15 марта 2002 года в Париже умер Эдуард Зеленин. 8 августа нынешнего года ему исполнилось бы только 85 лет. Мы, запоздало узнавшие в своё время о смерти земляка, внесшего Новокузнецк на художественную карту мира, и невольно, без тени собственных заслуг, разделявшие его славу, получили шанс хотя бы задним числом выразить ему свою признательность.
Может быть, мемориальной доской на доме на проспекте Бардина, где до отъезда жил в однокомнатной квартирке Эдуард Зеленин. Готов полнокровный каталог «Эдуард Зеленин», куда галерист Анатолий Панченко собрал практически все возможные биографические сведения о художнике, фотографии его керамических работ, частью им бережно собранных и восстановленных, произведений живописи, к которым удалось получить доступ, воспоминания его друзей.
Материалами каталога мы сегодня пользуемся при написании этой статьи.
…«Его матушка водила по территории металлургического гиганта электровоз, который перевозил из цеха в цех расплавленный металл», – вспоминает Эльдар Рязанов (тот самый – режиссёр) в своей большой статье для «Огонька», озаглавленной «Сибиряк из Парижска». «Пролетарское происхождение» будто бы гарантировало пареньку, с 12 лет пристрастившемуся рисовать, прямую и светлую дорогу в жизни, может быть, «правильного» советского художника.
И, говорят (говорит А. Великанов, заслуженный архитектор России, лауреат государственных премий СССР и Российской Федерации), что в питерскую центральную художественную школу при Академии художеств СССР, куда он перебрался из Свердловского художественного училища, Эдуарда приняли без экзаменов: «Его работы были образцом соцреализма»…
Но у этой фразы есть продолжение: «…А уже через год – выгнали»… К слову, как и его товарищей по учебе – Олега Григорьева и Михаила Шемякина, с которыми он там подружился.
Андрей Битов, замечательный русский писатель, объясняет это так: «Видимо, в руки попала книжка, какой-нибудь альбом из «Тамиздата». Тогда всё вылавливалось из воздуха. Много информации и не требовалось. Всё усваивалось сразу. Как первая рюмка на опохмел. Каждая капля усваивалась каждой клеткой. В литературе все так же протекало. Потому их сразу и выгнали… Нас вообще спасало скудознание. Усваивалось и переваривалось всё. Нужно не так много источника для молодого сознания таланта. Хватает метода по слухам, дальше – не растраченная генная энергия догадки, и возникает ощущение, что это делаешь совсем сам…»
Сказано исчерпывающе то, что Эльдар Рязанов «расшифровал» по-своему: «Тут на паренька из провинции обрушились самые разнообразные художественные впечатления. Особенно сильно подействовали на него не очень знакомые прежде модернисты, сюрреалисты, абстракционисты и прочая проклятая нашим официальным искусством нечисть во главе с титаном – Сальвадором Дали»…
Про Дали, наверное, сказано с неким лишком – влияние мэтра на Зеленина если и было отмечено, то только в общемыслительном – раскрепощающем – плане. Все остальное – правда. Зеленин вернулся домой. Участвовал в городских выставках. Местная пресса отмечала «лиричность, задушевность, необычность художественной манеры, взыскательность цвета и декоративность» его работ, правда, настоятельно рекомендуя с резонерского высока «много учиться» и «испытать свои силы в монументально-декоративном искусстве».
Испытал. И многого добился как раз в последние годы пребывания в Новокузнецке. В гостинице «Новокузнецкая» – на этажах – до сих пор есть его керамические тарелки. Огромное декоративное панно украшало магазин «Дары природы»: «причудливое сочетание бытовых и поэтических мотивов, удивительная сочность цвета и потрясающие по красоте фактуры поверхностей мастерски сплавленных глазурей…» Ничего не осталось и в АБК шахты «Зыряновской» после ремонта.
Его хвалят за керамику. Но вот живопись…
«…Невысокий. Веснушчатый. Без передних зубов. Очень схожий с популярным в те годы артистом кино Д. Банионисом. С такой же извинительной полуулыбкой. Размеренный в движениях и речи.
В годы нашей скоротечной дружбы ни о какой славе его речи не было. Скорее наоборот. Нравы и мода шестидесятых «оттепелевских» лет иных живописцев холили и лелеяли по городам и весям. С того и утешать Эдьку в светлом будущем мне в голову не приходило.
