Владимир Дони – поэт и журналист

Журналист Топкинской районной газеты «Провинция» Владимир Дони родился  в 1956 году в городе Топки в семье железнодорожников. В 1973 году он окончил здесь школу. Потом призвали на срочную службу в Советскую армию. Он проходил её в пограничных войсках на Дальнем Востоке, и тогда же, в газетах городов Курильска, Южно-Сахалинска, Владивостока появились его первые стихи. 

Владимир поступил на филологический факультет Кемеровского госуниверситета. А когда получил диплом, вернулся в родной город и стал корреспондентом местной газеты, которая тогда ещё называлась «Ленинский путь».

24 года Владимир Дони проработал в редакции этой газеты. Старшие читатели «Провинции» до сих помнят Владимира Владимировича, как автора хлестких фельетонов, высмеивающих чиновников, жадность, стяжательство и другие пороки общества.

Ветераны редакции, вспоминая добрым словом всех тех, кто трудился здесь, кто давал первые уроки мастерства начинающим «перьям» газеты: талантливого журналиста Андрея Никифоровича Кузьмина, редактора газеты «Ленинский путь» Павла Спиридоновича Зайцева, заведующих отделами Антонину Андреевну Боярскую, Александру Васильевну Зыкову, фотокорреспондента, ветерана Великой Отечественной войны Сильвестра Петровича Кириллова, - вспоминают и творческую работу Владимира Дони. В его злободневных материалах читатели узнавали автора с первых строк.

Владимир находил время и для стихов. Большая часть опубликованного им в сборниках – пародии, эпиграммы, как писал сам автор, «с претензией на юмор лирические откровения». Но при этом обязательно были и стихи.

Он ушёл из жизни 4 июня 2006 года. А в апреле 2010-го в Центральной  районной библиотеке состоялась презентация сборника произведений Владимира Владимировича Дони «С неба звездочка упала». К сожалению, издание увидело свет уже после ухода автора, благодаря усилиям его дочери.

Читая лирику Владимира Дони, невольно отмечаешь удивительную способность автора просто, поэтично, порой с грустью, порой с иронией описывать окружающий нас мир и нашу жизнь.

В сборнике лирических произведений самодеятельного поэта есть такие строки:

Суров мой край, но есть секреты

У притаежных сон крадущих мест,

Недаром здесь рождаются поэты,

И красивее не сыщется невест…

По материалам Internet 

Порой достаточно молчанья

Из коридора в кабинет вползал въедливый сигаретный дым. На подоконнике пристроился мой коллега по журналистскому цеху Владимир Дони: в одной руке ручка, в другой — бычок дешевой «Примы». Листы бумаги, разложенные тут же, изрядно измараны корявым почерком.

Коллега работал. Он так устроен: чем неудобнее, тем ему привычнее и комфортнее. Я боролась за экологически чистый воздух рабочего кабинета, Володя Дони вяло огрызался. Он не собирался бросать курить. Пришлось адаптироваться к соседству с курящим мужчиной.

Борьба двух противоположностей не мешала нам мирно сосуществовать, поровну деля выделенное нам под кабинет редакционное пространство.

На исходе июль. Облака в синеве,

И опять мне ночами не спится.

Я в Топках, ты, конечно же, снова в Москве,

Дорогая моя отпускница!

Я никогда не знала, какие строчки родятся в его вихрастой голове в мое отсутствие. Как-то сложилось: мы скучали друг без друга. Не могу даже сказать определенно, всерьез ли, но это была настоящая грусть по человеку, которого не было рядом. Мы разные, и дело не в том, что он носит брюки, а я юбку. Он старше, взрывнее и одновременно беззащитнее. Больше нуждается в опеке как человек, хотя его жизненный и журналистский опыт много богаче. Но в жизни это я старше и мудрее.

Наверное, правы те, кто утверждает, что поэты ранимы и уязвимы, как дети. Строчка, выброшенная из материала редактором, могла выбить коллегу из привычного ритма. Володя ходил нарочито веселый и демонстративно не прикасался к бумаге, всем своим видом давая понять: недооцениваете гения. А бывало, отдавал свое негодование бумаге. В такие моменты рождались дружеские шаржи, пародии, иногда откровенно злые, но чаще потешные, которые впоследствии растаскивались сотрудниками редакции на цитаты по случаю.

А у нас давно овес

Уж с полей убрали,

А зарплату — хрен под нос! —

За апрель не дали. 

В этом бурном протесте было что-то ребяческое, забавное, потому что копить свою злость Володя не умел. Как только в номер требовался оперативный материал, мог ночь не спать, но к восьми утра свеженькая статейка лежала на столе редактора.

Он писал даже на больничной койке. После первого инфаркта, когда врачи категорически запретили вставать с постели, он сочинял стихи, глядя в потолок. Соседи по палате просили у жен принести в больницу что-нибудь вкусненькое. А супруга Володи Татьяна несла ему по его просьбе бумагу.

Он считал себя жаворонком и всегда приходил в редакцию одним из первых. Частенько его кто-нибудь уже караулил у дверей. К нему приходили настолько разные люди, что было трудно найти в этом общении нечто объединяющее их.

Мальчишки приносили к нему на суд свои первые стихи, с художниками толковал о композиции, бегал по судебным инстанциям, спасая чью-то заблудшую душу, выбивал для кого-то то пенсию, то пособие. В его материалах всегда на первом месте были люди, их заботы, настроение.

