Владимир Неунывахин: «Я не пишу иначе»

15 июля 2019 

“Ни дня без строчки” - именно таков девиз Владимира Максимовича Неунывахина, новокузнецкого автора, члена Союза писателей России. Эти слова подтверждают авторские сборники, изданные за последние 10 лет: “Забыть я не в силах”, “Живым не брать”, “Под глухариную песню”, “Я вернулся, мама”, “За что!?”, “На утренней зорьке”, “Подснежники”, “Проклятье”, “Смеяться, право, не грешно”, “Всполохи памяти”. Каждая книга - полновесные по объему и содержанию произведения, в каждом из которых чувствуется именно его, “неунывахинское” слово.

Владимир Максимович родился ещё до начала войны, 20 августа 1938 года в городе Иркутске. Вскоре после рождения Владимира семья переехала в Сталинск, а затем в небольшой поселок Бурановск.

В 1943 году из семьи уходит отец, Максим Васильевич, и, чтобы не платить алименты, забирает с собой младшего сына Гену. А мать, Аграфена Фёдоровна, вместе с Володей переезжает в поселок Абагур-Лесной.

Одинокая женщина с маленьким ребенком на руках: они жили впроголодь, ютились по чужим углам. И в тот, далеко не легкий период в их жизни появился Владимир Кеплер. В своем рассказе “Мой любимый отчим” Неунывахин вспоминает о нем:

“Как-то однажды забрел на наш двор в поисках хоть какой-нибудь работы за десяток картофелин изможденный, с робкой улыбкой человек. Это был один из “сибулонцев”, так местные почему-то называли живших за поселком в длинном бараке репатриированных. Что означает это непонятное слово, я, конечно, не знал, но старшие пацаны рассказали потом, что этот дядька бывший летчик, ленинградец, сосланный в Сибирь, потому что немец. Каково ему было, можно себе только представить. Мама его тогда пожалела, чаем напоила. Стал он к нам изредка приходить, помогал по хозяйству. Через год дядя Володя переехал к нам, я к нему очень привязался, с радостью начал называть “папкой” и до сих пор считаю своим настоящим отцом”.

Дядя Володя был не только мастером на все руки, но и прекрасным чтецом. Почти каждый вечер семья собиралась за столом, и дядя Володя вслух читал “Капитанскую дочку”, “Вечера на хуторе близ Диканьки”, “Хождение по мукам”, “Собор Парижской Богоматери” и многие другие произведения классиков. Именно он и привил будущему писателю любовь к литературе.

Подросший Володя и сам очень много читал. Развивать талант мальчика помогала и его школьная учительница литературы, Зинаида Андреевна Андрейченко. Это был педагог от бога, ребята слушали её затаив дыхание. На её уроках класс разыгрывал по ролям сценки, рассказы, басни, ребята выразительно читали стихи и учились ценить слово.

Не меньшее воздействие на мальчика оказала и местность, окружавшая его с раннего детства. Живописная, нетронутая природа Абагура-Лесного стала предметом первых несмелых зарисовок тогда еще 10-летнего мальчика. А сколько неизгладимых впечатлений осталось в памяти от любимых занятий деревенских мальчишек - охоты и рыбалки, не перечесть.

После окончания семилетней школы, в 1955 году, Владимир Неунывахин по совету отчима стал работать фрезеровщиком в механических мастерских. Примерно в то же время в заводской многотиражке “Металлург” был опубликован первый автобиографический рассказ писателя “Подарок”, посвященный матери (сейчас Аграфене Фёдоровне 92 года и она живет в Киселевске). С тех пор Владимир Неунывахин становится активным членом литобъединения, много пишет, ведет активную переписку с Бианки, Паустовским.

В 1963 году его пригласили стать литературным сотрудником многотиражной газеты “Трудовая честь” для заключённых МВД России, а в 1967 году он становится редактором этой газеты и параллельно обучается на заочном отделении филологического факультета Новокузнецкого пединститута. Но в 1970 году “Трудовую честь” закрыли. Неунывахин стал работать начальником отряда особого режима в ИТК-16, затем старшим инспектором.

