Мы не один пуд соли вместе съели. (Заметки о жизни и совместной работе с Николаем Самошонковым)

13 января 2025 

С Николаем Самошонковым мы познакомились летом 1987 года. Точный день не упомню, но погода стояла хорошая, жаркая. В моём кабинете было душновато.

Этот кабинет на пятом этаже Кемеровского обкома партии, окна которого выходили на здание областного комитета госбезопасности, я ещё не успел толком «обсидеть»: только что в июне – из кресла редактора газеты «Шахтёрская правда» в Прокопьевске – был назначен завсектором печати, теле- и радиовещания отдела пропаганды и агитации обкома. Сменил на этом посту Александра Васильевича Семёнова. Всего же в моём «громадном» секторе было две единицы – заведующего и инструктора. Ставка инструктора была свободна.

– Погоди, – сказал мне после назначения заместитель заведующего отдела пропаганды Владислав Прокопьевич Бехтер, – мы тебе настоящего «штыка» подберём. Знаю я одного хорошего парня. Он тоже в газете работал…

И вот спустя недели две-три к нам пришёл Самошонков. Выше среднего роста, поджарый, жилистый, чуть сутуловатый, импульсивный. Он даже походку имел необычную: быструю, будто танцующую.

– Привет! Меня зовут Николаем, – представился он. – Назначен к тебе инструктором.

И так крепко пожал руку, что сразу почувствовалось – спортсмен! С тех пор, кстати, в нашем секторе «завелась» двухпудовая гиря, которую Коля под одобрительные возгласы сослуживцев каждый день выжимал по нескольку десятков раз по очереди каждой рукой. И вообще, он был как ртуть – стремительный не только в движениях, мог быстро перелопатить несколько годовых подшивок городских или районных газет и написать аналитическую записку по их публикациям.

И общаться любил некоей своеобразной скороговоркой, не всегда понятной собеседнику, но, видя, что человек его не понимает, Николай смеялся и повторял слова уже помедленнее. Первое время я тоже плохо понимал, что тот хочет сказать, постоянно переспрашивал. Николай не обижался, знал свой недостаток, усмехаясь, терпеливо повторялся. Вскоре я привык к пулемётному стилю его разговора и к тому, что без улыбки Самошонкова не бывает, что бы ни случилось. Главное, у него всегда было хорошее настроение, которым он, не скупясь, делился с окружающими.

В конечном счёте, мы с ним, как говорится, не один пуд соли вместе съели. И когда его весной 2016-го не стало (а случилось это внезапно, по крайней мере, для меня), я так загоревал, что очень захотелось сказать о нём доброе слово. Тогда родилась небольшая повесть под названием «Сибиряки на Варварке» – это про нас с ним, про наши общие дела, про нашу жизнь и работу. Хотя, больше, конечно, про него – про Кольку Самошонкова.

Если честно, там многое – ни убавить, ни прибавить. Публикация вышла 2021 году в сборнике рассказов с одноимённым названием («Сибиряки на Варварке» Повести и рассказы. Владимир, 2021; http://f.kemrsl.ru:8081/iap/DFDL/licenzion/Sibiryki_na_varvarke_Chermnov%20S..pdf).

Так что в этом очерке нет-нет да буду ссылаться на выдержки из этих «Сибиряков». (Пусть простит такой подход въедливый читатель…).

***

Николай родился 4 февраля 1955 года в городе Таштаголе, что на самом юге Кемеровской области. В школе учился хорошо. С раннего возраста серьёзно увлёкся боксом. Секцию бокса вёл известный мастер этого вида спорта Юрий Айларов. Коля обожал тренера, мог про него часами рассказывать. И тренировался очень обстоятельно, упорно, ведь тренер не без основания имел на прилежного ученика хорошие виды.  

Таштагольская школа бокса до сих пор в чести среди профессионалов, экспертов, просто знатоков и болельщиков. Достаточно вспомнить имя таштагольца Юрия Арбачакова – советского боксёра наилегчайшего веса, чемпиона СССР, Европы и мира среди боксёров-любителей конца 1980-х. Он же с 1992-го по 1997-й становился чемпионом мира среди профессионалов по версии Всемирного боксёрского совета (WBC). Заслуженный мастер спорта СССР, ему присвоено особое звание «Выдающийся боксёр СССР».

Ю. Я. Арбачаков тоже начинал у тренера Юрия Семёновича Айларова. Многие «птенцы» гнезда этого наставника настойчиво тренировались, желая взлететь высоко. Среди них был и юный Николай. Настырные тренировки привели к тому, что он вместе с другими таштагольскими боксерами становился победителем областных соревнований, результативно участвовал в первенствах не только Кузбасса, но и Сибири, Дальнего Востока… За победу в сложных поединках Самошонкову, который по мнению не только тренера, но и коллег-спортсменов всегда отличался на ринге лидерскими качествами и силой характера, присвоили звание «Кандидат в мастера спорта СССР».

Семья Самошонковых в Таштаголе была хорошо известна. Отец Николая Василий Егорович Самошонков возглавлял передовую бригаду проходчиков Таштагольского рудника, где и сегодня добывают железную руду для металлургов Новокузнецка. В 1966 году он был удостоен высшей степени отличия за труд в СССР – звания Героя Социалистического Труда. Кроме золотой медали «Серп и Молот» также имел самую высокую государственную награду – орден Ленина и грамоту Президиума Верховного Совета СССР. Избирался делегатом на XXIV съезд КПСС.

Сын очень любил и уважал отца. Николай Васильевич всегда, как мог, поддерживал его и помогал…

После окончания в 1972 году школы-десятилетки работал в мехцехе Таштагольского рудоуправления. Потом Колю призвали на срочную службу в Советскую армию. Там же его приняли в члены КПСС. Два года – с 1973-го по 1975-й – тянул он солдатскую лямку в одной из московских частей, мечтая, кстати, об учёбе в вузе, ведь его со старших классов всерьёз привлекали темы информационной и общественной политики. Поэтому после демобилизации направился в Казань, где поступил на факультет журналистика местного государственного университета.

Учился на «отлично». Ветреный с виду студент Самошонков, в свободное от занятий время мог позволить себе самый бесшабашный поступок. Например, на спор мог влезть на Спасскую башню Казанского кремля, чтобы потрогать стрелки огромных часов с «малиновым» звоном, установленных в верхнем ярусе, за что получал соответствующий нагоняй. Но в постижении учебных дисциплин был прилежен, как никто. Потому его диплом об окончании университета в 1980 году получился красного цвета – диплом круглого отличника.

После этого дипломированный специалист вернулся в Таштагол, устроился литературным сотрудником – на репортёрском сленге «литрабом», а по-простому корреспондентом – в городскую газету «Красная Шория». Издание в то время возглавлял заслуженный работник культуры РСФСР редактор Вениамин Иванович Лебедев, которого все почему-то называли Геннадием Ивановичем. Редактором он был опытнейшим – до этого прошёл хорошую школу в главной областной газете «Кузбасс».

Хоть «Красная Шория» и находится на периферии нашего региона, она всегда была на хорошем счету. Здесь делали первые шаги известные мастера печатного слова: народный писатель Белоруссии Виктор Козько, писатель Сергей Ковякин, российский поэт Олег Максимов, кузбасские журналисты Алексей Калинин, Борис Жарков, Виктор Сохарев. Газета не раз становилась лауреатом республиканских и областных конкурсов, победителем областного конкурса «Золотое перо» в номинации «Газета, добившаяся лучших творческих показателей». Журналисты Ольга Щукина, Александр Духанин становились победителями межрегиональных и областных конкурсов журналистского мастерства.

Так что Николаю было у кого поучиться не теории, но практической журналистике. И он старался, много и часто ездил по местным предприятиям и горняцким посёлкам Темиртау, Тельбес, Мундыбаш, бывал в горнорудных шахтах. Своими заметками, статьями, корреспонденциями активно помогал таштагольцам решать задачи экономического и социального развития.

В апреле 1982 года Самошонкова приняли в Союз журналистов СССР. (Как указано в его учётной карточке члена этой творческой организации, его литературный псевдоним был «Н. Васильев»). Скоро его назначили заведующим отделом редакции, а потом и заместителем редактора газеты.

Но при этом он не забывал заниматься и другим любимым делом – исследовать теорию и проблемы информационной политики СССР. А тут из обкома партии пришло предложение о том, что «Красная Шория» может направить одного из сотрудников учиться на очном отделении журналистики в Высшей партийной школе в Новосибирске. Редактор, не задумываясь, рекомендовал Николая Самошонкова.

В ВПШ тот тоже учился на пятёрки и в 1987 году снова получил красный диплом о втором высшем образовании. А следом и был назначен тем самым инструктором сектора печати, о чём я уже вначале рассказал.

***

Несмотря ни на что, работу нашего сектора печати трудно было назвать рутинной. Конечно, сегодняшнее информационное поле Кузбасса трудно сравнить с тем, что было в середине 1980-х. Тем не менее, приведу цифры по СМИ того времени. В Кемеровской области на предприятиях и в организациях выходили в свет 99 многотиражных корпоративных газет. В городах и районах Кузбасса действовали 30 редакций городских и районных газет. Плюс Кемеровское областное телевидение с филиалом в Новокузнецке. Ещё областное радио, которое имело свою сеть в каждом муниципалитете.

Редкая неделя для нас с Николаем обходилась без командировок. Чаще ездили по одному, чтобы кто-то постоянно находился в обкоме. А поводов для поездок было хоть отбавляй: жалобы читателей на редакцию, конфликты между руководством города и газетой, срывающийся ремонт редакционных или типографских помещений, срывы графиков выпуска изданий и так далее – это из негативной части нашей работы. Но были и позитивные моменты: юбилей со дня выхода в свет первого газетного номера или круглая дата у какого-нибудь ветерана журналистики, и тогда надо от имени областного руководства вручить юбиляру заслуженную награду, достойно поздравить.

Но иногда нам выпадало съездить куда-нибудь и вдвоём. Вспоминается, как однажды зимой мы с ним оказались в Таштаголе, в редакции «Красной Шории». А вечером редактор Лебедев повёз нас на свою заимку за городом, где до жути натопил баню. Он надел на голову войлочную шапку и напарил нас так, что я после уличного морозца да ещё и с непривычки просто осоловел. А им, таштагольцам, хоть бы что! И они потом долго надо мной похохатывали… 

Примерно через год работы в секторе мы объехали все без исключения территории нашей области, а некоторые не по одному разу. Перезнакомились со всеми редакторами и многими журналистами районных, городских и областных печатных изданий, многими телевизионщиками и радийщиками, собственными корреспондентами центральных СМИ. Помогали им, чем могли.

Конечно, всё это происходило в тех условиях, в тех рамках. Но огромную роль газет, ТВ и РВ в нашей жизни мы хорошо понимали, доверяли опыту большинства редакторов, поэтому в разных конфликтных ситуациях всегда старались быть на стороне редакций. Проводили и областные семинары для кузбасской прессы, выступали с докладами перед слушателями парткурсов в областном доме политпроса.

Обком КПСС, а, следовательно, и Кемеровскую область тогда возглавлял Вадим Викторович Бакатин, руководитель с опытом работы, однако с авторитарным стилем, он достаточно жёстко, даже высокомерно относился к подчинённым. Это проявлялось и на общих аппаратных совещаниях аппарата обкома, и на разных встречах у него в кабинете.

Сотрудников обкома он знал в лицо и по имени. Бывало, на большой аппаратной летучке в овальном зале обкома начинает раздавать задания отделам и секторам. Звучит задание и отделу пропаганды, в том числе нашему сектору. Мы с Николаем, сидя в самом верхнем ряду зала, тут же шёпотом начинаем обсуждать, как лучше приступить к выполнению.

«Черемнов, – вдруг раздаётся на весь зал из президиума голос Бакатина, – вы чего там шепчетесь с Самошонковым? Если у вас есть что сказать, выходите сюда! Руководителя области они перебивают… Виктор Васильевич (Рябов, завотделом агитации и пропаганды Кемеровского обкома партии), разберитесь с ними, накажите и доложите мне!»  

Мы после совещания бегом к Бехтеру:

– Владислав Прокопьевич, мы же никого не перебивали, по делу шептались…

– Ладно, – успокаивает нас он. – Обойдётся, думаю, но Рябову всё же расскажите. После меня к нему зайдёте, я его подготовлю…

После Бехтера, опустив головы, заходим в кабинет к Рябову.

– Д-допрыгаться хотите? – слегка заикаясь выговаривает нам Виктор Васильевич. – От «самого» замечание получаем на ровном месте. Ставлю вам на вид. Задание своё слышали? Если к вечеру не подготовите хорошую справку по работе СМИ области, накажу сильней…

Мы с Колей перемигиваемся: обошлось! И вот уже он на весь коридор нашего пятого этажа хохочет и расписывает коллегам, как нас песочил первый секретарь.

Каждое утро всё время, что В. В. Бакатин руководил регионом, он начинал с чтения обзора свежих центральных и областных газет. А приходил первый секретарь на работу около восьми часов, начинал разбирать поступившие документы, письма, особо серьёзные жалобы от населения. Считалось, что читать сами газеты ему некогда. Поэтому, к его приходу наш сектор печати должен был успеть подготовить ему этот обзор, который, выражаясь более современно, можно назвать дайджестом прессы, занимал 2-3 страницы текста.  

Мы с Николаем по очереди приходили на работу в начале седьмого утра. Здесь уже поджидал бессменный Бехтер с охапкой газет: «Правда», «Известия», «Кузбасс», «Комсомолец Кузбасса» и другими. Он уже кое-что из публикаций наметил. Тот из нас с Колей, кто дежурил в этот день, садился за печатную машинку (компьютеров ещё не было). Бехтер диктовал, мы печатали, нервничали из-за ошибок или опечаток, приходилось тщательно их вручную подчищать – Бакатина ошибки очень сердили.

Но и в конце рабочего дня покоя сотрудникам обкома не было, ведь Вадим Викторович уходил домой не раньше 20 часов. И весь аппарат обкома сидел на рабочих местах – на всякий случай, вдруг кто-нибудь понадобится «первому». Сидели, томились и ждали, когда же он закончит. Сидел в ожидании и наш пятый «идеологический» этаж. Рябов сидел, Бехтер, мы с Колей и другие.

Саня Мартусов сидел в ожидании. Он вскоре после Самошонкова перешёл в отдел пропаганды из спортивной организации. Был он тогда простым парнем, ещё не доведённым службой во властных структурах области до важного состояния, которого все мы тогда называли просто Сашей, Александром. Чтобы как-то скоротать время, иногда Александр с Николаем по заданию замзавотделом оперативно устремлялись в магазин. И после их возвращения с определённым «уловом» у мужской части отдела поднималось настроение, тогда мы могли находиться на работе хоть до полуночи.

Время от времени эти же сотрудники устраивали в отделе спортивные уроки и даже соревнования. Коля, допустим, снимал пиджак, закатывал рукава и, ослабив галстук, показывал приёмы бокса. Он становился в боксёрскую стойку и начинал бой с тенью, пританцовывая на чуть согнутых ногах, бил невидимого соперника левой, потом правой, снова левой. Каждый удар сопровождал резким выдохом сквозь зубы, получалось что-то вроде: «Пых, пых, пых, пых…». Или брался за гирю, о чём сразу узнавал весь обкомовский этаж. Он так опускал её на пол, что грохот гулко разносился по коридору. 

