочинным ножом. Павел вытащил из своей спортивной сумки пакет с пирогами, варёными яйцами, помидорами со своего огорода и хлебом. Обед выходил на славу. Илья придирчиво осмотрел закуски, вздохнул и снова полез в рюкзак. Вынул из него поллитровку с обшарпанной этикеткой, на которой с трудом читалось название красного чудо-напитка "Портвейн 777", именуемый в народе "тремя топорами".

- Где же ты её взял? - с восхищением глядя на товарища, прошептал Павел.

- Где взял, там уже нет, - отмахнулся Бельский. - Лучше попроси у девушки посуду для розлива.

Стюардесса принесла им пластиковые чашечки для чая. Нахмурив выщипанные бровки на миловидном личике, предупредила: «Только вы со спиртным поосторожнее. Командир у нас строгий!»

- Да мы - тихие алкоголики, безвредные, - улыбнулся в ответ Илья. - Обещаю, всё будет нормально.

Они разлили по первой. "За мягкую посадку!", - поднял свою порцию Бельский. Выпили, закусили. И полёт им показался вполне хорошим. Вторую приняли за удачную поездку. Потом - приняли и по третьей. Заключительную, четвёртую, выпили за здоровье экипажа. Раскраснелись от сладкого, терпкого, крепкого вина.

- Неплохой был "портвешок", - подвёл итог обеду Илья. Они быстро убрали остатки еды, расслабились в креслах и мгновенно уснули. Причём, проспали до самой конечной остановки.

... Позёвывая и стряхивая остатки сна, они неспеша вошли в огромный зал ленинградского аэровокзала, преодолев с помощью горизонтальной движущейся дорожки длинный подземный переход. Здесь было многолюдно и как-то сумеречно. Складывалось впечатление, что освещение действует в полсилы. Размеры зала поражали своими объёмами в сравнении с их скромным сибирским аэропортом. Вдоль зала на высоком потолке размещались пять выпуклых стеклянных конусов, чтобы освещать аэровокзал дневным светом. Со стороны эти конусы выглядели как огромные перевёрнутые рюмки, из-за чего местные острословы называли аэровокзал «рюмочной».  Сейчас сквозь эти необычные окна проглядывали лишь вечерние сумерки.   

- Куда теперь? - спросил товарища Илья. Он давно привык, что все тонкости «оргвопросов» их многочисленных  поездок Павел берёт на себя.

- Сейчас позвоню в местный обком, - Красков начал рыться в многочисленных карманах куртки в поисках записной книжки. - Генеральный дал телефон для связи, там должны сообщить о нашем приезде в обкомовскую гостиницу. - Ага, вот, - он ловко извлёк из внутреннего кармана книжечку с номерами телефонов, полистал, - Владимир Петрович, замзав финхозотдела Ленинградского обкома. Давай найдём телефон-автомат.

В зале автоматов не было. Им посоветовали посмотреть на улице. И они вышли на освещённую жёлтыми фонарями привокзальную эстакаду, густо запруженную подъезжающими и отъезжающими «жигулями», «москвичами» и «волгами». На улице дул колючий осенний ветер, с неба сыпались мелкие противные капли влаги. Чуть выше уличных фонарей угадывалось низкое, затянутое облаками, небо. Хотелось вернуться под крышу вокзала, но им надо было выбираться в город.

«Вон ваши телефоны», - на ходу ответил им носильщик в униформе, кивнув на ряд кабинок вдоль вокзальной стены. Павел отыскал в кармане двухкопеечную монету и  зашёл в кабинку. "Подожди, я сейчас", - бросил он Илье и прикрыл стеклянную дверь, чтобы заглушить уличный шум. Когда после десятого гудка ответа не последовало, Павел вынул "двушку" из телефона, снова сунул её в металлическую щель, повторил звонок. Результат был тот же.

- Хрен! - в сердцах бросил он Илье. - У них на работе уже никого нет. Столица в кабинетах не засиживается. - Он посмотрел на часы: с учётом разницы в часовых поясах рабочий день должен был ещё продолжаться.

- Что предлагаешь? - Илья сразу скис. - Где ночевать будем?

- Поедем в гостиницу, её адрес Евгений Михайлович тоже дал. Будем надеяться, что про нас там уже знают.  

Они нашли остановку автобуса, который шёл в город. На ней толпилось несколько десятков человек с сумками и чемоданами. Бельский с Красковым  едва втиснулись на заднюю площадку подошедшего автобуса. У Павла руки были заняты сумкой и кофром с камерой. Зато у Ильи они были свободны: его большой рюкзак висел на спине. Поэтому одной рукой он крепко держал Павла за локоть, другой держался за поручень. Кондуктор, полная, улыбчивая, средних лет, женщина энергично расталкивая пассажиров, быстро обошла весь битком набитый людьми и вещами салон, ловко ссыпая в свою сумку медяки за проезд. При этом не забывала громко объявлять остановки. Но на остановках из автобуса почти никто не  выходил. Примерно  через полчаса кондуктор выкрикнула: "Станция метро "Московская".

Здесь автобус сразу опустел. Бельский с Красковым тоже вышли, огляделись: вдоль шоссе по обеим его сторонам плотной стеной тянулись жилые дома "сталинской" архитектуры. Прохожий объяснил им, как спуститься в метро: у станции не было наземного павильона, попасть в метрополитен можно было через залы железнодорожных касс, расположенных на Московской площади.

На десять копеек они взяли два медных жетончика, с опаской миновали турникет. Эскалатор несколько минут увозил их всё глубже под землю. "Как будто в угольную шахту едем..." - подумал Бельский и зябко передёрнул плечами. Снизу тянуло промозглым ветерком. Наконец, они оказались на длинном перроне бесконечной платформы, отделанной скучным серым мрамором и "накрытой" светлым овальным потолком. От поездов пассажиров с обеих сторон платформы отделяли сплошные стены, в ниши которых были встроены двери. Как только подходил поезд, двери отрывались, пропуская людей внутрь вагонов.

Красков уже бывал раньше в Ленинграде и с безразличием смотрел вокруг. Зато Бельского интересовало буквально всё. Он даже поковырял ногтем мрамор в нише двери, где они дожидались электрички.

- А ты уверен, что мы поедем в нужную сторону? - обеспокоенно спросил он.

Павел снова вынул записную книжку, прочитал вслух: "Гостиница обкома при Доме политпросвещения на улице Пролетарской диктатуры, дом шесть. Ехать на метро до станции "Площадь Восстания". Потом - на троллейбусе - до площади Пролетарской диктатуры. Там уже пешком близко.

- Поэтому нам надо сначала доехать до остановки "Технологический институт", там перейти на другую ветку. Вон, над головой, читай информацию.

Илья глянул вверх. Прямо над ними висело табло с перечнем станций и стрелками, указывающими налево или направо.

- Ты, Илья, будь повнимательнее. Не прикидывайся сибирским валенком. А то от нас за версту провинцией несёт.

- А мне - пофигу, - развёл руками Бельский. - Я тут столичных церемоний разводить не собираюсь. Веди, Сусанин... - и он следом за Павлом быстро юркнул в распахнутую дверь подошедшего вагона. 

При переходе на Московско-Выборскую ветку метро Павел шагал впереди, быстро ориентируясь в хитросплетениях подземного транспорта. Илья, натужно отдуваясь, едва поспевал за ним, то и дело покрикивая товарищу в спину: "Да не беги ты! Успеем".

Когда вышли, наконец, на улицу, дождик и ветер, показалось, усилились. Свет фонарей отражался в многочисленных сморщенных лужицах тротуара. По дороге в обе стороны мчали машины, вздымая колёсами водяную пыль. Парни завертели головами, пытаясь сообразить, где заветная остановка нужного троллейбуса. Однако в хаотическом, на первый взгляд, движении транспорта по площади понять это было невозможно. И Павел снова занялся расспросами прохожих.

Потом они ехали в полупустом троллейбусе. Но присесть на сиденье не решились, боясь пропустить свою остановку.

- Что же вы, ребята, не садитесь? В ногах, говорят, правды нет, - пригласила их присесть старушка в болоньевой куртке грязновато-коричневого цвета и светлом берете, из-под которого выбивались седые волосы. На вид ей было около семидесяти. На лице была сама доброжелательность и участие. Она с интересом разглядывала их. А через секунду тоже вскочила со своего места.

- Вижу, приезжие вы? Откуда? Где работаете? - затараторила с улыбкой.

Любитель общаться с незнакомыми людьми, Бельский напустил на себя  загадочный вид:

- Из Сибири мы, с телевидения. Приехали снимать программу про вашу жизнь. Вот вы, например, куда сейчас едите?

- Так я - в булочную. Надо купить полбатона хлеба и плюшку для внучки. А вы, правда, с телевидения, и вас по телевизору показывают?

- Правда, - кивнул Илья. - Вон, у него в сумке - видеокамера, - кивнул он на Павла. - Дорогая вещь.

- Ишь ты, - удивилась старушка. - И не боитесь ездить в троллейбусе?! У нас тут иногда хулиганят. Времена сейчас такие, сами, наверное, знаете...

- Не боимся. Нас же двое! Вы лучше скажите, до площади Пролетарской диктатуры далеко ещё?

- Через одну вам надо выходить. А мне - сейчас, - старушка двинулась к выходу. - До свидания вам и будьте здоровы, - помахала она Бельскому на прощание.

- Какие добрые здесь люди! - смотрел ей вслед Илья.

- Ты бы про камеру-то не трепал языком, - проворчал Павел, когда они сошли на своей остановке.

- Да, ладно, - это я так... - смутился Илья. - Больно уж бабушка хороша, божий одуванчик.

Как подсказали им словоохотливые ленинградцы,  они пошли вперёд по Суворовскому проспекту. И вскоре с правой стороны широкого бульвара увидели огромный серый шестиэтажный прямоугольник фасада Дома политпросвещения, облицованного серовато-желтыми каменными плитами. «Грандиозно!» - громко объявил Илья, воздев кверху руки.  Однако света не было ни в одном из многочисленных окон.

- Ох, чувствую, никто нас здесь не ждет, - уже с тревогой перешёл  Илья на шёпот. - По местному времени восьмой час вечера.

- Сейчас разберёмся, - ответил Павел.

Улица была пустынна. Они подошли к монументальной парадной двери, за стеклом которой угадывался большой слабо освещённый холл. Павел потянул дверь на себя. Она медленно, как бы торжественно, открылась, пропуская их внутрь.

Первое, что они услышали - звук работающего телевизора, вещающего вечерние новости знакомым голосом Александра Невзорова. Он быстро рассказывал: "Сегодня председатель Ленсовета Анатолий Собчак отбыл с очередным визитом за границу. Поэтому нам не удалось найти на рабочем месте ни одного народного избранника, чтобы взять комментарий по поводу случившегося ЧП. Оно и понятно. Как гласит пословица: "Кот из дома - мыши в пляс".

"Во, даёт!", - подумал Павел. Они не успели толком осмотреться, как неизвестно откуда "выплыла" высокая женщина в строгом наряде тёмного цвета с гладко зачесанными назад светлыми волосами и громко спросила:

- Вам куда, молодые люди?

- Нам бы в гостиницу? - заискивающим тоном, опережая Павла,  спросил Илья.

- А читать вы не умеете? - пождала та тонкие ненакрашенные губы, надвигаясь на парней. - Там на двери всё написано! Что за люди, посмотреть не дают... - и она поспешила к своему рабочему месту - столу дежурного, где рядом на тумбочке стоял небольшой телевизор.

Им пришлось ретироваться на улицу. Действительно, к дверному стеклу был приклеен белый лист, надпись на котором гласила: "Вход в гостиницу с торца", стрелка ниже указывала направо. Они поплелись вдоль здания.

- Ну вот, Сашу Невзорова уже увидели! - сострил Илья. - То-то, смотрю, улицы, действительно, вымерли.

Дверь гостиницы нашли сразу. Однако здесь их снова ждала неудача. Молодая симпатичная девушка в чёрном пиджачке и белой блузке за стойкой администратора долго изучала свой журнал с записями.

- К сожалению, на вас ничего не забронировано. А просто так поселить не могу. У нас с этим очень строго, - подняла она на гостей свои голубые невинные глаза.

- Как же нам быть? У нас - командировка... - Илья придал своему голосу брутальной хрипотцы, стараясь произвести на неё впечатление. Часто это срабатывало, но сегодня был не его день.

- Вам должен был позвонить Владимир Петрович, замзав финхозотдела  вашего обкома, - попробовал зайти с другого бока Павел. Голубоглазая не сдавалась: "Никто не звонил, а просто так - не положено", - твердила она.

- Что же нам делать в вашем городе, мы тут никого не знаем?! - продолжал давить на её психику Илья.

- Поищите другую гостиницу, их в Ленинграде много, - посоветовала ему администратор.

Павел потянул его за рукав на выход, под моросящий дождь неприветливой вечерней ленинградской улицы.

- Что будем делать? Что делать!? - Илья плёлся за Красковым. - Какая другая гостиница? С нашим-то бюджетом?!

- Ты же ещё полчаса назад восхищался: «Какие добрые здесь люди!» - передразнил его Павел. - Погоди, не канючь, кажется, есть запасной вариант...

Илья резким рывком развернул его к себе:

- Огласи вариант, не тяни резину!