А потом и вовсе уехал служить в поселок городского типа Североонежск Плесецкого района Архангельской области. В исправительных учреждениях нашей страны Владимир Максимович проработал больше 20 лет. Но за эти годы он не очерствел душой, не перестал видеть в окружающих добрые черты. И где бы он ни жил, где бы ни работал, Владимира Максимовича всегда сопровождала журналистская привычка - делать небольшие записи и пометки о своих впечатлениях в блокноте.

После выхода в отставку в январе 1991 года (Неунывахин вышел на пенсию по выслуге лет в звании подполковника) вместе с женой Валентиной Петровной вернулся в Новокузнецк, и эти небольшие записи из многочисленных блокнотов заиграли новыми красками. И из нескольких фраз, кратких характеристик стали вырастать зарисовки, рассказы, повести и романы. Все его произведения, независимо от своего объема, посвящены простым людям, тем, с кем его свела судьба. Это раньше некогда было писать - он служил, кочевал по всей стране, и лишь окончательно осев в Новокузнецке, занялся работой, о которой всю жизнь мечтал.

Сам Владимир Неунывахин отмечает: “Бог не дал мне детей, но я должен хоть что-то после себя оставить. И пусть это будут мои произведения. Единственная цель, которую я преследую своими историями, - тронуть душу читателя, пробудить в людях лучшие человеческие качества”.

Среди всех его книг особенно выделяется одна, “Деревенские этюды”, хотя бы потому, что написана она в соавторстве с братом Геннадием. Эта книга была давней задумкой братьев, выросших порознь. Но реализовать её Владимиру Максимовичу пришлось в одиночку, основываясь на черновых записях брата, потому что к тому моменту Геннадия не стало.

Когда же наш разговор зашел о дальнейших творческих планах, Неунывахин сказал: “Я буду писать. Вчера, сегодня, завтра. Ещё очень много задумок не реализовано, потому - буду продолжать творить до самого конца”.

А задумок, действительно, много. Нужно закончить новый роман, написать повесть, посвященную брату, а к 75-летнему юбилею издать четырехтомник и собрать в нем все свои произведения (их более трехсот). И, конечно, у него, как и у любого другого писателя, да и обычного человека, есть свои проблемы, которые не так-то просто решить. Но, несмотря на трудности, Владимир Максимович не унывает - все-таки фамилия обязывает.

Творческая деятельность Владимира Неунывахина оценена по достоинству. С 2005 года - он член Союза писателей Кузбасса. В 2006 году был награждён медалью “За веру и добро”, в 2008 году - медалью “За достойное воспитание детей”. А в 2010 году принят в Союз писателей России.

Артём Кабанков.

Источник: http://www.kuzrab.ru/rubriki/obshestvo/ya-ne-pishu-inache/?sphrase_id=642401

 

Елена Трухан. В поисках двух чемоданов (О творчестве новокузнецкого писателя Владимира Неунывахина)

В литературной среде города Новокузнецка бытует легенда о том, что у прозаика Владимира Неунывахина есть два солидных чемодана. В них разместился богатый авторский архив: памятные записочки, заготовки, наброски, лаконичные заметки, мимолетные впечатления по какому-либо поводу. Это будущие сюжеты, мысли и творческие планы, пока не рождённые персонажи. Они терпеливо ждут своего часа, чтобы из наскоро записанных строк превратиться в полноценные художественные произведения. 

Я представляю чемоданы довольно отчетливо. С незапамятных времен принадлежат они писательской семье: возможно, отцу-отчиму, деду или весельчаку-балалаечнику дяде Яше. На одном, похожем на фанерный ящичек, обтянутом  темно-коричневым ледерином, разбросаны в хаотичном порядке цветные наклейки – штука в те времена дефицитная. Второй, рыжий, бесформенно-мягкий, настолько туго набит и затянут ремнями, что кажется, может лопнуть и обнажить россыпи нелинованных листов, исписанных аккуратным бисерным почерком Владимира Максимовича… 

Впрочем, это лишь фантазии и догадки… 

-  А два чемодана под кроватью или на антресолях храните? – спрашиваю я, захваченная игрой собственного воображения. 

