Василий Федоров – Марьевская встреча

(Автор – Олег Курочкин – выпускник Кемеровского госуниверситета. Проработал в СМИ Кемеровской области более 30 лет (трудился в газетах «Комсомолец Кузбасса», «Кузбасс», «Кемерово», «Земляки»). Его стихи публиковались в периодической печати, альманахе «Огни Кузбасса», коллективном сборнике «Поэты университета». Издал четыре поэтических сборника («Излуками разлук», «Студёная медь», «Отражения», «Осень в хрустале»). Сейчас на заслуженном отдыхе).

А было так. В начале июля 1974 года мы, теперь уже второкурсники филфака Кемеровского госуниверситета, десантировались в посёлке Яя. Обычное дело - фольклорная практика. А это означало, что вместо полночных телетрансляций проходившего тогда чемпионата мира по футболу в ФРГ, нам, двум парням, и, помнится, шестерым девушкам, предстояли встречи и долгие беседы с местными дедами и бабушками. Что-то припомнят они из наречий и обычаев своих далёких предков, чтобы наш визит в глубинку получился оправданным?

Прямо скажем, результаты были не ахти какими, кое-кто даже приуныл: как отчитываться-то потом? Но, пусть со скрипом, дела наши понемногу двигались. А однажды, ни свет ни заря, объявляется вдруг руководитель практики, сам доцент Василий Михайлович Потявин – знаменитый фольклолист, автор книг, хрестоматий и вузовских учебников. Мужчина немолодой, тучный (любил он на экзамене, чтобы девочки, надев платочки и юбочки покороче, колядки русские ему демонстрировали). Так вот, забегает он утром в наше пристанище (обычная средняя школа) и взволнованно так говорит:

- Кто со мной сейчас в Марьевку поедет?

Девушки, которых больше привлекал в этакую жару пляж, отнеслись к предложению «папы» скептически и прохладно (а уж как он любил побарахтаться с ними в речке!). И мой товарищ Паша, человек на удивление рафинированный, тоже отказался от непонятной куда поездки. А я согласился. По той причине, что как-то скучновато стало в нашем «вигваме» - слишком девушки попались серьёзные… И это, когда за окнами бушует лето, снегопадом стелется тополиный пух, а жара попросту испепеляет.

Дорога на стареньком «газике» оказалась короткой. Подъезжаем. Возле изгороди стоит высокий мужик, в годах, в клетчатой рубахе, и абсолютно лысый.

- Вот он, Василий Дмитриевич! – восклицает Василий Михайлович, когда мы выходим из машины.

Здороваемся. Представляемся.

«Неужели тот самый Фёдоров?!», - удивляюсь я. В его поэтических книжках, поразивших меня своей откровенностью, он совсем другой – благообразная седая шевелюра, серьёзный, задумчивый взгляд. А здесь – этакий простачок деревенский, не более того.

Но вот хозяин приглашает нас в свой дом. Замечательный тем, наверное, что на отшибе Марьевки. Словно на утёсе возвышается, а ниже – речка спокойная, леса вокруг. Благодать! Для поэта раздолье, стоит лишь выйти за порог – красотища. Ну как тут не черпать вдохновение?

Окающий Потявин (он сам с Поволжья), густо начинает разговор, когда присаживаемся на лавочке в доме. Он, этот дом, вообще смешение жанров. Пол струганный, и стол, и полки, и печь – всё стилизовано под крестьянский быт. Но! Портативная пишущая машинка (японская), импортный телевизор… Цивилизация несколько губит восприятие.

О чём они там беседовали? О литературе, конечно, о поэзии. Я же, онемевший от свидетельства воочию видеть великого советского поэта, лишь прислушивался к разговору, не спуская глаз с мэтра…

Но ведь это он написал, настолько откровенно, что в те времена и цитировать было как-то неловко… Помните?

Я не знаю сам, 

Что делаю...

Красота твоя, -

Спроси её.

Ослепили

Груди белые,

До безумия красивые.

Ослепили

Белой жаждою.

Друг от друга

С необидою

Отвернулись,

Будто каждая

Красоте другой

Завидует.

Я не знаю сам,

Что делаю...

И, быть может,

Не по праву я

То целую эту, левую.

То целую эту, правую...

Мне, по большому счёту лишь начинающему слагать вирши, подобное казалось недостижимым. Как и такое стихотворение Василия Дмитриевича. Мощное по энергетике, цельное, бьющее в самые ранимые точки души. Называется оно «Совесть».

Упадёт голова -
Не на плаху,-
На стол упадёт,
И уже зашумят,
Загалдят,
Завздыхают:
Дескать, этот устал,
Он уже не дойдет...
Между тем
Голова отдыхает.

В темноте головы моей
Тихая всходит луна,
Всходит, светит она,
Как волшебное око.
Вот и ночь сметена,
Вот и жизнь мне видна,
А по ней
Голубая дорога.

И по той, голубой,
Как бывало, спешит налегке,
Пыль метя подолом,
Пригибая берёзки,
Моя мама...
О, мама!-
В мужском пиджаке,
Что когда-то старшой
Посылал ей из Томска.

Через тысячи верст,
Через реки, откосы и рвы
Моя мама идёт,
Из могилы восставши,
До Москвы,
До косматой моей головы,
Под весёлый шумок
На ладони упавшей.

Моя мама идёт
Приласкать,
Поругать,
Ободрить,
Прошуметь надо мной
Вековыми лесами.
Только мама
Не может уже говорить,
Мама что-то кричит мне
Большими глазами.

Что ты, мама?!
Зачем ты надела
Тот старый пиджак?
Ах, не то говорю!
Раз из тьмы непроглядной
Вышла ты,
Значит, делаю что-то не так,
Значит, что-то
Со мною неладно.

Счастья нет.
Да и что оно!
Мне бы хватило его,
Порасчетливей будь я
Да будь терпеливей.
Горько мне оттого,
Что ещё никого
На земле я
Не сделал счастливей.

Никого!
Ни тебя
За большую твою доброту,
И не тех, что любил я
Любовью земною,
И не тех, что несли мне
Свою красоту,
И не ту, что мне стала женою.

Никого!
А ведь сердце
Весёлое миру я нёс
И душой не кривил
И ходил только прямо.
Ну, а если я мир
Не избавил от слёз,
Не избавил родных,
То зачем же я,
Мама?..

А стихи!..
Что стихи?!
Нынче многие пишут стихи,
Пишут слишком легко,
Пишут слишком уж складно.
Слышишь, мама,
В Сибири поют петухи,
А тебе далеко
Возвращаться обратно.

Упадёт голова -
Не на плаху,-
На тихую грусть.
И пока отшумят,
Отгалдят,
Отвздыхают -
Нагрущусь,
Настыжусь,
Во весь рост поднимусь,
Отряхнусь
И опять зашагаю!

Да, то, о чём шёл тогда разговор, помню плохо, зачарованный голосом одного из самых моих любимых поэтов тех лет. Впрочем, так ли уж это важно? И когда, уже на выходе из вуза, мне предложили тему дипломной работы, я не раздумывал – творчество Василия Дмитриевича Фёдорова. Вдоль и поперёк изучив его поэзию, понял одно – повторить поэта невозможно. Подражать, да. И поначалу так и было. Невольно. Но ведь в поэзии (как и вообще, в литературе) важно петь или слагать всё-таки своим голосом…

Олег КУРОЧКИН,

член Союза Кузбасских писателей.

Из книги «Мы помним Вас…», Кемерово, 2012.