Павел, загадочно улыбаясь, в очередной раз достал записную книжку, шагнул ближе к свету фонаря, полистал страницы:

- Есть одна знакомая нашей семьи. Правда, уже давно не общались. Давай найдём телефон-автомат.

Они быстро пошли вдоль по бульвару - в сторону площади Пролетарской диктатуры, выглядывая в сумерках телефонную будку, которая вскоре нашлась.

Павел нашарил в карманах ещё монету в две копейки. "Жди здесь, держи кулаки на удачу", - он плотно прикрыл за собой дверь автомата.  Вечерний фонарь высвечивал его лицо, и Бельский внимательно смотрел за мимикой друга, пытаясь определить, как идут переговоры о перспективах на предстоящую ночь в чужом городе. По улыбке Павла надеялся на лучшее.

- Всё - снова идём на метро и едем в гости. Нас ждут! - радостно хлопнул Красков товарища по спине.

- А дорогу знаешь? - недоверчиво переспросил тот.

- Бывал. Найдем. Сначала - до станции "Проспект Ветеранов", а там - на троллейбусе.

На выходе из метро они немного "покружили" в поисках троллейбусной остановки. "Это нас черти путают!" - возмущался Илья. Наконец, сели в двадцатый троллейбус, который минут за пятнадцать доставил их до улицы Авангардной. "Выходим, - сказал Павел. - Вот он - наш ночлег", - он показал на высокий круглый дом-башню, странновато торчавший среди обступивших деревьев. И пока пробирались к нему от остановки по мокрому тротуару, Илья дотошно расспрашивал, к кому они идут. "Знакомая, - охотно отвечал Павел на назойливые вопросы товарища. - Закончила в Питере истфак Ленинградского педа имени Герцена. Напросилась направить её на отработку в Сибирь.  Направили в наш город. Три года преподавала историю в одной школе с моей женой. Они познакомились, а потом - и я. После отработки вернулась домой, преподаёт, по-моему в каком-то училище".

- А у тебя с ней...

- Ничего! - оборвал его Павел. - Говорю же, подруга семьи... У тебя мысли не в том направлении пошли. Ты лучше о ночлеге думай, чтобы не лишиться крыши над головой, - и они, как по команде, глянули на непроницаемое небо, с которого, не переставая, сыпал мелкий нудный дождь, холодный ветер гнал по тротуару мокрые листья, нахально забирался им под куртки.

- Стоп! - скомандовал вдруг Илья. - Здесь же пиво продают! - в темноте между деревьев белела бочка с крупной надписью "Пиво". - Завтра с утра за пивком сгоняем!

- Илья, мы не затем сюда приехали... - напомнил ему Павел.

- Не хочешь, я - один, - с обидой ответил Бельский. Но долго молчать он не умел:

- Как они тут живут, с такой погодой... - уже через несколько секунд проворчал Илья. - А что это за дом такой - без углов?

- Общага это, - со знанием дела ответил Павел. - Вроде, принадлежит их училищу.

Свет горел почти в каждом окне. Через железную дверь они вошли в донельзя ободранный подъезд со специфическим запахом общежития. Лифт не работал и на нужный этаж поднялись пешком, прошли по круглому коридору и оказались возле двери в квартиру. Павел постучал, дверь тут же открылась. На пороге стояла симпатичная брюнетка с короткой стрижкой, чёлкой на глаза, в коротком розовом халатике.

- Наконец-то, Паша! Думала, заблудились! Заходите, ночные гости, - она отступила внутрь квартиры, подставила Краскову щеку для поцелуя. - Давно не виделись!

Павел, смущаясь, чмокнул её в щёчку.

- Кха-кха... - раздалось за его спиной, и он отступил в сторону, насколько это было возможно в тесноватом коридоре, давая дорогу Бельскому.

- Юля, познакомься, это мой коллега и товарищ Илия Бельский. Илья, это - Юля.

Бельский галантно, насколько позволил рюкзак, поклонился и поцеловал девушке руку. "Очень рад, очень", - с придыханием начал он. Павел легонько двинул его локтем в бок: "Не переигрывай!"

Квартира выглядела скромно, но очень уютно. По бокам небольшого коридора располагались: слева - душевая, справа - санузел. Ещё две двери вели в комнату-кухню с плитой, необходимым набором шкафов на стенах и широкой кушеткой и в небольшой зал с диваном и шкафами, забитыми книгами. 

Сели за накрытый Юлией стол. Она постаралась, как могла: супчик, колбаска, котлеты. Извинилась, что скромно: "Время у нас в Ленинграде стало сложное, карточки ввели... - начала она извиняться. - Народ прозвал их "визитками". Сначала перевели на них алкоголь и сахар, потом - другие продукты. Ну, наши люди стали эти визитки подделывать. Теперь думают продавать некоторые товары только по визиткам и при наличии паспорта с местной пропиской. Например, мясо, масло, сигареты...

- И как же вы теперь живёте? - Илья кивнул на накрытый стол.

- Нормально живём! - Юля подошла к холодильнику и широко распахнула дверцу. - Смотрите. - Павел увидел полки, доверху забитые банками, баночками и свёртками. - И мясо есть! - Юля потянула дверцу морозилки.

- Да, ладно, - оборвал её Павел. - У нас, в Сибири, тоже - всё по талонам. А стол у тебя - что надо!

- Вот только выпить... - Юля пожала плечами.

- А у нас собой было! - бодро откликнулся Илья. Он выскочил в коридор, полез в свой рюкзак и вытащил из него бутылку портвейна "777".

- Три топора!, - торжественно объявил он и поставил бутылку в центр угощений.

- У тебя там склад, что ли?! - усмехнулся Красков.

... Разговор шёл беспрерывно. Юля расспрашивала Павла о семье, жене и детях. Вместе они со смехом вспоминали моменты жизни в Сибири, обсуждали отличие того бытия от проживания в северной столице. И не всегда столичное житиё выгодно отличалось от провинциального. Илья вертелся между ними, как уж на сковородке, то и дело вставляя реплики и даже анекдоты, которых он знал великое множество.

"Хорошие все же в Ленинграде люди", - выдал он в конце вечера.

Спать они улеглись далеко за полночь по ленинградскому времени. Юля разобрала им диван в комнате. Павел, как только головой коснулся подушки, начал проваливаться в сон. Последнее, что он осознал из слов Ильи: "Так у вас с ней?.." "Нет!" - мотнул он головой в ответ. "Так, может, попробовать..." "Не вздумай", - пробормотал Павел и уснул.

... Утром Илья подскочил с постели первым. Было около восьми утра по местному, за окном уже рассвело, хотя новый день по-прежнему хмурился. За окном медленно кружили снежинки.

Юлия была уже на ногах, хотя вчера сообщила, что на работу ей ко второй паре. Они попили чайку. Павел решил позвонить Владимиру Петровичу, благо у Юлии в квартире был телефон. Однако на другом конце опять не ответили.

- Раньше девяти нечего и звонить, - заверил его Бельский. - Вот лучше скажите нам, Юлия, во сколько у вас начинают торговать пивом из бочки, что напротив? - с самым серьёзным видом обратился он к девушке.

- Думаю, уже работают, - махнула рукой та. - Там с утра - своя клиентура, у кого "колосники горят".

- Не скажите, Юля, пиво - это вещь! А что, Юля, у вас не найдётся трёхлитровая банка? А лучше - две, - он с вызовом посмотрел на нахмурившегося Краскова.

- Ты что, с утра его пить будешь? А обком? Командировка?! - заворчал Павел

- Мы его в Юлин холодильник поставим, - нашёлся Илья. - Вечером погуляем.

- Сегодня в гостиницу надо прорываться. Не будем злоупотреблять гостеприимством! Сам знаешь: незваный гость - хуже татарина, - продолжал гнуть своё Павел.

- А ты посиди, с хозяйкой пообщайся. Владимиру Петровичу звони. Я быстро сгоняю, - он быстро запихал в сетчатую авоську обе банки, оделся и выскочил за порог.

Пока его не было, Павел всё-таки дозвонился до обкома. Владимир Петрович извиняющимся голосом просил прощения за вчерашнюю нестыковку, доложил, что с гостиницей всё улажено. "Селитесь, и мы ждём вас в Смольном - в обкоме. Пропуск я вам заказал"...

Илья вернулся минут через двадцать, глаза его светились радостью.

- Жигулёвское! У нас дома пива днём с огнём не достанешь, - радостно заорал он с порога. - А в Питере - вот оно! - и он так шмякнул авоськой с банками об пол, что одна из них лопнула, и пенный напиток растекся большой пахучей липкой лужей по коридору, намочив красивый половичок у двери.

Юля ахнула от неожиданности, кинулась собирать жидкость тряпкой в эмалированный таз. «Ах ты, ё..., - только и успел растерянно сказать Илья и едва не сел с досады в лужу. Он буквально онемел и молча наблюдал, как Юлия с Красковым гоняют тряпками по коридорчику разлитое пиво и хохочут в голос, глянув в очередной раз на Бельского, на лице которого застыла маска невыразимой скорби.

После этого он молчал всю дорогу, пока они добирались до Дома политпросвещения. Сегодня за стойкой администратора дежурила худощавая женщина средних лет. Она быстро проверила их документы, сверила с заполненными анкетами и подала Павлу ключ с биркой 221: "Второй этаж, направо", - напутствовала гостей.

В комнате с видом на улицу их поразили небольшой размер номера-пенала и его спартанская обстановка. Две аккуратно заправленные односпальные деревянные кровати стояли у противоположных стен, рядом с ними прикроватные тумбочки из светлого дерева - под цвет отделанных деревянными панелями стен. Небольшой стол, два стула. "Знаешь, - предложил Павел, - вещи разбирать не будем, сразу рванём в обком, в Смольный. Время-то идёт..."

- И даже пива не попробуем? - Илья выставил на стол прихваченную с собой уцелевшую трёхлитровую банку пива.

- Вечером попробуем, - твёрдо сказал Красков.

Они вышли на площадь Пролетарской диктатуры, повернули налево, как объяснила администраторша, в Смольный переулок. Прошли через каменные пропилеи, украшенные портиками с колоннами.  В лоджиях пропилеи они прочитали надписи на бронзовых досках с изображением наград города и области. Надпись наверху левой пропилеи гласила "Первый совет пролетарской диктатуры", на правой "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" Потом по широкой аллее вошли в сад, в конце которого возвышалось грандиозное, необычайно длинное - в виде  буквы П - трёхэтажное здание бывшего Смольного института благородных девиц, а сейчас - комитета областной организации ленинградских коммунистов.

На одной из боковых площадок центральной аллеи перед ними вырос справа - бронзовый бюст Карла Маркса, слева - Фридриха Энгельса. "Борода у Карла побогаче будет", - философски заметил Илья.

Деревья в саду грустно покачивали голыми ветвями. Но с дорожек и газонов листья были тщательно убраны. Низко нависало свинцового цвета небо. Дождя и ветра не было. Выпавший утром первый в этом году снег растаял и угадывался лишь скромными белыми пятачками в зелёной ещё траве.

Павел достал камеру, начал снимать кадры начала их командировки в предзимнем Ленинграде. Слева от трёхэтажного здания возвышался величественный купол Смольного собора. Через решетчатую калитку она подошли вплотную к зданию. У главного входа в Смольный, посреди широкой клумбы, стоял памятник: выступающий на броневике, Ленин в левой руке зажал кепку, правую вскинул вперед. Красков запечатлел и даты на ленинском постаменте "1917-1921".

Потом они по очереди снимали постановочные кадры: вот поднимается по ступеням и входит в историческую дверь обкома Бельский, вот он выходит из обкома с воодушевлённым лицом. Этот же путь «на камеру» проделал и Красков.

Наконец, они вошли внутрь. Дежуривший у входа на вахте милиционер проверил их паспорта, сверился со своим списком, куда-то позвонил и приказал ждать: "Сейчас за вами придут". Через пару минут к ним вышел высокий полноватый молодой парень в сером костюме, светлой рубашке с тёмным в полоску галстуком.

- Виктор Первов, инструктор идеологического отдела, - представился он, широко улыбаясь. - А вы, действительно, из Сибири? Как у вас там?

- Нормально, - в тон ему ответил Илья. - Тоже - всё по карточкам, как и у вас. А в остальном - ничего. Погода даже получше вашей...

- Пойдём ко мне в кабинет, - позвал Первов. - Чаем угощу.

По широкой лестнице он повёл их на второй этаж. В кабинете было два стола. За одним из них сидел ещё один молодой парень и одним пальцем "отстукивал" что-то на старенькой печатной машинке. "Галстуки им, видимо, в обкоме выдают", - отметил про себя Павел его полосатый галстук.

- Геннадий... - представился он, привставая и пожимая руки Бельскому и Краскову. - Извините, у меня срочный отчёт. Был в Кронштадте, проверял работу товарищей... - он снова уткнулся в машинку.

Виктор включил электрочайник, поставил на свой стол чашки с блюдцами, начатую пачку индийского чая, сахар, коробочку с печеньем, положил ложечки.

- Закипит - заваривайте сами, - предложил он. - Я пойду Белову Юрию Павловичу про вас доложу. Это секретарь обкома по идеологии. Хотел с вами пообщаться. Он у нас недавно. Классный мужик! - и Виктор ретировался.

Вернулся он через четверть часа. Гости успели попить чайку, прикончив при этом печенье. Но Виктор не обратил на это внимания.

- Юрий Павлович примет через час. Сейчас у него совещание. Так что, посидим, подождём.