Бывало, и спорили до хрипоты на какую-нибудь политическую тему. Или делали на спор символические ставки на того же Самошонкова. Ведь в некоторых упражнениях он не знал себе равных, показывая просто фантастические результаты. Допустим, в отжимании руками от пола. В «Сибиряках на Варварке» об этом сказано так:

«Больше всего он любил делать что-нибудь на спор, особенно с незнакомыми людьми. Например, предлагал пари, что отожмётся от пола восемьсот сорок раз. Незнакомцы охотно покупались на это, ведь ни один здравомыслящий человек не мог себе этого представить. Минут через сорок человек понимал, что неутомимый Сомов (этот герой повести – прототип Николая Самошонкова) выполнит обещание, и шёл в магазин…».

Только не зря на кольце царя Соломона была выгравирована надпись «Всё проходит и это пройдёт». В октябре 1988 года М. С. Горбачёв назначил В. В. Бакатина министром внутренних дел СССР. И тот отбыл в Москву, а первым секретарём Кемеровского обкома КПСС избрали Александра Григорьевича Мельникова, который успел поработать и первым секретарём Томского обкома партии, и заведующим Отделом строительства ЦК КПСС. Как и В. В. Бакатин, он тоже был строителем по образованию, но, в отличие от предшественника, человек интеллигентный, мягкий, обходительный, с широким кругозором и обширными знаниями. К подчинённым относился с уважением. Во всяком случае, свежие газеты он успевал читать сам. И наши ежеутренние и ежевечерние бдения закончились.

Реформаторы в Центральном Комитете партии старались следовать в фарватере современного развития, внедрять новые подходы и методы работы, хотели знать мнение граждан, чтобы принимать нужные решения. И рассылали рекомендации в регионы. В связи с этим отдел пропаганды и агитации переименовали в идеологический. А в декабре 1988 года изменения коснулись и нашего сектора печати – теперь он стал называться сектором средств массовой информации и изучения общественного мнения.

Теперь у меня в подчинении оказалось три человека. Двое из них начали заниматься социологией. Для этого мы наладили тесную связь с социологическим подразделением Кемеровского госуниверситета, которое возглавляла Елена Алексеевна Морозова (сейчас – доктор экономических наук, профессор, научный руководитель КузбассЦИОМа и социологического центра КемГУ). Получали их исследования, сами организовывали телефонные, уличные опросы кузбассовцев. Писали записки руководству обкома.

Сил у нас, конечно, имелось маловато, но новое направление было интересным. Увлёкся им и Николай, на основании полученных результатов делал расчёты, составлял таблицы. Даже от газетных проблем начал отходить, за что я его критиковал… Но что поделать?! – тянула его к себе наука, и он сам тянулся к науке.

***

Когда в июле 1989 года в Кемеровской области началась забастовка шахтёров, в Кемерове проходил всесоюзный семинар журналистов, пишущих на угольные темы.

В семинаре участвовало сотни полторы человек, были представители Минуглепрома СССР, Союза журналистов из Москвы, центральной прессы. Конечно же, и наши собкоры центральных газет, репортёры со всех угольных городов и посёлков Кузбасса. Мы с Самошонковым по полной были задействованы в подготовке и проведении семинара.

Мероприятие должно было продлиться несколько дней. Открытие семинара прошло нормально. Но уже с утра на второй день сообщили, что накануне, 10 июля 1989 года, – кажется, это был понедельник – около 300 шахтёров Междуреченска отказались спускаться в шахту и предъявили администрации около двух десятков требований. Главные из них – по оплате труда, установлению единого выходного дня, обеспечению горняков мылом…  

Министерских и центральную прессу с нашего семинара как ветром сдуло: все понеслись в Междуреченск. Большой семинарский зал заметно поредел. Мы с Николаем чувствовали себя как на иголках, однако, надо же было как-то доводить словно специально под забастовку организованное мероприятие до конца. «Скомкали» программу нашего «симпозиума», кое-как завершили его. И… началась самая беспокойная при генсеке ЦК КПСС М. С. Горбачёве полоса нашей партийной жизни.

Пока в Москве разбирались, что к чему, забастовка в считанные дни охватила все шахты Кемеровской области. Михаил Сергеевич срочно выступил на сессии Верховного Совета СССР, назвал требования шахтёров Кузбасса справедливыми, заявил, что ЦК КПСС и правительство страны могут дать твёрдые гарантии удовлетворения требований шахтёров Кузбасса. Министр угольной промышленности Михаил Щадов направил телеграммы на шахты Кузбасса, тоже обещая немедленно удовлетворить требования шахтёров. Однако, это вызвало взрыв недовольства и волну новых шахтёрских забастовок, но уже по всей стране.

Наш сектор, как и вся область, ежевечерне смотрел по областному телевидению острые репортажи Александра Колпакова. Мы с Николаем до хрипоты спорили, что же будет дальше. Помню, как стояли на крыльце обкома и ждали, когда многоголовая колонна чумазых кемеровских горняков в рабочих спецовках дойдёт из Рудничного района до площади Советов.

Выражения лиц всех ожидающих, включая сотрудников милиции, были тревожными. Но как только на площади показались первые нестройные тёмные ряды бастующих, многие из нас заулыбались. Впереди колонны с гордо поднятым над головой красным знаменем шёл первый секретарь Кемеровского горкома партии Владимир Иванович Овденко. Его парадный костюм с галстуком резко контрастировал с шахтёрскими одеждами. Николай немало потом острил по этому поводу…

Несколько жарких июльских дней мы внимательно слушали сменяющих друг друга многочисленных ораторов – шахтёрских лидеров, московских и местных чиновников, включая и начальника Кемеровской железной дороги Амана Тулеева (он ещё недавно возглавлял отдел транспорта обкома КПСС и его кабинет на четвёртом этаже обкома находился аккурат под нашим идеологическим отделом. И кто же тогда мог знать, что через каких-то восемь лет он станет губернатором Кемеровского региона), – а потом шли к себе в кабинет на пятом этаже и снова спорили, спорили…

После шахтёрских забастовок будто «прорвало» зарубежную прессу. В Кузбасс устремились съёмочные группы и репортёры всех мастей из Японии, Германии, Канады, США и других государств. Думаю, раньше такого интереса к жизни отдельного региона СССР не было. Им всем хотелось знать, как живут шахтёры, в каких условиях работают, чем питаются, как отдыхают, лечатся и так далее, и тому подобное.

Сопровождать иностранных журналистов в поездке по региону поручали нашему сектору. Ездил с ними и я, но чаще это удовольствие выпадало Николаю. Помню, как он хохотал, рассказывая в лицах о растерянности каких-нибудь японцев из-за того, что, к примеру, в центральной гостинице Прокопьевска вода в кранах выше второго этажа не выдавливает, и, чтобы помыться или воспользоваться туалетом, им приходилось бегать на нижние этажи…

Николай в этот короткий период, когда события сменялись со скоростью ярких картинок непрерывно крутящегося калейдоскопа, всё чаще говорил, что хочет попробовать свои силы в политической науке. Собирал вырезки из газет (благо, у нас газетами, и федеральными, и выходящими в нашей области, были забиты все стеллажи, и каждый день поступали новые газетные вороха), делал выписки. Сама жизнь подбрасывала ему материал для размышлений и анализа.

***

Ещё одно событие произошло после забастовок, о котором надо обязательно сказать. В обкоме – по настоянию Москвы – решено было внедрить ещё одно новшество: создать пресс-центр областного комитета КПСС, чтобы оперативно информировать СМИ, а, следовательно, и население области, о своей работе, о принятых для людей важных решениях.

Сейчас среди пресс-центров журналисту не протолкнуться: любое маломальское предприятие или организация (крупные, тем более) имеют свои пресс-службы или хотя бы специалиста по связям с прессой, общественностью или под каким-то другим названием (PR-менеджер, или пиарщик и так далее), но суть у всех одна. С колокольни сегодняшнего дня кажется, что без PR-служб никогда не обходилось. На самом деле, жили и без них. 

Не раз приходилось слышать разные версии о том, кто и где в Кузбассе создал первый пресс-центр. Спорить не буду, но мне думается, первым был Кемеровский обком КПСС.  

Итак, пресс-центр здесь организовали 1 апреля 1990 года. Меня назначили руководить им. С этого времени в моей жизни началась некая череда пресс-центров. Первые наши заметки на тему партийной жизни для газеты «Кузбасс», для областного радио и телевидения мы с Николаем писали вместе. Потренировали наши газетные навыки. Иногда текст очередного пресс-релиза нам надиктовывал первый секретарь обкома. Рассказывали мы о задачах «перестройки» и обновления партии. Однако, как известно, это уже ничего не могло изменить. Экономика страны работала всё хуже, денег у людей становилось всё меньше, дефицит возникал буквально на всё. Обстановка накалялась.

Вскоре в пресс-центре обкома появились новые лица: небезызвестный Евгений Красносельский (перешёл в обком с должности главного редактора областной молодёжной газеты «Комсомолец Кузбасса») и Александр Даньшин (в ту пору увлекался тележурналистикой. Сейчас преподаёт историю юриспруденции в КемГУ). И мы втроём начали делать для обкома партии еженедельную информационную программу «10+20» на телеканале Кемеровской студии телевидения. А Николай Самошонков полностью окунулся в проблемы социологии.

Вскоре наши с Николаем пути совсем разошлись. Тяга к науке перевесила: он в 1990 году поступил в аспирантуру на кафедру политологии Академии общественных наук при ЦК КПСС (с 5 ноября 1991 года стала Академией государственной службы при Президенте РФ; ныне – Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации). И аспирант Самошонков поехал учиться в Москву.

Многие чиновники – и я не исключение – хоть однажды бывали по разным поводам в этой академии на проспекте Вернадского, 84 (станция метро «Юго-Западная»). Две огромные башни жилых высоток этого учебного заведения видны практически с любой точки ближних улиц. У подножия высоток расположился четырёхэтажный «сэндвич» учебных корпусов. Вся огромная территория академии обнесена металлическим забором – не перелезть. Условия для учёбы и отдыха просто отличные. Здесь в своё время «подтягивали» уровень знаний партийных и советских работников, а сегодня получить высшее образование может любой желающий.

Николай перебрался в академию вместе с женой Любой. А сыновей Кирилла и Василия они перевезли на это время к бабушке с дедушкой в Ворсму – небольшой древний городок в Нижегородской области. Дети приезжали к родителям в Москву на каникулы.

Для проживания семье Самошонковых в общежитии академии выделили двухместную комнату со всеми удобствами. В академии всё было солидно. По коридорам главного учебного заведения ЦК КПСС в 1990-е годы мужчины, как правило, ходили в костюмах и при галстуках. В корпусах имелся лоск «советского шика». Прекрасная столовая могла удовлетворить практически любой гастрономический вкус.

Однажды я побывал в командировке в академии: участвовал в каком-то семинаре. Так Коля часа полтора водил меня по коридорам и лестничным маршам, катал в многочисленных лифтах – знакомил с сотней, не меньше, учебных помещений, кучей разных кафедр, большим и малым актовыми залами, библиотекой…

Повторюсь, учиться Николай любил. Легко справлялся с рефератами и другими заданиями, успешно сдавал экзамены. Помнится, шутил: «Сначала я прилежно работаю на зачётку, а потом она начинает работать на меня». Выбрал тему будущей диссертации и трудился над ней. Кроме того, успевал ещё подрабатывать в свободное время и даже ходил в спортзал. 

Общительный, он обзавёлся десятками новых знакомств. Поскольку здесь учились люди со всей страны, у него появились друзья и из Москвы, и из многих регионов. Общественная жизнь в академии била ключом, проводились различные интересные мероприятия. Здесь часто выступали известные спикеры – ведущие политики, партийные деятели, члены правительства. Большинство закрытых ранее тем теперь звучало открыто и остро. (Помните же: в 1985-м начались «перестройка», «ускорение», «гласность», а уже в декабре 1991-го не стало Советского Союза?!).

Николай старался не пропускать таких спикеров, а после до хрипоты обсуждал с сокурсниками услышанное. Поговорить было о чём…

Но всё же на первом месте у аспирантов был образовательный процесс. Николай готовился к защите на соискание степени кандидата наук, опубликовал автореферат. И в сентябре 1993 успешно защитил диссертацию «Средства массовой информации как фактор воздействия на политический процесс». По итогам этой защиты– Высшая аттестационная комиссия приняла решение о присвоении Николаю Васильевичу Самошонкову учёного звания кандидата политических наук.  

Словом, приехал Николай в Москву аспирантом при М. С. Горбачёве, а уехал назад в Кузбасс кандидатом наук при Б. Н. Ельцине. И поступил на работу уже в Кемеровский государственный университет, начал преподавать журналистику.

***

У меня в жизни за этот период произошло немало перемен. Известно, что первый президент России Б. Н. Ельцин объявил курс на демократию и поэтому в ноябре 1991 года запретил компартию. Мы с несколькими коллегами по обкому не стали дожидаться этих «демократических» перемен и ещё летом 91-го создали первую областную негосударственную телерадиокомпанию с названием «Агентство информации Кузбасса».

Её директором стал бывший заместитель управляющего делами обкома партии Евгений Михайлович Баранов. Я был в АИКе главным редактором. С Евгением Красносельским, Александром Даньшиным и другими журналистами и операторами мы делали телепередачи, выходили в эфир на весь Кузбасс на так называемой «третьей кнопке». Без ложной скромности отмечу, что наши программы зрители, уставшие от «официоза» государственного телевидения, смотрели с удовольствием, рейтинг АИКа был высоким.

С Николаем мы в этот период лишь изредка общались по телефону. Приятно было слышать в трубке всегда бодрую скороговорку старого товарища. В АИКе я проработал около двух лет, а затем учредители АИКа разошлись во мнениях о дальнейшей судьбе компании. Поскольку я с ними не согласился, решил уйти. Это случилось в октябре 1992-го.

Я стал менеджером по полиграфии и малой рекламе во Внешнеэкономическом акционерном обществе «Кузбассимпэкс». Генеральным директором этого АО был известный горняк Михаил Иванович Найдов, который до этого трудился председателем Кемеровского облисполкома. АО торговало углём, металлом, древесиной и другими ресурсами.  

Нельзя не напомнить, что жизнь в России начала 1990-х и так была не мёд, но именно в 1992 году президент Б. Н. Ельцин вместе с правительством премьера Е. Т. Гайдара начали реформы, главной целью стал переход от плановой экономики к рыночной. При этом использовались так называемые методы «шоковой терапии», главными из них стали либерализация розничных цен, либерализация торговли, реорганизация налоговой системы и другие преобразования, при одном воспоминании о которых до сих пор мурашки бегут по телу. Большинство товаров и продуктов тогда оказалось в дефиците. Цены в магазинах росли буквально каждый день.

В отличие от семей менеджеров высшего звена АО, где я трудился, моя семья едва сводила концы с концами – невысокой зарплаты не хватало ни на что… Но безработица в регионе была такая большая, что приходилось терпеть и довольствоваться малым. Я с новыми коллегами пытался организовать какой-нибудь бизнес. Увы! Ничего не получалось от слова «совсем». Видно, предпринимательская жилка у меня напрочь отсутствует.

Об этом же мне говорил и Николай. Мы с ним однажды больше часа разговаривали по телефону о житье-бытье. Он после окончания академии вернулся в Кемерово и пришёл на государственную службу. Молодого кандидата наук взяли в областную администрацию, которую тогда возглавлял назначенец Б. Н. Ельцина, член руководства Совета рабочих (забастовочных) комитетов Кузбасса М. Б. Кислюк.

