«Мне снится Мариинск…»

Я благодарна судьбе за ту счастливую поездку в Новосибирск, за встречи, которых могло не быть, не приди и голову заместителю редактора шальная мысль послать меня в творческую командировку. Я познакомилась с людьми, для которых уже одно упоминание о Мариинске наполняет радостью сердца и заставляет перекраивать свои планы ради встречи с милым прошлым. Я была всего лишь посредником, но в те минуты общения, незаметно растянувшиеся в часы, я жила уже в другом измерении, в другом мире чувств и мыслей...

Сибирскую академию государственной службы по описанию доктора философских наук, профессора Колеватова я нашла сравнительно быстро, без помощи прохожих, к назначенному времени находясь уже возле кабинет кафедры гуманитарных наук, которой он заведует. По коридору деловито сновали студенты - будущие государственные мужи, несколько раз мимо меня прошел высокий седой мужчина в пальто и с шапкой в руках. Оказалось, это был один из тех, с кем назначена была моя встреча, - бывший мариинский журналист, 77-летний Яков Мефодьевич Кузнецов, ушедший па пенсию из Западно-Сибирского книжного издательства, но до сих пор время от времени подрабатывающий в какой-нибудь издательской фирме, что-то редактируя, обрабатывая чью-нибудь диссертацию.

Виктора Александровича в аудитории еще не было, но когда он появился - в череде других преподавателей, - я его сразу узнала. Он был именно таким, каким мне его описали: казался неторопливым, неулыбчивым, немногословным, с чувством собственного достоинства. И, что самое удивительное, в свои 71 это был совершенно не седой человек, с копной собственных темных волос.

Я очень нервничала: боялась, что разговор получится скомканным, в голову лезла всякая чушь типа "каков вопрос - таков ответ", но мои собеседники оказались на редкость обходительными и тактичными людьми: Яков Мефодьевич все время шутил, обнажая душу романтика, а Виктор Александрович посмеивался, слушая друга и вспоминая казусы из мариинской жизни.

Разговор начала не я. Вопросами засыпали меня. Какой тираж у газеты, сколько раз в неделю выходит, каков коллектив, о чем пишет, присутствует ли в газете производственная тематика? Последний вопрос принадлежал Колеватову, когда-то возглавлявшему в редакции мариинской газеты "Заря" промышленный отдел. От коллег его отличало "инженерное мышление", что любил подчеркнуть редактор Иван Николаевич Васильев: "Витенька, ты не на ту улицу попал. Какая сила тебя сюда привела?" Как будто предвидел, что место парню в науке.

Чувствуется, что Виктор Александрович ревностный приверженец узкой специализации в журналистике: "Журналист должен неизбежно выбирать какую-то сферу, в которой он должен или хочет работать и он обязан ее изучать". Не согласиться с ним глупо, хотя малочисленным впередовцам сегодня приходится быть "всеядными".
"Заря", по словам Виктора Александровича, производственную тему почитала, была заполнена призывами к соревнованию и считала необходимым описывать технологию того или иного производства.

Ведь даже писатели, хотя бы Артур Хейли или Николай Лесков, подробно описывали эту сторону жизни, что читателя ничуть не утомляет. Именно от неосведомленности журналистов в "Заре" порой случались ненужные казусы. В одной информации, к примеру, прозвучало, что "работники ПТО сменили у проходящего поезда колесо", вместо пары колес, в другой взахлеб сообщалось о внедрении на железной дороге мадерона, в то время как мадероном является не что иное как ручная тележка на двух колесиках для перевозки шпал и т. д.

- Был такой курьезный эпизод, - вспоминает со смехом В. А. Колеватов. - Наш редактор Васильев, в котором господствовала чистая лирика, вернулся как-то с заседания бюро райкома партии, на котором рассматривался вопрос о подготовке животноводства к зиме. Заседание по каким-то причинам задержалось, но он прибежал, потому что в этот день выходила газета, и надо было срочно давать передовую. Вот он бегает из угла в угол - именно бегает, да вприпрыжку еще, т. к. прихрамывал, ерошит волосы и диктует машинистке стандартные штампованные фразы типа , "поднимем", "улучшим", пятое-десятое. После фразы "подготовили к зиме 23 коровника" он вдруг спохватывается: "Где Петр Тихонович?" Это был завотделом сельского хозяйства Герасимов. "Он в командировке - "А Илья Гавриленко"? Это корреспондент, который тоже разбирался в сельском хозяйстве. Того тоже не оказалось. Васильев снова почесал в затылке и выпалил: "230 коровников". Ну, хохот, конечно. А через два дня состоялась партконференция и в докладе назвали эту цифру. Вот такие неприятности были. Это я к вопросу о том, должен ли журналист знать ту или иную отрасль.