- Давай по Смольному пройдёмся, мы же впервые в колыбели революции, - подскочил Илья. - Ты нам всё покажи, а Павел поснимает, - кивнул он товарищу.

- Пойдёмте, - охотно согласился Первов. - Сумки здесь оставьте.

Они вышли в широкий, бесконечный коридор, уходящий, кажется, за горизонт,  с кабинетами по обеим сторонам, на дверях которых красовались аккуратные таблички с именами владельцев.

- У меня такое ощущение, - не выдержал Илья - Что из-за двери вот-вот покажется Троцкий, Каменев или Зиновьев... И как они тут ходили по таким длинным коридорам к Ильичу на совещания? А вы как - бегаете что ли? - хмыкнул он.

- Да,  длина коридоров около двухсот метров! - Виктор, без сомнения, гордился своим местом работы. - Иногда, действительно, бегать приходится, чтобы успеть. А при Ленине, говорят, кое-кто из народных комиссаров на заседания правительства или на совещания всякие прямо по коридорам на "великах" ездил. Нарком по иностранным делам Лев Давидович - вполне мог. Любитель был велосипеда. У них с Ильичём кабинеты располагались в разных концах здания. А вызывали его к Ленину часто. Так он, вроде бы, гонял туда-сюда на двух колёсах. Даже на лестницах по краям, вроде, велодоржки  были...

Они подошли к высоким белым дверям. "Это актовый зал, пойдёмте", - позвал Виктор.

- Архитектор Кварнеги строил здание для института благородных девиц, - рассказывал на ходу Первов.

Они вошли внутрь. Через весь зал тянулись светлые колонны. Павел не отрывался от видоискателя камеры. Плавными длинными планами он снимал высокий красивый потолок, возвышающийся на целых два этажа здания, украшенный в боковых пролетах кессонами с лепными розетками.

На входной стене - справа и слева выделялись две огромные плоские лепные фигуры крылатых женщин. "Это фигуры "Славы", - пояснял Виктор. - Раньше под ними были две большие печи для обогрева зала. Люстры здесь настоящие, сделаны по эскизам Кварнеги..."

Гости, задрав головы, разглядывали замысловатые люстры, которые крепились к потолку на длинных золотистого цвета цепях, с лампочками в виде свечей.

- Представляете? - Первов перешёл на тихий шёпот. - Здесь выступал Владимир Ильич!

- Насколько помню, он и жил прямо в Смольном? - нарушил возникшую паузу Илья.

- Пойдём, я вас в его музей-квартиру проведу, - предложил Виктор. Она оказалась здесь же, на втором этаже. Вначале они пришли в кабинет Ильича. Их встретила смотрительница - пожилая подтянутая женщина в униформе, больше напоминавшей серый халат. "Марь Ивановна, - попросил её Виктор, - покажите всё нашим гостям с сибирского телевидения".

- Ленин жил и работал в Смольном с ноября 1917-го до 10 марта 1918-го, - скучным голосом заученно начала та. - Он занимал две комнаты с окнами на собор...

Павел снял дверь с кабинет Ленина с надписью "Классная дама", широкий двухтумбовый письменный стол с зеленым сукном, бумаги, исписанные стремительным, малоразборчивым почерком вождя. Здесь же лежал его пропуск в Смольный, подписанный комендантом, стояла настольная лампа с зелёным колпаком абажура. Рядом -  старинный телефонный аппарат, бронзовый прибор с двумя чернильницами и перьевой ручкой. У стола - стул с гнутой спинкой. Напротив - диван и стулья для посетителей.

- Можно, я сяду за стол, а Павел меня снимет? - повернулся к хозяйке Илья.

- Ни в коем случае! - ответила та испуганным голосом. И осуждающе посмотрела на Бельского.

Тогда Илья подошёл к окну, завешенному плотной белой шторой, отодвинул её и выглянул на улицу.

- А это что за речка? - снова без обиняков спросил он у Марьи Ивановны. Павел заметил, что её аж передёрнуло от такого вопроса.

- Это не речка, молодые люди. Это - Нева! - торжественно произнесла она. - Главная водная артерия Ленинграда.

- Ладно, ладно, - примирительно отреагировал Бельский. - Не возражаете, если мы подснимем вид из окна? - смотрительница не ответила, а, поджав тонкие бесцветные губы, отошла в угол комнаты.

Павел принял это за разрешение, кивнув Илье: подержи штору, - и несколько секунд фиксировал на камеру вид из окна Ленинского кабинета на Смольнинскую набережную и хозяйственные постройки Смольного.

Потом они зашли за перегородку, отделяющую кабинет от спальни. За ней была небольшая комната с узкой тщательно застеленной кроватью с высокими железными решетчатыми спинками, окрашенными белой краской. Узкая печь-голандка была встроена в стену. Рядом с ней лежало несколько берёзовых поленьев. Из приоткрытой печной дверцы тоже выглядывали поленья.

Павел методично вёл съёмку: деревянная этажерка с книгами, шкаф для одежды, книжный шкаф, столик с графином. А Марья Ивановна безо всяких эмоций в голосе продолжала: "Сюда часто заходила Надежда Константиновна. Иногда она подходила к Ленину со стаканом чая и тихим голосом говорила: "Товарищ, не забудьте выпить чай..."

- А что, мужики, давайте забежим в столовую. Там сейчас народу нет, обед закончился.

Пока они шли "подхарчиться", Виктор показал им коридорчик - переход из главного коридора в туалет, где, по его мнению, убийца поджидал и злодейски застрелил зимой 1934 года первого секретаря Ленинградского губернского комитета ВКП(б) Сергея Мироновича Кирова.

- Как вы тут только работаете - среди всей этой истории и теней прошлого? - с завистью спросил его Бельский. Тот не ответил, а только хмыкнул и многозначительно посмотрел на сибиряков.

Столовая располагалась в правом крыле на первом этаже. И меню тут было  неплохое для непростых времён. Когда они, сытые и довольные, поднимались из-за стола, в обеденный зал заскочил запыхавшийся Геннадий:

- Вот вы где? Давайте, быстрее! Белов ждёт.

...В большом светлом кабинете за большим столом что-то быстро писал коренастый человек лет пятидесяти, с крупной головой, обрамлённой гладко зализанными русыми волосами и большими залысинами над высоким лбом. Его серьёзное славянского типа лицо украшала седоватая шкиперского типа бородка, которая создавала впечатление неухоженности. Но это впечатление мгновенно сглаживалось цепким взглядом умных тёмных глаз.

Он встал им навстречу, крепко пожал руки, представился:

- Юрий Павлович Белов. Очень рад! Давно не виделся с сибиряками... Расскажите, как у вас там идёт перестройка?

Илья с Павлом уселись за приставной столик у главного стола. Красков не выпускал камеру из рук.

- Сложно у нас, - многозначительно начал Бельский. - О шахтёрских забастовках, наверное, слышали?

- Как же, конечно. Шахтёры всю страну всколыхнули. Ясно дают понять, что надо ускорять перестройку. Трудности переживём. Уверен, все они - временные. Партию надо реформировать. А следом и страну.

- А талоны это отменит? Экономика задышит, наконец? - вмешался вдруг в разговор Павел.

- Конечно, мы здесь в этом уверены. Только надо больше работать. Всем - работать! Каждому на своём месте добросовестно исполнять свои обязанности... - уверенно чеканил слова Юрий Павлович.

- А можно, мы возьмём у вас небольшое интервью? - вклинился в его слова Илья. Тот кивнул и Павел включил камеру, быстро настроил свет, звук и кивнул Илье: "Начинай, я начну снимать с твоего вопроса".

- Юрий Павлович, - Илья серьёзно смотрел в объектив камеры. - Как вы считаете, сколько нужно времени, чтобы перестройка завершилась успехом?

Тот слегка оторопел от такого "конкретики", но быстро с этим  справился:

- Считаю. что страна вместе с нашей партией сумеет преодолеть временные трудности в экономике. Перестройка всего общества, в первую очередь, нашей экономики, которую мы ведём под руководством нашего генерального секретаря Михаила Сергеевича Горбачёва, требует  решительных шагов, - он на секунду задумался и уверенно продолжал. - Необходимо разгосударствление ряда предприятий, приватизации, привлечения в страну иностранного капитала...

- Но это же капитализм? - ироничным тоном перебил его Илья. - Коммунисты же должны быть против этого, выступать за общественную собственность...

Юрий Павлович посмотрел на него с интересом:

- Время меняется, молодой человек.  Сейчас наступают другие времена, - он нервно забарабанил пальцами по столу. - В социально-экономической сфере мы - современные коммунисты - выступаем за многоукладную экономику, равенство перед законом всех форм собственности, включая частную, - он загнул один палец на правой руке. - За постепенное разгосударствление предприятий при частичной приватизации, - загнул второй палец. - За развитие отечественного частного предпринимательства, - загнул третий палец. - За привлечение иностранного капитала, - ещё один его палец присоединился к первым трём. - За смешанную экономику и развитие рыночных форм хозяйствования, - рука сжалась в кулак, которым он негромко постучал по столешнице. - Надо донести это до ваших шахтёров. Уверен, они нас поймут правильно!

- И ещё, - он выдержал паузу. - Мы должны победить болезнь, которая нам досталась от сталинизма. Он внедрился в сознание людей  в идеях казарменного социализма, насаждаемого административно-командными методами. Кому-то выгодно очернять нашу партию именно в тот момент, когда она освобождается от позорного и тяжкого наследия сталинщины… Нам нужно формировать единый фронт всех демократических сил против "социально опасных" охранителей "святого" прошлого, - он замолчал, давая понять, что интервью окончено.

Павел выключил камеру и поставил её на пол.

- Скажите, чем я могу помочь вам в этой командировке? - спросил Белов у гостей.

- У нас в Ленинграде два дела, - сразу ухватился Илья. - Нам надо попасть на ваше городское телевидение, к Невзорову. А во-вторых, помогите съездить в Кронштадт, это ведь закрытый город.

- Не вопрос, - сказал секретарь обкома. Он нажал кнопку на переговорном устройстве на боковом столике:
- Пригласите ко мне Первова.

... - Ни черта он не разобрался в причинах шахтёрских забастовок, - Илья весь извёлся, что не возразил секретарю обкома. - Люди хотят свободной экономики. Но - без КПСС, - горячился он, когда они с Красковым на чёрной обкомовской «волге» с госномером серии ЛЕА ехали на ленинградскую телестудию.

- Да успокойся ты, спорщик! - осаживал его спокойный, как удав, Павел. - Ему твоё мнение - до фени. Они с Михаилом Сергеевичем новую коммунистическую жизнь построить хотят... Только вот пока получилось так, что жрать стало нечего - ни в Сибири, ни в Питере. Если дальше так пойдёт, ничего хорошего не жди.

Они разглагольствовали, развалясь на заднем сиденьи. За окном над городом по-прежнему нависало низкое хмурое небо. Было начало четвёрного часа, а казалось, что на город уже спускаются вечерние сумерки. Водитель машины, пожилой седоусый мужик, долго молча рассматривал их в зеркало заднего обзора. Поймав паузу, вмешался в разговор:

- А вы откуда будете, ребята? - по отечески спросил он.

- Из Сибири, отец, - ответил Илья.

- И что, у вас тоже всё по талонам? - он поправил зеркало, чтобы лучше видеть Бельского.

- По талонам, как и у вас, батя, - Илья дотянулся и похлопал его по плечу.

- Вот настали времена! Довели страну, - водитель даже скорость сбавил. - Правильно говорят ваши шахтёры: так жить нельзя! Надо что-то делать! Но надо менять не только на шахтах. По всей стране менять надо, - и он замолчал, уткнувшись взглядом в дорогу. Может, почувствовал, что сказал лишнее...

Они следили в окно машины за мелькавшими на фасадах домов вывесками с названиями улиц: проехали по Каменноостровскому проспекту, свернули на Чапыгина, подъехали к дому 6, который, в отличие от окружающих зданий, был выстроен в виде четырёхэтажного квадрата с внутренним двором. Из больших букв, висевших на углу его фасада, сверху вниз складывалось слово "Телецентр". Невдалеке виднелась телевышка.

В фойе их уже ждали: тоненькая девушка в синих джинсах и белом свитерке сразу же подошла и спросила их фамилии. Когда проходили мимо охраны через турникет, представилась: "Меня зовут Наташа, - а пока поднимались на четвёртый этаж, щебетала, не переставая. - Я - помощник режиссёра. Вообще-то Александр Глебович редко встречается с коллегами, не любит давать интервью. Тем более, работы у нас много... У вас есть минут двадцать, ну, от силы, тридцать. Александр Глебович готовит вечерний эфир."

Они вошли в редакцию передачи "600 секунд". Это было большое помещение, наполненное, на первый взгляд, ненужным хламом, мебелью. В одном углу стоял стол, из-за которого им навстречу поднялся молодой, лет тридцати, выше среднего роста, которого они узнали сразу. Протянул руку, представился: "Невзоров, Александр. Сделайте нам чаю, - бросил он кому-то. - Садитесь, парни. У нас сейчас идёт монтажный период, ради него всё отменяется. Так что времени у вас в обрез, - они присели к его столу.

Павел достал и настраивал камеру, присматривался к известному на всю страну журналисту. Отметил  его симпатичное худощавое лицо, тёмно-русые волосы, серьёзный, умный взгляд.

- Записывать будете, - кивнул он на камеру.