А весной 1994 года случилась такая напасть: М. И. Найдов принял решение сократить рекламную службу «Кузбассимпэкса». И я оказался без работы. Принялся искать новое место – ничего не получалось: там, где мог бы приложить свои силы и профессиональное умение, свободных мест не было. В дворники идти не хотелось. А двоих детей надо кормить каждый день.

Месяца два промучился дома у телефона, обзванивая потенциальных работодателей. Совсем было опустил руки, стал чернее тучи, похудел, плохо спал и мало ел. И тут на помощь пришёл Николай – неожиданно позвонил. К этому времени он уже трудился в администрации области заместителем начальника информационно-аналитического управления – начальником отдела по СМИ.

В «Сибиряках на Варварке» я описал всё это достаточно подробно. Поэтому процитирую:

«Привет! – раздался в трубке знакомый голос. – Тут есть для тебя хорошее предложение, – привычной скороговоркой начал Николай без лишних расспросов. – Ты же знаешь, какой месяц на дворе?

– Ну, апрель 94-го, – даже не поздоровавшись с Сомовым, угрюмо ответил.

– Ха-ха-ха! – не обращая внимания на его тон, рассмеялся Николай. – Забыл? Только что прошли новые выборы в новое областное заксобрание?

– Да не хожу я на эти ваши выборы. Дальше что?

– А то! В собрание прошли не те, кого наша администрация намечала. Слышь, за оппозицию народ проголосовал...

– Слава Богу, прозревают люди...

– А председателем они, знаешь, кого выбрали, – не обращая внимания на мой тон, бодро докладывал Николай. – Помнишь, кто в последние годы облисполком возглавлял?

– Неужели?! Его же сам президент страны задвинул...

– Так, то – президент, а то – избиратели! Ха-ха-ха, – радостно смеялся Сомов. – Оглушительная победа! Без вариантов, понимаешь... Сам победил и целую команду депутатов за собой притащил. Мне он, кстати, тоже нравится…».

Речь, конечно же, шла про Амана Тулеева и его команду кандидатов в депутаты, с которой он одержал феноменальную победу на выборах первого созыва регионального парламента нового образца – Законодательного Собрания Кемеровской области.

А. Г. Тулеева я хорошо запомнил по работе в обкоме партии, где он был завотделом транспорта и связи. Потом, когда он трудился начальником Кемеровской железной дороги, тоже встречались. Высокий, стройный, молодой красавчик-брюнет, он не мог не нравиться. С людьми говорил доходчиво, убедительно, простым «сочным» языком. Носа, казалось, не задирал, умел вникать в проблемы человека и, если уж обещал кому-то помочь, слово держал. Открыто критиковал заскорузлость партийной верхушки, предлагая, как надо бы вести дело.

В начале 1990-х его избрали в облсовет народных депутатов, где он стал председателем. Потом он одновременно стал и председателем исполнительного комитета областного Совета депутатов.

В апреле 1991 года Аман Тулеев выдвинул свою кандидатуру на первых выборах президента России. Набрал семь процентов голосов избирателей, занял четвёртое место (после Б. Ельцина, Н. Рыжкова и В. Жириновского, обогнал кандидатов В. Бакатина и А. Макашова). Победил, как известно, Борис Николаевич.

В августе 1991 года Тулеев поддержал ГКЧП, за что и был отправлен Б. Н. Ельциным в отставку. Указом президента России вместо облисполкомов в стране создали областные администрации во главе с губернаторами. В Кузбассе Борис Николаевич назначил губернатором Михаила Кислюка.

Тулеев на время исчез из политической тусовки. А, может, я просто не следил за его движениями? И за выборами в новый парламент области не следил, стал было аполитичным. Оказывается, в регионе избрали новую законодательную власть во главе с Тулеевым!

Снова возвращаюсь к документальным абзацам повести:

«Им руководитель пресс-службы срочно нужен! – прокричал в трубку Колька. – Я тебя нахвалил! Да кроме тебя и некому... Они уж кого только из журналистов не приглашали! – Сомов перевёл дыхание. – Побаивается народ с ними связываться. А ты, знаю, сможешь… Так что приходи завтра в обед к ихнему заму. Её Ниной Владимировной зовут. Симпатичная! Сидит на третьем этаже в бывшем облсовете. Не заблудишься. Пропуск я тебе заказал, – и он повесил трубку.

Его, действительно, приняли на работу сразу. Высокая, стройная Нина Владимировна (зампредседателя заксобрания) вышла из-за стола, протянула для рукопожатия узкую ладонь.

– Садитесь, – пригласила и сразу перешла к делу. – Мы вас помним по партийной работе. Предлагаем возглавить пресс-центр... или пресс-службу... Да вы лучше моего знаете, как это точно называется. И ещё. председателю нужен пресс-секретарь. Будете и эти обязанности выполнять. Не возражаете?»

Я приступил к работе тот же день. Приказали отсидеть на совещании, которое вёл Тулеев, а потом сделать информацию для прессы. Выслушал монолог председателя, сделал пометки в блокноте. Обратил внимание, что тот стал солиднее на вид, голос – ещё твёрже, формулировки – жёстче; раза два в ходе совещания он сердито стучал ребром ладони по столу, жестко одёргивал тех, кто не соглашался с его предложениями...

После совещания Тулеев попросил меня задержаться.

– Рад, что будем работать вместе, – произнёс он искренне. – Но работы много... Не боишься?

И, не дожидаясь ответа, прямо предупредил:

– Я в оппозиции к этой власти. Они меня не жалуют, я ведь правду говорю про кровь российского парламента, про распад Союза, развал экономики, про нищету народа. По-другому не могу! Не могу самому себе и людям врать! Поэтому они нас – мою команду – будут «прессовать», депутатам Собрания наобещают золотые горы. Может, и на тебя давить будут... Ты как?

– Да я... – привстал я.

– Верю, сиди. Знаю, школа у тебя хорошая. Но в информации по мне, без обид, акценты должны быть чёткие. Бери бумагу, записывай...

***

Так с подачи Николая Самошонкова началась у меня новая жизнь и нелёгкая работа. Почти каждую неделю мотался с председателем по городам и весям немаленького региона. Ветераны, начинающие бизнесмены, руководители разных мастей и уровней встречали Тулеева с радостью, замирали, слушая его зажигательные речи о том, какой должна быть настоящая жизнь у тех, кто добросовестно работает...

Я готовил его интервью, проводил брифинги и пресс-конференции, писал ответы на бесконечные вопросы журналистов, строчил информацию для редакций, статьи для газет. А когда Законодательное Собрание приобрело видеокамеру, начал сам снимать репортажи для информационной телепрограммы ГТРК «Кузбасс» под названием «Пульс» (сейчас это «Вести – Кузбасс»), редакцию информации тогда возглавлял главный редактор Павел Иванович Коваленко.

Насидевшись без дела, «пахал» с удовольствием, дополнительный адреналин получал ещё и от того, что практически в каждом городе или районном центре, куда бросал этот рабочий «вихрь», встречал знакомых местных журналистов, редакторов, с которыми сошёлся ещё за годы труда в секторе печати. Кстати, многие из них тоже симпатизировали Тулееву, и это облегчало публикацию в местных СМИ наших статей и заметок.

А когда у меня поднакопился видеоархив, Самошонков посоветовал делать на телеканале ГТРК «Кузбасс» информационную программу о работе областного парламента. Поехал я с этим предложением на Телецентр – прямо в кабинет к председателю ГТРК «Кузбасс» Геннадию Михайловичу Митякину, и тот на удивление быстро согласился дать для областных депутатов полчаса в неделю эфирного времени резюмировав: «У нас же в новой Конституции принцип разделения властей есть или как? Посему для депутатов время в эфире выделим».

Передачу я назвал «Форум». И начал вкладывать в неё весь свой профессиональный опыт – сам снимал на камеру, сам расписывал сценарий, сам был ведущим. А монтировали её мы вместе с главным режиссёром областного телевидения Валентиной Фёдоровной Кротенко. Еженедельно делать «получасовку» одному было непросто. Основными в ней, безусловно, были новости от председателя Законодательного Собрания. Аман Гумирович подробно рассказывал зрителям, какие решения приняла депутатская власть для земляков.

В каждом выпуске «Форума» приходилось тщательно продумывать сюжеты. Так как прикрыть передачу могли в любой момент, придравшись к какой-нибудь мелочи. Ведь в администрации региона за деятельностью Тулеева и его команды следили ревниво и тщательно. Как говорили, о любом его шаге «влево» или «вправо» сразу же докладывали в Москву, на самый верх, надеясь, что, если однажды президент уже отправлял его в отставку, почему бы не сделать это ещё раз.

За два года моей работы в Заксобрании первого созыва в эфир вышло не меньше сотни «Форумов». К сожалению, большинство видеовыпусков программы не сохранилось, но те, что удалось сберечь, я передал в муниципальный архив города Кемерово. Может быть, когда-нибудь они будут востребованы.

В этот период мы с Николаем регулярно встречались, сиживали за «рюмкой чая», обменивались мнениями. Всякий раз отмечали, что развал экономики в Кузбассе продолжается, что шахтёры помогли этой власти встать у руля, а после этого началось реформирование угольной отрасли, в результате многие шахты объявили неперспективными и закрывают под диктовку МВФ, который выделил на это деньги. И вот кузбасский чудо-уголь лучших в мире марок провозглашают банкротом…

– И шахты закрывают, и деньги тырят, – негодовал обычно смешливый Николай. – Противно! Надо в губернаторы такого, как Аман…

Самошонков нашёл для себя отдушину – наряду с основной работой в обладминистрации устроился преподавать на кафедру журналистики Кемеровского госуниверситета. У него со студентами установились нормальные отношения, судя по откликам его бывших учеников, Николая Васильевича уважали, над его остротами смеялись.

Он вместе с завкафедрой, моим бывшим однокашником Анатолием Владимировичем Клишиным, и меня привлёк к преподаванию на этой же кафедре КемГУ. Два семестра я вёл там занятия по теме организации работы пресс-службы.

***

Вскоре мне пригодились московские контакты Самошонкова. Новая власть формировалась не только в регионах. Вместо расстрелянного танками осенью 1993 года парламента страны в Москве создали Федеральное Собрание Российской Федерации. Две его палаты: верхняя – Совет Федерации и нижняя – Государственная Дума – выбрали в один из декабрьских дней 1993-го. Тулеев тоже участвовал в выборах в верхнюю палату российского парламента от региона и ожидаемо выиграл. Так что он был одновременно и председателем областного Законодательного Собрания, и членом федерального парламента от своего региона – российским сенатором.

Совет Федерации первого созыва был необычным. Сенаторы три дня заседали, потом следовал двухнедельный перерыв, и снова три дня – на принятие федеральных законов.

А каким «пёстрым» был его состав! Здесь были простые рабочие и юристы, общественные лидеры и новые губернаторы. А сколько в СФ было руководителей национальных республик, враз объявивших себя президентами! На лицах тех сенаторов не было чванливости. Они на заседаниях, бывало, открыто спорили. Смело и задиристо преодолевали «вето», которое накладывал президент страны на законы, которые ему не нравились…

Всё это я узнал после того, как начал делать свой «Форум». Однажды Тулеев приказал мне:

– Будешь ездить со мной на заседания Совета Федерации. Снимать мою работу в Москве, брать интервью у известных политиков. Вопросы им задавай самые разные. И обязательно спрашивай у них, как они к нашему региону относятся и лично ко мне... Согласен?

Кто же от такого откажется?! И каждые две недели мы вместе стали летать в столицу. На улице Большая Дмитровка я познакомился с пресс-центром Совета Федерации. Своей любительской видеокамерой наловчился снимать зал заседаний с балкона для журналистов. Аман Гумирович отсюда выглядел, как все сенаторы. Зато обыватели потом в телепередаче видели, как народный любимец был на ты с известными в стране людьми.

А в перерывах заседаний бесчисленные журналисты налегали на разных знаменитостей, задавали им всякие вопросы. Тут и я пристраивался рядом, записывал умные комментарии членов и гостей парламента, которые становились затем украшением «Форума».

За короткое время умудрился взять интервью у председателя Совета Федерации Владимира Шумейко, председателя Конституционного суда России Валерия Зорькина, его коллеги – председателя Верховного суда Вячеслава Лебедева, знаменитых губернаторов – орловского Егора Строева, белгородского Евгения Савченко, свердловского Эдуарда Росселя, президента Татарстана Минтимера Шаймиева и десятков других. И всегда каждому задавал один и тот же вопрос… Ответы в большинстве своём были благожелательные.

Но вскоре от председателя Заксобрания поступила новая команда:

 – Мне надо, чтобы ты вышел на федеральную прессу. Ищи связи! Пусть берут у меня интервью по любым вопросам…

Задача непростая. На просьбу помочь с контактами знакомых федеральных журналистов, Николай почесал затылок, достал из кармана потрепанный блокнотик, задумчиво полистал его.

– Вот оно! – и он назвал имя завотделом еженедельника «Собеседник» Ольги Белан. – В академии вместе учились. Я ей звонок сделаю. Попрошу…

У общероссийской еженедельной общественно-политической газеты «Собеседник» популярность была сумасшедшая: в киосках «Союзпечати» за свежим номером выстраивались очереди. Она выходила не только в РФ – за пределами России (в Риге, Минске, Ереване, Тель-Авиве).

Словом, созвонились, договорились, что она возьмёт интервью у Тулеева, когда он в очередной раз будет в Москве. Мой шеф, узнав, что известное издание готово напечатать его интервью, крепко пожал мне руку.

...Материал вышел в газете ровно через две недели после общения Тулеева с корреспондентом. Во всю первую полосу номера красовался цветной портрет Амана Гумаровича, а на пятой странице напечатали его объёмное интервью под заголовком «Я мог бы сделать больше». Вот строки из той публикации:

«Я считаю, что добывающие отрасли, военно-промышленный комплекс, село, энергетика – в обязательном порядке должны быть в руках правительства. Это – государственная собственность. Остальное – даже при желании не заберёшь, дай Бог с этим управиться, потому что речь идёт о восстановлении разрушенного народного хозяйства. Причём сейчас это будет намного тяжелее, чем было после Великой Отечественной войны. Тогда дух был – народа-победителя, а сейчас дух упаднический, никто ни во что не верит…». (Белан, О. Аман Тулеев: «Я мог бы сделать больше.» Собеседник. 1994. – № 27, июль).

Бывала у московских командировок и неофициальная часть. Однажды летним вечером 1994 года во время одной из парламентских поездок Тулеев скомандовал мне одеться поприличнее и взять с собой всю технику: едем на некое мероприятие. Оказалось, что он (выходит, вместе со мной!) приглашён на 50-летие лидера КПРФ Геннадия Андреевича Зюганова. Отмечали юбилей в неприметном, но большом и уютном ресторане. Тулеев, сориентировавшись среди многочисленных гостей, шепнул мне, что снимать, оказывается, никого не надо: «Просто ешь, пей…».

Изящно сервированные столы растянулись длинными рядами. Аман Гумирович сидел за одним столом с именинником, а мне выпало место рядом с художником-графиком и портретистом, народным художником СССР Александром Шиловым. Перед каждым гостем лежали красивые белые листки, на которых золотым тиснением напечатали длинный перечень блюд.

