Алексей Павловский. «За правдивость и мастерство». (Из заметок 1954 года, посвящённых литературе Кузбасса)

1.

С чем приходят ко второму Всесоюзному съезду писателей (состоялся 15-26 декабря 1954 г. – Прим. ред.) литераторы Кузбасса? Какой вклад внесли прозаики, поэты, драматурги, критики в общее дело приумножения литературного богатства страны?

За двадцать лет, прошедших со времени первого съезда, советская литература, названная ещё в 1934 году самой передовой, самой идейной литературой мира, проделала столь большой и поучительный путь, что он смело может быть назван эпохой блестящего литературного развития.

…Литература Кузбасса – молодая и, если говорить о писательских кадрах, крайне немногочисленная. У неё нет ещё достаточного творческого опыта, глубины и размаха, нет, естественно, и большой всесоюзной известности. Широкий советский читатель знает, пожалуй, одну только «Землю Кузнецкую» А. Волошина да прочитал в журнале «Октябрь» роман Г. Молостнова «Голубые огни».

Но местному читателю эта литература хорошо известна и по-своему дорога, так как несмотря на недостатки, она всё же занимает определённое место в духовной жизни людей своего края. В Кузбассе знают творчество не только Волошина и Молостнова, людей, выступивших с крупными произведениями в центральных издательствах, но и стихи А. Косаря, М. Небогатова, В. Измайлова, произведения, публикуемые в областном альманахе, газетах.

Среди опубликованных вещей есть несомненно удачные. Например, поэма Косаря «Углеград», некоторые стихи Небогатова и Пинаева, рассказы Молостнова, Н. Теплова и И. Чернова, отдельные очерки. За послевоенное время выпущено несколько сборников стихов, написаны десятки очерков, вышло семь номеров альманаха.

Однако, бережно отмечая положительное, нельзя вместе с тем не тревожиться за общее состояние литературы Кузбасса. Местные литераторы обязаны со всей прямотою, искренностью и самокритичностью, на какие только способен настоящий писатель, признать, что сделано ими, во-первых, очень мало, а во-вторых, далеко не всегда качественно.

В самом деле, где произведения, в которых реальная жизненная борьба советских людей за коммунизм нашла бы своё правдивое и достойное отражение? Где, наконец, целые жанры вроде драматургии, критики и публицистики, почти начисто отсутствующие сейчас?

…Бросается в глаза отсутствие, во-первых, писательского коллектива и, в результате, той творческой дружеской атмосферы, которая бы рождала споры, дискуссии, обсуждения, двигала бы на дерзания, порождала замыслы, – словом, нет того, без чего писатель, как рыба без воды, не может жить.

Писатель Кузбасса не может прийти в свой писательский клуб, потому что такого клуба нет. Он не может прийти в писательскую организацию за помощью, за советом, за критикой, потому что такой организации нет. Всё это порождает мелкую игру самолюбий, гениальничанье, зазнайство, споры отнюдь не творческого характера, моральную неустойчивость, погоню за быстрой славой.

Многое здесь зависит, конечно, от самих писателей. Ведь было же создано в 1948 году литературное объединение! Но писатели так и не сумели использовать это объединение как фундамент большой творческой дружбы. Вследствие фактического отсутствия литературного объединения (я говорю «фактического», потому что формально оно существует) не направляется работа с молодыми авторами, которые, возможно, могли бы с большим успехом пополнить жидкие ряды местных «маститых» писателей, но по неопытности не знают, что им делать.

Не проявляют интереса к писателям городские и областные общественные организации. …Такое непонятное равнодушие не могло не сказаться на состоянии литературы. Не стал душою, организатором литературной жизни и областной альманах. За пять лет существования в нём было опубликовано только три крупных прозаических произведения: «Земля Кузнецкая» А. Волошина, «Голубые огни» Г. Молостнова, «Трудные дороги» И. Лушкина.

Подробнее о них будет речь ниже, но даже и неискушённому читателю ясно, что идейно-художественный уровень этих романов резко различен. Если «Земля Кузнецкая» явилась более или менее удачным изображением жизни Кузбасса, произведением остро конфликтным и боевым, то в «Голубых огнях» правда жизни и художественное мастерство резко снизились, а в «Трудных дорогах» вовсе сошли на нет.

Такая деградация вызывает серьёзные опасения за дальнейшую судьбу альманаха. Альманаху не хватает боевого духа. На произведениях, в нём опубликованных, лежит печать какого-то благодушия и умиротворённости. Не случайным, с этой точки зрения, представляется отсутствие в альманахе отделов… публицистики и критики!

Не назвать же публицистикой одну единственную статью о Маяковском, составленную из таких общеизвестных фраз, что за её автора становится стыдно. Не считать же критикой две-три рецензии на технические брошюры или смехотворно безграмотную статью Ф. Мальцева о стихах М. Небогатова.