- Будем, если не возражаете, - Илья излучал само благодушие.

- Не возражаю. Только давай на "ты", - предложил хозяин студии.

Бельский прочистил горло, но всё равно голос его от волнения немного осип:

- Александр, - несколько торжественно начал он. - Расскажи, хотя бы коротко, об истории передачи.

Передача впервые вышла в эфир 23 декабря 1987 года, назвал точную дату Невзоров. И сразу привлекла к себе внимание зрителей, в основном, своей новизной и динамичностью, которая была подчёркнута счётчиком секунд в углу экрана. "Мы на всю катушку используем объявленную Горбачёвым политику гласности, - Александр усмехнулся. - Это не всем нравится..."

Они едва ли не первыми в стране начали показывать сюжеты о коррупции чиновников, критиковать депутатов Ленсовета. "Особенно нас не любит председатель горсовета  Анатолий Собчак. Знаете такого?" "Как же, - кивнул Илья. - Политик новой волны". "Вот именно!" - откликнулся Александр Глебович.

Он говорил быстро, торопливо. Поглядывал в сторону монтажной комнаты.

- Я поставил перед командой задачу - завоевать информационное пространство. Поэтому у нас в эфире идут и  убийства, изнасилования, организованная преступность, фальшивомонетчики. До нас в стране ещё не показывали громких катастроф, ни каких-то страшных происшествий. Для зрителя - это в новинку. Люди это смотрят...

При этом, "600 секунд" нередко помогают людям решать свои проблемы, добиваются отставок негодных руководителей. В качестве реликвии он показал дверь, на которой, как на фюзеляже истребителя, можно увидеть звездочки. Ими обозначают высших чинов, которых сняли с должностей после выхода сюжета в "600 секундах".

- Жёстко вы! - покрутил головой Илья.

- А как иначе перестроить страну? - ответил тот вопросом. - Порой удаётся реально помочь. От этого мы все "тащимся".

Илья начал расспрашивать об организации дела. Над передачей постоянно работают сразу несколько съемочных групп. Часто выезжают на место, толком не зная, что там происходит. Разбираются уже на месте события. А норма в день для выпуска 7-8 сюжетов. Выезжают на съемки с утра. Каждая группа имеет свой транспорт. К 18 часам большинство возвращаются в студию - нужно быстро монтировать сюжеты перед выходом в эфир. Тексты начинают писать уже в машине. Что и как показать и сказать в репортаже, советуются всей бригадой, включая осветителя и водителя. Потом - видеомонтаж, "озвучка" сюжета. И, наконец, монтаж всей передачи целиком .

"У нас очень профессиональные монтажники", - с гордостью сказал он. Кроме Невзорова, передачи иногда ведёт Светлана Сорокина или Вадим Медведев. Но зрители особенно любят выпуски самого Невзорова, - говоря это, он нарочито скромно потупился.

- А как удаётся столько информации уложить в 600 секунд? - влез со своим вопросом и Павел, оторвавшись от камеры. Илья при этом недовольно поморщился.

Александр будто ждал этого вопроса, голос его сразу оживился:

- К нам на студию одно время часто приезжали иностранцы, спрашивали: как вам удалось сделать такую передачу? Многих, кстати, интересовала фишка с таймером на экране, который ведёт обратный отсчет времени. Даже спорили - успеет ли ведущий закончить прежде, чем на экране появятся четыре нуля. Такого же нигде в мире еще не было! Что могу сказать? - он развёл руками. -  Многое приходится сокращать, выбрасывать в корзину в угоду формату. Тут уж ничего не поделаешь, сами его придумали. Да и привыкли уже к телеграфному стилю. Зато, в одну программу по 18-20 информаций и сюжетов втискиваем...

- Александр Глебович, - позвали его из монтажной. - У нас сюжет готов, надо озвучивать.

- Всё, парни, больше не могу, - он пожал им руки. - Привет сибирякам!

- А можно, мы ещё антураж тут поснимаем? - попросил Павел.

- Пять минут, - кивнул Невзоров и исчез за дверью монтажной.

Гости прошлись по редакции. Красков сделал несколько планов студии, где проходит запись ведущего передачи, снял растолканную по углам старую аппаратуру и новенький видеомонтажный комплекс, сосредоточенные лица режиссёра с журналистом, которые делают очередной репортаж.

Потом Павел уложил камеру в кофр. Наташа вызвалась проводить их вниз, на выход.

- А можно нам посмотреть большую студию, где снимают прямые эфиры, другие передачи? - попросил Илья.

Девушка пожала плечами: не знаю, давайте спросим у начальства.

Вход в главную студию был на первом этаже. Когда они подошли к большой массивной двери с круглым окном-иллюминатором, возле неё толпилось человек десять, большинство их них - в пиджаках и при галстуках. "Наверное, сегодня здесь кто-то из высоких гостей", - предположила Наташа. - Подождите здесь, пожалуйста, - повернулась она к сибирякам. - Сейчас узнаю", - она подошла к  полноватому мужчине лет пятидесяти в тёмно сером костюме, белой рубашке и серебристого цвета галстуке. Круглое лицо украшали очки в светлой роговой оправе. Девушка, привстав на цыпочки, начала говорить ему на ухо, показывая в сторону Ильи и Павла. Тот вначале слушал, хмуря лоб, потом с интересом поглядел в сторону Бельского и Краскова, кивнул и направился к ним.

- Председатель Ленинградского комитета по телевидению и радиовещанию Борис Петров, Борис Михайлович, - протянул он большую мягкую ладонь по очереди Павлу и Илье. Они так же по очереди представились. - Из Сибири, говорите? Из глубины сибирских руд, так сказать... Очень рад! Как у вас там, в провинции, работает телевидение? Наверное, спокойно и размеренно?

- Всяко бывает, - перебил его вопросы Илья.- Бывали и беспокойные времена. Забастовки шахтёров, наверное, видели? Всю страну всколыхнули! Сейчас - спокойнее. Если судить по магазинам, то ничего нет. То есть, ничего хорошего...

- А что у вас за гость сегодня? - кивнул Павел на толпящихся у входа в главную студию.

- О! - Борис Михайлович поднял вверх указательный палец. - У нас сегодня на эфире - сам! Первый секретарь обкома партии Борис Вениаминович Гидаспов. Вот и суетимся. А у вас областное начальство тоже бывает?

- Нет, - помотал головой Илья. - Мы же негосударственная телекомпания.

- Мне сказали, что хотите посмотреть, как наша главная студия работает? Пойдёмте за мной, только очень тихо.

Бельский с Красковым двинулись за ним. Он подошёл к двери. Приложил палец к губам - в ответ на немые вопросы людей в костюмах. Потом еле слышно побарабанил пальцем по стеклу круглого окна. Там мелькнуло чьё-то озабоченное лицо, которому он сделал знак. Толстая металлическая дверь приоткрылась, Борис Михайлович шагнул в внутрь, поманил за собой гостей.

Они оказались в огромном полутёмном пространстве, середина которого с помостом и сидящими на нём в креслах двумя собеседниками была ярко высвечена. Первый секретарь Ленинградского обкома КПСС спокойно и обстоятельно, с видом уверенного в своей правоте человека отвечал на вопросы симпатичной и очень подвижной собеседницы.

Передачу снимали тремя громоздкими стационарными камерами на колёсах. Рядом с входом стоял большой чёрный рояль. Облокотившись на него, за съемками молча наблюдали три женщины. Вошедшие присоединились к ним. Правда, с этого места не было слышно голосов участников передачи.

- Это - запись, - громким шёпотом пояснял Петров. - Сегодня вечером выдадим в эфир. Гидаспов у нас - мужик легендарный. Химик, академик, доктор наук, членкор академии. В 86-м году был на ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Говорят, схватил там лишнюю дозу... - Борис Михайлович явно гордился своим ленинградским начальством. - Многие не понимают, зачем он пошёл на партработу? Я, кстати, тоже, - он покивал головой. - Наверное, не мог отказать Михаилу Сергеевичу. Тот пытается реанимировать страну новыми кадрами. Только, толку пока... - Петров  прикусил язык, почувствовав, что говорит лишнее, оглянулся, внимательно посмотрел в глаза каждого из гостей.

Запись в это время закончилась. Гидаспов встал, он был высок, крепкого телосложения, выражение лица выдавало внутреннюю усталость. Одна из стоящих у рояля женщин поспешила к нему, сняла с лацкана пиджака петличку с микрофоном.

- Сейчас я вас представлю, подождите, - и Борис Михайлович вошёл в центр яркого круга.

Через мгновение Илья с Павлом стояли перед этим статным человеком, поёживаясь под внимательным взглядом карих глаз. Руки Гидаспов держал за спиной.

- Как настроение у шахтёров? - спросил он, глядя поверх их голов на внутренний балкон, расположенный на уровне второго этажа, где за широкой стеклянной стеной за главным пультом студии сидели режиссёры.

- Настроение - не очень, -  живо ответил Илья.

- Да, начали с нехватки мыла, а потом потребовали свободы экономики, - вставил слово и Павел.

- В капитализм их тянут, в рынок. А он в нашей стране невозможен, - уверенно сказал первый секретарь. - Задурили мужикам головы... Ладно, - вздохнул он. - Как вам у нас? Может, просьбы есть какие? - он опустил взгляд на гостей.

- Есть,  Борис Вениаминович, - вдруг встрепенулся Илья, Павел с удивлением посмотрел на него. - Помогите нам поменять билеты на самолёт. У нас вылет домой - на восьмое ноября, а мы хотим улететь четвёртого. Без вашей помощи - никак...

На лице Гидаспова не дёрнулся ни один мускул от этой странной, по мнению Павла, просьбы. Он прищурился, вглядываясь в окружающие их сумерки студии, поманил кого-то рукой. К нему быстро подскочил один из молодых в галстуке: "Слушаю, Борис Вениаминович!" "Помоги нашим гостям с билетами на самолёт, - приказал первый секретарь. - Сделай так, как они просят". Павел отдал помощнику их билеты на обратную дорогу. "Где остановились?" - преданно глядя в глаза Краскову, поинтересовался он. "В гостинице политпроса, на улице Пролетарской диктатуры", - ответил Красков. "Знаю, знаю, - закивал молодой. - Билеты оставлю у администратора".

...Часа через полтора они сидели за столом у тёмного окна в своём номере и потягивали "жигулёвское", заедая его розовыми, слегка раскисшими кусочками солёного сала и намазывая на чёрные ломтики ленинградского хлеба содержимое банки "Завтрак туриста", которую вместе с хлебом купили в первой попавшейся на обратном пути в гостиницу булочной. Вяло обсуждали наполненный событиями прошедший день. "С пивом ты, всё же, здорово решил!" - хвалил Бельского Павел. Тот довольно хмыкал, улыбался во весь рот.

- Ты заметил, что Гидаспов руки прячет? - громко отхлебнул из стакана Павел.

- Нет, - Илья нахмурил лоб, пытаясь вспомнить. - А почему, по твоему?

- Видел, у него кожа на ладонях облезает. Думаю, это после Чернобыля.

Они долго "обсасывали" это предположение. В конце концов, сошлись на том, что Гидаспов не очень-то поддерживает "перестройку", а, значит, и её главного организатора...

Дошла очередь и до Невзорова с его нашумевшей передачей.

- Пашут мужики, как черти! А мы считаем свою работу потогонной. Их нагрузку с нашей не сравнить! - говорил восхищённо Илья.

- Так нам бы по восемь съемочных групп! Глядишь, и мы бы... - Павел снова отхлебнул из стакана живительную влагу.

- Ладно, не зарывайся, талантливый ты наш, - добродушно похлопал его по спине Бельский.

- А зачем мы билеты поменяли? Ты хотел возможности первого секретаря проверить? В кои веки в Питер вырвались! Я тебя что-то не понял? - покосился Красков на товарища.

- Да надоело мне здесь, - откровенно признался Илья. - Домой захотелось. Как-то у нас всё проще, спокойнее.

- Ну, ты даёшь, спокойнее! Забыл шахтёров на площадях?! Мне, честно говоря, страшновато было - такая сила...

... Ровно в девять утра вчерашняя чёрная "волга" ждала их у парадного Дома политпроса.  Рядом со знакомым седоусым водителем сидел Виктор Первов. После обмена рукопожатиями Илья категорически заявил: "Впереди сяду я, уж, извините. На город посмотрю".

На улице было холодно, порывистый северный ветер гнал по хмурому небу рваные низкие облака. Ночью опять шёл снег, под утро растаял, но кое-где белел на кромках луж.

- Ладно, не возражаю, - сдался Виктор. - Петрович, жми на газ! - водитель лишь кивнул, сегодня он был молчалив.

Павел достал камеру: "По ходу поснимаю планы улиц", - ответил он на  вопрос Виктора.

Машина помчалась по Шпалерной, пересекла Неву по Литейному мосту. Пока ехали по нему, Красков успел  "выхватить" его красивые металлические перила, мелькнувшее вдалеке у причала туловище "Авроры", розовато-рыжие фасады домов вдоль реки на противоположном берегу. Долго ехали по набережным главной водной артерии города, пока не выбрались на Приморское шоссе. Петрович сразу прибавил газу. Примерно через полчаса они "уткнулись" в опущенный шлагбаум на КПП перед въездом на насыпную дамбу, которая уходила в водные дали Финского залива.