Сумку с аппаратурой я поставил под ноги и взялся за нож и вилку. А когда мы с Александром Максовичем немного насытились, и начали обмениваться мнениями по поводу юбиляра, оказалось, что мой сосед остроумный и интересный собеседник. И вот во мне начали бороться два желания: хотелось и незаметно взять на память лист с меню, и записать интервью с Шиловым (когда ещё такая возможность выпадет?!). Увы, ничего не вышло. Лощённый официант из-под самого моего носа увёл полиграфический шедевр с неподражаемым гастрономическим списком. Потом объявили перерыв, и я был готов всё-таки включить видеокамеру ради короткой беседы с известным художником, но он торопливо откланялся, сославшись на занятость и ушёл…     

***

«Газеты – серьёзные СМИ, – размышляли мы с Николаем, который, казалось, полностью переключился на заксобрание. – Но телек-то смотрят миллионы! Телек для «раскрутки» политиков намного эффективнее».

В Совете Федераций столько журналистов с разных телеканалов по коридорам слоняются, ждут перерыва: вдруг в перерыве заседания кто-нибудь из сенаторов выдаст сенсацию. Тут они, как мухи на мёд, облепят его и давай вопросы подкидывать. А если тележурналистов «настроить» на нужного человека? Как бы между прочим сообщить им: сегодня Тулеев хочет важное заявление сделать...

– Посмотришь, в перерыве они побегут к Аману... – не сомневался Колька. – А его предупреди...

В Совфеде Тулеев числился в Комитете по делам Севера и малочисленных народов. С этой темой в прессе не особо разбежишься. «Я подумаю, о чём сказать, – согласился наш спикер. – Главное, пусть пресса подходит».

И вот показавшегося из зала заседаний Амана Тулеева тут же окружили журналисты, протягивая к нему диктофоны, микрофоны, микрофонные «удочки», нацелили объективы телекамер. Он держался бодро, уверенно.

– Да, – отвечая на первый вопрос, тряхнул гривой густых волос. – Мы начали рассматривать проект нового Уголовного кодекса России, – я тоже веду запись на видеокамеру и вижу, как выражение его лица изменилось, появилась озабоченность и даже ярость политика, не перестающего думать об интересах людей, а он продолжает. – А теперь я хочу спросить всех вас: мы для чего этот важнейший документ хотим принимать: для защиты страны от преступности или в интересах этих самых преступников, запугавших уже всех и вся? Этот же вопрос, если бы мог, я хотел бы задать и нашему президенту. Считаю, что принимать Кодекс в этом виде нельзя! – и Тулеев начал убедительно доказывать свою точку зрения...

Вечером в номере гостиницы «Россия», где во время заседаний Совета Федерации проживали сенаторы и их помощники (сейчас на месте этой снесённой гостиницы обустроен культурно-просветительский центр «Зарядье»), мы с Тулеевым, щёлкая пультом телевизора, пересмотрели все вечерние выпуски новостей. Его показали почти по всем каналам.

Конечно, каждый выдал сюжет по-своему. В парламентском репортаже на первом федеральном он лишь мелькнул в кадре, при этом репортёр отметил, что мнения сенаторов на законопроект разошлись. Зато так называемое «Независимое телевидение», которое народ образно прозвал «Некрофил-ТВ» за бесконечные передачи об убийствах, криминальных разборках «братков» за бандитские сериалы, дал большой «кусок» интервью Тулеева, подробно изложив его точку зрения.

В регионе авторитет Тулеева среди народа был высоким. Рос его рейтинг и на федеральном уровне. Безусловно, это нравилось не всем. Но мне нравилось. Об этом мы и говорили при встречах с Николаем. Он выдал мне ещё несколько своих проверенных контактов из центральных газет и информационных агентств. Так, удалось тесно сработаться с редакцией газеты «Труд», агентством «Интерфакс», которые не упускали случая процитировать Тулеева.

В Парламенте РФ журналисты сами тянулись к Аману, зная, что не откажет, смело и оригинально ответит на любой острый вопрос. Тут завязалась многолетняя дружба с Натальей Бехтиной с «Радио России», наладились устойчивые связи с газетой «Советская Россия», другими СМИ.     

***

В 1996 году А. Г. Тулеев снова решил участвовать в выборах президента России, собрав в свою поддержку свыше 1,2 миллиона подписей избирателей. Вместе с ним ЦИК зарегистрировал ещё 10 кандидатов на этот пост. Понятно, что основными соперниками являлись действующий президент Борис Ельцин и лидер КПРФ Геннадий Зюганов. Тулеев тогда соотносил себя с левыми силами, связанными с КПРФ. Ожидалось, что в конце кампании Тулеев снимет свою кандидатуру в пользу Зюганова, но в случае снятия с выборов Зюганова от КПРФ на выборы пошёл бы именно Тулеев.   

В эти дни в нашей пресс-службе было жарко. Председатель кемеровского ЗС мотался по стране, встречаясь с избирателями. В это же время его предвыборные аудио- и видеоролики должны были публиковать на государственных теле- и радиоканалах во всех регионах страны, а это – от Калининграда до Владивостока – более 80 субъектов РФ. Сделать сами ролики было делом несложным: я записал эмоциональное, напористое выступление Тулеева с конкретными предложениями о том, как обустроить Россию. А вот как доставить ролики в конкретные телерадиокомпании? В каждой из них утверждён свой временной график теле- и радиовыступления.

Николай где-то в недрах Кемеровской телестудии выпросил для меня телефонный справочник всех телерадиокомпаний, входящих в ВГТРК «Россия». Мы расчертили на квадраты – по числу регионов – листы ватмана и начали обзванивать ГТРК республик, краёв и областей, заполняя эти квадраты точными датами и временем выхода в эфир нашего кандидата. Учитывая часовые пояса страны, это непростая задача. Доставлять туда вовремя плёнки с записями А. Г. Тулеева взялся боевой ветеран газеты «Кузбасс» Максим Гаврилович Щербаков со своими помощниками.

И мы с задачами справились! По мнению известного российского политолога и политтехнолога Глеба Павловского, «Тулеев на тех выборах стал более опасным противником для Ельцина благодаря имиджу рабочего вожака и демократического лидера горняков». Поэтому Кремль решил: с этим надо что-то делать. Начали оказывать на Тулеева давление. Накануне выборов Аман Гумирович снял свою кандидатуру, формально призвав свих избирателей голосовать за Зюганова.

Это было жарким летом 1996-го. Областные депутаты поуходили в отпуска, но аппарат Законодательного собрания продолжал работать. Мы с Николаем, бывало, «расслаблялись» при встрече, закрывшись у меня в кабинете. Рассуждали и предполагали, что будет дальше. Самошонков всё чаще намекал, что собирается уволиться из администрации и уехать в Москву…

– А что, – говорил Самошонков, – обратится Аман напрямую к избирателям, порвёт на себе рубаху, призовет: голосуйте, дескать, за «левых»! Вот тебе и недостающие Зюганову проценты.

– Но он из игры уже вышел, – возражал я. – Кто его теперь к телеку подпустит?!

– В политике так просто из игры выйти невозможно. Например, его может вместо себя в эфир вывести кандидат...

Да, всё было не просто. В эти дни в Кемеровском аэропорту негласно совершил временную остановку самолёт с премьер-министром правительства России В. С. Черномырдиным. Виктор Степанович вызвал в депутатский зал аэропорта председателя Заксобрания Кузбасса А. Г. Тулеева и предложил ему стать министром, возглавив Министерство Российской Федерации по делам Содружества Независимых Государств. Разговор между ними проходил в закрытом режиме. Аман Гумирович предложение принял…

По телевизору об этом объявили на всю страну. «Им» важно было сказать это до второго тура... В своих мемуарах А. Г. Тулеев пишет:

«Я и Москву-то всегда терпеть не мог. А куда ты денешься? Напомнил (Черномырдину), что у меня отношения с президентом не самые тёплые. Но, если утвердит, соглашусь. Сказал тогда Черномырдин, что это не мои проблемы, и он всё решит. И вот так я и стал министром иностранных дел СНГ».

Президентские выборы прошли в два тура. Второй тур состоялся 3 июля 1996 года Б. Н. Ельцин одержал победу, получив 40,2 миллиона голосов (53,82 процента); Г. А. Зюганов набрал 30,1 миллионов голосов (40,31 процента).

Я нашёл текст последнего пресс-релиза, который диктовал мне А. Г. Тулеев, покидая кресло спикера парламента Кемеровской области первого созыва:  

«Несмотря на отчаянное противодействие, бесконечные «палки в колёса» депутатам, срывы сессий со стороны администрации региона и лично действующего губернатора, Законодательное Собрание первого созыва рассмотрело 197 вопросов. Они касались трудовой занятости жителей, их социальной защиты, охраны здоровья, финансовых, бюджетных и хозяйственных проблем региона...

Однако из 60 законов, принятых депутатами, губернатор подписал только одну треть. Он фактически распустил областной парламент и всячески препятствует организации новых выборов... В этих условиях Тулеев принял решение принять предложение Кремля и войти в правительство страны в качестве министра по делам Союза Независимых Государств или СНГ. «Многие из вас хорошо помнят нашу дружную общую жизнь в СССР, – подчеркнул А. Г. Тулеев. – Я постараюсь на новом уровне делать всё, чтобы из той жизни можно было взять в сегодняшнюю, безрадостную для большинства населения, жизнь всё самое лучшее. Чтобы восстановить былое доверие и дружбу между нашими народами. Чтобы защитить интересы российских соотечественников, волею судьбы оказавшихся за рубежом».

Следующие дни пролетели в какой-то нескончаемой суете, бесконечных комментариях СМИ по телефону о принятом Тулеевым решении. Кто-то из журналистов выступал с резкой критикой, не выбирая выражений, кто-то – с ехидной иронией, мол, «перешёл от критики к сотрудничеству с президентом».  «Кто знает? – написала одна из популярных газет. – Может быть, Тулеева ждёт блистательная административная карьера». И это, пожалуй, было самое сдержанное мнение.

А Тулеев назначил прощальные «посиделки». На турбазу Кемеровского высшего военного командного училища связи, скрытую в густой тени листвы берёзовой рощи на берегу небольшого уютного озера, он собрал десятка три тех, с кем тесно работал эти два года. Веселья за накрытым столом было немного. Поднимали тосты за успехи Тулеева на новой работе, за регион. В речах собравшихся сквозили грустные ноты.

День, помнится, стоял солнечный, в помещении было душно, несмотря на раскрытые настежь окна. И Аман Гумирович решил выйти на воздух, поманил за собой меня. Мы прошли по тропинке в сторону воды, оказались на заросшем кустарником берегу. Однообразие пейзажа здесь нарушала одинокая огромная сосна, её широко раскинувшиеся крепкие узловатые корни с одной стороны скрывались под водой, с другой создали на земле причудливого осьминога. Мы присели на тугое сплетение корней, посматривая на спокойную гладь озера.

– Люблю гулять по лесу. Только редко удаётся... – сказал Тулеев. – У тебя какие планы на ближайшие месяцы? – спросил он.

– Да, какие там планы, – начал я...

– А если я тебя в Москву позову, приедешь? Мне там свои люди нужны, своя пресс-служба

– Поеду! – отвечаю. – Конечно, поеду!

– Только я тебя позову не сразу. Не завтра. Мне надо осмотреться.

И тут я вспомнил про Кольку:

– А могу я с собой позвать товарища? Он не просто так, а пиарщик.  Вдвоём легче будет!

Тулеев кивнул:

– Можно. Под твою ответственность.

Потом у меня начался отпуск. А вскоре незаметно подкатила осень. Однажды в дождливый октябрьский день в моём кабинете зазвучал междугородний звонок: «Это Москва, приёмная министра, – сказал приятный женский голос. – Соединяю вас с министром...

– Привет, – послышался деловой голос Амана. – Извини, нет времени долго говорить. В общем, на следующей неделе жду в столице. Тебе приёмная сейчас телефон даст. Приедешь, сразу звони, встретимся. Давай!

Всего секунд десять…

***

Николая уговаривать не пришлось. Он уволился с должности заместителя начальника информационно-аналитического управления Администрации области. И в один из дней октября 1996-го мы полетели в Москву. Вместе с нами ехала и Надежда Степановна Крюкова, которую тоже позвали в Минсотрудничество. (Позднее она трудилась заместителем губернатора Кемеровской области). Возбуждение зашкаливало. Тем более, что генеральный директор АО «Кемеровское авиапредприятие» Иван Иванович Валов сделал нам царский подарок. Узнав, куда и зачем мы направляемся, он выделил нам из своего начальственного резерва бесплатные билеты.

Министерство по делам СНГ располагалось в большом красивом пятиэтажном доме на улице Варварка, 7, что недалеко от Китай-города. Постройка конца XIX века произвела впечатление. Улицу ещё недавно именовали именем Степана Разина, но сейчас всё в Москве переименовывали, возвращали старые названия. Через улицу, напротив министерства и дальше по Варварке – храмы, среди них небольшой православный Храм Святой Великомученицы Варвары. А за ним высилась громада знакомой уже, самой большой не только в нашей стране, но и в Европе, гостиницы «Россия», где мы «квартировались», приезжая на заседания Совета Федерации. Если шагать по Варварке вдоль Торгового дома, галереи Гостиного двора, исторических торговых рядов, то через несколько минут упираешься в Красную площадь там, где стоит храм Василия Блаженного. Как говорится, куда уж «центрее»?!

...Когда я впервые вошёл в кабинет министра по делам СНГ, помещение показалось прямо-таки необъятным. Тулеев сидел в дальнем углу за большим письменным столом и разбирал какие-то документы, перекладывая их из одной папки в другую. «Проходи, садись, – кивнул он. – Я сейчас», – и снова уткнулся в бумаги.

Я пристроился на стуле за приставным столиком и с любопытством огляделся. Одна стена кабинета состояла из окон, выходящих на гостиницу «Россия». Почти всю другую стену занимала карта страны с выделенными на ней регионами. Стены отделаны панелями светлого дерева. В этом же стиле – большой стол для совещаний. Над головой министра портрет президента в деревянной раме.

Аман Гумирович поднялся из-за стола, пожал руку.

– С приездом! Давай пересядем за стол совещаний. Не люблю министерское кресло! Я понял, ты не один... А ты за этого парня ручаешься? Ведь он работал против нас в областной администрации!

– Все бы так против работали, – возразил я и начал рассказывать, как помогал Самошонков.

– Ладно, под твою ответственность, – перебил Тулеев. – Я отделу кадров сказал, чтобы они тебе и твоему Николаю должности подобрали. Вот с жильём пока не знаю, чем помочь. Тут вам самим надо что-то придумать. Я готов позвонить, куда скажете, письмо рекомендательное написать.

– Да мы разберёмся, – заверил я.

– Дня вам хватит на обустройство? Мне надо, чтобы ты как можно скорее приступил к делу. От прессы отбоя нет. А я не хочу давать комментарии направо и налево, кому попало. Мне надо знать, с кем можно иметь дело... Я тут пресс-секретаря из министерства выгнал! Два раза в месяц на работу ходил: в аванс и в получку! Я, говорит, доктор наук. А на хрен мне этот доктор, мне работа с прессой нужна! – раскипятился Аман Гумирович. – Поэтому, давай, приступай! Кстати, бери-ка ручку и бумагу, я тебе прямо сейчас информацию продиктую.

Я только и успел почесать за ухом... На следующий день это сообщение вышло небольшой заметкой в газете «За труд», куда вчера по старой дружбе успели скинуть заметку. У Тулеева сразу поднялось настроение, когда увидел газету: «Вижу, можешь!», – похвалил министр. Так начались для нас с Николаем министерские будни…

Рабочие места нам выделили в кабинете здесь же на «министерском» этаже. В нём уже сидела наша землячка и коллега по бывшему теперь уже Законодательному Собранию Людмила Скрябина. Она была и рада, и, наверное, не рада нашей шумной компании. Ещё одна встреча в министерстве воодушевила нас: по приглашению А. Г. Тулеева здесь трудился начальником управления стратегии Министерства бывший первый секретарь Кемеровского обкома КПСС, бывший секретарь ЦК КПРФ России Александр Григорьевич Мельников. Человек светлого ума и большого опыта, немало его аналитических записок с конкретными предложениями были адресованы министру по делам СНГ.

