Новокузнецкий поэт Владимир Петраш

Делая подборку материалов о молодых писателях прошлых лет, я отметила, что одно имя давно интересовало меня и не давало покоя: Владимир Игнатьевич Петраш. Хотелось узнать об этом человеке чуть больше. Ведь что мне известно о нём? Мой отец, поэт Михаил Небогатов в своих обзорных статьях в рубрике «Факультет молодого литератора» на страницах областной газеты «Комсомолец Кузбасса» чаще ругал, чем хвалил этого новокузнечанина.

Он был одним из участников литературной студии «Притомье» (когда-то я работала в обкоме комсомола, и знала и о литстудии, и о некоторых «притомцах»). Видела (и сохранила) в октябре 1985 года небольшую заметочку – вместо некролога – с тёплыми словами прощания коллег-журналистов в адрес поэта и с небольшой подборкой присланных им в редакцию стихов, которые газета напечатала. Но он их уже не увидел…

А вот остальное о нём узнала уже много позже, когда меня привлекли к работе над биобиблиографическим каталогом «ПИСАТЕЛИ КУЗБАССА: 55 ЛЕТ (1962-2017)».

О В.И. Петраше читатель найдёт информацию в разделе «Товарищеский круг» каталога: сюда включены те авторы, которые по каким-либо причинам не стали (кто-то просто не успел) профессиональными поэтами или писателями, – но в литературных кругах Кузбасса это достаточно известные люди.

Вот что написано о Владимире Игнатьевиче (по другим источникам – Игнатовиче) Петраше в нашем каталоге:

Петраш Владимир Игнатьевич (1938 – 14 октября 1985).

Поэт, критик, журналист. Член Союза журналистов СССР.

Родился в селе Савковка Чернобаевского района Черкасской области (Украина). Военное детство прошло в оккупации. С 14 лет работал в колхозе. Служил в лётных войсках. После службы в армии приехал по комсомольской путёвке на строительство Запсиба. Жил в г. Новокузнецк. Десять лет трудился в металлургии бетонщиком, кровельщиком, одновременно учился в школе рабочей молодёжи. Работая агломератчиком Абагурской аглофабрики в Новокузнецке, заочно окончил историко-филологический факультет Томского государственного университета.

С 1971 года работал в газетах. Семь лет возглавлял партийный отдел и отдел культуры в районной газете «Сельская правда» (Новокузнецкий район), был её ответственным секретарём.

Последние годы работал редактором многотиражной газеты «Знамя труда» новокузнецкого завода «Сантехлит».

Первое стихотворение опубликовал в 1961 году в газете «Комсомолец Кузбасса». В 1970-е годы был активным участником областных семинаров, членом областной студии «Притомье» (Кемерово), литературного объединения «Гренада» (Новокузнецк).

Автор поэтической книги «Подари мне землю» (Кемерово, 1985). В 1984 году его стихи были опубликованы в коллективных сборниках в Москве: «Перекличка» (М.: Воениздат, 1984) и «Родники народные» (М.: Советская Россия, 1986).

Он часто выступал на страницах газет с критическими статьями о книгах кузбасских писателей. (Есть у него хорошая статья о книге Михаила Небогатова «Земля моя добрая», 1984. – Примечание Н. Инякиной).

В 1970-1980-х годах его стихи публиковались в газетах «Кузнецкий рабочий», «Кузбасс», «Комсомолец Кузбасса», «Сельская правда», «Знамя труда», «За кадры», «Металлург», «Красная Шория». Его произведения были опубликованы в альманахах «Огни Кузбасса», «Кузнецкая крепость», журналах «Смена», «Сибирские огни».

Посмертно подборки стихов вошли в антологии и сборники кузбасских поэтов: «Мы – «Притомье» (Кемерово, 1989), «Стихи о Новокузнецке» (Новокузнецк, 1992), «Лирическая плавка: поэзия кузнецких металлургов» (Новокузнецк, 1995), «На родине моей повыпали снега» (Кемерово, 1998), «Собор стихов» (Кемерово, 2003), «Допеть до конца» (Новокузнецк, 2011), «Улица имени…» (Новокузнецк, 2014), «Ради жизни на земле: Кузнецкий автограф» (Новокузнецк, 2015).