К машине подошли двое патрульных в солдатском обмундировании с  "калашниковыми" на изготовку. Один остался стоять чуть с стороне, внимательно рассматривая машину, второй подошёл в дверце водителя, наклонился к открытому Петровичем окну, потребовал предъявить документы. Виктор подал ему "бумагу" из партийного обкома, своё удостоверение. Патрульный внимательно прочитал документ, попросил паспорта у Бельского и Краскова, сверил фото на документах с их лицами, а фамилии в паспортах - с теми, что указали в обкомовском письме. "Как строго тут у вас..." - повернулся Павел к Первову. "Так закрытый же город, запросто в него не попадёшь", - негромко ответил Виктор.

- Всё в порядке, можете ехать, - патрульный вернул им документы. - Открывай! - махнул он рукой напарнику. Шлагбаум поднялся, и "волга" осторожно въехала на дамбу.

"Тут сильно не разгонишься, - попенял Петрович. - дорога неровная, не укатали ещё как следует".

- Да мы и не торопимся, - пожал плечами Илья. - Как они живут тут - среди моря?! - слева и справа от дамбы, до горизонта тянулась водная гладь Балтики. Ветер непрерывно гнал высокие волны, увенчанные белыми барашками. И от этого казалось, что неспокойное море может легко размыть эту неширокую полосу рукотворной дороги. Даже в салоне машины чувствовалось, что здесь холоднее, чем в Ленинграде.

- Кронштадт стоит на острове Котлин, - рассказывал между тем гостям Виктор. - Царь Пётр так решил. В 1703 году эту крепость начали строить по его приказу, как защиту от шведов. Это потом Кронштадт стал не только крепостью, но и главной базой Балтийского военного флота. До 1983 года попасть сюда можно было только водным путём. Пока эту дамбу не построили. Кстати, Кронштадт означает "коронный город". Сейчас в нём проживает тысяч сорок... Но столько знаменитостей! Представляете? Отсюда уходил в кругосветное путешествие Иван Крузенштерн. Здесь был губернатором Фаддей Белинсгаузен, открывший Антарктиду. Отсюда отправился в Японию дипломат Николай Резанов, чтобы установить первые торговые и дипломатические отношения.

Екатерина II хотела перевести сюда адмиралтейство из Питера, даже здания под него выстроили, но потом отменили. А суда здесь всё равно строили - на Пароходном заводе. Сейчас это Кронштадтский ордена Ленина Морской завод, не без гордости излагал Первов...  

Слева из моря постепенно вырастали очертания города-острова. Свернули на Кронштадтское шоссе, которое и привело прямо в городские кварталы. Архитектура многих улиц напоминала ленинградские окраины. Классицизм фасадов трёх-четырёх этажных домов восемнадцатого века перемежался с классицизмом советского периода.

Мелькнула вывеска улицы Зосимова, потом проехали по улице Восстания, пересекли русло обводного канала и выехали, наконец, к Якорной площади. Вышли из машины.

- Купол большого собора видите? - кивнул Виктор на сооружение в центре неухоженной площади. - Это  Морской Никольский собор. Его отовсюду видно.  Не заблудитесь. Машина будет ждать вас здесь часа в четыре. Думаю, хватит времени и поснимать, и погулять. Городок небольшой, не заблудитесь. Если что, спрашивайте Якорную площадь. А я назад поехал, - он пожал им руки и укатил.

Парни прошли по Якорной, выглядевшей неопрятно. Кое-где на ней белели пятна ночного снега, который не успел растаять. Огромное "тело" собора производило гнетущее впечатление: купола были начисто лишены не только позолоты, но и крестов. Ободранные снаружи и внутри стены сооружения говорили о том, что оно давно переживает тяжелые времена. Вход был разбит, никаких дверей или входных ворот будто и не существовало. Внутри было светло и пусто, холодный сквозняк лихо закручивал мелкие бумажки, сор и пыль. Пол был завален строительным мусором, не было и намёка на иконы или иконостас на алтаре. Сквозь облупившуюся штукатурку стен кое-где угадывались мозаичные грустные святые лики, проступали первоначальные цветные росписи. Было ясно, что все реликвии и церковное имущество из храма давно исчезли. Павел достал камеру и снимал собор внутри и снаружи.

Снимал и то, как Илья шагами меряет длину собора: "Девяносто семь, девяносто восемь, девяносто девять", - считал он свои шаги. Потом задрал голову вверх, пытаясь угадать высоту потолка соборного купола: "Метров пятьдесят, не меньше! Вот это махина!", - восхищался Бельский.

Через видоискатель Павлу особенно остро чувствовались разруха и запустение в самом крупном когда-то морском соборе Российской империи. А ведь Морской Никольский собор изначально задуман был как храм-памятник всем когда-либо погибшим морякам.

Потом они пошли по Красной улице, свернули в небольшой переулок и вышли на Коммунистическую улицу. Здесь на углу "трёхэтажки" советской постройки висела вывеска магазина "Дом книги". Но когда они подошли ближе, увидели и другую вывеску, из которой значилось, что здесь жил знаменитый подводник Великой Отечественной, Герой Советского Союза, командир подводной лодки С-13 Александр Иванович Маринеско. "Это он в январе 45-го отправил на дно лайнер "Вильгельм Густлофф", на котором находилось около тысячи курсантов экипажей немецких подводных лодок. Немецкий флот без подводников остался, - "выкапывал" факты из закутков своей обширной памяти Илья Бельский. - А ему только в этом году Героя дали. Посмертно, конечно!"

- Вот это - да! - потирал руки Илья. - Снимай! Покажем землякам, в каких исторических местах мы с тобой побывали...

Буквально через дорогу от этого места они наткнулись на дом изобретателя радио, физика, профессора Александра Степановича Попова. Здесь он жил и работал, и этот факт, что они увидели жилище знаменитого изобретателя придавало их визиту в "закрытый" Кронштадт особый смысл. Ведь им, молодым телевизионщикам нового поколения телевидение всегда казалось младшим братом радио, отцом-изобретателем которого, знали они ещё со школы, был легендарный Александр Попов. А оказывается, он - жил здесь, рядом.

...Они пошли в сторону моря, направление подсказывал порывистый холодный ветер. Он дул прямо в лицо, пахло йодом, рыбой и ещё каким-то особым запахом, который им, сухопутным жителям, был непонятен, но который, они знали - ведь приходилось же бывать в отпусках на морском побережье - есть только у морского воздуха. Илья вертел головой, разглядывая фасады местных зданий, а Павел снимал фрагменты кронштадтских улиц. Многие дома были однотипными, с оштукатуренными, но давно не ремонтированными стенами, высотой в три-четыре этажа.

Вскоре они оказались в густо засаженном деревьями уголке города. Деревья качали голыми ветками в унисон движениям воздуха и тянули их в свинцово-серое небо. Сквозь стволы проглядывалась водная ширь гавани, очерченной вдали плотным тёмным рядом военных кораблей.

На берегу, неожиданно для наших путешественников, оказался памятник Петру I. Отлитая в бронзе, на высоком постаменте, огромная фигура российского императора стояла спиной к городу - лицом к морю. Надпись на постаменте гласила "Петру Первому - основателю Кронштадта".

- Говорят, его взгляд направлен точно на Стокгольм, - наморщив лоб, вспомнил Бельский. - Я где-то читал об этом. А ты после Петра сними корабли, - предложил он Краскову. - Всё же - город военных моряков...

- А кто вам разрешил здесь снимать?! - громко оборвал Илью командный голос, внезапно раздавшийся у них за спиной. Они вздрогнули от неожиданности, резко развернулись к говорившему. К ним подступала тройка военных в морской форме. На правых рукавах их чёрных шинелей красовались повязки с надписью "Патруль", талии перехвачены ремнями с пряжками, на которых изображены якоря.

Гости онемели от неожиданности, молча разглядывали патрульных. У их офицера на голове красовалась фуражка с белой окантовкой, на погонах - три звёздочки. У матросов на бескозырках - надпись "Военно-морской флот", а на чёрных погонах - по одной лычке. Суровые выражения на их худощавых лицах не обещали ничего хорошего.

- Кто такие? Почему ведёте съемки? Кто дал разрешение? - продолжал допрос старший лейтенант.

- Господин офицер! - обрёл, наконец, голос Бельский. Он попытался разрядить обстановку первой пришедшей на ум шуткой:

- Господин офицер, считайте нас простыми сибирскими валенками...

- Товарищ офицер! - резко поправил его старлейт. На шутку он явно не среагировал. - А ну, предъявите документы, - потребовал он. А его спутники потянули с плеча ремни карабинов.

- Всё-всё, - обескураженно развёл руками Илья. - Доставай документ, - сказал он молчавшему до сих пор Краскову и сам полез  в карман за паспортом.

Офицер долго, придирчиво рассматривал их паспорта, вглядываясь в их лица, проверил прописку.

- Приехали из Сибири, - убедился он. - А как проникли в закрытый город?

- Так я же и говорю, - зачастил Илья, поняв, наконец, что они могут попасть в неприятный переплёт. - Мы - тележурналисты, находимся в Ленинграде в командировке по приглашению вашего обкома КПСС, для изучения опыта работы Ленинградского телевидения. Разрешение на поездку в Кронштадт дал секретарь обкома Юрий Павлович Белов, если знаете такого... Приехали в ваш город на обкомовской машине в сопровождении партийного работника. На ней же и уедем обратно. Вот моё редакционное удостоверение, - он протянул старлею красную книжечку с выдавленным на обложке крупными позолоченными буквами словом "Пресса". Тот внимательно изучил и её.

- Ладно, - чуть смягчил тон старший патруля. - Всё равно, у вас нет разрешения на съёмку в закрытом городе. А корабли - это вообще военные объекты.

- Кто должен дать такое разрешение? - подал голос и Павел. - Мы ничего секретного не снимаем.

Старлей слегка растерялся, видно было, что вопрос Краскова поставил его в тупик.

- Ну-у-у, - затянул он, а его свободная рука потянулась к затылку - почесать. Но он вовремя сообразил, что это его движение будет нелепо выглядеть в глазах незнакомцев и вовремя опустил её. - Ну, хотя бы у председателя Кронштадтского райсовета Виктора Леонидовича Сурикова. Он из наших - из военных моряков. Капитан... в отставке... Если он разрешит, тогда другое дело, - старший лейтенант чуть замялся. - А пока требую засветить плёнку! - глянул на них твёрдым взглядом прищуренных серых  глаз.

- А как... - начал было Бельский.

- Сейчас, сделаем. Засветим! - перебил его Красков и незаметно подмигнул ему.

- Смотрите, товарищ старший лейтенант, открываю камеру, достаю кассету, открываю крышку кассеты, - он проделал всё это под внимательными взглядами военных. - Всё, плёнка засвечена! - моряки синхронно облегчённо выдохнули. - Вы только сориентируйте нас, в какой стороне искать этого Виктора Леонидовича?

Лейтенант наскоро начертил им носком форменного ботинка на бетоне, как пройти в горсовет. И патруль неспешно удалился.

- Паша, видеоплёнку же невозможно засветить, - вышел, наконец, из ступора Илья.

- Догони и расскажи им, - съехидничал Красков. - А то они этого не знают.

- Ну ты - молодец! - кинулся обнимать его Бельский. - Спас нашу будущую передачу. Я бы сроду не сообразил. Нервы у тебя!

- Так я же понял, что он видеотехнику в глаза не видел, - смущённо оправдывался Павел...

Кабинет председателя горсовета располагался на втором этаже небольшого двухэтажного здания. Они зашли в просторную приёмную, где хозяйничала молодая, улыбчивая деваха со светлыми короткими волосами, в ослепительно белой блузке. Бельский сразу приосанился, в его голосе появилась знакомая Краскову вкрадчивая хрипотца:

- Как зовут? - он широко улыбался.

- Тамара... - улыбнулась та в ответ, с интересом разглядывая посетителей. - Вы к кому?

- Нам к Виктору Леонидовичу, Тома, - пристально глядя в её голубые глаза, громко прошептал Илья и склонился к ней через широкий письменный стол, за которым она восседала. - Мы к вам в гости из Сибири приехали, с телевидения. Хотим снять, как и чем живёт Кронштадт, чуть не в Тамарино ушко негромко рассказывал он. - Но военный патруль снимать запретил. Требуют взять разрешение у вашего начальника. Поэтому, Тамарочка, прошу, доложите ему. А то - мы спешим. Время идёт, а у нас простой.

Уши у барышни запылали алым цветом.

- Как же быть? - смущённо заговорила та. - У Виктора Леонидовича в кабинете идёт заседание райсовета. Там все депутаты...

- И давно заседают?

- С час уже. По опыту знаю, что у них ещё часа на два...

- А может, вы ему записку напишите? - подал голос Павел. - Пусть оторвётся всего на пару минут. У нас дело о жизни и смерти.

- Записочку, Томочка, - поддержал Илья. - И вы нас просто спасёте. А то нас уволит наш грозный директор, - Илья сдвинул брови, показывая как рассердится его телевизионное начальство.

- Да, да... Сейчас, уже пишу, - девушка размашисто застрочила авторучкой на листе бумаги. Дописав, перечитала, поправила что-то в тексте. - Подождите, присядьте пока, - и исчезла за дверью кабинета, откуда послышались громкие голоса.

Она вернулась в приёмную через тридцать секунд, вспорхнула на свой стул, поправила причёску:

- Сейчас выйдет, - глядя на Илью и улыбаясь, прощебетала она.