Министр вызывал меня к себе и утром, и днём, и вечером. Я сидел на многих его совещаниях, успевая строчить пресс-релизы. Мы с Самошонковым составили справочник газет, телеканалов и радио, где новый министр с его непривычными для официальной Москвы «открытыми» методами работы пользовался большим спросом. Николай рассылал по факсу релизы на специальном бланке нашего министерства, на котором мы указали для обратной связи номера телефонов, адреса электронной почты пресс-службы. Список СМИ, желающих получать информацию из министерства, рос с каждым днём...

Очередной абзац для этого очерка возьму из «Сибиряков на Варварке»:

«На работе всё шло нормально, а вот холостяцкий быт был неустроен. Особенно трудно им дались первые московские дни. Снимать жильё в столице оказалось накладно. Николай предложил первое время пожить в знакомой ему по аспирантуре гостинице Академии госслужбы, на юго-западе города. «У меня там куча знакомых, денег за ночлег не потребуют», – заверил он. Туда они и отправились со своими чемоданами. Но за последнее время порядки здесь сильно изменились по сравнению с безалаберными советскими временами.

Им с трудом удавалось вечером после работы проходить в гостиницу через тройной кордон бдительной охраны. Знакомые Николая каждый день меняли им гостиничные номера, «шифровались», как они выражались. И друзьям приходилось то и дело перетаскивать так и нераспакованные чемоданы. «Какой тут отдых… Думай, Николай, как нам свой быт обустроить. Ты Москву лучше знаешь».

Так прошли первые две недели. С такими ночёвками мы, конечно, измучались. В первые вечера Николай ходил на вечеринки, которые проходили в гостинице академии госслужбы с завидной регулярностью, встречался со старыми друзьями. А я пораньше укладывался спать, ведь завтра ждал новый напряжённый рабочий день. Скоро и Коля подустал от кочевой жизни, смешливости у него поубавилось.

Надо было решать жилищный вопрос. И у Самошонкова родилась идея: «В Москве есть Институт инженеров железнодорожного транспорта – МИИЖТ, – сказал он, когда мы в обеденное время прогуливались по одной из улочек у Старой площади. – В общаге вуза могут быть пустые комнаты. Ректорский фонд – для гостей, преподавателей. А наш Тулеев был начальником железной дороги. Вот что нам нужно! Мы в администрации с помощью телефона все вопросы решали. АТС № 1 или по-народному «вертушка», с её помощью любого начальника найти можно…».

Николай знал, что говорил.

Утром в министерской приёмной мы нашли справочник абонентов «АТС № 1». В нём фамилия ректора МИИЖТа Владимира Григорьевича Инокентьева сыскалась быстро. Я сам решил провести с ним переговоры. По «вертушке» ректор разговаривал приветливо, сказал, что лично с Тулеевым не знаком, но много о нём слышал, и согласился после обеда встретиться с помощником министра для решения жизненно важного вопроса. Потом мы долго сочиняли ходатайство ректору от имени министра, подбирали такие слова, чтобы «бумага», как выразился Николай, «сработала». Уж больно надоело каждый вечер решать проблемы ночлега на «грани фола». Пора уже и чемоданы распаковать.

Напечатали текст на министерском бланке, поставили фамилию Тулеева, который обещал содействие.

– Не слишком слезливо получилось? – спросил Аман Гумирович, прочитав послание ректору. – Хотя, москвичей на испуг не возьмёшь, а на эмоции, глядишь, и получится.

...До улицы Образцова мы добрались на метро, вышли на станции «Менделеевская», прошлись пешком по знаменитой Марьиной Роще. В приёмной ожидали совсем недолго. Ректор, высокий стройный мужчина средних лет с седыми висками, в ладно сидящей чёрной форме железнодорожного начальника, мерил широкими шагами свой кабинет.

– Рад, что у министра такие молодые, интересные помощники. С Тулеевым лично не знаком, но много наслышан. Как о железнодорожнике, я о нём высокого мнения. Он руководил самой крупной дорогой в СССР. И неплохо... Так, чем могу, как говорится?

Я протянул ему фирменную министерскую папку. Хозяин кабинета раскрыл её, долго читал послание Тулеева. Ещё раз внимательно посмотрел на нас и сказал: «Надо помочь коллеге».

...16-этажная «свечка» общежития возвышалась на той же улице, что и сам институт.  Вход на ректорский – второй – этаж располагался отдельно от общестуденческого. Поэтому здесь было тихо. Комендантша выдала нам заветный ключ. И мы вошли, наконец, в своё жилище.

Комната превзошла все ожидания. Небольшая, но оборудованная всем, что нужно для двух временных холостяков, – две кровати, письменный стол с самым большим по тем временам ламповым телевизором, занимающим половину столешницы, холодильник, объёмный шкаф для одежды, тумбочки, стулья. Из прихожей одна дверь вела в ванную, другая – в новенький санузел. Чего ещё желать после скитаний в поисках ночлега?!

Мы в тот же вечер сгоняли на другой конец Москвы за чемоданами. Нагладили рубашки и развесили их на плечиках в шкафу. Приняли душ. В коридоре обнаружили комнату-кухню, с посудой, кастрюлями, электропечью. От радости Николай даже провёл свой позабытый бой с тенью и знакомыми звуками: «Пых, пых, пых, пых…».

Теперь мы вечерами спокойно смотрели московские новости под домашний борщ, который я варил в большой кастрюле на целую неделю, безмятежно чистили «пёрышки», готовясь к утренней смене, лёжа в кровати, спокойно планировали действия на новый день. На работу стали теперь ездить так: несколько остановок – на трамвае, потом ещё две – на метро от «Проспекта Мира» до «Китай-города». Были и другие варианты, но по любому выходило минут сорок, что для Москвы считается очень быстро.

Правда, утренние часы пик в метрополитене казались ужасным столпотворением народов, на входе или выходе из туннелей которого нас просто несло по инерции в заданном муравейником направлении, только успевай переставлять ноги, чтобы не затоптали. Зато Николаю нравилась эта суета: «Я в метро мышцы разминаю», – посмеивался он.

Впрочем, по дороге мы успевали купить свежих газет и за пару перегонов умудрялись просмотреть в них новости: «пробегали» глазами заголовки, первые предложения публикаций и уже были в курсе главных фактов. Затем в кабинете дочитывали подробности, накидывали на бумагу короткий обзор, и я шёл докладывать министру о главных событиях дня. Тулеев придавал этим ежедневным обзорам особое значение, они помогали ориентироваться в московской суете.

Часто попадалась информация об их министерстве и самом министре. Тут уж Аман Гумирович требовал подробностей или сам прочитывал поданную заметку. Часто это были «перелицованные» газетчиками на свой лад тексты наших пресс-релизов. Тулеев довольно хмыкал: «Молодец, но не расслабляйся...».

Особых усилий уже и не требовалось: Тулеев, можно сказать, был нарасхват. Если предыдущий российский министр по делам СНГ вёл себя, как рассказывали его бывшие подчинённые, «ниже травы, тише воды», то об А. Г. Тулееве и о работе нашего министерства в прессе проходило столько всего, что хоть отбавляй. Он сам часто комментировал ситуацию с соотечественниками, которые в результате Беловежского соглашения в одночасье оказались за рубежом. Открыто заявлял, что некие силы внутри нашей страны продают оружие обеим сторонам конфликта между Арменией и Азербайджаном. Предлагал разные варианты, как России выгодно вернуть «советские» долги Казахстана и других новых независимых государств, забрав у должников нужную нашей стране собственность в виде предприятий или санаториев…

Словом, темы были одна другой острее. И журналистам хотелось получить комментарии из первых рук. С «печатными» коллегами нам ещё как-то удавалось справляться, готовя ответы на заданные газетчиками вопросы. Иногда я комментировал точку зрения министра по телефону. Центральные газеты тех дней редко обходили вниманием проблемы СНГ.

Сложнее оказалось с разросшейся, как грибы после дождя, московской «электронной» журналистикой. Ей Тулеев нужен был «живьём»: в кадре или у микрофона. А назначить время для интервью с министром непросто – его рабочий график был плотным, состоял из бесконечных совещаний как у самого Тулеева, так и в «высоких» правительственных кабинетах. Назначенные уже интервью срывались, откладывались, переносились, журналисты высказывали неудовольствие не только нашей пресс-службе, пару раз открыто покритиковали министра за «уход от острого разговора».

– Давай «теликов» звать в субботу, – предложил Николай. – Аман же ходит на работу по субботам. Сидит с бумагами...

– Может, ты и прав, – отвечаю, – хотят «эксклюзив», пусть жертвуют баней.

И мы стали приглашать тележурналистов и «радийщиков» на субботу. Тулеев не возражал. Единственное, требовал, чтобы вопросы, по крайней мере, основные вопросы интервью, поступали заранее. Иногда в выходные нам удавалось записывать по две-три беседы с министром в электронных СМИ. И «телеочередь» начала хорошо продвигаться. При этом у нас с Николаем сократилось число выходных.

За рабочую неделю мы порядком выматывались. Поэтому в воскресенье предпочитали отлёживаться в своём номере: спали, ели, читали, смотрели телевизор. Когда ехали в Москву, фантазировали, что обойдём все музеи и театры столицы. На самом деле всё оказалось гораздо прозаичнее. И когда стало казаться, что мы уже не выберемся из формулы «дом – работа», Самошонков предложил для разнообразия нанести визит своей тёще.

***

Сказано – сделано. Мы отработали в министерстве больше месяца. Впереди были три выходных, связанных с праздником Октябрьской революции. Новые власти России его уже не отмечали, как в советские времена, но дни отдыха ещё не отменили. И мы поехали в Ворсму.

От московского автовокзала до этого небольшого городка на реке Кишме, что в Павловском районе Нижегородской области, автобус шёл всю ночь и привёз пассажиров на место ранним утром. Пустынную центральную городскую площадь окружали двухэтажные здания с облупившимися фасадами. Большой грубо отесанный серый камень, надпись на котором сообщала, что город основан казаками в 1588 году, лежал рядом с огромной лужей. Но ясный рассвет обещал, что наступающий день будет солнечным.

Пока шли до места, Николай рассказывал, что через городок за века прокатилось немало войн, что здесь при Советах стабильно работали два завода: на одном выпускали ножи, на другом – мединструменты: «Их на весь СССР поставляли, не успевали производить. И для хирургов, и для стоматологов, и для ветеринаров. Случалось делать и особенные, – торопливо, как обычно, горячась, рассказывал он. – А теперь всё встало. Говорят, импортное завозить дешевле. Как так?! Весь город на этих заводах работал. А теперь народ болтается без дела или в сараях да подвалах кустарно мастерит что-нибудь, лишь бы выжить... Куда катимся?!»

Так за разговорами дошли до тёщиной кирпичной пятиэтажки, поднялись на этаж. Одна из дверей внезапно распахнулась, и на площадку быстро вышла невысокая седая женщина лет шестидесяти:

– А я смотрю с балкона: ты или не ты? Ты, зятёк! Сердце матери не обманешь, – запричитала она. – А это товарищ твой? Ты уж нас представь...

Колина тёща всю жизнь учила детей в школе, сейчас была на заслуженном отдыхе. Их квартира оказалась довольно большой, из трёх светлых комнат. В каждой стояла какая-нибудь мебель, высились книжные полки.

Стол организовали посреди большой комнаты. Несмотря на раннее время, на столе появилась глубокая тарелка с дымящейся ароматной горкой домашних котлет, блюдо, наполненное с одной стороны толчёной картошкой, с другой – солёными огурчиками и маленькими помидорками. В хрустальной посудинке угнездились маринованные грузди, в селёдочнице – селёдка, украшенная луковыми колечками. А ещё – колбасная и мясная нарезка. В плетёной тарелке куски белого и чёрного хлеба. Ох, и поели же мы тогда! Как водится, выпили за встречу. Поговорили и выяснили, что в этой российской глубинке нашего Тулеева уважают. А после нас уложили отдыхать…

Потом тесть водил нас в баню к Петровичу, куму своему. А вечером мы попали на день рождения к тёщиной сестре, которая жила в просторном частном доме, полном гостей по случаю праздника. Словом, программа нашего визита была обширная. А люди, которые попадались нам в Ворсме, были простыми, добрыми, хлебосольными.

На следующий день Николай потащил на городскую площадь, на рынок. День снова выдался яркий, солнечный, по-ноябрьски холодный. Ряды деревянных прилавков были полны товарами. В основном здесь предлагали овощи, соленья, варенья, мясо, сало. Но Николай всё тянул меня к ножевому ряду. Тут за прилавками стояли одни мужики, в основном, хмурого вида. Они молча разглядывали покупателей, не нахваливали свою работу, терпеливо ожидая спроса.

Каких ножей только не было! Ножички размером с напёрсток чередовались с теми, у которых имелись хитро спрятанные выкидные лезвия, их, в свою очередь, «перебивали» внушительных размеров тесаки и топорики. На прилавках лежали треугольные, квадратные, пятиугольные «складни». Один был выполнен в форме звёздочки с несколькими лучами. 

Разговорившись с одним из мастеров-продавцов, я узнал, что к тому моменту, когда Советский Союз приказал долго жить, в Ворсме, на заводе «Октябрь» производили девяносто процентов всех советских ножей. Особо ценились подарочные ножи для руководителей СССР, начиная со Сталина. Только местные умельцы снабжали Советскую армию большим набором спецножей. Для различных родов войск и флота делали: боцманский, строповый, сапёрный, нож взрывника, шлюпочный, командирский. Производили и охотничьи, кухонные, туристические, рыбацкие, филейные, кортики, с выкидными лезвиями...

Ворсминцы часто, к удивлению, спрашивали о министре. И это был, по ощущениям, не дежурный интерес, а искреннее желание узнать о Тулееве что-нибудь необычное, интересное, чтобы лучше представлять себе политика. Мы рассказывали подробности его жизни и работы в Сибири и в Москве. И нередко слышали в ответ: «Зря он снял свою кандидатуру с выборов в президенты, я бы проголосовал за него...».

Однако праздники имеют обыкновение заканчиваться. И рано утром в понедельник мы с Николаем вышли из автобуса на московском вокзале. Предстояло совершить пару небольших, но сложных марш-бросков, ведь тёща под завязку нагрузила продуктами московских «холостяков».

Помню, как Николай вышагивал по утренней Москве, сгибаясь под тяжестью мешка с картофелем на левом плече и громадной сумкой, набитой банками с соленьями-вареньями и кульками с едой в правой руке. Я едва тащился за ним, тоже нагруженный, как верблюд. С трудом спустились в метро, сели в вагон. Буквально «переползая» по переходам на нужную ветку «подземки», кое-как добрались до станции «Китай-город». Решили сразу идти на работу, добираться до общежития уже не было времени.

Под удивлёнными взглядами прохожих с мешками и сумками прошли по Варварке и заявились в министерство. А после работы, выпросив у министерского завхоза машину, увезли тёщины дары домой, нажарили картошки и, наевшись до отвала, развалились на кроватях, долго лениво перебрасывались воспоминаниями о поездке и жизни людей в маленьком городке российской глубинки...

