Рассказ
Дождь не перестает моросить со вчерашнего вечера. Он до того надоел, что злиться на слякоть уже невозможно: люди просто не обращают внимания на мелкую нудную сетку воды. Из-за дождя и без того мрачные контуры шахтовых построек и терриконов слегка размыты и выглядят ранним утром еще более унылыми, грязно-серыми.
Олег сонно смотрит на этот пейзаж из открытых дверей раскомандировки шахтового участка, на котором работает отец. С трудом Олег удерживает зевоту, но выступившие на глазах слезы выдают его хитрость.
- Говорила, надо раньше ложиться, ведь на картошку вставать рано, - слышит он голос матери и виновато улыбается. Она с другими женщинами сидит на перевернутых вверх дном ведрах под навесом возле небольшой каменной будки, на двери которой блеклая табличка «Вход воспрещен». И надпись для убедительности скреплена большим серым черепом. Олег смотрит на мать, на череп и улыбается.
Он уже смирился с мыслью, что на картошку ехать все-таки придется, даже не смотря на скверную погоду. И ему теперь все-равно, куда повезут и на чем, лишь бы поскорее все кончилось, и он доспал свои положенные несколько часов, которые прошедшей ночью отобрал хороший детектив.
Рядом то и дело раздается дружный хохот отцовской бригады. Олег хорошо знает их всех, сидящих вокруг стола раскомандировки. Он вяло прислушивается к разговору, к то и дело проскальзывающим крепким словечкам.
- …Ты, Петро, что ж плохо на картошку собирался? – это спрашивает Роман, высокий добродушный толстяк. Олег знает, что именно он считается специалистом по «соленым» фразам.
- А что такое? – Маленький крепкий Петро ждет явного подвоха.
- Так ведь погода, сам видишь, не подарок, - в голосе Романа сплошная невинность и участие.
- А у меня жена плащи взяла – себе и мне, - наивно отвечает Петро.
И тут же звучит давно заготовленная фраза:
-Так ты же на ноги цепи не надел, буксовать будешь!
А в ответ:
- Га-га-га! Ха-ха-ха!
Голос Петра перекрывает смех:
- Зато я с собой веревку взял, слышишь, Роман!
Хохот удивленно смолкает.
- Как только забуксую, я на тебя веревку – раз. Ты вон какой здоровый, вытянешь!
И снова: «Га-га-га! Ха-ха-ха!»
Олег оглядывается на смеющиеся лица: Петро довольно улыбается из своего угла, а Роман смущенно крутит головой.
Отца среди них нет. Олег знает, что он ушел куда-то «выбивать» машину и должен скоро вернуться «со щитом». Это так пожелал ему молодой хохол Фрезя.
Раскомандировка – это большая комната, на цементном полу которой стоит письменный стол со старым черным телефоном, стулья в несколько рядов. Давно не беленые стены увешены непонятными Олегу графиками с длинными столбиками цифр и яркими когда-то, но уже поблекшими плакатами.
Телефон время от времени звонит: издает странные хриплые звуки. К нему подходит кто-нибудь из сидящих и объясняет, что «здесь никого нет, а Семен ушел за машиной».
Семеном зовут отца и Олегу в душе приятно, что с отцом здесь считаются и уважают, а его, Олега именуют немного иронически «Семенычем».
- Ты чего, Семеныч, кислый такой, - хлопает его сзади по плечу Роман. - Айда под дождичек, проветримся.
- Не охота, дядя Роман, - мнется Олег, улыбаясь, глядит на него снизу вверх.
- Да пойдем, чего там, - Роман легко выставляет Олега за дверь, и они выходят на небольшой заасфальтированный двор, заваленный металлоломом и кусками кабеля.
Дождь, кажется, унялся или уже действительно стал таким привычным, что его совсем не заметно. Олег шагает рядом с большим Романом широко, стараясь попасть с ним в ногу.
- Как учеба, Семеныч, - спрашивает Роман.
- Нормально, - жмет плечами Олег, - движется потихоньку.
- То-то, потихоньку, - улыбается Роман.
Внезапно до них доносится странный шум.
- Чего там? – Роман останавливается и смотрит в дальний угол двора. – Опять Лешка балует. Взяли на свою голову, - ворчит он сердито.
Олег видит, как лохматый парень в синей фуфайке ковыряет палкой в большой куче старых досок, наваленных как попало возле кирпичной стены. Оттуда доносится сердитое кошачье мяуканье и чей-то тонкий писк. Эти звуки на фоне гула работающей шахты звучат, по меньшей мере, странно.
Лохматый не замечает подошедших Романа и Олега, отбрасывает в сторону еще несколько досок и тянется руками в образовавшуюся щель, ласково приговаривая: «Иди, иди сюда, маленький».
Из щели, громко мяукая, выскакивает черная кошка, а за ней выбирается малюсенький черный с белым котенок. Олегу кажется, что его глупая мордочка чему-то улыбается. Парень ловко подхватывает его, подносит к глазам, ухмыляется… И вдруг размахнувшись, швыряет этот маленький комочек о кирпичную стену.
Воздух разрезает короткий пронзительный писк, глухой удар-шлепок, как будто в стену бросили крепким снежком. И – тишина, оторопелая испуганная, удивленная. А лохматый уже тянется за следующим, одной рукой стряхивая кошку, которая вцепилась в рукав его фуфайки. Снова широко размахивается, снова писк и шлепок…
Олег растерянно смотрит в побледневшее лицо Романа, тянет его за руку, громко шепчет дрожащими губами: «Зачем он, а?»
- Да ты что! – кричит Роман. – Да я тебя!!
Сзади раздается шум мотора, и во двор въезжает машина. Олег оглядывается, видит, как на ее высокие борта карабкаются люди, в кузов летят мешки, ведра, лопаты.
- Ладно, идем, - тянет за рукав Роман, - ну его… Роман бежит к машине и ловко перемахивает через борт. За ним, боком обойдя Олега, бежит и лохматый.
- Олег, скорее, - сердито кричит из кузова отец, - заснул что ли?
Олег медленно подходит к машине.
- Ну, живее, живее, залезай, - торопит отец, - ехать надо…
- Я не поеду. – низко опустив голову, говорит Олег.
Да залезай же, - не слышит отец, - чего топчешься.
- Он там, в машине? – Олег поднимает голову. – Да?
- Все уже в машине, - отец недоуменно жмет плечами, - и ты давай, только живо.
- Я не поеду, - на этот раз Олег говорит так, чтобы отец услышал. И, повернувшись, идет к дверям раскомандировки.
- Олег!!! – он скорее чувствует, чем слышит голос отца и захлопывает за собой дверь.
Со двора доносятся крики, возня. А еще через минуту машина, дважды просигналив, уезжает, разбрызгивая грязные лужи так и не прекратившегося дождя.
Сергей Черемнов,
1978 год