- Томочка, мы ваши должники, - широко развёл руки Бельский. - Готов поцеловать вас... в щёчку!

Девушка не успела смутиться - из кабинета к ним вышел высокий, широкоплечий, крепкого телосложения мужчина: настоящий русский богатырь. В осанке, сдержанных и чётко рассчитанных действиях сразу угадывалась "военная косточка". Это подтверждала и короткая стрижка русых волос, внимательный взгляд светлых глаз.

- Это вы - сибиряки? - пробасил он, протягивая им по очереди широкую, крепкую ладонь. - Какие у вас проблемы? Чем надо помочь? - он широко улыбнулся. И эта белозубая улыбка на загорелом лице сразу подкупила своей искренностью.

Бельский представился, коротко рассказал о ситуации, попросил дать разрешение на съёмку. Председатель райсовета пожал плечами:

- Сроду никто таких разрешений не спрашивал. Давайте так договоримся, - предложил Суриков. - Снимайте всё, что нужно. Если ещё кто-нибудь у вас разрешение будет спрашивать, скажите, что я лично вам разрешение дал. Пусть сюда звонят. Договорились? Чем ещё могу?

И тут Павлу пришла идея.

- Вы же - военный? - спросил он.

- Ну, да. Только - в отставке, - усмехнулся Виктор Леонидович. - А чём вопрос?

- А форма у вас на работе имеется? - Красков что-то задумал, понял Илья.

- Только китель с фуражкой. Брюки я домой унёс, - слегка смутился кронштадтский начальник. - А вам зачем?

- Мы должны взять у вас интервью, - ответил Павел.

- Да, - подхватил Бельский. - Не вздумайте отказываться! И надо, чтобы вы обязательно надели форму...

- А как же - без брюк?

- Так мы будем вас снимать до пояса, - пообещал Красков. - Вам не о чем беспокоиться.

- Сдаюсь сибирякам, - Суриков дурашливо поднял руки вверх. - Правда, раньше двух часов я не освобожусь.

- Идёт, - в один голос ответили парни. - Только снимать будем на улице, на берегу, чтобы было море и корабли.

- Согласен, - кивнул Суриков. - Ждите в два на Петровской пристани.  Там на причале есть гранитные кубы с якорями. Вот возле них и встречаемся, - и он вернулся на заседание.

Они решили двигаться в сторону центра. И на проспекте Ленина вышли на длинные жёлтые ряды здания Гостиного двора. Под общей крышей его двух этажей, растянувшихся на добрые полтораста метров и украшенных квадратными белыми колоннами,  размещалось до полусотни различных лавок и магазинов. "Мы сюда не пойдём, - заключил Илья. - Наши финансы не позволяют".

Перешли на улицу Карла Маркса. "Главный философ коммунистической теории тоже имел отношение к морскому делу", - язвил Бельский. А Красков то и дело молча прикладывался к видоискателю.

Долго брели вдоль русла мрачных вод Обводного канала, на его поверхности мерно покачивались пятна сбившегося в кучки мусора.

- А мне в центре понравилось, - Бельский молчать не умел. - Да, конечно, обветшалость и неряшливость, никуда не денешься. Но общая атмосфера спокойного города... Чувствую, живут здесь неторопливые, несуетливые люди, - фантазировал он, уже забыв о встрече с патрулём.

На углу Маркса и Макаровской улиц увидели непонятную куполообразную будку, на первый взгляд, напоминавшую часовенку, но вместо креста из неё торчало нечто вроде тонкой пики.

- Скажите, мамаша, что это за сооружение, - остановил Бельский бредущую по дороге пожилую женщину с длинной авоськой.

- Это футшток, мальчики, - доброжелательно ответила та.

- Футшток, а что это? - не отставал Илья.

- А он измеряет уровень моря, - начала объяснять она. - Устройство простое: дырка в полу, и в нее опущена рейка с делениями. И что дальше? А то, что, когда вы слышите слова: "Высота над уровнем моря такая-то...", - знайте, что этот самый уровень моря измеряется вот в этой будке. То есть, на всей территории СССР все высоты привязаны к нулевой отметке нашего Кронштадтского футштока, - в её голосе зазвучали нотки гордости. - Мне пора, мальчики, - махнула она им свободной рукой и неспешно двинулась дальше.

- Теперь понимаю - очень важное сооружение, - произнёс Илья ей вслед..

По Макаровской, где слева стояло изящное здание Итальянского дворца и памятник Петру Кузьмичу Пахтусову, исследователю Новой Земли, а  справа был  Итальянский пруд с видом на приземистое одноэтажное здание Голландской кухни, - они перешли по мосту через Петровский канал и снова оказались на территории уже знакомого сада с фигурой Петра.

- Смотри, где тумбы с якорями, - глянув на часы, поторопил Павел. - Скоро придёт Виктор Леонидович.

Они нашли их на безлюдной гранитной набережной с видом на военные корабли и башню маяка. Встали у бетонного куба, на котором стояли  два перекрещенных корабельных якоря.

Не успели расположиться, как подоспел Суриков. Он был хорош, отметил про себя Павел. Чёрный  китель сидел на нём, как влитой, голову украшала форменная фуражка с якорем, позолоченным кантом на околыше и таким же ободком на козырьке. На плечах - золотились погоны, на каждом - по три больших звёздочки. Правда, серые "гражданские" брюки вносили лёгкий диссонанс в его богатырский вид.

- Как я вам? - он переводил вопросительный взгляд  с одного на другого.

- Во! - поднял вверх большой палец Илья. - Павел, ты готов?

Красков уже развернул лёгкий штатив, повыше закрепил на него камеру - на уровне капитанского лица. Присоединил к ней микрофон и наушники, чтобы контролировать качество звука. Отстроил баланс света по белому листку бумаги из записной книжки: Павел подержал его на вытянутой руке перед объективом. Сурикова поставили спиной к морю. На заднем фоне были корпуса военных судов в Петровской гавани.

- Давай, попробуем звук. - Илья поднес микрофон к Виктору Леонидовичу, - скажите что-нибудь.

- Здравствуйте! - сказал Суриков. Павел слышал, как капитанский бас заглушали порывы ветра. Пронизанный сырым холодном, он задувал с моря так, что "забивал" звук микрофона.

- Не пойдёт, ветер задувает звук, надо разворачиваться, - предупредил он Илью.

Но тот начал строить из себя режиссёра:

- Кадр шикарный! Менять не дам! Думай, Красков.

Павел хмуро ухмыльнулся:

- Ну, ты, начальник... Ладно, возьму лицо крупнее, держи микрофон как можно ближе. А вы, товарищ председатель, говорите громче. Всё, - Павел махнул рукой. - Поехали!

- Виктор Леонидович, - расскажите о себе, о своей биографии. Как вы пришли к сегодняшней жизни? - Красков подумал, что Илья мог бы придумать вопрос и пооригинальнее.

Виктор Леонидович отвечал чётко и подробно:

- Начинал, как многие морские офицеры, с курсанта училища имени Фрунзе по специальности минно-тральное вооружение... - он неторопливо, с расстановкой вспоминал как прошёл путь от курсанта до капитана 1 ранга, начальника отдела КГБ-ФСБ. Воeнно-Морскому Флоту он отдал 30 лет, 8 лет возглавлял особый отдел в Кронштадте.

- Мы - москвичи. Хотя родился я в Ялте. Отец - чекист. А я никогда не собирался им быть, но вот - пришлось... - без смущения откровенничал он.

...Потом вышел в запас. В апреле 1990 года люди избрали его председателем Кронштадтского районного совета народных депутатов. Он убедительнее других пообещал сделать город лучше.

В нём чувствовалась сила духа, сила офицера, настоящего мужчины. Человека, который готов нести ответственность за свои поступки и слова. Павел начал мысленно сравнивать его с первым секретарём Ленинградского обкома Гидасповым. И сравнение, по мнению Краскова, было не в пользу первого: тот, не смотря на свою убеждённость, казалось, не знал, что делать, чтобы "вытащить" Северную Пальмиру из непростой ситуации. Этот - знал, что надо делать в его городе, чтобы жизнь людей стала лучше.

"Пашу каждый день, как матрос-первогодок среди старослужащих", - басил главный городской депутат в полувоенной форме.

Его рабочий день начинается официально в 8.30 утра. Но уже с 7 часов двери кабинета он открывает настежь. В этот промежуток - до официального начала работы - к нему может прийти любой человек, лично встретиться, переговорить в полуофициальной обстановке по любому вопросу.

Он часто ходит по городу. Но не праздно: представляет себя человеком, впервые приехавшим в Кронштадт, и оценивает город глазами гостя: всё ли достойно? К нему подходят  мамы с колясками, ветераны, заводчане, трезвые и не очень. Он всеми разговаривает, выслушивает.

- У нас говорят: город-форт, город-флот, - отвечал Суриков на очередной вопрос. - Поэтому в Кронштадте, как на корабле, должны быть порядок, чистота. Нам говорят - в бюджете нет денег. Мы предлагаем: давайте создадим свободную экономическую зону, которая позволит привлечь в город инвестиции. Надо ремонтировать дороги - асфальт возим из Ленинграда, а нужен свой асфальтобетонный завод. Новая котельная нужна. Нужен пункт сбора нефтеразливов, сейчас с кораблей всё в море сливают. Но это же наше море, нам здесь жить! А сколько у нас соборов, в каком они состоянии, видели?! - Илья закивал головой. - Хотим привлечь средства коммерческих структур для возрождения в Кронштадте православных святынь. Они же - душа нашей родины...

Разговор уже подходил к концу, когда Илья спросил:

- А что для вас в жизни города показалось самым необычным, странным, что ли, когда только пришли в райсовет?

- Городские бомжи, - неожиданно ответил он. - Раньше-то я их не замечал. А как-то иду, вижу, собрались они кучей - им бесплатную еду раздают. "Здравствуйте! - говорю, - И... осекся. Спрашиваю у них: а как к вам обратиться-то, не знаю?"
- Господа, - нагловато улыбаясь, отвечает один.
- Ну, здравствуйте, господа бомжи! - поприветствовал я их громко. И ничего - никто не обиделся, все разулыбались... "Гляди, Суриков", - говорят. Кто посмелее, тянет руку для пожатия, вопросы задаёт. А я здороваюсь со многими, как со старыми знакомцами, спрашиваю о здоровье, обстоятельствах потери жилья. А сам думаю, как помочь мужикам вернуться к нормальной жизни, работу найти, свой дом обрести... И не идут они у меня их головы. Раньше такого в нашем закрытом городе не бывало. Зато сейчас, сами знаете, какие времена...

- А вы, Виктор Леонидович, про шахтёрские забастовки слышали? - неожиданно из-за спины Бельского вмешался в разговор Павел.

- Кто же про шахтёрские забастовки не слышал! - усмехнулся он и сразу посерьёзнел. - Допекла людей жизнь!

- А можете что-нибудь сказать нашим шахтёрам, - не унимался Красков, не обращая внимания на знаки, которые с недовольным видом подавал ему Илья.

- Товарищи шахтёры, горняки! - торжественно начал было Суриков. Потом махнул рукой, широко улыбнулся. - Мы, кронштадтцы - с вами! Понимаем ваши требования. Надо что-то менять в этой жизни, - он задумался, нахмурившись. Потом снова махнул рукой. - Только просим вас об одном: про себя обязательно надо помнить, но и о родине не забывать... Вот так!

- Всё, мужики, - Виктор Леонидович приложил руку к козырьку. - Как говорится, спасибо за внимание... Разрешите откланяться, дела ждут. Удачи вам! - он крепко пожал им руки и скорым шагом двинулся в сторону Макаровской улицы.

...Вечером у администратора гостиницы их ждали новые билеты на завтрашний рейс домой.

Парни долго сидели в своём номере, пили жидкий чай, приготовленный  администраторшей, пожалевшей проголодавшихся сибиряков, и заедали его сибирским салом и ленинградским чёрным хлебом.

- Вот же человек-громада! - то и дело восхищался Илья. - Есть же люди в Союзе! Значит, не все потеряно, как считаешь?

- Да, Виктор Леонидович понимает, что такое доверие народа. Всем бы так! - соглашался Павел.

Самолёт домой вылетал поздно вечером. И впереди у них был ещё целый короткий ноябрьский день в Ленинграде. Они решили провести его в центре города.

Поэтому утром, не залёживаясь в постели, собрали свои пожитки: Бельский напялил на плечи рюкзак, Красков взял кейс с аппаратурой и сумку с личными вещами. Они попрощались с гостиницей и вышли на улицу. В спину их подгоняли порывы холодного ветра, он задувал им под куртки, студил затылки. Но они, видя, что редкие прохожие не обращают на непогоду никакого внимания, спокойно идут по своим делам, решили тоже не реагировать на холод. "Что мы - не сибиряки?!" - погрозил Илья кулаком быстрым облакам.  Небо было всё таким же низким, однако осадков не наблюдалось - уже хорошо для их путешествия.

Они уже освоились в  городе и спрашивать дорогу до метро не было необходимости. На станции "Невский проспект"  вышли на знаменитый Невский. "Чья только нога здесь не ступала!", - с пафосом воскликнул Илья, не обращая внимания на прохожих, которых здесь, несмотря на непогоду, было множество. "Теперь и твой 44-ый размер тоже топчется здесь...", - поморщился в ответ Павел, не любивший эти громкие всплески эмоций товарища.