***

На работе, между тем, было «жарко». Тулеев ставил перед сотрудниками министерства конкретные задачи и требовал неукоснительного, а главное, быстрого исполнения. С этим-то как раз были проблемы у многих работников. Всего в министерстве трудилось ни много ни мало около четырёхсот человек. Привыкшие месяцами жить в «полудрёме» при бывшем руководителе ведомства, они в своём большинстве и не могли действовать иначе...

Аман Гумирович поменял нескольких своих замов, начальников ведущих департаментов. Взамен приглашал специалистов из числа отставников МИДа, из бывшего ЦК бывшей правящей партии. Новые эксперты старательно подхватывали идеи министра, предлагали реальные действия министерства. Тулеев не любил абстрактные дела и результаты. Если до него министерство считалось довольно символической структурой, то он был намерен наполнить его живыми делами и инициативами.

Особенно много усилий министр вкладывал в сближение России с Белоруссией. В то время многие были уверены, что единое государство россиян и белорусов буквально вот-вот появится, что это вопрос нескольких месяцев, ну, может, ближайшего года. По распоряжению министра над решением этой задачи начали работать лучшие спецы ведомства. Тулеев проводил одно совещание за другим, ездил в Минск, пробивал свои предложения в правительстве. Эта тема не сходила с повестки и в российских, и московских СМИ. Мы на эту тему собирали пресс-конференции министра в главных офисах ТАСС, «Интерфаксе». Организовывали приглашение министру в популярнейшую передачу «Доктор Угол» на телеканале НТВ, убеждали министра, что о лучшей телетрибуне нечего и мечтать, и вечером везли его на прямой эфир к ведущему Игорю Угольникову. А следом министра требовали в эфир телеканала ТВ-6, который располагался в телецентре «Останкино». Приглашения участвовать в передачах шли от телекомпаний «REN TV», «Пятый канал», Российского телевидения. Словом, мы крутились, как умели. Но и министр, кажется, был доволен.

Интересно, что в министерство по делам СНГ потянулась небезызвестная творческая интеллигенция. Министерские старожилы утверждали, что раньше такого никогда не было. А тут, видим, на совещаниях у министра киноактрису, заслуженную артистку РСФСР Наталью Варлей (а ведь она в 1996-м во время президентских выборов поддерживала Геннадия Зюганова). Бывал в гостях у Тулеева актёр и режиссёр, народный артист СССР Ролан Быков, которого я сфотографировал на память вместе с министром. Однажды в министерском заседании принимал участие писатель и поэт Сергей Михалков. Живой классик, вальяжно развалившись на своём стуле, изредка вставлял реплики в выступление министра, а все остальные не столько слушали Тулеева, сколько таращились на Сергея Владимировича…    

Но далеко не всё складывалось так, как хотел министр. Критика министерства тоже шла с разных сторон. Критически были настроены некоторые коллеги А. Г. Тулеева в правительстве, «цеплялись» за его острые словечки, писали на него жалобы российским президенту и премьеру.

Сам Аман Гумирович позднее признавался: «В правительстве меня очень сложно приняли. Но я там был за счёт Черномырдина. Я всем ему обязан. Он и страсти все улаживал. До драки иной раз доходило. Москвичом я, конечно, так и не стал. Муравейник. У меня там всё было: госдача, машина – живи... Москвичом надо родиться. А когда переезжаешь туда, всё равно инородный, не свой».

Даже в самом министерстве не все разделяли его взгляды, ведь каждому в душу не заглянешь. Да и когда ему этим заниматься? Тут надо вспомнить один яркий случай. Однажды в наш кабинет решительно вошли двое высоких, крепких мужей. Я не раз сталкивался с ними в министерских коридорах, знал, что они трудятся в одном из департаментов, всегда кивал им в знак приветствия и не обращал внимания на колючие взгляды в ответ. А сейчас они вошли так, что дверь едва не слетела с петель. Тёмные пиджаки расстёгнуты, галстуки сдвинуты на сторону, лица раскраснелись, запахло водочным перегаром. Мы с Николаем от неожиданности вскочили со своих мест.

– Понаехали тут валенки из Сибири! – сжимая кулаки, напирал один.

– Погоди, пока не бей! Дай, я им скажу, – второй ухватил товарища за рукав. Но тот вырвался и замахнулся на меня. Коля не мог этого стерпеть. Подскочил к зачинщику и молча ткнул его кулаком ниже пояса. Тот выпучил глаза, коротко охнул и, хватая воздух перекошенным от боли ртом, начал медленно складываться пополам.

Всё произошло так быстро, что его спутник не понял, что случилось:

– Мы поговорить пришли, а вы сразу драться!

Николай засмеялся и поднял руки, будто сдаваясь:

– Если поговорить, проходите, милости просим. А я подумал, бить нас заявились... Прошу прощения. Больше не буду. У нас, сибиряков, характер жёсткий, но отходчивый…

Короче, сгоняли в буфет, купили выпивки, закуски, достали заначку тёщиного сала и кусок домашней колбасы. Сели, разговорились.

– Ваш шеф многих здесь раздражает, – заедая салом, вскоре разоткровенничались гости. – Приехал из глубинки, а устанавливает в министерстве свои законы: всё ему быстрее, чуть что – увольняйтесь без лишних разговоров. Своих кругом расставляет. Мы, москвичи, так не привыкли. Многие тут работают с первого дня, как контору организовали, специалисты в международных делах! Десять раз отмерят, прежде чем отрезать… Пресса сроду не знала наперёд о наших шагах. А теперь – сплошные заявления, пресс-конференции. Всех торопят: быстрей документы пишите. А если ошибка? Кто будет виноват? Многие поговаривают об уходе. Мы тоже увольняться настроились. Да вот решили отношения выяснить...

Не стесняясь, рассуждали о наводнивших Москву «варягах», разрушающих московский образ жизни, о сплетнях в правительстве и подковёрной борьбе, которая идёт там ежедневно. Сами гости, правда, в конце концов признались: один приехал в столицу с периферии, окончил здесь вуз, с тех пор работал в разных ведомствах, пока не попал в министерство; другого привезли в Москву родители, когда он был старшеклассником, его отца перевели сюда на работу, и он стал москвичом…

Кстати, перестановки в правительстве в 1996 году были настолько частыми, что наш с Николаем министерский телефонный справочник, который выдали в приёмной министра, был весь исчеркан. Когда я делал свои утренние доклады министру о новостях, нередко начинал со свежих назначений. Нередко руководители министерств узнавали о своих отставках из всезнающих СМИ. И Тулеев нет-нет да уточнял по утрам: «Меня ещё не уволили?»  

***

Слякотная московская зима между тем вступила в свои законные права. На входах в метро и подземных переходах хлюпала вода вперемешку с раскисшим снегом и песком, с ядовитым химреагентом, именуемым в народе «смерть башмакам». Сырой московский холод доставал нас и в общежитии. От большого окна сквозило так, что по комнате гулял холодный ветер. Не спасала горячая чугунная батарея. Когда, придя с работы, мы пытались согреться, это удавалось сделать только, если лечь в постель одетыми и поверх одеяла накинуть ещё и покрывало.

Мы решили одно из воскресений посвятить борьбе за тепло. Провели переговоры с комендантом общежития, выбили у неё кучу тряпья. Выросшие в обычных частных домах, мы помнили, как с осени родители «конопатили» оконные рамы, вставляли «вторые» окна и заклеивали в них щели полосками старых газет, обмазав клейстером, сваренным из обычной муки. Так мы и сделали, приготовили из муки клейстер, позаткнули тряпками щели в окне, заклеили их бумажными лентами. В комнате сразу потеплело, батарея теперь отапливала не московскую улицу – наше скромное жилище. Больше того, Николай выпросил у коменданта ещё по одному одеялу.

– Теперь уж точно перезимуем! – смеялся он, вручая мне новенькое верблюжье одеяло.

Зимние перемены коснулись и нашего министерства. В январе наступившего 1997 года министра А.Г. Тулеева утвердили ещё и заместителем председателя правительственной комиссии по вопросам СНГ, а в феврале к его министерской должности добавили обязанности российского представителя в исполкоме Сообщества России и Белоруссии. После этого в министерстве, пожалуй, не осталось подразделения, которое не участвовало бы в разработке документов для создания Союза России и Белоруссии: «Мы стоим у истоков образования Союзного государства. Он выгоден нашим странам, нашим народам и политически, и экономически – для объединения материальных и интеллектуальных возможностей двух наших государств», – излагал Тулеев свою точку зрения в вечерних теленовостях.

Тулеев давал очередное интервью, не сидя в кресле за министерским столом, а стоя посреди своего кабинета, что придавало его комментариям особую убедительность. Мы с Николаем отмечали, что шеф в кадре держался уверенно, стильно выглядел в новом клетчатом пиджаке. Министр вообще не засиживался в кабинете, часто бывал в МИДе, министерстве обороны, других ведомствах, нередко выезжал в республики СНГ – Молдавию, Украину, Закавказье, конечно же, в Минск. Причём, в поездки брал с собой всего одного-двух помощников – не любил длинных «шлейфов» из секретарей и советников, прессы, как иные руководители правительственных ведомств. Поэтому о результатах переговоров, о договорённостях и решениях он сам сообщал мне потом. Я переводил эти сообщения на язык пресс-релизов для редакций.

Отмечу лишь, что приходилось бывать с Тулеевым в разных министерствах и ведомствах – там, где он считал, что нужна фото или видеосъёмка. Так, побывал на заседании кабинета министров в Доме правительства на Краснопресненской набережной, где прессе разрешили на несколько минут зайти в «тот самый» зал. Однажды снимал, как Аман Гумирович совещался в МИДе на Смоленской-Сенной площади. Ездил с Тулеевым на улицу Знаменка, 13, поздравлять с 60-летием министра обороны Игоря Николаевича Родионова. Из-за московских пробок мы запаздывали к назначенному времени, поэтому почти бегом добирались до кабинета юбиляра по бесконечным коридорам оборонного ведомства, украшенным картинами с батальными сценами.

Впрочем, бывали и исключения, и нам с Самошонковым выпадали интересные командировки за пределы столицы. Об одной из них хочу рассказать. Ближе к весне начали готовиться к традиционной встрече делегаций приграничных областей России, Беларуси и Украины. В 1990-е она обычно проходила на границе трёх стран, в одной из областей: Харьковской, Гомельской или Белгородской. Весной 1997 была очередь российского Белгорода, сюда в гости должны были приехать белорусские и украинские соседи во главе с главами регионов. Нашу сторону Аман Тулеев вызвался возглавить сам.

В министерстве к встрече готовились серьёзно, министр собрался произнести речь о сближении славянских народов на новых принципах независимости государств. Тезисы готовили лучшие министерские мозги. Пресс-служба тоже получила от Тулеева задание: «Надо как можно шире осветить в прессе эту встречу. Она очень важна для нас...». Кстати, министр нашёл и спонсоров, чтобы профинансировать поездку журналистов. Иначе, из-за нехватки денег, многие редакции не направили бы с нами своих репортёров.

...Через несколько дней пёстрая толпа журналистов и министерских чиновников толпилась мартовским вечером на Курском вокзале. Перрон был заставлен видеокамерами, штативами, сумками и портфелями. Поезд «Москва-Белгород» отходил через полчаса, а к месту назначения прибывал рано утром. Купе были двухместными. Я ехал с каким-то солидным обозревателем из центральной газеты. Выпили мы с ним коньячку, поговорили про нашего министра и улеглись спать. А проснулись, когда поезд подходил к Белгороду. За окном было уже светло, мимо проплывали пейзажи незнакомого города. На привокзальной площади нашу делегацию ждали автобусы.

Привезли нас в большой Дворец культуры. В главном зале убрали привычные ряды сидений, вдоль стен расставили столы в виде буквы «п». Места в середине этой буквы предназначались для российской делегации, справа сидели гости с Украины, слева – из Белоруссии. В зале стоял гул, перекрываемый оживленными возгласами: гости громко представлялись друг другу, радостно обнимались со старыми знакомыми. Мы с Николаем рассадили журналистов на галёрке, где устроили места для прессы, расставили в зале телеоператоров так, чтобы не мешали работе собрания.

Вскоре в зал стремительно вошёл Тулеев в сопровождении белгородского губернатора Савченко, за ними поспевали руководители Харьковского и Гомельского регионов. Тулеев – высокий, в тёмном костюме, на тщательно отутюженных стрелках брюк нет ни складки. Я вообще стал замечать, что в Москве он стал одеваться с иголочки, и уже вряд ли бы вышел вечером гулять по Красной площади в «адидасе», как бывало вечерами во времена его сенаторства.

В «Сибиряках на Варварке» эта встреча описана с документальной точностью. Поэтому, процитирую:

«Первому дали слово министру… Выступал он, как всегда, напористо, образно, с удовольствием. Говорил: «Есть старая народная мудрость – дружба и братство лучше богатства. Предки наши хорошо помнили, что дружба как стекло, разобьёшь – не сложишь!» Зал с нескрываемым интересом слушал российского министра. А он говорил о братстве, дружбе славянских республик, о том, что надо не сворачивать, а развивать на новой – независимой – основе культурные и экономические связи. При этом он заверил, что российское государство всегда серьёзно будет заниматься проблемами русскоязычного населения, оказавшегося в ближнем зарубежье…

– …Мы уверены, что старый друг лучше новых двух! – в завершение опять ввернул он мысль, с которой начал. – Предлагаю всем нам всегда помнить этом, – и зал разразился аплодисментами.

…После нескольких часов обмена мнениями расторопные официанты накрыли обед прямо здесь же, в зале. На сцене начался концерт артистов, которых делегации привезли с собой…».

А на следующий день всех повезли на экскурсию в посёлок Прохоровка, где в Великую Отечественную, в июне 1943 года, было крупнейшее танковое сражение. В память об этом здесь основан большой музей-заповедник «Прохоровское поле». Высокую белую звонницу в этот ясный весенний день было видно издалека. Мы ехали вдоль того самого знаменитого поля, где проходила битва. И казалось, что этому необъятному, широкими волнами уходящему вдаль пространству, вместившему когда-то тысячи изрыгающих яростный огонь железных машин, нет конца.

Возле звонницы все вышли из автобусов. На площадке у памятника уже стоял министерский «ауди». Министр с белгородским губернатором, задрав головы вверх, рассматривали грандиозное сооружение. Девушка торопливо рассказывала:

– Прохоровское поле чтут наряду с Куликовым и Бородинским. Эту звонницу открыли в 1995-м, к 50-летию Победы, её высота 59 метров. Стены – четыре мраморных пилона, символизируют четыре года войны. На вершине купола позолоченная фигура Богородицы. Видите, надпись на церковнославянском? Это из Библии: «Нет большей любви той, как положить жизнь за друзей своих». Колокол звонит каждые двадцать минут… А теперь проедем в посёлок, к храму…

…В Прохоровке нас поразил высокий белоснежный храм святых апостолов Петра и Павла. Грандиозное сооружение наверху завершалось единственным куполом с золочёной главой, ослепительно блестевшей в солнечных лучах на фоне голубого небосклона.

Под стать и внутреннее убранство церкви. Светло и просторно, глаз радуют яркие фрески, которые повсюду. Иконы и росписи на иконостасе алтаря сделают честь любому кафедральному собору. Вдоль внутренних стен тянутся мраморные плиты с рядами имён и фамилий. От их количества рябило в глазах. Здесь больше семи тысяч имён воинов, погибших в боях под Прохоровкой. И их число с каждым годом растёт… Тулеев и Савченко взяли из рук подошедшего монаха свечи и направились к иконе апостолов. Оба постояли в центре зала, склонив головы.