Кстати, для примера, чтобы показать, насколько редколлегия альманаха далека от понимания того, что есть критика, можно привести цитату из этой единственной за пять лет критической статьи. Вот пример так называемого «анализа»: «В каждом из этих стихов, – сообщает Ф. Мальцев, – сочетание глухих согласных с шипящими создаёт определённую картину. Наглядно можно проследить это и на примере стихотворения «Солнце», где звонкие согласные, употреблённые более семидесяти раз (!), создают прекрасную музыку (?!) весенних солнечных красок (??!)». И это наивное школярство выдаётся за критику!

Отсутствие критики, то есть квалифицированной, объективной оценки выходящих произведений, создаёт благоприятную почву для развития групповщины среди писателей. А между тем в городе есть институты, техникумы, школы, в которых работают преподаватели, непосредственно и квалифицированно занимающиеся литературой. Почему редколлегия альманаха не удосужилась привлечь этих людей к необходимому делу литературной критики? Неужели её не тревожит сегодняшнее положение литературы Кузбасса?

Правда, в последнем, седьмом номере альманаха, вышедшем в этом году, появилась рецензия на сборник молодых поэтов. Она, конечно, ещё не делает критики, в особенности, если учесть, что между нею и упомянутой выше статьёй Мальцева почти год времени, но всё же заставляет думать, что члены редколлегии не вовсе уж забыли о необходимости существования критического отдела.

Автор рецензии Э. Суворова в меру своих сил пытается оценить творчество восьми авторов, вошедших в сборник «На рассвете». Некоторые её оценки справедливы, но в целом рецензия похожа скорее на табель успеваемости, нежели на критический анализ творчества. О каждом из молодых поэтов сказано слишком мало, однообразно и категорично. Редколлегия альманаха в данном случае не проявила достаточно терпения и внимания в работе с начинающим критиком.

Нельзя сказать, чтобы в деятельности редколлегии альманаха не было ничего положительного. Можно, например, только одобрить её стремление постоянно, из номера в номер, рассказывать о жизни Кузбасса языком очерка. Очерков опубликовано немало. В семи номерах их около двадцати. Часть из них посвящена прошлому Кузбасса, большая часть – и это правильно – настоящему. Но всё же и эту сторону работы редколлегии и писателей нельзя ещё признать полностью удавшейся.

Очерки, посвящённые современности, в большинстве случаев удивительно безлюдны, о героях в них говорится слишком обще и скупо. Это в особенности касается очерка Н. Зеленина «Рудник Шерегеш», А. Снеткова «Борьба за скорость» и многих других. Очеркисты удовлетворяются более или менее интересным репортажем, сообщением цифровых данных, краткими портретными характеристиками.

Но ведь очеркист должен не только сообщать о том, что сделано, он должен, активно вмешиваясь в жизнь, подсказывать людям новые решения, новые методы. Возьмите лучшие советские очерки – В. Овечкина, М. Шагинян, П. Павленко, А. Колосова, В. Полторацкого – в них всегда есть автор, вмешивающийся в жизнь своих героев, размышляющий, тревожащийся, предлагающий свои меры.

Известно, например, что крымские очерки Павленко помогли наладить жизнь новосёлов; очерки В. Овечкина помогли, вероятно, не одному председателю колхоза по-новому взглянуть на методы колхозного руководства. Очерки кузбасских писателей, как правило, рассказывают о победах, о достижениях, но не хватает им серьёзного разговора о трудностях, предшествующих всякой победе. Это тоже своего рода бесконфликтность.

Даже интересные в познавательном отношении очерки А. Озерского, собранные им в книге «Рассказы о Кузбассе» (1953 г.), грешат этим недостатком. О людях сказано в них пока очень мало и однообразно. Вот как обычно описывает их автор: «Николай Вдовин – юношески худощавый, угловатый, застенчивый…», «Мария Мачнева – невысокая, худощавая, миловидная русая девушка…», «Василий Иванович Ясюк – пожилой, полный человек…», «Аркадий Георгиевич Княжев – высокий статный молодой человек…» и т. д.

Несомненно, заслугой А. Озерского является то, что он взялся рассказать о сегодняшнем Кузбассе, о его достижениях. Этим, возможно, и объясняется слишком, так сказать, репортёрский характер его очерков. Всё же хотелось бы при переиздании книги увидеть гораздо большее. Необходимо глубже, серьёзнее и всестороннее, без надоедливой высокой ноты рассказать о жизни людей Кузбасса. Тогда исчезнет и налёт благодушия, лежащий на очерках и создающий у читателя впечатление, что будто бы всё уже сделано, всё благополучно.

Особенно недопустимо, когда в очерке, в силу самой природы своей требующем жизненной достоверности, встречается лакировка, подкрашивание, среднестатистический подход к действительности. В очерке «Кемерово», написанном А. Озерским, можно, например, прочесть о хорошем состоянии дорожного и транспортного хозяйства в городе: «…десятки комфортабельных автобусов…», «…сто километров асфальтовых дорог»… В данном случае очеркисту следовало бы, наоборот, поднять вопрос о необходимости резкого улучшения работы пассажирского транспорта и дорожников в городе Кемерово.