- Да никаких чемоданов-то и нету, – смеётся в усы Максимыч. – Пошутил я так однажды, сказал собратьям по перу Иванову и Арнаутову, что сюжеты своих рассказов черпаю из старых заметок, а их у меня – два чемодана! Оттуда и пошло…        

Не может быть! Не шутит ли? Как нет чемоданов?! Или хочет мой интерес остудить, в то время как эта парочка стоит себе спокойненько в писательской квартире… 

Разрешить «чемоданный» вопрос помог случай, вскоре удачно подвернувшийся. Через несколько дней мне посчастливилось попасть в приветливый, радушно встречающий и хлебосольный дом супругов Неунывахиных. Погрузиться в ту среду, где вызревают, а затем ложатся на бумагу его зарисовки, повести и рассказы. Посидеть в удобном писательском кресле, за столом, залитым солнцем, у самого окна. Ощутить, как из таинственной глубины, словно ручейки к глубокой и многоводной реке, постепенно притекают творческие силы…

Было это 23 апреля 2013 года. Поехали к Неунывахиным сразу после презентации очередной книги Владимира Максимовича «Всполохи памяти» в новобайдаевской библиотеке «Веста». Квартира писателя на улице Чекалина выходила  окнами во двор и располагалась на третьем этаже старого, сталинской постройки, дома, желтый облупившийся фасад которого уже давно требовал ремонта. Во дворе – ничего необычного: деревья и кустарники, лавочки для старушек, кормящих голубей, и детский городок.     

- Живу на еврейском этаже, - подметил Владимир Максимович, открывая чипом домофона входную дверь в подъезд.

- Почему? – удивилась я.

- Первый и второй этажи – слишком низко, четвертый – слишком высоко, - прокомментировал он. – А третий – в самый раз! На третьих этажах всегда хитрые евреи живут. Я, конечно, не еврей, но нацию уважаю…

При входе в подъезд сразу бросилась в глаза крупная, размашисто выведенная  на стене белой краской надпись: «Надя! Я тебя люблю!». «Подростки балуются», – пояснила  Валентина Петровна, супруга писателя. Получив неожиданный заряд любви, мы стали карабкаться на «еврейский этаж» по крутым и длинным лестничным маршам просторного, украшенного комнатными цветами подъезда, пока не добрались до нужной двери. Она была невиданной высоты, больше трех метров! Впрочем, как я потом заметила, двери и в некоторые другие квартиры отличались таким же гигантизмом.  

Планировка сталинской «двушки» не удивила. Я уже бывала в таких. Даже расположение  мебели оказалось традиционным. 

В коридоре, справа по ходу, размещалась  большая открытая вешалка, созданная из  металлических трубок умельцами советской промышленности.  Кстати, вещь очень удобная: рядом с пальто можно сразу и зонт, и шарфик повесить. В простенке между двумя комнатами, напротив ванны и туалета, возвышался компактный комодик с белым, под старину, дисковым телефоном. Рядом с ним – самодельная мизерная скамеечка:  чтобы присесть, когда разговор затянулся. Над комодиком – лосиные рога, служащие и декором, и вешалкой для нескольких писательских шляп.

- Мои рога, – пошутил Неунывахин и пригласил пройти в зал, он же – писательский  кабинет.

- Та-а-ак… – окинула я коридор беглым взглядом. – Чемоданам здесь прятаться негде!..    

В зале нас встретил «дорогой, многоуважаемый» шкаф. Книжный шкаф. В его глубине жили не только книги, но и собранные без особой системы сувениры, современные иконы, репродукции каких-то картин, благодарственные письма и грамоты за литературный труд, в том числе – за рассказ о бездомной собаке «Старость не радость», победивший в конкурсе им. Владимира Куропатова.

Здесь же – милые сердцу предметы, хранящие память о дорогих людях: лупа, использовавшаяся для чтения матерью писателя Аграфеной Федоровной Лосевой, искусной вышивальщицей крестом и гладью, и портсигар с вензелем «В», некогда принадлежавший  отчиму Владимиру Эмильевичу Кеплеру, репрессированному летчику-истребителю. В портсигаре  вместе с двумя сигаретами «Астра» прокопьевской табачной фабрики сохранились карманный календарик «Волгоград» на 1985 год и листок из отрывного календаря за январь того же года. Никто не подозревал, что тот месяц и тот год станут последними в жизни такого замечательного человека... 