Когда в номер требовалась статья на производственную тему, он не раздумывал, какой коллектив выбрать. Не было в городе предприятия, на котором бы его не знали. Он уверенно ориентировался на территориях двух самых крупных в городе заводов, в разбросе цехов «Сибтензоприбора» и Топкинского цементного. В цехе его трудно было выделить среди рабочих: не выносил парадной одежды, пиджаков, белых рубашек, а особенно галстуков, предпочитая им легкую куртку, ветровку, джинсы.

Если момент требовал приличного костюма, пыхтел и мялся, не зная, куда пристроить руки. Когда его приглашали на торжественные мероприятия, на которых он и сам попадал в число награжденных, выдумывал какой-нибудь убедительный повод, чтобы только туда не пойти. В последний момент категорически отказался ехать на губернаторский прием, сославшись на здоровье. Даже золотые часы — памятный подарок Губернатора — вручали в редакции.

Его герои были настолько убедительны, что после выхода корреспонденции в свет самые разные люди узнавали в ней себя.

Помню, как наделал шума материал о безработном «Как живешь, Серега?» Появившиеся безработные, биржи труда — все это постепенно входило в нашу жизнь, становилось ее частью. Этот процесс начинался болезненно. Под окнами городской биржи, которая располагалась в типовой двухэтажке, горожане ночами жгли костры, несли вахту, чтобы на следующий день встать на учёт.

Среди костров, огонь которых поддерживали безработные, родился Володин материал. На утро редакция отбивалась от Серег. «Это моя история», — полагал один. «Нет, моя», — был убежден второй. В этих историях читались и Володины мысли и чувства. Он всегда выражал свою точку зрения, даже если она не совпадала с общепринятой.

Готовили целевые номера все сотрудники редакции. В основе выпуска лежала какая-либо проблема. Ее старались рассмотреть под разными углами зрения, привлекая мнения людей разных и по социальному положению, и по возрасту. Эти номера читались на одном дыхании. Как правило, на них поступало много добрых откликов от горожан.

Главный редактор «Провинции» Валентина Торопова не раз пыталась привлечь к подготовке подобного номера и Дони. Обычно он отнекивался. Его невозможно было заставить делать и писать то, что не соответствовало его внутреннему голосу. Его ругали за это на редакционных летучках. Он, отшучиваясь, слушал своих коллег, но все равно поступал по-своему и работал над своей темой.

Сюжеты словно бросались к нему из жизни. Они находили его везде: на городской свалке, в детском доме, брошенной людьми деревеньке. Было в них что-то такое, что цепляло душу.

— Знаешь, я расскажу тебе быль, — как-то сказал он. — Жила-была в деревне семья. Началась война. Муж ушел на фронт и пропал без вести. Война закончилась. Прошло много лет. Женщина устала ждать и вышла замуж, в новой семье родились двое детей. Но вот однажды в село вернулся первый муж. Ситуация. Сели мужики вдвоем, обсудили положение, решили, что женщина достанется тому, первому, и воспитает он ребятишек как родных. Так все и случилось.

Он взахлеб восхищался этой историей, божился, что она реальна, не придумана.

— Вот это люди были, характеры! Представляешь, какой уровень отношений! А ведь это обычные деревенские мужики! Обязательно напишу об этом, — говорил он.

Такой он был человек, если его что зацепило, не отступал, обязательно выливал на бумагу свое отношение к происходящему.

Когда готовился к печати его первый сборник стихов «Там тучи водят хороводы», подготовка шла трудно, нужны были деньги, их не было. Ну, сколько может отложить журналист районки со своей зарплаты? Разве что свои слезы.

Пришлось много бегать, кланяться спонсорам, уже не верил, что потрепанная кожаная тетрадка, которую пограничник Дони начал вести, еще охраняя российские рубежи на Курилах, ляжет в основу сборника стихов. Но вот уже собран материал для новой книги.

«Журналистика — дело хлопотное», — любил повторять Володя. Но никогда не говорил, что эти хлопоты ему неприятны. С камерой, фотоаппаратом его можно было увидеть в течение дня в разных точках города, казалось, он не знал усталости. Едва поставив точку под одним материалом, тут же брался за другой, параллельно готовил сюжеты для местного телевидения, рисовал стенгазеты к праздникам, сочинял друзьям и знакомым стихи к юбилеям.

Стенная газета «Строчкогон», придуманная и выполнявшаяся им от начала до конца, однажды заняла первое место на областном конкурсе газет. В редакции до сих пор тикают часы, подаренные за первое место. Ни в одной организации я не видела подобных газет. В «Провинцию» приходили специально, чтобы увидеть и почитать эту стенгазету с дружескими пародиями на коллег.

Уму непостижимо, как он еще успевал посидеть летом с удочкой у реки, наварить дома борща, накормить своих домочадцев и работать, работать, работать.

Четвертый инфаркт — уже не шутка. Журналистские дороги замкнулись на районной поликлинике, ближайшем продуктовом магазине, школе, куда приходилось провожать внучку, и уютном дворике возле дома.

— Знаешь, как мне хочется дождаться сына, — делился он со мной своими переживаниями. — Только бы он вернулся. Мне кажется, что тогда все будет хорошо.

Когда заходила речь о Димке, сыне Володи, который служил в Чечне, как-то рвались все нити беседы, и мы просто молчали. Иногда я думаю, что мне очень не хватает этого молчания, когда не надо ни о чем говорить, поддерживая диалог из вежливости.

Мысли, отношение к людям, и его, и мои, выверены, высказаны в газетных публикациях. Мы просто достаточно хорошо знали друг друга, чтобы так молчать. Оба понимали, что наша профессия — как приговор.

Причем, пожизненный. Она не отпускает ни на отдыхе, ни в болезни…

Марина Назарова,

Член Союза журналистов России 

Источник: книга «Журналистика Кузбасса: строки истории», Кемерово, 2008г.