Возле храма мы организовали подход министра к прессе. Тулеев коротко, энергично подвёл журналистам итоги визита. Снова и снова возвращался к тому, что бывшие страны СССР должны дружить, а славянские народы – в особенности. «Ведь в том сражении под Прохоровкой были и русские, и украинцы, и белорусы. Вы имена-то в храме посмотрите… Они же тогда родину не делили, бились с фашистами бок о бок. Вот о чём нам всегда надо помнить!»

После Белгорода пресса целую неделю публиковала репортажи и статьи о встрече приграничных областей. Главным героем, конечно, был Тулеев. Мы с Колей тогда попали в приказ, которым министр объявил благодарность организаторам белгородской поездки.

***

…Между тем весной 1997-го в правительстве кадровая чехарда усилилась. Президент упразднил несколько министерств. Вице-премьерами стали Чубайс, Немцов, Кох, Булгак, которые заменили зампредов правительства Илюшина, Потанина, Заверюху, Лобова. Вместо Ясина министром экономики был назначен Уринсон... Я знал далеко не всех, Николай же встречался с некоторыми на лекциях в академии, поэтому раздавал им ехидные характеристики.

Президент только успевал подписывать кадровые документы. По Москве ходила присказка: пришёл утром министр на работу, а секретарша говорит: «Зачем пришли, Иван Иванович? Вас президент уже уволил, сама по телевизору слышала!»

Про наше министерство тоже ходили слухи. Однако к концу марта кадровая лихорадка начала стихать, утвердили новую структуру правительства, распределение обязанностей между его зампредами. Министерство по делам СНГ устояло…

Однажды министр спросил:

– Ты решил в Москве постоянно прописаться? А я, если помнишь, обещал вернуться в регион, если там объявят выборы губернатора.

– Так не объявили ещё…

– Не объявили, – согласился Тулеев. – Но объявят! Над этим надо работать. А мы должны говорить с земляками, чтобы не забывали. В общем, думай, как? Надо кузбасскую прессу к делу привлечь.

Да, Тулеев не прерывал связи с регионом. В приёмной министра постоянно сидели гонцы из Кузбасса: директора шахт и объединений, сельских предприятий, депутаты, главы территорий. Он их принимал, брался решать их проблемы в разных министерствах. А когда ему удавалось пробить какие-то преференции для Кемеровской области, мы сразу же писали пресс-релиз и отправляли его Кемерово. Передавали по старой памяти в Законодательное Собрание, там наш текст подхватывала консультант Светлана Солод и рассылала по кузбасским СМИ.  

В недрах нашей пресс-службы родилась идея пригласить в министерство группу ТВ из родного региона для съёмок интервью с министром. Для начала решили остановиться на Новокузнецке, пообещали им отличный эксклюзив: министр и о работе в Москве расскажет, и о том, как по родине скучает, как помогает региону решать проблемы через связи в правительстве… Тулеев идею поддержал. И вскоре в Москву прилетели новокузнецкий журналист Ростислав Бардокин с оператором.

Аман Гумирович согласился отвечать на любые вопросы. Говорил без бумажки, как всегда, объясняя сложные политические проблемы простым, понятным языком, давая остроумные оценки тому, что происходит в жизни страны. Подробно рассказал о своей министерской работе... Ростислав буквально засыпал его вопросами.

Мы с Николаем сидели в сторонке, притихшие, внимательно слушали беседу. Наконец, собеседники перешли к региональной теме. Тулеев похвалил мэра города за то, что вникает во все городские проблемы, постоянно общается с жителями. Они так подробно обсуждали с Ростиславом новокузнецкие вопросы, что стало понятно: Аман не порывал с регионом, знал, чем он живёт и дышит.

Был доволен беседой и Бардокин.

За несколько недель в министерстве побывали ещё несколько съемочных групп из городских телекомпаний нашего региона. После выхода интервью министра в эфир Коля делал «контрольные» звонки знакомым в тот или иной город, которые подтверждали: земляки слушают Амана Тулеева с большим интересом, не забыли, ждут его возвращения на родину.

Однако выборы губернатора в Кузбассе всячески тормозили. Уже во всех российских регионах состоялись губернаторские выборные кампании. А в Кемеровской области этот процесс всё откладывался. Почему? Обыватели объясняли это только одним: «действующий» хочет подольше удержаться в кресле, ведь люди за него не проголосуют...

Просчитывали ситуацию с регионом и в Кремле. Боялись социального взрыва, изучали возможных кандидатов на губернаторскую должность, высчитывали, кому народ симпатизирует, кто сможет изменить настроение кузбассовцев...   

Майские праздники 1997-го промелькнули незаметно. В один из вечеров меня срочно вызвали к министру. По привычке подхватил дежурный блокнот, авторучку и помчался по коридору, благо, мы сидели на одном этаже. Тулеев нервно прохаживался по кабинету, заложив руки в карманы брюк, молча кивнул: проходи, садись. Сказал, что мне надо возвращаться в регион. 

– Меня в Кремль вызывали, – сообщил он. – Спрашивали, не передумал ли я возвращаться в регион. Словом, опять назревают перемены. Да и поднадоело в столице… Только это пока не для прессы. А тебе (мне, то есть) сейчас уже надо возвращаться... – и он подробно принялся объяснять, чем нужно заниматься там, на месте. – Николай пока пусть здесь за двоих трудится. А потом сам решает, как ему жить дальше.

Вечером в общежитии мы с Колей обсудили ситуацию со всех сторон.

– Только пока об этом никому, – предупредил я. – Вот выйдет указ президента… А выйдет, похоже, скоро... Затянулась наша московская командировка. Если честно, домой хочется, соскучился я, устал от кочевой жизни. Так что завтра за билетом пойду… Договорились, что ты будешь работать здесь до конца. Утром также будешь Аману делать обзоры. Постарайся попроще и внятно. Как только указ выйдет, напишешь заявление «на выход». Я вас дома буду ждать, там снова вместе поработаем. Ты как?

Николай засмеялся:

– Мы же как иголка с ниткой.

Мы долго не спали в ту ночь, болтали о своей московской жизни, смеялись, вспоминая всякие случаи, вздыхали по незаметно пролетевшим месяцам в столице. Москву посмотреть по-настоящему так и не успели: ну, побывали за это время один раз в Театре Советской армии с его самой большой в стране сценой, пару раз – в музее Вооружённых Сил, и то только лишь потому, что он находится недалеко от общаги. Пару раз в кино сходили. Да, однажды бывший начальник кузбасской ГАИ Анатолий Григорьевич Казаков свозил нас с Колей на своей «Волге» в выходной день в Сергиев Посад.

Лишь в обеденные часы мы обследовали каждый уголок на Красной площади, изучили улицы и переулки возле Старой площади, Китай-города, заглянули, наверное, во все расположенные тут храмы и часовни. Гуляли по Ильинке, Варварке, Рыбному и Большому Черкасскому переулкам. Выходили на Биржевую площадь, по Богоявленскому переулку прошагали до Никольской улицы, часто в ГУМе ели мороженое.

Прямо за углом министерства начинался Никольский переулок. Рядом возвышался пятиглавый храм святителя Николая Чудотворца «Красный Звон». Мы захаживали в это православное святилище с простыми серыми стенами, высокой колокольней. И местный церковный служка однажды объяснил нам значение не совсем обычного названия. Оно шло от красивого звона колоколов храма. Среди них когда-то был колокол с изображением трех лилий, пометою 1573 года и латинскою надписью. Считали, что колокол был взят царём Алексеем Михайловичем в трофеи во время Польской войны. А потом колокол вывезли в Коломенское...

Накануне моего отъезда в Кемерово мы с Николаем снова вошли в пропахшую ладаном полутьму короткого притвора этого храма, купив по свечке, встали у алтаря. Со стен на них сурово взирали неясные лики святых, проступающих со старых, с трудом сохранившихся фресок. Посетителей почти не было, в полутьме виднелись лишь несколько фигур, в основном, женских.

Мы уже знали, что святыней храма считается икона святого Николая – единственная, дошедшая с дореволюционных времен. Возле неё – в центре иконостаса – горели лампады, напротив иконы, возле амвона, стоял большой подсвечник, на нём неспешно колыхались огоньки трёх-четырёх догорающих свечей. Поставили и мы свои свечи.

– Вот же дурацкое воспитание, – прошептал Коля, – не могу перекреститься...

***

Я вернулся на родину в мае. Начало лета провёл на своём крохотном – 2,5 сотки – садовом участке. Он, кстати, располагался встык с Колиным, таким же маленьким. Мы приобрели их в садовом товариществе «Ягодка», что в сторону микрорайона Южный, ещё в горбачёвскую перестройку по совету Александра Васильевича Семёнова, теперь работавшего в газете «Кузбасс». Его участок был по соседству. И он настоял, чтобы мы стали обладателями земли, которая «если что, с голоду помереть не даст». У нас с Николаем были старые, подгнившие местами, щитовые домики, яблони, малина, смородина с крыжовником да по две-три грядки разной зелени. Ещё наши жёны лелеяли на участках цветы. На моём огороде даже малюсенькая банька стояла, в которой мы с Николаем иногда от души парились…

Я сидел на веранде садового домика и писал статьи о министре по делам СНГ, вечерами созванивался с Николаем, торопливо записывал его бодрую информацию, которую утром превращал в пресс-релизы, чтобы разогнать в местные СМИ. Лучше других эту информацию публиковала ветеранская газета «Земляки». Эти несколько недель я снова числился как бы безработным. Но министр помнил об этом. Поэтому время от времени небольшие средства для нашей семьи выделял из какого-то фонда помощи один из добровольных помощников Тулеева тех дней Владимир Васильевич Красильников, работавший заместителем начальника УВД по Кемеровской области. С ним мы встречались в небольшом кабинете, принадлежащем, кажется, Законодательному Собранию области, обменивались новостями.

Он тоже был в курсе всех событий. Поэтому главной темой наших разговоров было предстоящее назначение Тулеева в Кузбасс. Ждали этого со дня на день, но всё же Указ президента России о новом губернаторе Кемеровской области прозвучал неожиданно. Документ был подписан 1 июля 1997 года. Как стало известно, ещё накануне отставленный губернатор съехал из региона, верхушка его команды поразбежалась. На следующий день новость не сходила с экранов телевизоров, её опубликовали все центральные газеты. Вот что написала об этом, к примеру, газета «Коммерсантъ»:

«Результатом вчерашней встречи Бориса Ельцина с руководством правительства и президентской администрации стало кадровое решение, которое трудно назвать рядовым. Ельцин освободил от должности губернатора Кемеровской области Михаила Кислюка. На его место назначен министр по делам СНГ, экс-председатель Законодательного Собрания области Аман Тулеев.

Михаил Кислюк, остававшийся до вчерашнего дня последним назначенным Ельциным российским губернатором, перестал им быть. А остававшийся до вчерашнего дня единственным оппозиционером в правительстве Аман Тулеев стал единственным назначенным губернатором. ...В целом новый губернатор оценил решение президента так: «Это здравый подход, здравость чувствуется во всём». Что думает обо всём происходящем отставленный Кислюк и на какую «другую работу» (как сказано в президентском указе) он перейдет, пока неизвестно.

Зато что думают о губернаторе Кислюке в столице, известно давно. Особенно ему досталось на заседании президиума правительства в прошлый четверг. Тогда Анатолий Чубайс, говоря о выплатах пенсий в регионах, ситуацию в Кемеровской области назвал «отвратительной». Причём настолько, что нужны, по словам первого вице-премьера, «кадровые решения». Они и последовали.

…Местный конфликт некоторое время назад вроде бы разрешился в пользу губернатора: Законодательное Собрание было распущено, а Тулеев переехал в Москву. Казалось, всё будет относительно спокойно до самых губернаторских выборов – после долгих согласований и громких скандалов возрождённое недавно Законодательное Собрание области назначило их на 19 октября.

И в Кемерово, и в Москве мало кто предрекал победу на выборах Кислюку. …Конечно, у Тулеева гораздо больше шансов стать избранным губернатором. Вчера экс-министр подтвердил, что «точно хотел принять участие в выборах в октябре и примет обязательно». Тулеев по-прежнему очень популярен в Кузбассе. («Уволен Кислюк, назначен Тулеев», «Коммерсантъ» №101 от 02.07.1997, стр. 3).   

Сам Аман Гумирович не раз рассказывал в своих многочисленных мемуарах о том, как встречался с президентом Б. Н. Ельциным накануне своего назначения в Кузбасс:

«Иду к Ельцину. Сидит. Свитер у него такой был на пуговках. И он начинает: «Аман, ну всякое у нас с тобой было, давай забудем». Я уже стою и думаю: «Что ж ты хочешь мне сказать, раз так начинаешь?» И он твёрдо говорит, что мне нужно вернуться в Кузбасс. Я остолбенел. Думаю: «Как это?» Здесь у него голос изменился. Чувствую, он искренне переживает. Объясняет, что страну разорвали на две части, а я в Кузбассе вроде как свой. И тут же говорит Ястржембскому (тогда пресс-секретарь Ельцина) так, будто бы меня и нет рядом: «А что мы теряем? Он всё равно против реформы. Поедет – башку свернёт. Мы скажем, что, мол, вот видите, они только болтать и могут. А я демократ, послал его, а он провалил всё. Мы прогадываем?» Тот ответил, что нет… Ельцин продолжает: «А если он потянет, опять хорошо. Скажем, мол, видите, нам чихать, лишь бы проблему решить». Так и решили. Я спросил, как там вообще с деньгами. Говорю: «300 миллиардов надо, не меньше! Что я без денег приеду? Что я там делать буду? Меня там разорвут. Люди полгода-год уже не получали пенсии, зарплаты. С чем я буду выходить к людям? С лозунгами, что ли?» Пообещал, что поможет. Но в итоге ничего нам не дали, естественно».

Мы с Николаем созвонились, поздравили друг друга. Он сообщил, что немного задержится в столице – надо завершить работу, оформить увольнение в министерстве (кстати, и моё – тоже, ведь моя трудовая книжка пока лежала в министерском отделе кадров). Ладно, говорю, завершай и возвращайся, тут работы будет невпроворот.

Вечером мне позвонил Владимир Васильевич Красильников:

– Поедешь со мной в Новосибирск, – говорит, – будем там губернатора встречать. С ним согласовано. Он решил возвращаться домой через Новосибирск. Видеокамеру не забудь, будешь снимать для истории…

И вот ранним летним утром мы поехали. С нами депутат ЗС, прокопчанин Анатолий Арыков, за рулём «паркетника» знакомый по Заксобранию водитель Саша. Волнуемся, обсуждаем: как-то состоится эта встреча. Московский самолёт прилетел в Толмачёво по расписанию. Мне удалось снять, как Тулеев сходит по трапу на сибирскую землю, приветствует земляков. Потом он попросил выключить камеру, мол, вид у него заспанный после дальней дороги.

Мы уселись в машину и понеслись домой. На границе областей – там, где стоит стела с названием нашего региона – решили перекусить. Расстелили скатерть-самобранку прямо на траве. Вышел отличный пикник. Лето было в самом разгаре, на загляденье солнечный день. А А. Г. Тулеев, прибыв в этот день в притихшее главное здание администрации Кемеровской области, сразу же начал решать кадровые вопросы. Вскоре я получил назначение на должность начальника управления обладминистрации по работе со СМИ, (журналисты по привычке называли наше подразделение пресс-службой губернатора), досталась мне по совместительству и роль губернаторского пресс-секретаря.