- У меня с самого детства была заветная мечта – стать летчиком, - охотно делился сокровенным Владимир Максимович. – Я часто представлял себя в кабине самолета: на голове – шлемофон, на глазах – летные очки, на бедре – планшет. Очень хотелось взмыть в небо, стать, как отчим, смелым и решительным летчиком-испытателем. Но крылатым мечтам не суждено было сбыться: в седьмом классе неудачно упал, сломал позвоночник, целый год пролежал в кровати… В пилоты не взяли по состоянию здоровья. Зато суждено было исполниться другой детской мечте –  стать  писателем. 

- А какая книжка у Вас была самой любимой в  детстве? 

- «Мойдодыр»! Мать купила её на рынке. Помню, книжка-раскладушка мне сразу понравилась, особенно –  главный герой, перед которым я попросту робел. Он настолько поразил моё детское воображение, что я сам захотел написать что-то подобное!

Второго «Мойдодыра» В. Неунывахин, конечно, не написал. Зато создал книгу для детей «Подснежники», которая была удостоена высокой региональной награды – медали «Надежда Кузбасса». 

Несмотря на предрасположенность к литературному творчеству, путь в писатели был для него нелегким. Закончив 7 классов, Владимир Максимович пошел работать фрезеровщиком в поселковые мастерские и одновременно стал получать знания в вечерней школе. А в 15 лет, в седьмом классе, впервые попробовал что-то написать. Подростковые пробы пера спустя 2 года перелились в первую публикацию: в городской многотиражной газете «Металлург» был опубликован его рассказ «Подарок», посвященный матери А.Ф. Лосевой. Позже писатель заочно поступил в педагогический институт на факультет русского языка и литературы, где продолжил обучение в  1968-1972  годы. 

Развитие его литературного и публицистического таланта получило импульс в  60-е годы.  На страницах областной газеты «На страже» и московского журнала «К новой жизни» то и дело  стали периодически появляться авторские очерки, зарисовки, рассказы, повести, посвященные работе в органах МВД СССР (1967-1991), острым социально-историческим проблемам и увлечениям автора – охоте и рыбалке. Материалы черпал не только из собственных воспоминаний и реальных случаев, но из газетной хроники, архивных дел. Сюжеты искал во время путешествий на природу, встреч с разными людьми, за письменным редакторским столом в ВД-30, в общении с особо опасными преступниками. 

Но полностью отдаться литературному труду Владимир Неунывахин смог только после выхода на заслуженный отдых. С 2001 года на свои и спонсорские средства он начинает издавать книги, получившие одобрительные отзывы читателей. Вот они, от первого сборника «Забыть я не в силах» до еще пахнущего свежей типографской краской очередного тома собрания сочинений, расставлены на отдельной полочке шкафа в порядке появления на свет: «Забыть я не в силах» (2001); «Живым не брать» (2002); «Под глухариную песню» (2003); «Я вернулся, мама» (2004); «За что?!» (2005); «На утренней зорьке» (2007); «Подснежники» (2008); «Деревенские этюды»  – совместный с братом Г.М. Неунывахиным сборник (2008); «Проклятье» (2010); «Смеяться, право, не грешно» (2011); «Всполохи памяти» (2012); первые тома четырехтомного собрания сочинений (2013).  В октябре 2010 года их автор будет принят в ряды Союза писателей России  и получит членский билет под номером 8457. Позднее из-под его пера выйдут очередные книги   четырехтомника (2014-2015), «И такое случается» (2015), «Кумачовый молох» (2017). 

Вспомнилось, как впервые в 2010 году увидела Владимира Максимовича во дворе музея Ф.М. Достоевского, в легкой осенней курточке, простой рубашке и безукоризненно отглаженных брюках. В руках – извечный спутник – коричневый дипломат, в котором лежал заранее приготовленный подарок для музея –  новая книга «Проклятье» с автографом автора. Вот она, стоит в темно-коричневой глянцевой обложке. Собственно, с нее и началось моё читательское вхождение в мир неунывахинской прозы и наше знакомство и профессиональная дружба. Первые  главы романа «Проклятье» захватили. Помню, как сожалела, что произведение еще не дописано, и с каким нетерпением ждала его окончания! 