Небезынтересно вспомнить в этой связи, что газета «Кузбасс» опубликовала подборку писем трудящихся о неблагополучном положении в дорожном хозяйстве города и области. А газета «Комсомолец Кузбасса» поместила сатирическое стихотворение В. Измайлова «Эх, дороги».

Большинство кузбасских очерков страдает перенасыщенностью техническим материалом. Конечно, без цифр, без специальных терминов подчас не обойтись в рассказе о людях производства, но всё же нельзя забывать, что очерк – один из жанров художественной литературы, а её задачей является, по меткому выражению А. М. Горького, человековедение. Надо научиться изображать производство так, чтобы оно не заслоняло человека. К сожалению, образы людей выглядят иногда в наших очерках менее интересными, чем описание машин.

В упомянутом выше очерке А. Снеткова «Борьба за скорость» образ главного его героя Ивана Головина, прокопьевского шахтёра, совершенно затерялся среди технических рассуждений автора. Чувствуется, что очеркист стремился прежде всего дать техническую информацию о новаторском почине на шахте «Тырганские уклоны», поэтому его сочинение не спасают ни диалоги, вставленные для художественности, ни беглые портретные зарисовки.

Из-за отсутствия в очерках живых человеческих характеров писателям не удаётся как следует показать и производство, хотя, казалось бы, именно на эту сторону дела они обращают главное внимание. Нет в очерках романтики, поэзии производства. Очеркисты не прививают молодёжи вкуса к производственному труду, не делают его в глазах школьника или студента романтичным и увлекательным.

Низкий уровень художественного мастерства очеркистов, отсутствие у них вкуса к созданию в очерках полноценных человеческих характеров, взгляд на очерк, как на нечто лёгкое, «фотографическое», приводит к тому, что они так и не могут приступить к созданию крупных художественных полотен, хотя у каждого накопилось, вероятно, немало интересного жизненного материала.

Пережитки лакировочного изображения действительности, отход от глубокой правды в жизни, низкий уровень мастерства особенно пагубно сказались на крупных произведениях художественной прозы.

2.

Пока самым значительным произведением художественной прозы остаётся широко известный не только в Кузбассе, но и во всей стране роман А. Волошина «Земля Кузнецкая». В этой книге, проникнутой духом критики и самокритики, хорошо передана атмосфера вдохновенного труда нашего народа.

В основе романа лежит точно и глубоко увиденный автором конфликт: борьба творческих методов труда с рутинёрскими, отживающими. Главные герои романа Рогов и Дробот интересны читателю тем, что они жизненно правдивы.

Рутинёр Дробот – человек по существу равнодушный к своему делу, хотя он внешне кажется деловитым и энергичным. Его философия «быть не хуже других» держит шахту в состоянии бесконечной производственной текучки, лишённой перспективы и простора.

Рогов же стоит за то, чтобы равняться «на самых лучших», быть впереди, жить просторнее, инициативнее, дерзновеннее. …Он борется за повышенный план, дисциплину, цикличность.

К неоспоримым достоинствам автора «Земли Кузнецкой» относится его умение рассказывать о самом процессе труда. Знание жизни, соединённое с взыскательным писательским трудом, и принесло ему успех.

Со времени появления романа А. Волошина (1949 г.) прошло немало времени. Литература в разработке т. н. «производственной» темы ушла с тех пор значительно вперёд. Иное уже не удовлетворяет нас сейчас в этом романе, кажется устаревшим, наивным. Но если подходить с точки зрения историко-литературной обстановки именно тех лет, то нельзя не видеть его определённой общественной и художественной значимости.

Мне представляется неверным недавнее утверждение Г. Шолохова-Синявского в «Литературной газете», что роман перехвален критикой, записавшего его в разряд «посредственных вещей». Такой внеисторический подход не поможет уяснению движения литературного процесса.

Опубликование романа «Земля Кузнецкая» – большая заслуга альманаха. Кроме А. Волошина, с крупными прозаическими произведениями выступили в последнее время два молодых автора. Это Г. Молостнов, опубликовавший роман «Голубые огни», и И. Лушкин, напечатавший роман «Трудные дороги».

Оба написаны о Кузбассе, много места занимают в них образы молодёжи – шахтёров, рабочих металлургического завода, новаторов производства. Но, к сожалению, тот и другой оставляют читателя равнодушным.

Это особенно относится в «Трудным дорогам», вещи чрезвычайно слабой, сырой, к печати в таком виде не пригодной. Думается, что главной причиной этого является не столько писательская незрелость автора, вполне естественная, понятная, сколько очевидное обстоятельство, что ему попросту нечего было рассказать своим читателям.

В романе «Трудные дороги» нет глубокой правды жизни, не чувствуется кропотливой и вдумчивой работы над языком. Иное произведение может быть художественно несовершенным, но, если за угловатостью и неловкостью его форм бьётся живая правда жизни, прочувствованная художником настолько, что он не мог не рассказать о ней, – такое произведение найдёт отклик в сердце самого взыскательного читателя.