Судите сами. У фиолетово-розовой «мымры» (портрет формата 20 на 40 сантиметров) оба глаза разновеликие, и один выше, другой ниже. Тогда на Модильяни-то искусствоведы глядели без особого энтузиазма. А тут – безвестный житель комнатушки на первом этаже привокзальной пятиэтажки на проспекте Бардина далекого сибирского Новокузнецка… Спешите видеть! Впервые в мире – аж из Сибири!
И всё же, всё же… И до нас доходила Эдькина необычность. Благо был ТОМ – творческое объединение молодёжи. Завхудом в нашем городском ТОМе был Виктор Устинов.
Он так и сказал на совете:
– Зэда выставлять можно. Дозрел.
Я, как один из трёх председателей совета ТОМа, отвечал за творческую текучку. Вот и принялись мы с Эдькой готовить его первую выставку.
Место горячее – фойе кинотеатра «Коммунар». Срок – две недели висеть с утра до вечера. А народу в ту пору там – не протолкнёшься. Картины маленькие. Висели высоко. Народ понизу толкается между буфетом и эстрадным концертом и редко голову кверху задирает. А если кто в книгу отзывов чего запишет, то обязательно с подковыркой – то люди кривобокие, то краски не такие… Впрочем, были и хорошие записи.
Помнится, перед открытием пришёл секретарь горкома партии П. Дорофеев. Долго бродил, вглядывался в развешанные на шпагатах гуаши, темперы, масло и акварели. Потом спросил у меня:
– Вы считаете, это будет иметь успех?
– Не знаю. Может, и будет. Дело же не в успехе. Живопись… Совет ТОМа решил выставлять.
– Ну, что же, значит, выставляйте…
Дорофеев ушёл. Выставка состоялась. Первая для Зэда…
А что было потом? Да, в сущности, ничего особенного. Эдуард Зеленин рисовал. Иногда его картинки попадали на выставки. Но внимание кузбасских художников его явно обходило».
Это вспоминает поэт Павел Майский. Дополнить, вроде, и нечем, кроме одного: Зеленин в эти годы часто бывает в Москве и Ленинграде. В 1964 году участвует в «Первой выставке творческих работ художественной части ГосЭрмитажа». Скандал. Директор Эрмитажа, известный археолог Артамонов, снят с должности с формулировкой «за потерю бдительности».
В июне 1965 года в ДК Института атомной энергии имени Курчатова прошла первая персональная выставка Эдуарда Зеленина. В 1969-м и 1972-м годах он показывает свои работы в московском артистическом кафе «Синяя птица», в 1970 году участвует в показе картин во дворе особняка американского журналиста Стивенса, в десятках «квартирных» выставок.
Его работы попадают на выставки советских художников-нонконформистов в Лугано (1970 год), Бохум (1974), Вену (1975). Его картины охотно покупают советские и зарубежные коллекционеры: «Мадонну» – центральное произведение этого времени – купили Галина Вишневская и Мстислав Ростропович. Андрей Битов свидетельствует: «В каждом интеллигентном доме Зеленин был. Такие были свечки, бабочки, гранаты, такие небольшие натюрморты. Были и девушки в профиль со вздернутым носиком. …Мазок у Эдика был такой загибающийся, как отскочившая масляная краска на стенке…»
В 1970 году Эдуард Зеленин – нет пророка в своем Отечестве – уезжает из неприветливого Новокузнецка и поселяется в деревне Угор, что в 20 километрах от Владимира. Уникальные храмы и древнерусская живопись нашли выражение, преломление, точнее будет сказать, в творчестве художника: маленькие, очаровательные пейзажики с церквями – просто шедевры живописности и какой-то глубинной генной философичности.
Андрей Битов: «Как-то в Гамбурге я увидел полотно мастера XIV-XV веков. На картине Богоматерь маленькая на руках Христа. Большого уже. Он держит, утвердившийся на Небесах, мать… Я был просто в восторге от этой метафоры мысли. Говорят, такой канон встречается и в России… Вот и у Эдика было небольшое богатство, и он его как-то умело варьировал…»
Наезды на Москву стало делать легче, но в Москве оформить прописку не удалось. Более того, его не приняли в 1973 году в Союз художников Владимира.