Решили для начала взглянуть на Казанский собор и направились в сторону канала Грибоедова. Крутили головами, чтобы не пропустить ни одного примечательного здания. Павел снова вынул камеру, "нагрузив" Илью своими вещами: "Не хочешь снимать сам - носи". Тот тяжело и грустно завздыхал, но ничего не ответил напарнику.

Казанский поразил их своим величием. Он начал медленно и величаво открываться сразу же, как только по мосту начали переходить через канал. Панорама большого собора была действительно грандиозной. Перед ним простиралась широкая лужайка со скамьями вдоль газона. Невдалеке расположилась группа туристов, которые только что вышли из автобуса. Женщина-экскурсовод лет сорока, в светлом плаще, придерживая одной рукой берет на голове, другой делала знаки своим подопечным, приглашая их к себе поближе.

- Давай, и мы послушаем, - Павел потянул за рукав Илью, который старался пересчитать колонны собора.

- Вот этот молодой человек пытался посчитать: сколько колонн содержит казанская колоннада, - неожиданно начала свой рассказ экскурсовод, показав на Илью. Вся толпа разом обернулась, бесцеремонно разглядывая его, "увешанного" вещами. Тот нисколько не смутился таким вниманием, наоборот, расплылся в широкой улыбке, поставил на землю сумку и помахал зрителям свободной рукой. - А это невозможно сделать в принципе, так как одновременно они все не видны, - дама профессионально вновь завладела вниманием своих слушателей, уже больше не обращая внимания на Бельского, "затарахтела" без остановки:

- Перед северным фасадом собора вы видите грандиозную колоннаду из 96 колонн. Таким был проект самого большого храма нашего города, созданный талантливым архитектором, бывшим крепостным известного в России семейства Строгановых - Андреем Никифоровичем Воронихиным для хранения списка чудотворной  иконы Казанской Божьей Матери, обретенной в Казани в 1579 году...

Павел слушал и вникал в имена и даты, которыми торопливо "сыпала" гид. Закладка нового храма произошла осенью 1801 года в присутствии императора Александра I. Окончено строительство в 1811-м. Сооружение выполнено в стиле классического ампира. Собор чтили, как памятник ратных побед в Отечественной войне 1812 года. Здесь похоронен фельдмаршал Михаил Кутузов. А в 1837 году, в честь годовщины разгрома Наполеона, на площади перед Казанским собором - на левом и правом его флангах - открыли памятники русским полководцам Кутузову и Барклаю-де-Толли...

Павел "оторвался" от туристов, чтобы снять памятники полководцам, а когда вернулся, туристов уже не было.

- Они пошли внутрь, - сказал Илья.

- Может, мы тоже зайдём? - предложил он Бельскому.

- Нет, - ответил тот. - Времени мало. Давай лучше мой стендапчик на фоне Казанского запишем.

Задний фон выбирали придирчиво. Бельский несколько раз сам прикладывался к видоискателю установленной на штатив камеры, не успокоился, пока не выстроил кадр по своему вкусу. Потом взял микрофон, Павел включил запись. Илья коротко и энергично, с пафосом пересказал услышанную от гида информацию. А закончил монолог стихами:

- А зодчий не был итальянец,

Но русский в Риме, - ну так что ж!

Ты каждый раз, как иностранец,

Сквозь рощу портиков идёшь...

Он эффектно выдержал паузу, махнул Павлу: "Выключай..."

- Ну, старик, ты даёшь! Сразил меня напрочь! - восхитился Красков. - Голова у тебя - дом Советов...

- Это Осип Мандельштам, - снисходительно ответил Илья, - Вспомнилось внезапно.

Потом сняли, как на фоне соборной колоннады с задумчивым видом сидит на скамье Красков. И решили взглянуть на храм "Спаса на Крови".

Вдоль канала Грибоедова ветер гнал обрывки газет, пустые пластиковые бутылки, мелкий мусор. На этой улице было пусто. Из окошечек длинного ряда киосков с сувенирами и газированными напитками на них с унылым любопытством поглядывали продавцы. Парни осмотрели содержимое нескольких киосков, в каждом - всё одно и тоже, перешли к решётке канала, и, опираясь на неё, вглядывались в тёмные, грязные воды канала. 

Храм высился в конце улицы и было видно, как плотно "оплетают" его леса реставрации.

- Странно, - почесал затылок Павел. - Я вроде читал, что ремонт закончили. С 70-х годов реставрируют. Вот уж долгострой...

- Да, не даром Розенбаума поёт: "Мечтаю снять леса со Спаса на Крови..."

В сером свете дня мозаика храма показалась им тоже серой. Они обошли его, поглядывая наверх.

- Куда теперь? - посмотрел на Павла Илья.

- Пойдём на Дворцовую площадь, к Зимнему. Здесь недалеко, - со знанием дела предложил Красков.

Они снова вышли на Невский, пошли в сторону Невы. Вскоре свернули направо и через арку Главного штаба - с шестёркой коней и богиней Победы в колеснице на его крыше - вышли на широкую площадь, с северной стороны упиравшуюся в вычурный фасад Эрмитажа. В центре площади высилась "игла" Александровской колонны. Павел медленно обошёл её, задерживая "взгляд" камеры на каждом из четырёх её барельефов с изображением древнерусских кольчуг, шишаков, щитов и сцен, посвящённых Отечественной войне 1812 года. Две крылатые женские фигуры держат доску со словами "Александру I благодарная Россия". Наверху колонны - склонил голову ангел с четырёхконечным крестом. "Крест-то - не православный", - ткнул в него пальцем Илья.

- Там, дальше, видишь, шпиль - это Адмиралтейство, а большой купол - это Исаакиевский собор, - показывал рукой Павел. - Там где-то рядом, насколько помню, Медный всадник. Может, сходим по-быстрому.

- Не возражаю, - согласно мотнул головой Бельский, подхватывая сумку и кофр.

Через арку Главного штаба они вышли на Большую Морскую, направляясь к Исаакию. И тут Илья увидел на стене красивого здания вывеску междугородной телефонной станции с переговорным пунктом. Глаза у Бельского прямо загорелись

- Давай, позвоним домой! Представляешь? С Дворцовой площади! Мои просто обалдеют!

- Звони, - равнодушно пожал плечами Павел. - Я - не буду...

- Напрасно, старик, - и Бельский увлёк его в переговорный зал с рядами телефонных кабинок.

Народу было немного и его соединили с домом минут через пять. Илья оставил Краскову вещи и нырнул внутрь кабинки, оставив дверь приоткрытой.

- Привет, Татьяна! - услышал Павел его бодрый голос. - Звоню прямо с Дворцовой площади, из самого центра Питера, представляешь?! У нас всё нормально, погода, правда, дрянь! А как у вас, как там дети? - Павел сквозь стекло видел расплывшееся в широкой улыбке - от уха до уха - лицо товарища, который говорил без умолку, не слушая ответов жены. - И в Кронштадте побывали, и в Смольном... Девушка, ещё секундочку! - крикнул он в трубку, помолчал, подул в неё и осторожно положил на аппарат.

- Ну как дома? - спросил его Павел.

- А, - не сразу понял Бельский. Они вышли на улицу. - Дома, как дома, всё в порядке...

- Дяденьки, а вы с какого телевидения? - обернулись они на мальчишеский голос. Перед ними стояли двое мальчишек лет двенадцати. Оба в тёмных куртках и чёрных вязаных шапочках, на ногах недорогие туфли, в руках потёртые школьные портфели из кожзаменителя. У одного из-под шапочки выбивались русые волосы, у другого виднелись тёмные.

- Вы же для передачи снимаете? Мы за вами давно наблюдаем? - доверчиво улыбался светловолосый. - Даже поспорили...

- Угадал, мы - с телевидения. Только - из Сибири. А кто выиграл спор? - полюбопытствовал Илья.

- Он, - кивнул на товарища светловолосый. - Я думал, вы туристы.

- Меня зовут Илья, - представился Бельский. - Его - Павел. А вас? - Бельский протянул парнишкам руку.

- Я - Пётр, - светловолосый запросто пожал руку незнакомому взрослому. - А он - Аркадий, - тёмноволосый протянул ладонь, засмущавшись как девушка.

- А вы почему не в школе? - Павел принял серьёзный вид, строго глянул на ребят. - Вы в каком классе?

- В шестом, - ответил Пётр. - В школе мы были, только с физики ушли. С контрольной. Мы заболели...

- То-то и видно, - усмехнулся Павел. - А за нами зачем наблюдаете?

- Интересно же! - воскликнул светловолосый. - Нас ни разу по телевизору не показывали. А вы нас покажете?

- Видно будет, - пообещал Павел. - Если вы, Петя, нам поможете, проводите к Медному всаднику.

- Я не Петя, а Пётр, - твёрдо поправил его светловолосый. - Отец говорит, что я - тёзка российского императора. Пошли... - он потянул Павла за рукав.

Они свернули в Кирпичный переулок, потом на Малой Морской повернули налево, миновали Исаакиевский собор, центральный высокий золоченый купол которого царственно возвышался над золотистыми луковками помельче. Павел снова и снова включал камеру, делал то короткие, то длинные планы уличных кварталов.

А Илья разговорился с новыми знакомыми.

- Сами-то вы местные? - по-взрослому серьёзно спрашивал он. Оба утвердительно кивали головами, рассказывали о своих семьях.

- Отец работает на "Балтийском заводе" - судостроителем, - уточнял Пётр. - Знаете, какие там огромные корабли строят?! Я буду поступать в судостроительный институт. Потом - на "Балтийский" инженером, - в своём будущем парнишка был уверен.

У Аркадия родители преподавали в вузе. Он тоже освоился с новыми знакомыми и доверчиво переводил взгляд с Ильи на Павла. "Папа - доктор технических наук, - пытаясь заглянуть в объектив камеры, говорил он. - Я в Ленинградский универ поступлю - на физико-математический... А вы нас скоро снимать будете?" "Возле Медного всадника, да, Илья? - Бельский с важным видом кивал в ответ. - Как же ты на физмат поступать собираешься, а сам физику прогуливаешь?" "Да ну её, нашу физичку, - махнул рукой Аркадий. - Нудная она... Скажи, Пётр? Я физику лучше неё знаю!".

Ребята уверенно довели их до Александровского сада, мимо Адмиралтейства - вывели на Сенатскую  площадь. "Вон здание Сената и Синода", - показывали на длинный ярко-жёлтый трёхэтажный дом в стиле позднего классицизма с аркой посередине.

Медный всадник гордо высился на его фоне - лицом на стрелку Васильевского острова. Надпись на скалистом постаменте лаконично гласила: "Петру Первому Екатерина Вторая Лета 1743"

- Давайте так, - предложил Павел. - Вы становитесь на фоне памятника, а Илья возьмёт у вас интервью. Согласны? - пацаны запрыгали от радости.

Они сложили вещи - портфели, сумки, рюкзак - в кучку на асфальте. Павел вынул штатив, закрепил камеру, подал Бельскому микрофон. Молодые ленинградцы встали напротив объектива, положив руки на плечи друг другу.

- Для начала представьтесь, - предложил им Бельский, поднося микрофон.

- Пётр, - твёрдо глядя в камеру, сказал Пётр.

- Аркадий, - переминаясь с ноги на ногу представился Аркадий. - Мы - ленинградцы, - уточнил он. - Коренные...

- За что вы любите свой город? - Илья подставил микрофон Аркадию.

- Он - красивый, чистый... - мальчишка на секунду задумался, потёр переносицу. - Здесь много истории, жило много известных людей...

- И сейчас живут, - вставил Пётр. - А можно я про наш город стихотворение расскажу?

- Конечно, - ободряюще кивнул Бельский.

Пётр скинул с плеча руку товарища, распрямил свои неширокие ещё плечи, встал полубоком, правой ногой вперёд:

- Александр Сергеевич Пушкин, "Медный всадник", - торжественно начал он. - На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася; бедный чёлн
По ней стремился одиноко.
По мшистым, топким берегам
Чернели избы здесь и там,
Приют убогого чухонца;
И лес, неведомый лучам
В тумане спрятанного солнца,
Кругом шумел.
И думал он:
Отсель грозить мы будем шведу,
Здесь будет город заложен
На зло надменному соседу.
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно,
Ногою твердой стать при море.
Сюда по новым им волнам
Все флаги в гости будут к нам,
И запируем на просторе...  

Пётр выдал всё это на одном дыхании, сбился, замолчал. Потом сказал:

- Сейчас, сейчас я... - и снова продолжил:

- Прошло сто лет, и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы лесов, из топи блат
Вознесся пышно, горделиво...

Он почесал лоб. - Дальше не помню... А в конце:

Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит...

Он замолчал, нахмурился, опустив голову.  Илья одобрительно похлопал его по плечу:

- Молодец, здорово ты выдал! Вот это я понимаю! А ты можешь что-нибудь добавить? - повернулся к Аркадию.

- Да, - торопливо сказал тот. - Только вы обязательно покажите... Мы хотим, чтобы наш город опять назвали Петербургом. Правда, Пётр? - тот согласно закивал:

- У нас все говорят, что время сейчас такое...

Павел выключил запись:

- Какое такое время? Ну, вы даёте, парни! Кто ж вам город переименует? Он же - колыбель революции... Никто на это не пойдёт, - уверенно заверил он ребят.

А те начали выяснять, где им теперь себя смотреть? Красков объяснил, что их передачи выходят только в Сибирском регионе.