Характерно, что жизненные конфликты и трудности едва-едва намечены в них, и вместо того, чтобы стать основой человеческих страстей и поучительных драматических коллизий, производят впечатление постоянной бутафорности и игрушечности всего происходящего.

В романе «Трудные дороги» И. Лушкина один из основных конфликтов состоит в том, что герой – знатный сталевар завода Андрей Строгов добился крупного производственного успеха: в обычных печах он начал варить высоколегированную сталь. Пришла слава. К Андрею обращается за помощью комсомольско-молодёжная бригада соседнего цеха, в которой бригадиром его лучший друг Никита Серков. Андрей отказывает в помощи, он даже ссорится с Никитой.

Естественно, стали ходить слухи, что лучший сталевар зазнался. Конфликт разрастается и втягивает в свою орбиту всё новых и новых людей. О нём уже знают директор, парторг. Что же произошло на самом деле? Простое недоразумение. Оказывается, бригада Серкова, занятая скоростными плавками, опаздывала на лекции Андрея, и тот обиделся.

Спрашивается, что же поучительного, общественно и художественно интересного во всей этой истории, не стоящей выеденного яйца? Что должен вынести читатель из знакомства с таким «конфликтом»? Разве только то, что Андрей обидчив. – Маловато. Недоразумение, если оно только недоразумение, не может заменить собою жизненного конфликта. Из-за мелочности «конфликта» мелкими сделались и герои романа, вынужденные по воле автора жить в сфере обид и недоразумений.

Перед нашей литературой стоит важная задача создания образа положительного героя. Но с помощью подобных приёмов положительного героя не создашь. А ведь в данном случае мог быть иной, гораздо более интересный и поучительный конфликт. Разве нет у нас, к великому сожалению, зазнавшихся от первого успеха молодых людей. О них нередко рассказывают фельетоны в наших газетах. Вот и осудить бы подобное отрицательное явление средствами художественной литературы!

В романе «Голубые огни» к таким игрушечным конфликтам следует отнести «трудности», которые переживают изобретатель горного комбайна Пухарев и парторг Колыхалов, воюющие с откровенно глупым начальником шахты Горюновым, и всю линию молодого новатора Смыслова.

Героев романа Г. Молостнова и И. Лушкина трудно представить живыми людьми. Их образы неясны, расплывчаты, о них трудно сказать что-либо определённое, кроме разве лишь того, что они крайне неопределённы. Поражает манерный, неживой язык, которым они разговаривают друг с другом. Девушка говорит парню, безнадёжно влюблённому в неё: «Ты такой же светленький, Никита, как этот черёмуховый лист». («Трудные дороги»). Из какого романа Чарской позаимствована эта фразеология?

Безликий язык особенно огорчает в романе Г. Молостнова, у писателя способного, обладающего чутьём языка и художественным вкусом. Ведь написал же Г. Молостнов истинно поэтический, высокохудожественный рассказ «Корнеич», опубликованный в третьем номере альманаха. Вошедший составной частью в роман «Голубые огни», он резко выделяется там самобытностью красок, богатством колоритной русской речи. Следовательно, серый язык романа – следствие небрежности, торопливости, недобросовестности автора.

Плохую услугу оказывают молодому автору, не желающему тщательно поработать над своим произведением, издательства, переиздающие сырую книгу. Странное впечатление остаётся после знакомства с положительными героями «Голубых огней». Как примитивны подчас их идеалы! Вот передовой шахтёр, комсомолец Мамед Хазиров мечтает о своём будущем. Что же представляется его мысленному взору? – «Глядя на рудник, – читаем мы, – он стал мечтать о том, как где-то там, на берегу горного ручья, он выстроит себе дом. Маша (невеста. – А. П.) будет провожать его на работу. На зелёном берегу ручья будут играть его дети. Их будет много, и все такие же красивые, как она, Маша». («Голубые огни»). Каким обывательским болотцем тянет от этих мечтаний «передового» комсомольца.

Общий идиллический характер жизни героев даже получает в романе «Голубые огни» своё, так сказать, теоретическое обоснование. Некий «мудрый», старичок Степан Гордеевич так поучает молодёжь: «Нам путь достался нелёгкий: бежали мы через горы да буераки, а вам дорожка расчищена. И в какую сторону тоже известно. И фронт нарезан, и направление задано…», «беги, так старайся, чтобы с почётом встретили».

Конечно, советская молодёжь не знает трудностей, которые выпали на долю старшего поколения в дореволюционные годы. Но ясное представление перспектив нашего развития не означает, что мы легко и беззаботно бежим вперёд по заранее расчищенной дорожке, к празднично расцвеченному финишу.

Многие важные и интересные вопросы решаются в обеих книгах упрощённо, как говорится, в лоб. Так, автор «Голубых огней», желая показать «широту души» шахтёра, описывает умилительную до приторности картину: старый горняк Савелий Бабашкин накупил целую телегу подарков и собирается везти их ребятам. При этом он гордо говорит: «Я это всё на свои деньги купил и сам стало быть вручать буду… Всё, что вы здесь видите, я купил как подарки детям погибших фронтовиков».