По сравнению с Я. М. Кузнецовым, появившемся в Мариинске уже семейным человеком, В. А. Колеватов считает себя "сверхмариинцем", так как предки его поселились здесь еще в прошлом веке. На месте их захоронения в городском саду теперь танцевальная площадка - ведали ль те, кто творил такое кощунство? Именно в Мариинске прошли детство и юность будущего ученого, жизнь которого была связана поначалу с газетой, журналистикой. "Она и сформировала меня". Мариинск  вспоминает часто. Как только выдается свободное время, в памяти невольно начинают всплывать картинки из мариинской жизни.

В "Заре" он начинал с 1949 года, но не литсотрудником - корректором. Виктору было лет двадцать, образование -10 классов, как и у всех в те годы, но он оказался самым грамотным среди журналистов, большинство из которых прошли фронт. Это прямо-таки странное сочетание, распространенное и сегодня: интересно пишущий человек имеет низкий уровень грамотности. Словом, авторитет юноши рос с каждой его победой и грамматических спорах. Корректору в ту пору приходилось непросто. Сдача материалов в набор, а он был ручным, часто задерживалась. Пока вычитаешь четыре полосы, пока их подпишет цензор, и ты передашь их в типографию дежурным наборщику и печатнику, на дворе уже наступала ночь. Усталый, он пешком брел домой в район Сибстроя. Однажды на полпути - Виктор Александрович до сих пор не знает, чем это объяснить - и причину видит в обостренном чувстве ответственности - перед его мысленным взором вдруг возникла только что читанная газетная полоса, на которой в фамилии вождя "Сталин" он ясно увидел ошибку: вместо буквы "т" стояла "р". Может, показалось? Хорошо, что уже тогда на улице Ленина был телеграф (или почта?), он вернулся и позвонил наборщице Даше Корзиловой. Так оно и оказалось! "Сменю", - успокоила девушка. - Очень хотелось спать, и он пошел домой, положившись на судьбу. За эту ошибку у него могли быть серьезные неприятности.

- Потом, примерно через год, - вспоминает профессор, - меня перевели в литсотрудники. Редактором был тогда Семен Михайлович Жаворонков - фронтовик с ранениями, очень вспыльчивый и внешне резкий такой человек, но по существу очень добрый. На крупные предприятия редактор посылать меня временил и своп первые шаги я делал на более мелкие. Тогда, после войны, было много различных артелей - упущенный, на взгляд доктора наук, шанс для страны, выйти па рыночную экономику, через кооперативы, которые сегодня только набирают силу. Эти артели производили всевозможную продукцию, бывало, сразу нескольких видов: пряники, колбасу, валенки...

"Прянично-валяльный цех", - смеялись в редакции. Встречаясь с председателями артелей, передовиками труда, молодой журналист долгое время писал о них в газету но памяти - на нее он пожаловаться не мог. Но однажды произошла неприятность: в редакции раздался возмущенный звонок по поводу искаженной фамилии, и Виктору тогда попало. После итого он завел блокнот.

Яков Мефодьевич Кузнецов, очень интеллигентный и воспитанный человек, появился в газете в 54-м году, когда Виктор Александрович был на учебе в Высшей партийной школе. Приехал он из Семипалатинска, из областной газеты, где заведовал отделом культуры. У Кузнецова была уже семья, в которой росли две дочери, собственная квартира, но не было в его жизни романтики -этого необъяснимого душевного подъема, который прямая противоположность "телячьему восторгу". Он рвался "поднимать целину", что было характерно для молодежи 50-х: душа требовала трудностей и простора. О себе говорит с юмором, без всякой пощады:
-Приехал, а кругом лес, никакой целины нет. Зато есть болото, через которое, по кочкам, добирался до нужного мне переулка. Ваня Винников, ответсекретарь, и другие рассказывали потом, каков я был со стороны.

- Каков?

- Ну, я все же из областного центра, столичная птичка. В пальто, шляпе, галстуке, рубашке... Представляете, такой тип приходит в районную газету! С редактором Васильевым мы быстро сговорились, что буду заведовать отделом культуры. Целину, говорит, поднимать будем, клочки земли у нас еще кое-где остались. Но как я не поднимал, медаль дали редактору, не мне, - шутит Кузнецов.