- Но выход есть! - успокоил он. - Я сейчас кассету на камере перемотаю и покажу вам картинку на мониторе, звук услышите через наушники. Идёт? - парни были согласны.

Затаив дыхание, они смотрели в монитор широко раскрытыми глазами, приставив к уху по наушнику. "Вау!" - шептал Пётр. "Класс!" - вторил ему Аркадий.

Когда запись закончилась, Пётр восхищённо глянул на Краскова:

- А вы это точно покажете? - и когда Павел кивнул, недоверчиво переспросил. - Точно-преточно?!

- Слово сибиряков, - Павел и Илья ударили себя в грудь кулаками.

- Ура! - заорал Пётр так громко, что на них начали оглядываться прохожие.

- Вы вот что, парни, дуйте-ка домой. А то вас потеряют. Спасибо вам за помощь, - Бельский подал им портфели, развернул их в сторону набережной и слегка подтолкнул. Пацаны вприпрыжку понеслись вдоль по улице.

- Куда мы теперь? - поинтересовался Павел.

- Знаешь, а давай "Аврору" найдём. Октябрь, революция, выстрел "Авроры" - символично...

- Согласен, - сказал Красков. - Сейчас спросим.

Решили идти пешком - это выходило 40-50 минут. И они, подгоняемые порывами ветра, двинули в сторону самого длинного в городе Кировского моста. Шагали по Дворцовой набережной - с видом на Заячий остров и золотой шпиль Петропавловской крепости на противоположном берегу Невы. На мосту разглядывали порталы, вычурные чугунные фонарные столбы. Вдоль парапетов по обеим сторонам моста - гранитные обелиски с рострами. Потом свернули на Петровскую набережную и, не обращая внимания на домик Петра, мимо необычных скульптур львов ши-цза  -  вышли на Петроградскую набережную. И вот он, крейсер, во всей красе - на Большой Невке.

На борт корабля вели широкие сходни, у которых толпились несколько человек. Контролёр - женщина в возрасте, одетая в тёплую куртку - ноябрьский ветер с реки холодил не на шутку - проверяла билеты у посетителей.

- Мы с телевидения, приехали снимать репортаж о работе вашего музея,  - Бельский билетов решил не брать. - Вы нам, пожалуйста, пригласите кого-нибудь из руководителей... - он склонился к ней, улыбаясь как можно доброжелательнее.

Женщина засуетилась, начала поправлять выбивающиеся из-под косынки седые пряди волос. "Сейчас я, подождите", - она накинула на крючок цепочку, перегородившую вход и легко взбежала на палубу корабля. Через несколько минут она вернулась в сопровождении военного лет шестидесяти в форме офицера Военно-Морского Флота. По две большие звезды на золотистых погонах выдавали принадлежность к высшему офицерскому составу. Несмотря на возраст, он был подтянут и энергичен.

- Георгий Николаевич Авраамов, - представился он журналистам, на секунду приложив руку к фуражке с красивой эмблемой на околыше и дубовыми листьями из золоченой мишуры по сторонам козырька. - Потомственный морской офицер, участник Великой Отечественной войны, бывший заместитель командующего Балтийским флотом, бывший начальник Черноморского высшего военно-морского училища имени Нахимова, вице-адмирал в отставке, - чётко представился он. В голосе его скрыто звучала гордость.

- После выхода в отставку работаю старшим научным сотрудником филиала Центрального военно-морского музея крейсер "Аврора".  Следуйте за мной, пожалуйста, - он повёл их на корабль, на ходу расспрашивая, кто такие и откуда. Павел предпочитал помалкивать, зная, что Илья отрекомендует их обоих, как надо.

Георгий Николаевич повел их на нижнюю палубу, чтобы оттуда начать экскурсию. Он рассказывал и показывал, как жили матросы, где ели. "Принимали пищу", - как уточнил Авраамов. "Кстати, - отметил про себя Павел, опять работающий за оператора, -  и спали, и питались в одном помещении".

Показал вице-адмирал им оружие, личные вещи, костюмы, фотографии, флаги. Поднялись на палубу, прошли по ней, заглядывая в каждый уголок. Авраамов подробно поведал историю корабля. Крейсер был заложен на судоверфи 4 июня 1897 года, спущен на воду - в мае 1900-го.  В июне 1903 года "Аврора" вошла в состав русского флота. Весной 1905-го участвовала в Цусимском сражении в Русско-японскую войну,  в 1914-м поддерживала огнём корабельных орудий из акватории Рижского залива наши сухопутные войска в Первую мировую. В исторический день октября 1917-го по приказу комендор Огнев произвёл один холостой выстрел из бакового орудия «Авроры», оказавший психологическое воздействие на защитников Зимнего дворца...

Илья достал откуда-то блокнот и делал в нём пометки карандашом, без конца задавал вопросы, уточнял факты.

- Все очень интересно и познавательно, - сказал он в конце, крепко пожимая руку их добровольному экскурсоводу. Потом предложил:

- Георгий Николаевич, а давайте запишем ваши комментарии для нашей передачи.

- Не возражаю, - охотно согласился Авраамов. - Предлагаю, возле носового орудия.

Они подошли к одетой в броню башне пушки, вице-адмирал встал на фоне зеркально-латунной доски с надписью "25 октября 1917 года в 21 час 40 минут из носового 152 мм орудия крейсера "Аврора" по приказу Военно-Революционного комитета был произведён исторический выстрел - сигнал к штурму Зимнего дворца". На вопросы Бельского адмирал отвечал, уверенно чеканя хорошо отточенные фразы. Так что все прошло быстро, без особых нервных затрат...

Однако напоследок Илья решил "обострить" разговор с ветераном:

- Что можете сказать по поводу предложения вернуть Ленинграду историческое имя?

Тот поморщился от вопроса, как от зубной боли:

- Нельзя этого делать! - был убеждён он, снял фуражку и вытер рукавом лоб, снова водрузил её на голову. - Мы... я за Ленинград воевал... Все мои товарищи - тоже... Поэтому мы против! 

- Вот и ладушки! - сходя к корабля на набережную, сказал Илья. - Как думаешь, хватит нам материала на передачу?

- За глаза, - подтвердил тот. - Только, чур, не "сачковать", отсматривать будем вместе, - зная характер Бельского, предупредил Павел.

- Обижаешь, старик! Какой разговор... - Илья поправил на плечах рюкзак. - Пора выдвигаться в аэропорт. Только прежде предлагаю одно дело.

На открытую всем ветрам улицу уже спустились сумерки. Вдоль Петровской набережной вспыхнула цепочка фонарей, высвечивая фасады домов первой линии и желтовато-маслянистым светом отражаясь в холодных водах Невы.

Илья остановил прохожего, начал что-то подробно у него выспрашивать. Павел в это время уложил в кофр всю технику, тщательно закрыл на сумке кодовые замки. "Куда мы теперь?" - подошёл к Бельскому. "Пойдём", - уверенно взял направление Илья.

Они быстро пошли по улице, свернули за угол одного из домов и оказались прямо перед длинной стеклянной витриной магазина, расположившегося в первом этаже многоэтажки. Сверху витрины высвечивалась вывеска "Гастроном "Петровский". Вход в магазин украшали ярко-синие керамические панно с изображениями исторических символов города и письменных свитков. Когда Красков подошёл ближе к одному их них, увидел, что на страницах нарисованных грамот - строки из петровских указов...

Внутри находилось лишь несколько покупателей, а выбор товаров был явно бедноват. Вдоль стен высились унылые горки баночных консервов из перловой каши с мясом и "Завтрака туриста", тянулась цепочка трёхлитровых банок с томатным соком. В стеклянной витрине прилавка лежала картонная ячейка с тремя десятками ослепительно белых яиц, по 80 копеек - десяток. Но надпись на листе бумаги рядом с ними предупреждала: "Яйцо по талонам". Две тушки синих куриц на красном подносе по рубль шестьдесят за килограмм тоже были снабжены предупреждением "Куры по талонам". И только обезглавленный минтай по 35 копеек за килограмм "шёл" в продажу без ограничительной надписи. Её или забыли приложить к товару, или в морском порту под названием Ленинград с поставками этой рыбы не было проблем, - подумал Павел. Он отметил, что столичные магазины мало чем отличаются по ассортименту от тех, что у них дома.

- Зиночка, - прочитал Илья на карточке на груди крупной продавщицы в белом халате и белой пилотке, держащеёся на её пышной рыжей причёске с помощью мелких шпилек. Женщина насмешливо глядела на посетителя с высоты своего роста, перекладывая из одного уголка ярко накрашенного рта в другой спичку. - Скажите, Зиночка, - не обращая внимания на её взгляд, серьёзно спросил Бельский. - А что у вас можно купить без талонов?

- "Завтрак туриста" возьмите или минтай. Хлеб в хлебном отделе без талонов, - откликнулась та приятным грудным голосом.

- А если мы сегодня улетаем на другой конец страны, что вы нам с собой в самолёт посоветуете?

- А ничего, - охотно ответила рыжая. - Вы что, мальчики, забыли, какие  сейчас времена? Так вон - инструкция, читайте, - она кивнула на листок с заголовком "Выписка", приклеенный на белый кафель стены.

Из текста, который они внимательно прочли, следовало, что решением городского исполнительного комитета с 1 июля 1990 года реализация спиртного в торговых учреждениях Ленинграда  переведена на талонную систему. На один талон полагается одна бутылка водки и две бутылки вина.

- А если у нас нет ваших талонов? Мы - приезжие. Может, как-то договоримся, Зиночка? Всего-то надо бутылочку водки, - Илья был доброжелателен, как никогда.

- Кому - Зиночка, а вам, мальчики - Зинаида. И мы не договоримся! - твёрдо сказала она, вздёрнув подбородок. - Вас тут много, а я одна. И местом своим дорожу... Так что, летите себе спокойно.

- Пойдём, бесполезно, - потянул Павел Бельского за локоть.

- Погоди, - уперся тот. - А если, Зинаида, мы с телевидения и очень просим вас помочь.

- А если вы с телевидения, - в тон ему ответила продавщица. - Тем более, спиртного не продам. Чтобы потом про меня по телику показали...

- Может, старшего позовёте? - не унимался Илья.

- Вечер уже - нет никого из начальства. И заведующая бы вам ничем не помогла. У нас с этим строго, - она отвернулась от надоедливых посетителей, ковыряя в зубах обломком спички.

- Ладно, - сдался Бельский. - Давай хлеба возьмём и - уходим.

...Самолёт Ту-154 компании «Аэрофлот», рейс которого начинался в Ленинграде, а заканчивался во Владивостоке, набрал высоту.  Транзитом он садился в Свердловске и Челябинске, потом - в их сибирском городе. Но это было ещё не скоро. Впереди их ждали несколько часов полёта. Пассажиров в салоне было не густо. Поэтому Красков с Бельским устроились вдвоём на трёх креслах. Павел - у окна, Илья - у прохода.

Красков долго смотрел в окно на уплывающие назад огни большого города, до тех пор, пока лайнер не вошёл в облачность. Он откинул спинку сиденья и посмотрел на Бельского. Тот будто ждал взгляда товарища, нажал кнопку вызова стюардессы. Вскоре над ним склонилась стройная миловидная девушка в ладно сидящей на ней форменной одежде.

- Добрый вечер, что желаете? - проворковала она.

- Желаем узнать, - громким полушёпотом ответил Илья. - Когда вы будете нас кормить?

- Не так скоро, минут через сорок, - с улыбкой ответила стюардесса. - Только, должна заранее извиниться, ужин будет очень скромным. Сами знаете, какое сейчас время, - девушка виновато кивнула Бельскому. - Что-нибудь ещё?

- Да! - сердито буркнул Илья. - Вода у вас есть? Принесите нам попить!

Девушка ушла, а Бельский достал из верхнего багажника свой рюкзак и кофр с камерой. Из кофра он соорудил подобие стола на сиденьи между ними. Потом, порывшись в рюкзаке, достал старую, сложенную вчетверо, газету, застелил ею кофр. Снова заглянул в рюкзак и вынул завёрнутый в тряпицу кусок солёного сала, перочинный нож. В третий раз он рылся в рюкзаке дольше обычного. На это раз у него в руке  была бутылка с надписью "Портвейн 777".

- У тебя там что, винзавод?! - радостно хохотнул Павел, потирая руки. Стюардесса принесла картонные стаканчики с водой, с любопытством посмотрела на их приготовления к пиршеству и ушла, ничего не сказав.

Они быстро выпили воду, нарезали сало, крупными кусками наломали чёрный ленинградский хлеб. Илья наполовину наполнил стаканчики ароматным портвейном.  

- За мягкую посадку! - поднял свой стакан Бельский.

- За удачную передачу! - чокнулся с ним Красков.

Потом они выпили по второй, приняли по третьей. Последнюю, четвёртую выпили за здоровье экипажа. И заснули, утомленные этим коротким осенним путешествием...

Тогда они ещё не знали, что эта осень для Ленинграда станет последней. 

6 сентября 1991 года решением Президиума Верховного Совета РСФСР 

городу вернут его историческое название Санкт-Петербург. 

Этому решению будет предшествовать референдум, на котором 54 процента ленинградцев 

выскажутся за возвращение этого названия...                    

                                                                                                            Сергей Черемнов,

                                                                                                             г. Владимир,

                                                                                                             февраль-апрель 2017 г.