По-иному, проще, а главное, скромнее, без помпы помогает народ детям погибших фронтовиков. От всей этой сцены несёт духом обывательской, сентиментальной филантропии, столь несвойственной нашему обществу. Как можно до такой степени потерять чувство такта и вкуса! Не умея подметить и раскрыть живые чёрточки народного характера, авторы наделяют своих героев досадной способностью произносить по всякому поводу, а то и без повода пустые, трескучие речи.

Надо знать, что русский человек по своему характеру скромен, он способен на героический подвиг, но никогда не станет устраивать из своих переживаний театральное представление. Вероятно, авторы знают это, но идут по лёгкому пути декламации и риторики. Нарушение жизненной правды, стремление идти не от жизни, а от предвзятой схемы, выдумки, в дурном смысле этого слова, неизбежно приводят к серьёзным идейно-художественным провалам, штампам.

В разбираемых романах литературный штамп коснулся прежде всего образов партийных работников. В романе И. Лушкина выведен образ секретаря партийной организации металлургического завода Волгина. Конечно же, у него «добрый проникновенный взгляд», «добрая улыбка» и весь он добрый. Конечно же, у него неустроенная личная жизнь. Вместо волевого, твёрдого большевика, руководителя крупной организации, героя нашего времени, человека великой эпохи перед читателем возникает нечто вроде гоголевской «дамы приятной во всех отношениях».

Некоторые партийные работники, вроде секретаря горкома партии Ширяева, секретаря обкома в «Голубых огнях» или Орлова в «Трудных дорогах», совершенно безлики. Их без всякого труда можно перенести из одного романа в другой.

Ощущение надуманности, полуправды, возникающее у читателей этих романов, усиливается ещё и от того, что авторы их испытывают какую-то странную, необъяснимую любовь к многословным описаниям различных снов и видений, посещающих героев.

В романе «Трудные дороги» символический сон видит сталевар Громов. «Вчера во сне Валерия нашего видел», – рассказывает он, – патронов, говорит, у меня, Андрюша, не хватает, нажимайте изо всех сил». Такие же символические сны и видения посещают Волгина, Варю, Любу, Ивана, Нину, Валерия («Трудные дороги»), Колыхалова, Ткачёва, Жарикова, Степана Гордеевича («Голубые огни»).

Можно было бы не останавливаться на этой казусной особенности, если бы она не подтверждала ещё раз мысль о большой доле надуманности в обеих книгах.

Литература Кузбасса отстаёт от высоких требований, которые предъявляются сегодня страной ко всем советским писателям. В начале статьи указывалось на некоторые причины объективного порядка, вызвавшие отставание кузбасских литераторов. Нет сомнения, что эти причины будут со временем – и хочется верить, быстро – устранены общими усилиями. Но любить правду, писать правду, совершенствовать своё мастерство – это прямая обязанность самих писателей.

Без глубокой, честной правдивости и мастерства не может быть хорошей, долговечной, народной литературы.

Помимо создания полноценной художественной прозы необходимо создать и отсутствующую пока что драматургию. В этом отношении сделано очень мало. Работает над пьесой о людях наших дней А. Волошин, но и остальные писатели должны подумать о создании своей драматургии.

Первый опыт был сделан ещё в 1951 году, когда областной альманах опубликовал пьесу И. Балибалова «Высокий накал». Главный недостаток пьесы – отсутствие драматургического действия и схематичность всех характеров. Конфликт произведения – борьба между директором коксохимического завода Стромовым и отставшим от запросов производства профессором Старожиловым носит весьма неопределённый характер.

Зритель, не искушённый в тонкостях технической проблемы, из-за которой ломают копья герои, вплоть до последнего действия, недоумевает, на чьей стороне ему находиться. На протяжении всего произведения между героями существует некое равновесие: то кажется правым один лагерь, то другой.

Секретарь парторганизации завода Никулин, долженствующий, по мысли автора, вносить ясность в положение, лишь окончательно сбивает с толку озадаченного зрителя, так как занимает некую «мудрую» среднюю позицию, ободряя одних и утешая других. Вялость драматического действия привела к тому, что ни один из героев не сумел выявить свою оригинальность, свои индивидуальные особенности.

Техническая проблема, стоящая в центре произведения, не сделалась драматургическим конфликтом, так как не организовала вокруг себя человеческие характеры. Автор не учёл, что в художественном произведении не столь важно показать правоту той или иной технической идеи, сколь правоту человеческих поступков, свойства характеров людей, вовлечённых в борьбу за технический прогресс.

Пьеса «Высокий накал» не стала событием в литературной жизни Кузбасса. Надо полагать, виноват в этом не только автор, но и местные театры, недопустимо равнодушно относящиеся к драматическим опытам писателей края. Только творческое содружество театров и драматургов может создать действенную, сильную, высокохудожественную местную драматургию. А ей уже пора быть!