"Столичная птичка" привезла в Мариинск семью, устроилась на квартиру, и началось освоение целины в прямом смысле. Задания стал получать на сельскохозяйственную тему: писал, как пашут, как сеют, как косят. Не будешь же спорить с редактором! Потом выяснилось, что по приказу редактора Кузнецов - литсотрудник сельхозотдела. После небольшого "скандальчика", который пришлось закатить Васильеву, положение было исправлено, приказ переписан. В это время Яков увлекается ведущим газетным жанром:

- Я считался мастером маленького фельетона. Даже в обкоме партии заметили, что лучшие маленькие фельетоны - в газете "Заря". А потом появился Саша Зайцев и сразу меня вытеснил. Этот самый распроклятутщий Зайцев оказался способным во всех отношениях: и стихи он писал, и фельетоны. Как он про УМРУ написал!
- Это аббревиатура такая, расшифровывалась как управление малых рек, - посмеиваясь, поясняет Колеватов. Зайцев "протянул" их за то, что они умудрились пропить днища от барж, которые зимой хранились на берегу. Весь город хохотал тогда над УМРУ.

- Я увидел, что я потеснен и посрамлен, но сильно огорчен не был, - продолжал свое шутливое повествование Яков Мефодьевич. - Зайцев - журналист талантливый, от Бога, тут ничего не попишешь.
Дважды Кузнецова "скатали" в другие газеты области, но он "уже любил Мариинск". Здесь он нашел дружный, интересный коллектив. Тогдашняя жизнь редакции запомнилась атмосферой открытости, соучастия, критически-дружескими отношениями, когда на газетные материалы друг друга немедленно рождалась сатира, над которой покатывалась, вся редакция. Здесь он приобрел верных на всю жизнь друзей. Их было четверо, друзей-журналистов: Колеватов, Кузнецов, Зайцев и Колюбакин. - Первый уехал в Новосибирск - прокладывать путь в науку. Второй по настоятельному зову первого подался сначала в новосибирскую областную газету "Советская Сибирь", - а затем посвятил себя издательской деятельности. Третьего пригласили в "Кузбасс" и он стал популярным журналистом Кемеровской области. Четвертый неплохо устроился в Новокузнецке.

- Володя Колюбакин, покойный теперь, был из нас самый душевный и ранимый. Сказывалось, видимо, трудное детство, сиротство. Был такой казус. Зайцев выпустил очередной сборник фельетонов "Кирпич в сердце". А Колюбакин в Новокузнецке скупил их, видимо целую пачку, и месяца два "травил" Зайцева: вкладывая по одной книжке в конверт и каждый день по такому "кирпичу" отправлял Саше. Когда я приехал в Кемерово, Зайцев за голову хватался: "Слушай, он меня с ума сведет! Я уже мимо почтового ящика боюсь проходить". Я ему говорю за столом: "Давай-ка вышлем ему кирпич". Тот обрадовался: "Идея!" Снялись мы с ним тут же и пошли. Саша раздобыл где-то большой кирпич, сверху мы положили скелет от обглоданной селедки, откуда-то взялся окурок, хотя мы не курим, и его приложили, завернули в газету и понесли па почту. Девчонки над нами смеялись, но посылку оформили, даже цену кирпичу определили. Отправили. А Володя обиделся. Чем-то кирпич его уязвил. Это единственный случай такой. Всю жизнь мы сохраняем бережное друг к другу отношение, контакт полный, жизненных противоречий не испытываем.

- С одной стороны, - соглашается с ним Виктор Александрович, - мы никогда не пытались вмешиваться во внутрисемейные дела каждого под предлогом дружбы, что нам и помогло ее сохранить. С другой, мы не стеснялись сказать друг другу резкие слова, но за ними никогда не стояло желания унизить, оскорбить. И мы до сих пор встречаемся, приезжаем в гостя, в командировки, хотя нас осталось трое.