Помнится, что прежний состав пресс-службы «растворился», будто его и не было. Мне удалось уговорить не покидать пока рабочие места только видеооператора Андрея Деменёва и консультанта Вячеслава Шилова. Первые несколько дней мы втроём кое-как справлялись с валом информации о первых губернаторских шагах и решениях. Тулеев требовал немедленной публикации этих новостей на региональном телевидении, радио, в газетах.

Я перемещался с одного совещания на другое, забегал минут на десять на пятый этаж в пресс-службу, чтобы надиктовать очередные релизы Шилову или Деменёву, которые они набирали на компьютере. И снова мчался на третий этаж в кабинет губернатора. Первые дни пролетали так стремительно, что казалось, некогда перевести дыхание.

Хорошо, что приехал Николай, как всегда бодрый, энергичный, в хорошем настроении, готовый, как говорится, наилучшим образом выполнить любое задание, и стал моим заместителем. Потом вышла на работу в наше управление Ольга Рожкова, ещё специалисты подтянулись, и наше информационное дело завертелось, как в хорошем информационном агентстве. Мне приходилось по два-три дня в неделю, а иногда и больше, ездить с губернатором по Кузбассу. Я знал, что на Николая в работе можно положиться – не подведёт, больше того, всегда предложит, как сделать лучше.

Мы организовали потоки информации внутри администрации так, чтобы к нам стекались новости со всех департаментов и управлений. И начали выпускать информационные ленты – по десять-двенадцать релизов в каждой – по нескольку раз в день. Многие новости стали сопровождать фотографиями. Для редакций СМИ это было очень удобно.

Хочу напомнить, что социально-экономическая обстановка в Кузбассе в 1997 году была крайне тяжёлая. Здесь развалили буквально всё: не было ни одной нормально работающей отрасли. Стояли закрытые шахты, едва сводили концы с концами металлурги, подвели под ликвидацию химические предприятия, бездействовали строители, лежало на боку сельское хозяйство. Не только бюджетники и работники промышленности по многу месяцев не получали зарплату, пенсию и ту не платили.

Это был коллапс, доставшийся в наследство А. Г. Тулееву. По всему региону прокатывались волны бесконечных митингов, на которых народ требовал работы и денег. На площади Советов в Кемерове митинги шли ежедневно. Толпы учителей сменяли сотни врачей, митинговали рабочие закрытых заводов, им на смену выходили пенсионеры. Казалось, этому не будет конца. Губернатор выходил к людям, объяснял, убеждал, доказывал, просил потерпеть.

Сегодня многое из тех страшных девяностых годов забылось. Но не всеми. Так, бывший собственный корреспондентом «Первого канала» в Сибирском федеральном округе, доктор социологических наук, профессор кафедры социологии Новосибирского государственного технического университета Константин Александрович Антонов в статье «Тулеев был одним из ярких героев российской политики» (сетевое издание «Клуб регионов», http://club-rf.ru/42/opinions/1338) пишет о том, что «хорошо помнит, как президент России назначал губернатором Кемеровской области А. Г. Тулеева в качестве «кризисного управляющего». К 1997 году Кузбасс представлял из себя регион, где множество угольных предприятий были закрыты, экономика других отраслей и социальная сфера тоже «лежали на боку», серьёзные проблемы сотрясали строительную и сельскохозяйственную и другие сферы регионального хозяйства, областной бюджет был пуст. Руководителю области во многом приходилось начинать с нуля. Тулеев сумел преодолеть проблемы, вывести регион из кризиса…».

И в этом тяжелейшем, едва ли не сумасшедшем процессе возрождения Кузбасса наша пресс-служба занимала далеко не последнее место. Мы были в гуще событий, составляли очередные сообщения, чтобы рассказать людям о начавшихся переменах. Сообщали о том, как в ручном режиме возвращено к жизни ещё одно производство, о том, как губернатор сумел привлечь в экономику частные инвестиции, о том, сколько за прошедшие сутки поступило налогов в бюджет и в какие бюджетные сферы эти средства распределены. Губернатор работал без выходных – без выходных трудились и мы с Николаем.

19 октября 1997 года прошли первые в истории Кемеровской области выборы губернатора. Ожидаемо победил на них А. Г. Тулеев, набрав почти 95 процентов голосов избирателей. Есть в этом результате и усилия нашего управления...

Николай не раз прикрывал мою спину, за это я ему бесконечно благодарен. Ведь работа в должности пресс-секретаря – интересная, насыщенная, но, как правило, – на износ. Обычно в этом занятии нет не только выходных, часто – и отпусков тоже нет. Рабочий день не нормирован. Ты должен постоянно быть на связи с шефом, поэтому, даже когда уединяешься в туалетной комнате, телефон желательно иметь при себе. И на ночь телефонную трубку кладёшь под подушку: мало ли что. Могут поднять в ночь-полночь, потому что случилось ЧП, авария, и надо срочно бежать или ехать и рассказывать прессе, а, значит, населению, есть ли пострадавшие, как устраняются последствия…

А ещё – нельзя пропустить ни одного мало-мальски значимого местного события, добиться, чтобы его обязательно осветили в прессе… А ещё – ежедневно надо отсидеть на десятке совещаний, и не просто отсидеть, а написать о каждом информацию для СМИ, доходчиво изложив самую суть. А ещё – постоянно растолковывать гражданам и СМИ принятые властью решения и меры в интересах населения, которые иногда сами-то чиновники не понимают. Ещё – следить за общественным мнением, за репутацией администрации и её составляющими, за тем, чтобы вовремя дали ответ на критическую публикацию, да чтобы он был толковым и конкретным, не похожим на отписку. А ещё…

И несть числа этим «ещё». Наверное, поэтому у пресс-секретарей часто происходит серьёзное профессиональное выгорание…Так что ничего общего с «тёплым местом» это место не имеет. И если бы не поддержка Коли, его живое участие, лёгкий характер, умение шуткой разрядить напряжённую атмосферу, как знать, не сломался ли бы я в самые первые месяцы в этой «мясорубке».

Ещё об одном аспекте вспоминаю: наше с Самошонковым желание объединить общими делами и идеями разношёрстное журналистское сообщество региона. Тут нам пригодился партийный опыт. За годы руководства Кузбассом предыдущего губернатора наши коллеги разобщились, не стало для них областных мероприятий, кустовых летучек, старые приятели-редакторы СМИ редко встречались, не обсуждали жизнь с её проблемами, не обменивались опытом, как раньше бывало, за «рюмкой чая». А ведь это им нужно как воздух! Трудно сказать, почему этого не делали: леность ли или неумение организовать…

Безусловно, областной семинар для СМИ организовать и провести не так просто. Надо выбрать тему, место, время. Не каждый город, к примеру, захочет принять у себя, скажем, сто репортёров, провести для них экскурсии, угостить обедом. Подготовка такого семинара занимает не одну неделю. Но мы это начали делать на регулярной основе.

Привлекли к организации таких мероприятий информационно-методический отдел (был и такой в составе управления по работе со СМИ) во главе с Тамарой Николаевной Поповой. Николай, вспомнив, что он ещё и кандидат наук, делал на таких семинарах обзоры прессы, хвалил журналистские удачи, подсказывал коллегам из редакций ошибки. В результате мы получили, как минимум, корпоративное понимание общих задач, к решению которых Кузбассу надо стремиться, разъяснение того, как власть собирается этого достичь. Ведь по большому счёту цели у власти и прессы сходятся – это желание улучшить жизнь людей…

***

Быстро прошли три года нашей совместной с Николаем работы в областной администрации. Обо всём не расскажешь. Хотя стоит напомнить, что в областном бюджете появилась новая строка – программа «Пресса» – на поддержу СМИ области, на приобретение бумаги, на техническое перевооружение редакций. Журналистов стали чаще награждать областными наградами. Появились областные конкурсы творческого мастерства. Возникла программа поддержки семей, детей журналистов.

Но, к сожалению, всё проходит. Подошёл к концу и наш с Николаем совместный этап работы. Самошонков всё чаще стал говорить о том, что хотел бы продолжить занятие наукой, исследованием социальных аспектов деятельности прессы, сообщил, что его снова зовут в знакомую уже академию на юго-западе Москвы, предлагают преподавать её слушателям. Кроме того, он намеревался заняться докторской диссертацией.

Как было удержать его? И мы расстались. Первое время Николай часто звонил из столицы, интересовался нашими делами. Потом звонки стали реже. Но связи мы не прерывали. Николай жил всё в той же гостинице академии – в одной из двух высоток на Проспекте Вернадского у станции метро «Юго-Западная». Как уточнил его старший сын Кирилл, Николай Васильевич работал консультантом, экспертом в области информационной политики. И, конечно же, занимался своей докторской.

Впрочем, судя по нашим телефонным разговорам, он оставался всё таким же лёгким на подъём, смешливым и уверенным в себе. Ходил в спортзал, где до седьмого пота поднимал тяжести. На спор мог постоять на руках на кромке крыши академической гостиницы.

Часто привечал гостей – земляков из Кузбасса. Мне самому посчастливилось однажды воспользоваться этим его качеством. В середине нулевых годов я попал в группу руководителей пресс-служб и пресс-секретарей органов государственной власти сибирских регионов, которая побывала на учёбе в Берлине. Когда рано утром вернулся в Москву, оказалось, что самолёт на Кемерово вылетает из Шереметьево только поздно вечером. Был свободен весь день и решил позвонить по знакомому номеру.

– Конечно, приезжай безо всяких, – раздался радостный голос Николая, – буду ждать. Вася (его младший сын) вынесет тебе пропуск на ресепшн…

В номере Николая было светло и чисто. Сам он сидел на небольшом диванчике у невысокого столика, заставленного закусками и напитками. Улыбающийся Коля, не вставая, подал руку:

– Извини! – хохотнул, встать не могу, – сломался…

– Ногу что ли сломал? – участливо уточнил я.

– Ага! – обрадовался он моей догадке. – Только не одну, а сразу обе.

И Коля, как всегда, торопливо, с юмором поведал, как на тренировке уронил на себя тяжёлую штангу. Перелом обеих нижних конечностей. Было очень больно, но он стерпел.

– Да ты не думай, – успокаивал он меня, – гипс скоро снимут. Буду как новый.

Мы выпивали, закусывали и без умолку рассказывали каждый о себе. Николай показывал пальцем на стопку журналов «Социология власти» и по вопросам философии, из которой я выдёргивал нужный ему. Он открывал журнал с очередной своей статьёй и начинал читать. Потом махал рукой, откладывал журнал в сторону и наполнял наши рюмки…      

Кроме того, оказалось, что он помогает многочисленным диссертантам в подготовке монографий. «Это вон та пирамида книг, – похвалился он. – Но кроме того, я и сам занимаюсь исследованиями, поиском путей дальнейшего духовного развития страны. А это, знаешь, как непросто! – Николай поднял вверх указательный палец. – Да ладно, что я всё о себе? Расскажи, как там в Кузбассе…».

Словом, проговорили весь день. Правда, в середине дня его сын Василий сводил меня на обед в замечательную академическую столовую. Да и Коле требовался перерыв.

После этой встречи мы не виделись несколько лет. По телефону Николай объяснял, что докторская у него готова, но её защита по разным причинам откладывается. Однажды с какой-то оказией передал для меня журнал с очередной своей статьёй. Он до сих пор лежит на одной из книжный полок. Статья называется «Свободная циркуляция социальной информации как фактор стабилизации российского общества» (Самошонков Н. В., Социально-гуманитарные знания. 2002, № 4).

Начало десятых годов для нас обоих сулило немало проблем. В 2011 году – после восемнадцати лет работы с Тулеевым – я перешёл из областной администрации в АО «Холдинговая компания «Сибирский деловой союз». Но через пару лет и отсюда пришлось уйти. Несколько месяцев поисков работы на кемеровской бирже труда нормального результата не дали.

Очередной этап моей безработицы продлился до весны 2015-го, когда вдруг пришла весточка из Владимирской области: владимирский губернатор Светлана Юрьевна Орлова позвала к себе на работу. И мы с женой засобирались на новое место. Звонок от Николая был неожиданностью:

– Привет! Ты дома? Я сейчас подъеду, – прокричал он в трубку весёлым голосом, как будто мы расстались только вчера.

Минут через тридцать к нашему подъезду подкатила иномарка, а ещё через минуту мы тискали друг друга на лестничной площадке. Николай смеялся и радовался встрече, шутливо вставал в боксёрскую стойку, целясь мне в плечо, делал выпад правой, левой, и я снова слышал его знакомое: «Пых, пых, пых…». В квартиру заглянул только на минуту, чтобы поздороваться с моей Галиной. Наотрез отказался сесть за стол и потащил меня в машину.

За рулём сидел незнакомый мужик с добродушным выражением на лице. Кажется, он был из того же таштагольского сообщества боксёров, что и Самошонков, а, может, их объединяло что-то ещё, я так и не понял. Николай разложил на заднем сиденье нехитрую закуску, достал коньяк, пластиковые стаканчики…

Внешне он казался всё таким же жизнерадостным, но чувствовалось, что перемены в жизни наложили на него свой отпечаток. Рассказал, что последнее время живёт у родственников в Таштаголе, занимается какими-то сделками. Несколько недель провёл у знакомого на маральей ферме в Горном Алтае. Обещал и меня свозить в эти красивые заповедные места. От вопроса о докторской диссертации отмахнулся. Пообещал приехать к нам во Владимир, как только мы как следует устроимся.

От него, как всегда, исходил оптимизм, способный перекрыть любую безысходность. И, готов признать, я «подзарядился» его жизнерадостностью. Проговорили мы примерно час. Коля разлил остатки коньяка и заторопился с отъездом:

– Надо, надо, надо, – как всегда протараторил скороговоркой. – Ещё дел невпроворот… – и они уехали.

Это была наша последняя встреча. Во Владимире нас приняли очень хорошо. Мне предложили должность заместителя председателя комитета по работе со СМИ администрации Владимирской области. Наш комитет в журналистском народе, как и везде, называли пресс-службой, что, собственно, так и есть.

А Николай… В начале мая, а точнее второго числа этого месяца 2016 года он скоропостижно скончался в Таштаголе. Я узнал об этом ранним утром, собираясь на работу. Жена подала мне телефон прямо в ванную, сказав, что что-то спозаранку звонит Василий Самошонков. От Васи мы и узнали печальную весть. Николаю всего-то шёл 62-й год…

Свои соболезнования семье и близким через газету «Кузбасс» выразили губернатор А. Г. Тулеев, коллегия администрации Кемеровской области, областной Совет народных депутатов. Похоронили Николая на малой родине.

Кроме воспоминаний о нашей совместной жизни и работе у меня осталось несколько его книг. Одна из них – о его любимом боксе. Называется «На ринге – боксеры Кузбасса» (Кемерово, 1998). Есть, повторюсь, журнальные статьи с его научными исследованиями и другие его издания и публикации.

Интересна выписка из одной из давних его характеристик: «Отличается лидерскими качествами и силой характера. Самошонков Н. В. стремится к ярким впечатлениям и старается делать всё в быстром темпе, но при этом чётко и правильно. …Имеет высокие требования к окружающим и старается им следовать. Не любит проявлять слабость, медлительность и несобранность, стремится к высоким достижениям и целям, может вести за собой окружающих и не поддаваться влиянию со стороны. Стойко выносит все жизненные испытания и препятствия и крайне редко проявляет слабость и становится ведомым…».

Но я чаще всего представляю его как неуёмного оптимиста и просто лёгкого на подъём товарища…

Сергей Черемнов

Фото предоставлено сыном Н. В. Самошонкова Кириллом, а также из архива сайта слово-сочетание.рф и Internet 

Архив новостей