3.

Как обстоит дело с поэзией? – Поэты работают сейчас продуктивнее, чем их собратья – прозаики. В каждом из номеров альманаха немало стихов. Выпущено несколько книг, печатаются стихотворения в газетах.

Отрадно, что нередко попадаются новые имена, вышел сборник стихов молодых авторов «На рассвете». Всё это говорит об активности поэтического отряда кузбасской литературы. Знакомство с работой поэтов приводит к убеждению об известной широте их творческого диапазона – темы промышленного труда, борьба за мир, сатирические стихи, детские, лирические, жанр поэмы – всё это есть у кузбасских поэтов.

Свойственна большинству из них и такая ценная черта, как влюблённость в родной край, умение лирически, задушевно рассказать о его людях и природе. Но есть в поэзии Кузбасса и существенные недостатки, общие, подчас с недостатками художественной прозы.

Остановимся коротко на творчестве некоторых поэтов.

Перед нами книги поэта А. Косаря. Первая из них вышла в 1947 году и носит название «Углеград». В ней автор, написавший к моменту издания книги около ста различных стихотворений, в широкой эпической форме повествует о судьбе рядового кузбассовца, человека, долго искавшего своё счастье в царской дореволюционной России и нашедшего его лишь в советское время, на социалистической шахте.

Поэма представляет собой лирический рассказ Ивана Проходкина о своей необыкновенной и вместе с тем такой типичной судьбе. Она привлекает не только образом своего героя, но и художественной оригинальностью.

Написанная как цикл отдельных стихов, поэма лирична, взволнованна, задушевна. Особенно удачно произведение в тех частях, где рассказывается о прошлой тяжёлой жизни отца Ивана Проходкина: Проходкин шёл издалека,

Бывал в лесу и в поле.

Но как Сибирь ни велика,

Для счастья нет ни уголка,

А для беды раздолье.

Герой поэмы, бесплодно ищущий счастье, задаёт себе горький вопрос:

Но где же счастье? Где же? Где?

Скажите, бога ради!

Неужто век мне жить в нужде,

Как жили дед и прадед?

Последующие части поэмы раскрывают содержание счастья советского шахтёра. Предвоенные годы, война, послевоенное время, большая счастливая человеческая судьба встают со страниц поэмы художественно убедительно.

А. Косарь выступил в поэме как оригинальный, взыскательный художник, со своим голосом, с собственной манерой письма. И хотя произведение имеет свои недостатки, например, слабую разработку любовной темы, оно – хороший вклад в поэзию Кузбасса.

Но, к сожалению, в следующих произведениях А. Косарь не удержался на высоком, достигнутом им уровне мастерства. В поэме «Подземный танк» и в сборниках «В краю сокровищ» и «Родной Кузбасс» нет таких героев, которых можно было бы поставить рядом с Иваном и Павлом Проходкиными.

Стихи из сборника «В краю сокровищ» при всей их лиричности страдают парадностью и созерцательностью. Жизнь героев представляется читателю слишком безоблачной, полной довольства и спокойствия, лишённой тревог и борьбы. Поэту необходимо глубже вглядеться в жизнь, покинув позицию умиротворённого созерцателя, заговорить о ней во весь голос.

Творчество М. Небогатова, по своему мироощущению – тоже лирика, известно по многим стихам. Небогатов – автор двух книг: «Солнечные дни» (1952 г.) и «На берегах Томи» (1953 г.). Стихи его обычно трогают искренней задушевностью, простотой поэтического слова, скромной, старательно отделанной формой.

Однако всё сказанное, к сожалению, больше относится к первому сборнику М. Небогатова. Что же касается книги «На берегах Томи», то она вызывает тревогу за дальнейшую судьбу поэта. В книге есть отдельные удачи. Это в особенности касается раздела «Любимый край». Здесь ощущается непосредственность поэтического чувства, стихи более тщательно отделаны. Автор с любовью пишет о советских людях – шахтёрах, рабочих, школьниках, моряках, учителях…

Удачны отдельные описания природы. Волнуют такие стихи, как «В дороге», «На побывку», «В клубе», «Мать». В них есть главное – искренность, задушевность, живые человеческие характеры.

Но подавляющее большинство стихов значительно слабее. Вызывает возражение сама позиция автора, которую правильнее было бы назвать умилённо-созерцательной, сентиментальной. Жизнь в изображении Небогатова лишена присущих ей трудностей, борьбы, движения. Она словно застыла в статичном благополучии. Недаром все герои стихов показываются обычно в моменты побед, парадно одетыми, улыбающимися от собственного довольства и… никуда не идущими.

Читая такие стихи, можно подумать, что жизнь складывается из одних только праздников, что всё уже сделано. Воспитательное значение подобных произведений для молодёжи равно нулю, так как в своей неподвижной парадности они искажают жизнь, лишают её романтики преодоления трудностей, поэзии борьбы.