Следующие годы стали поворотными в судьбе Эдуарда Зеленина. 15 сентября 1974 года он принял участие в печально знаменитом «1-м осеннем просмотре картин на открытом воздухе» на пустыре в Беляеве, получившем название «бульдозерной выставки». В этот день московские власти силами милиции, поливальных машин и бульдозеров разгромили выставку художников-нонконформистов. Вот заголовки крупнейших западных газет: «Русские громят бульдозерами выставку современного искусства» («Нью-Йорк Таймс»), «Москва: искусство под бульдозером» («Крисчен Сайенс Монитор»)…
А вот что некто «рабочий» Н. Рыбальченко пишет в «Вечерней Москве» за 23 октября 1974 года (о втором «просмотре картин на открытом воздухе): «На лесной поляне в Измайлове недавно состоялся просмотр работ так называемых художников-модернистов… «Бабочка «Махаон» Зеленина: ученически примитивно изображен Покровский монастырь в Суздале, а внизу полотна – огромная, как картина из Брема, раскрашенная бабочка…
Когда анализируешь большинство работ, невольно приходишь к выводу о духовном кризисе их авторов или, вернее сказать, об определенном их умысле, который продиктован враждебным отношением к действительности, к русской национальной культуре». Приговор оглашен.
В следующем году Зеленина не допускают к выставке в ДК ВДНХ, а по возвращении во Владимир он задержан милицией и посажен в кутузку. Только через несколько дней после протеста большой группы советских и западных художников и журналистов его выпустили на свободу. Однако «искусствоведы» в погонах КГБ сделали ему «творческое» предложение: или тюрьма, или срочно покинуть страну.
«И чистокровный русак Зеленин покидает Отечество по израильской визе. Он делает вид, что он еврей. Выпускающие органы делают вид, что верят этому». (Эльдар Рязанов).
Разрешено было взять с собой только сорок картин. Остальные – вот парадокс в совдеповском стиле: «мазню», которая «растлевает безупречный и здоровый народ» (Рязанов) и за которую выдворяли Зеленина, жадно и за символическую грошовую цену скупили специальные искусствоведы-оценщики. Говорят, многие из них сегодня заделались «крупными коллекционерами, людьми почтенными и состоятельными».
…В Париже Эдуард Зеленин поселился недалеко от площади Республики, где в одном доме жили три бывших советских художника – Олег Целков, Михаил Заборов и он, Зеленин. В Париже прописаться оказалось легче.
Те сорок картин в «Парижске», выражение Владимира Высоцкого, были проданы весьма успешно. Что позволило какое-то время чувствовать себя независимо и полностью отдаться живописи.
География его выставок охватывает весь мир: Рим, Нью-Йорк, Токио, Мюнхен, Брюссель, Антверпен, Гамбург – и так далее, всего более сорока. Особенно важными для себя Зеленин считал Биеннале-77 в Венеции. А так же выставку в Академии современного искусства» в Лондоне (в этом же году), на обложку каталога которого организаторы поместили его автопортрет.
В 1988 году по приглашению академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, председательствовавшего в Фонде культуры, Эдуард Зеленин приезжает в Москву, Ленинград и на свою родину – в Новокузнецк. Эту тёплую встречу я хорошо помню: вечер в ДТСе, экспресс-выставка из привезённых работ, пять из которых он дарит Художественному музею. С одной из них – литографией «Дама в шляпе» – Министерство связи СССР в 1989 году выпускает почтовую марку.
Это была последняя его встреча с Новокузнецком, вдруг понявшим, чем он обязан Эдуарду Зеленину.
Сам он мечтал о больших выставках в Москве, Ленинграде, Новокузнецке и писал другу – Юрию Люленкову на родину: «…Очень жаль, что в Новокузнецке выставки из случайных работ… Но я надеюсь эту «случайность» поправить… Юра, с возрастом и зрелостью, как художника, я задумываюсь о результате своей творческой жизни.
То есть прихожу к выводу, что лучшие картины, которые мне удается сохранить, несмотря на необходимую продажу в частные коллекции, необходимо оставить в наследие людям… Иначе какой смысл жизни, отданной служению искусству, если оно не остается достоянием людей»…
И ещё одно важное, что он считал своим долгом подчеркнуть: «Я скучаю по Сибири, Новокузнецку, тайге… Прелесть, как здесь красиво, да всё чужое. Где я ни был за этот год. И Америка, и Англия, Германия, Испания, Бельгия, Швеция, Италия… А всё тянет увидеть наши сибирские реки, тайгу, снег!..»
Добавить нечего. Да и что-то мешает, комком встав в горле. Сделаем ли мы что-нибудь для памяти художника, так высоко поднявшего наш город в глазах всего мира? Хотя бы в альбоме художника (их на Западе вышло несколько – у нас – ни одного), материал есть и альбом практически готов к печати…
Валерий Немиров
Фото из Internet
Источник: https://kuzrab.ru/publics/dolgaya-doroga-domoj/