Затем для меня открылись рассказы о природе, охоте и рыбалке: буквально залпом «проглотила» сборники «На утренней зорьке» и «Под глухариную песню». Вот они, заняли своё место на полочке. Читала, не отрываясь, во время многочасовых поездок в автобусе. Сразу нахлынули собственные детские воспоминания об азартной охоте за грибами, предвкушении крупного улова на таёжной реке, звездных искрах костра в теплые летние ночи, всплесках диких уток у маленького озерка перед домом. И ещё – ни с чем не сравнимое общение с собаками…  Рыдала над его рассказами «Цена верности» и, особенно, «Джей».

В «охотничьей» теме Владимир Неунывахин чувствует себя очень органично. Своими учителями на этом пути считает Виталия Бианки и Константина Паустовского, с которыми имел  непродолжительную переписку и которых до сих пор считает настоящими учителями. По всем законам жанра, захватывающе и правдиво, живо и сочно, прочувствованно и мудро, с юмором автор раскрывает перед нами заповедные уголки Сибири и Архангельской области, делится секретами рыболовства и ловли зверя. Из-под его пера вышли десятки произведений, которые не оставят равнодушными как юных, так и зрелых книголюбов: «На утренней зорьке», «Караси в сметане», «Шатун», «Невезучий день», «Чудо природы»,  «Лосятник Вилли», «Встречи с медведем» и др. В каждом – неподдельная искренность, свежесть и острота ощущений, правдивость и неоднократно отмечаемая критикой литературная зоркость.  И это закономерно, ведь созданный им мир зиждется на подлинных событиях, собственных  впечатлениях, воспоминаниях тех, кому он всецело доверяет. «Всё поведанное Владимиром Неунывахиным имеет свою реальную основу, - пишет об этом во вступительной статье к книге «На утренней зорьке» член Союза писателей России Виктор Арнаутов. – Здесь практически отсутствует неправда, зато налицо художественный вымысел и удивительно зримая художественная образность». Видимо, поэтому внешне простые сюжеты рассказов и зарисовок так волнуют читателей, трогают самые глубинные струны души, заставляют сопереживать и думать.

Действующих лиц в охотничьих рассказах с дюжину.  Но главным персонажем была и остается природа. Она – целитель недугов, кормилица и берегиня, мудрый учитель и безжалостный судья. Главенствуя над человеком, порой не прощает промашек. Но общение с ней облагораживает, очищает от всего ненужного, наносного. Поэтому относиться к ней, по мнению  Владимира Неунывахина, следует рачительно и бережливо. 

Несомненный воспитательный эффект, который несут произведения В.М. Неунывахина, был неоднократно отмечен педагогами и родителями. По достоинству оценила вклад новокузнецкого прозаика в развитие культуры и администрация Кемеровской области: в марте 2006 года за книгу «Я вернулся, мама» он получил медаль «За веру и добро». 

Заметили Владимира Максимовича и устроители литературных конкурсов. Так, в апреле 2004 года в честь 125-летия системы исполнения наказания в России писателю был вручен Диплом I степени и нагрудный Знак за  победу в номинации «Художественная литература». А в 2015 году организаторы литературной премии «Энергия творчества» вновь признали его победителем в номинации «Проза». 

 Очень светлым, насквозь пронизанным солнцем оказалось рабочее место писателя. Большой лакированный стол из советских времен, раздвижной, но без всяких излишеств-ящичков, свободно протянулся по-над окном, занавешенным белым тюлем и голубыми шторами.  Покрытый темно-синей клеенкой в цветочек, он вмещал только самое необходимое: папку с рукописями, черновик нового рассказа, карандаш, ручку, сигнальные экземпляры только что подготовленных двух первых томов четырехтомника, ноутбук, слегка запыленную маленькую настольную лампу черного цвета, возможно, даже слегка «прихрамывающую» на единственную ногу, и несколько рабочих записочек, выведенных ровным неунывахинским почерком. 

На подоконнике пусто и чисто. Лишь розовая герань в горшке да прислоненный к ней список участников сегодняшней презентации. Фамилии и имена стоят четко, как солдаты, все под номерами со скобочкой…  С радостью заметила: среди приглашенных и я значусь, не под номером один, конечно, но всё-таки… 

Бросились в глаза «наручные» часы гигантского размера, висящие на противоположной от шкафа стене. Рядом – в красивой рамке – «Свидетельство» синода о том, что писатель внес посильный вклад в воссоздание московского храма Христа Спасителя. Вот уж не думала, что и здесь он преуспел, оставил след!..