Покой, довольство противопоказаны поэзии, если она хочет быть активной помощницей общества. От ощущения полнейшего довольства и покоя один шаг до пошлости. Не случайно в цикле стихов «Лирика» мы то и дело натыкаемся на пошлость, эту неизбежную спутницу поэтической пассивности.

Не пустую небесную

Полюбил я красу.

А земную телесную –

Всю как есть тебя. Всю!

С каждой складкой на платьице

Полюбил навсегда.

Складки завтра разгладятся,

Образ твой никогда…

Закономерно, что М. Небогатову не удаются публицистические стихи на общественно-политические темы, где как раз особенно необходима боевая, наступательная позиция автора. Они обычно растянуты, холодны и декларативны. Большие и важные политические идеи тонут в них среди вороха тусклых слов и штампованных выражений.

Нельзя признать удавшейся и небольшую поэму «В родной семье», опубликованную в сборнике «На берегах Томи». В ней идёт речь о том, как молодой колхозный парень сделался квалифицированным шахтёром. Сам замысел, безусловно, интересен, однако поэмы не получилось. В произведении нет единой авторской мысли, художественно сильных образов. Композиционно оно очень неслаженно и представляет собою как бы монтаж из отдельных стихов.

М. Небогатову следует серьёзно задуматься над своей дальнейшей творческой работой. Необходимо решительно отказаться от поверхностного изображения действительности, обратиться к созданию жизненно достоверных образов советских людей, могущих быть примером и предметом для подражания.

В книжке стихов В. Измайлова «Широкая дорога» читатель обнаруживает такое же пассивное любование, как и у М. Небогатова. Автор вместо того, чтобы глубоко изображать жизнь, предпочитает любоваться тем, что приятно его глазу, старательно отводя свой взор от всего, что требовало бы более внимательного изучения и более серьёзного разговора с читателем. Отсюда обилие общих слов, ничего не значащих фраз, сухое перечисление внешних примет действительности:

Высятся уверенно и гордо –

«Коксохим», «Азот» и «Карболит».

В нашу жизнь и в панораму города

Каждый из заводов прочно влит (?!).

Таких пустых четверостиший, лишённых хоть какой-нибудь мысли, небрежных до безграмотности, много в книге «Широкая дорога».

Стремление лишь перечислить увиденное, подмена поэзии общими словами свойственны и многим молодым авторам, напечатавшимся в сборнике «На рассвете». Очевидно, пример «старших» в этом отношении оказался заразительным.

При чтении стихов нескольких молодых поэтов, вошедших в сборник, людей в жизни, очевидно, очень разных, создаётся навязчивое ощущение однообразия, как будто бы все стихи написаны одним человеком.

В самом деле, ни у одного из начинающих авторов не оказалось желания написать образ советского человека, создающий запоминающийся человеческий характер. Зато очень много общих слов, вроде:

Зов гудка, дыхание заводов,

Звон трамваев, паровозный свист,

Кудри дыма вьются к небосводу,

Гул машин над городом повис.

На копрах горят победы звёзды… и т. д. и т. п.

При изображении производственного труда молодые поэты Кузбасса – да и не только молодые – не идут дальше традиционного набора штампов, долженствующих подменить собою раскрытие психологии героев. Вот почему у каждого автора мы обязательно встретим примелькавшиеся терриконики, копры, паровозы, гудки, свистки, комбайны…

Во всех стихах – грохочет пламя, происходят взрывы, вздымается к небу дым… Как пишет одна поэтесса, «куда ни глянь – копры и терриконы». Но ведь именно человек, его жизнь являются основным предметом искусства!

Среди стихов молодых поэтов есть и хорошие, свидетельствующие об одарённости их авторов. Трогают, например, своей простотой и поэтичностью некоторые лирические стихи В. Борисова. У него есть хорошее стремление тщательно работать над формой стиха. Об этом говорит, например, стихотворение «Голуби», написанное на довольно традиционную тему, но оригинальное по своему содержанию.

К сожалению, отсутствие квалифицированной помощи сказывается на творческом росте В. Борисова. В сборнике «На рассвете» среди нескольких стихотворений этого автора – большая часть альбомного, пошло-романсового характера, с такими «шикарными» оборотами:

Зачем поощренье впустую

Улыбкой, сиянием глаз,

Раз сердце так глупо танцует

Запутанной ревности вальс.

И откуда только берутся у молодого советского поэта эти нотки мещанского романса! Здесь не знаешь, кому больше удивляться – автору ли, не постыдившемуся отдать в печать свои стихотворные каракули, или редактору сборника Г. Молостнову, пропустившему их и тем самым вдохновившему начинающего стихотворца на дальнейшую литературную халтуру.

Скорей всего, никакого редактирования и не было. Иначе как можно было напечатать такое:

С комода Чернышевский смотрит строго,

И Лермонтов, задумавшись, стоит,

Как будто ночью вышел на дорогу

И сквозь туман кремнистый путь блестит…

Только при явном попустительстве или отсутствии вкуса у редактора можно печатать безграмотные вирши С. Соколовской. Редколлегия альманаха поставила своеобразный рекорд в своём равнодушии к качеству произведений, опубликовав отрывки из её поэмы «Молодой учитель». О работе учителя в поэме рассказывается так:

Предельно надо шлифовать урок

И к совершенству не терять стремленья!..