Яков Мефодьевич поддержал мысль своего друга, продолжив ее: журналистика перековывает характер. Когда-то он с ума сходил из-за собственной стеснительности, в детстве и молодости глаза боялся поднять па чужого, человека, к председателю артели, чтобы взять у него интервью, высиживал очередь вместе с другими посетителями. Сейчас ему это смешно.За окнами заметно темнело, В.А. Колеватов встал, чтобы включить в аудитории свет. Тридцать пять лет назад известный новосибирский хирург сделал ему операцию на сердце. "На аорте", - уточнил профессор. Тогда его предупредили: если он хочет жить, он должен строго соблюдать предписания врача, бросить курить и не брать в рот спиртного. Когда через полтора года он пришел в себя, то решил твердо: предписанного режима он соблюдать не станет, жить с оглядкой на здоровье – тоже. И повел прежний нормальный образ жизни, уйдя с головой в любимое дело. - "Между прочим, - подчеркнул Колеватов, -журналистская школа здорово помогла мне в дальнейшей жизни". Когда он занялся преподавательской и научной работой, то с удивлением обнаружил, что даже у многих, довольно успевающих в своей деятельности людей, возникают трудности при написании статей, монографий, диссертаций. Нет у них навыков выражения своей мысли в текстах. А он таких проблем не знал. "Поэтому я благодарен судьбе, что она меня подвигла на журналистскую стезю, научила писать и четко выражать свои, мысли. А еще научила контакту с людьми, ведь журналисту приходится общаться и с теми, кто занимает высокий пост, и с теми, кто находится в самом низу социальной лестницы".

- В издательство работал - с академиками, докторами спорить приходилось - И переспоривал. В ВАСХНИЛе был старшим редактором научного сельскохозяйственного - журнала, директором редакционного издательского центра из 60 человек. "Так что журналистская практика здорово формирует человека".
Мариинск в жизни Якова Мефодьевича - самое светлое пятно. Недаром он до сих пор его видит во сне. То приезжает к нам в редакцию, где мы его все хорошо, встречаем, но он почему-то, все время, один, в стороне. То уезжать собирается из Мариинска, но все оттягивает. То "буквально вчера с Иваном Винниковьм собирались пешком идти в другой город, даже хлеба взяли, но не пошли". В Мариинск он рвется душой и телом, и, забегая вперед, скажу, что это ему-таки удалось: он приезжал на юбилей газеты, целых два дня общался со своим третьим другом - известным журналистом Кузбасса Александром Гавриловичем Зайцевым, побывал в редакции "Вперед", где ему наяву были очень рады, сидел в праздничном президиуме в городской администрации и даже выступил с трибуны, жаль, регламент не позволил уложиться во времени.

Мариинск и его газета в жизни тех, с кем я познакомилась в Новосибирске, и не только, сыграла судьбоносную роль. Корни журналистской, научной, писательской, издательской ли карьеры - здесь, в этом небольшом старинном городе. Яков Мефодьевич когда-то работал над книгой о Мариинске и не думал, что, занимаясь в столичных архивах нескольких сибирских регионов, он увлечется историей гражданской войны и становления советской власти уже во всей Сибири. За 30-40 лет работы в архивах, в которых он просиживал по 6 - 8 часов подряд, он накопил 30 толстых папок ценного материала. На целый роман, к которому даже есть уже некоторые наброски, - главы. Он уже знает, о чем напишет, он поделится с читателями своим авторским отношением к давним событиям, у него есть общие глубокие представления о смысле жизни, и не напрасно ему снится Мариинск: Кузнецов видит его уже иначе, у него своя концепция, свой взгляд, и многое он понял именно сегодня. Но! Время уходит, а он все мучается в поисках формы, это занимает весь его внутренний мир. И он в отчаянии бросает:

- Теперь как автора романа меня никто не дождется - поезд ушел, это надо было начинать в Мариинске, тогда бы я успел. По вот что подумал я: у меня же много материала о Мариинске и собственных воспоминаний, журналистских. Наверное, мариинцам будет интересно. Зайцев это сделал бы на фельетонный лад, а я бы с юмором. Приеду, полистаю вашу газету, может, что-нибудь для вас присылать буду. Может, то, что уже есть...

Из академии мы выходили все вместе. Неспешно брели по освещенной аллее, наслаждались тихой безветренной погодой, говорили о предстоящем новогоднем капустнике, на котором Виктору Александровичу вместе с коллегами предстояло изобразить Рака как знак Зодиака. В прошлом году другая кафедра образ его преподнесла в виде настоящего вареного рака и пива. И все догадались.

Наконец мы расстались. На душе было грустно и тоскливо. В вагоне метрополитена было много пассажиров, все они казались мне усталыми и безучастными. А где-то рядом кипела интересная жизнь, шло внутреннее горение, строились грандиозные планы! Перед глазами стояли деятельный, весь устремленный в будущее Яков Мефодьевич Кузнецов и спокойный в своей умудренности, снисходительно посмеивающийся Виктор Александрович Колеватов.

Наталья Лебединская,

Новосибирск - Мариинск.

Источник: http://inkhazadum.ucoz.ru/