На стене между шкафом и окном хозяин повесил известную репродукцию картины А.А. Пластова – «Весна». Обнаженная длинноволосая деревенская красавица выбежала прямо из бани на мороз, присела, чтобы укутать девочку в теплый платок. Роскошные волосы волнами струятся по женскому телу, словно прикрывая его невесомыми одеждами. А запоздалый мартовский снежок все сыплет и сыплет на неказистые деревянные строения золотистую солому и дремлющую вдалеке деревеньку.   

- Это я по случаю купил в одном из книжных магазинов, когда был отправлен руководством части в служебную командировку пополнять фонд библиотеки заключенных,  – начал рассказ Владимир Максимович, заметив мое любопытство. – Было это еще в 60-е годы, в Междуреченске. Увидел картину – и сразу купил: покорила меня с первого взгляда Северная Венера. А как вернулся в посёлок Майзасс,  сразу повесил её над своей кроватью в военчасти. Сослуживцы оценили, не раз просили продать картину, но я отказывал. 

По признанию В.М. Неунывахина,  любовь к пластовской «Весне», несмотря на прошедшие годы, сохраняется до сих пор. Недаром репродукция несколько десятилетий путешествовала с ним по городам Кузбасса, побывала на Севере, а затем вновь вернулась на малую родину.

Позже я узнала некоторые подробности о бытовании этого полотна. Оказывается, оно создавалось в эпоху расцвета соцреализма – в 1954 году. Владимиру Неунывахину в ту пору было всего ничего –  16 лет.

Для публики, отвыкшей от изображений обнаженной натуры, картина прозвучала и откровением, и вызовом. Говорят, сам Пластов был очень щепетилен ко всему, что связано с картиной. Сын художника Николай Аркадьевич вспоминал, как, придя в Третьяковку, где живописная работа экспонировалась на очередной выставке, отец вдруг в негодовании оторвал половину этикетки!

Как выяснилось, музейные работники для подстраховки подписали произведение так: «Весна. Старая деревня». Автор же требовал сохранения подлинного названия – «Весна», вот и решился на такой кардинальный шаг. Кстати, современные «знатоки и ценители» искусства тоже добавляют к названию дополнительную часть – «В бане». Думается, если бы автор был жив, он, без всякого сомнения, вновь оторвал чуждый элемент.   

Размышляя над тем, что именно могло притянуть В.М. Неунывахина к этой картине, наткнулась на фразу: «…картины Пластова выделяются, прежде всего, необычайно мощным личностным позывом, непосредственным обращением к самым трепетным и интимным участкам человеческой души. Его пейзажи и жанровые сценки невозможно не воспринять как что-то очень личное, неоднократно каждым из нас переживаемое в жизни. Именно в этом, необычайно личном и в то же время всеобщем, и состоит магия искусства Пластова». Что тут сказать? Не убавить-не прибавить – литературное кредо В.М. Неунывахина:  «тронуть душу читателя»…

Познать и парадный фасад, и изнанку человеческой души ему довелось во время службы в   исправительно-трудовой системе страны. Почти 30-летний опыт офицера МВД СССР, неоднократно отмеченного за безупречную службу, был осмыслен на страницах рассказов и более крупных форм –  повестей и романа. За каждым произведением – людское горе и лаконичный жизненный урок, невыдуманная история и отдельная судьба. 

Доскональное знание «уголовной» темы, скрупулезность исследователя, умение работать с архивным материалом и собственный жизненный опыт вывели В.М. Неунывахина на одну из магистральных, животрепещущих и до конца не изученных социально-исторических тем XX века  – тему репрессий в советской России. Всесторонне она раскрывается в повестях «Репрессированные» и «Мой любимый отчим», в многочисленных рассказах. 

На всем протяжении творческого разговора о репрессиях Владимир Максимович остается беспристрастен и правдив. В его произведениях запечатлены подробности жизни друзей и знакомых, прежде всего  – семей спецпереселенцев из поселка Абагур-Лесной. Вместе с ними он «проходит по этапу», через серию последовательных унижений, невыносимых физических и нравственных страданий. Живописует страшные картины получеловеческого существования, изнурительного труда, пыток и надругательств над взрослыми и детьми. 