Не раз продумать должен педагог

И слово каждое и каждое движенье. –

Достала поурочный план –

Исписанную синюю тетрадку. –

 Вот это тот урок, что был сегодня дан.

Владимир прочитал и понял сам загадку,

Он понял, почему Марию Львовну ждут,

А не бегут, как у иных, с урока…

И это – стихи? У молодых поэтов есть желание писать стихи, но им не хватает мастерства, есть чувства, но нет слов, нет навыков выражать свои мысли в художественной форме. Здесь бы и пригодилась им помощь старших товарищей, но такой помощи им не оказывают. Не удивительно, что большинство стихов молодых поэтов написано на низком уровне, и даже не отредактировано.

А между тем начинающих необходимо поддерживать. Почти у каждого из них найдутся одно-два хороших стихотворения. Необходимо развивать эти слабые пока ростки таланта, заботиться о молодёжи как о поэтической смене.

Бросается в глаза, что ни один из поэтов не разрабатывает тему колхозного труда. Не занимаются этим и поэты старшего поколения.

***

Литераторы Кузбасса находятся в долгу перед советским читателем. Накануне второго Всесоюзного съезда писателей (состоялся 15-26 декабря 1954 г. – Прим. ред) они обязаны критически, трезво взглянуть на свою работу и, взвесив творческие возможности, приступить к созданию высокоидейных художественных произведений.

Источник: газета «Кузбасс», 27, 30 и 31 октября 1954 г.

Материалы из личного архива Н. М. Инякиной

Наша справка

(Автор – Алексей Ильич Павловский (5.10.1926 – 26.12.2004) – известный литературовед, критик.

Родился в Ленинграде. В 1942 году, в дни блокады города, окончил семилетку. Работал сезонным рабочим на Бадаевских сельскохозяйственных складах, на заводе «Кожкунстпром».

В 1943-1946 годах учился в Первом городском педагогическом училище имени Н. А. Некрасова, затем в Ленинградском государственном пединституте имени А. И. Герцена. Там же в 1950-1953 годах обучался в аспирантуре на кафедре советской литературы.

Одновременно (1951-1953) заведовал отделом критики в журнале «Звезда». С этого времени начал печататься как литературный критик и литературовед в журналах «Звезда», «Нева», «Новый мир», «Сибирские огни» и других.

В 1953 защитил в ЛГПИ кандидатскую диссертацию по теме «Творческий путь П. А. Павленко».

С декабря 1953-го по февраль 1955 года работал доцентом и заведовал кафедрой литературы Кемеровского государственного педагогического института (ныне Кемеровский государственный университет).

Последующие полвека его научной и творческой жизни связаны с Институтом русской литературы РАН (АН СССР), где он работал с 1955-го по 2004-й годы ведущим научным сотрудником Отдела современной (новейшей) литературы. В 1972 году защитил докторскую диссертацию «Русская советская поэзия в годы Великой Отечественной войны».

Опубликовал более 200 научных работ о русской поэзии и прозе XX века. Писал о поэзии Н. Гумилева, В. Луговского, Б. Пастернака, Вс. Рождественского, Н. Рубцова, М. Светлова, А. Твардовского, Н. Тихонова. Автор очерков о философской поэзии Н. Заболоцкого, Л. Мартынова, о поэтах Великой Отечественной войны.

Особое место в его работах занимают судьбы и творческие миры А. Ахматовой, М. Цветаевой, О. Берггольц, которым посвящены его книги: «Стих и сердце. Очерк творчества Ольги Берггольц» (1962), «Анна Ахматова. Очерк творчества» (1966, 2-е изд. 1982, 3-е изд. 1991), «Куст рябины. О поэзии Марины Цветаевой» (1989).

Немалое значение имеют его работы о прозаиках М. Булгакове, Д. Гранине, Л. Леонове, А. Платонове, И. Соколове-Микитове, А. Солженицыне, В. Тендрякове, А. Фадееве и других.

Соавтор школьного учебника по литературе, выдержавшего 10 изданий. Входил в редколлегию биобиблиографических словарей ИРЛИ – двухтомного «Русские писатели. XX в.» (1998) и трехтомного «Русская литература XX в. Прозаики, поэты, драматурги» (2005), где является автором около сорока словарных статей.

Был членом редколлегии журнала «Русская литература».

Литературоведческие и литературно-критические работы, в которых А. И. Павловский осмысляет памятники мировой духовной культуры, широко известны за рубежом, переводились в Болгарии, Германии, Японии, США, Китае.

Награждён орденом «Знак Почёта», знаком «Жителю блокадного Ленинграда», медалями «За заслуги перед Отечеством», «В память 300-летия Ордена святого апостола Андрея Первозванного».