Живая память должна преодолеть забвение – утверждает писатель. Каждый человек держит персональный ответ за свои поступки, ведь из них складывается не только его личная судьба, но и история его семьи, рода, нации, государства. Общество, в свою очередь, не имеет права калечить судьбу человека или пренебрегать им…

В кухне Неунывахиных, отделенной от коридора декоративной занавеской было уютно. Нанизанные на леску деревянные бусины светлого и темного тонов создавали незамысловатый графический узор, по которому то и дело пробегали солнечные блики. Мы устроились за обеденным столиком.  В трапезе и всей домашней обстановке чувствовалась какая-то необыкновенная основательность, безыскусность, добротность. Наверно, это и называется крепким деревенским укладом и семейной традицией, передающейся из поколения в поколение.

Ощущение это подкрепляли большие коллажи из старых фотографий, выполненные в деревенском стиле. Знаю, что рамы для них Владимир Максимович специально заказывал. С фотографий на нас смотрели десятки глаз: родные, знакомые, близкие, соседи – словом, вся дружная большая семья. И это закономерно: детские и юношеские годы писателя, родившегося в Иркутске в 1938 году, прошли в двух посёлках: Бурановск, который сейчас не отыскать на географических картах, и Абагуре-Лесном, что в пригороде Новокузнецка. О суровых и драматичных послевоенно-голодных, но вопреки всему – счастливых мгновениях  своей жизни  поведал литератор в автобиографических повестях и рассказах. Навсегда запечатлелись в памяти, как всполохи далекого прошлого, полусгнившая завалюха с вечным шуршанием мышей в засыпных стенах в посёлке Абагур-Лесной и дедов дом-пятистенок в таёжной деревеньке Бурановск.   

Мой взгляд то и дело падал на холодильник. На его сторонах и дверце пестрели многочисленные магнитики и «счастливые» сувениры, а также важные записочки: для Валентины Петровны – схема приема лекарств, для Владимира Максимовича – режим ежедневного употребления святой крещенской воды и умывания ею. Тут же, на белом поле дверцы,  угнездились ножницы в пластиковом футляре: очень удобно, наверное, всегда иметь под рукой столь необходимый предмет. 

Кухня, как и ванная, у Неунывахиных была достаточно просторной. Стены облицованы кафелем.

Минут за тридцать просмотрев сигнальные экземпляры первого и второго томов   четырехтомника, мы отправились обозревать спальню. В небольшой комнатке друг против друга стояли две односпальные кровати, над которыми висели ковры. В изголовье над постелью супруги писатель заботливо обустроил самодельный иконостас, о чем Валентина Петровна не преминула похвастать.  Я «случайно» обронила ручку на половик, чтобы заглянуть под кровати. «Дааа!.. И здесь не видно двух чемоданов!..»

- Вот, приготовил музею очередной подарок, –  вдруг заявил писатель и взял с тумбочки какой-то странный предмет. 

Оказалось, это было клише для изготовления экслибриса. Много лет назад в качестве подарка ко дню рождения оно было преподнесено родным братом, -пушкинистом-исследователем Геннадием Неунывахиным. На экслибрисе – главные страсти Владимира Максимовича: охота, рыбалка, книги. Геннадий знал, что он мечтает систематизировать домашнюю библиотеку. Отдыхая с семьей в Сочи, специально заказал у местного умельца памятный сувенир. Вернувшись домой, вручил  имениннику. К сожалению, оставить оттиски на личных экземплярах произведений классиков и современников писатель так и не смог – «руки не дошли», но в память об уже ушедшем родственнике он передал клише для экслибриса в собрание музея Ф.М. Достоевского.   

…За окном начинало темнеть. Я спешно собралась и в сопровождении Владимира Максимовича направилась к остановке. Меня не преследовала досада оттого, что два чемодана черновиков не найдены. Напротив, я чувствовала, что навсегда уношу с собой увесистый багаж человеческого тепла, открытости и  доброты.

Источник: http://ognikuzbassa.ru/category-faces-of-fellow/1661-elena-trukhan-v-poiskakh-dvukh-chemodanov

Фото из сети Internet

Архив новостей