На слова Владимира Петраша (в соавторстве с Галиной Дик) новокузнецкий музыкант и композитор Олег Евгеньевич Зверьков написал песню «Кузнецкий вальс», ноты которой опубликованы в сборнике «Поём тебя, наш город-сад!» (Новокузнецк, 1986).

В газете «Кузбасс» от 17 июля 1984 года опубликована статья В. Петраша «Самобытный талант» о музыкальном работнике Дома культуры Кузнецких металлургов Олеге Зверькове.

В нотный сборник «Ярмарка народная» (Кемерово, 1990) кемеровского композитора, члена Союза композиторов России Владимира Михайловича Пипекина вошли песни на стихи Владимира Петраша.

14 октября 1985 года В.И. Петраш скоропостижно умер в возрасте 47 лет от острого инфаркта по дороге на почту: шёл за сборником белорусского поэта Максима Танка с дарственной надписью. Похоронен в Новокузнецке.

Нина Инякина,

г. Кемерово

 

Нина Инякина. Из неизданной книги о выходцах Факультета молодого литератора. (Критический разбор поэтом Михаилом Небогатовым стихов Владимира Петраша)

К Владимиру Петрашу из Новокузнецка у Михаила Александровича Небогатова было своё, особое отношение: от полного неприятия до, наконец-то, замеченных и положительно отмеченных сдвигов в творчестве. Это имя довольно часто мелькает в небогатовских газетных обзорах – долгое время, более десятка лет. Иногда М. Небогатов ограничивался тем, что называл просто инициалы – В. П., и было понятно, о ком идёт речь…

Итак, первое упоминание уносит нас на полвека назад. Статья «В эти осенние дни…» («Комсомолец Кузбасса», 1968, 28 сентября, с. 3) начинается с анализа стихов Владимира Петраша:

Осень нынешнего года как-то не по-сибирски скупа на солнечный свет и тепло, не в блеске нежных прощальных лучей увядает её лучистая краса, а в серых, холодных сумерках, и, может быть, именно поэтому так мало в эти дни рождается стихов о природе. Не вдохновляет она. Ну, что ж, не пишется – насиловать себя не надо.

Но тут же ловишь себя на мысли: неужели только сами по себе красочные пейзажи могут взволновать поэтическую натуру? А близкие к природе люди, их труд? Увы, не пишут молодые авторы о героях страдной поры, о тружениках села, которые вправе ждать тёплого поэтического слова о себе. Могут ответить: поэт – не репортёр, чтобы писать только на «злобу дня».

Да, это верно, однако кто же, как не поэт, должен воспроизводить действительность? Будьте ближе к жизни, активно вторгайтесь в неё! – этот лозунг никогда не устареет.

Большую подборку – из пятнадцати стихотворений – прислал в редакцию из Новокузнецка В. Петраш. В приписке он говорит: «Я бы не против и совсем Вам не писать, да вот беда – стихи-то пишутся, и мне крайне нужно Ваше мнение о них». Видно, молодой человек невнимательно читает газету, с которой хотел бы сотрудничать, ведь мы уже имели случай высказать своё мнение не просто об отдельных его стихах, а обо всей поэтической работе В. Петраша.

Вот как, в частности, характеризовалась она: «Полное отсутствие оригинальности, творческая несамостоятельность». Впрочем, уважим автора, посмотрим, что «пишется» ему в настоящее время.

Судя по всему, наиболее волнующая его тема – тема любви, это видно из многих стихов, таких, как «Скажи, о чём ты думаешь», «Нам не встретиться более», «О, как ты страстна, как ты страстна!», «Верность», «Ты говорила, нет любви».

Чтобы понять, на каком художественном уровне сделан любовный цикл, приведём одно, самое короткое стихотворение, которое не хуже и не лучше других:

Ты говорила, нет любви,

Есть только глупость и привычка.

И как там сердцем ни криви –

К любому сердцу есть отмычка.

Ах, как была ты не права!

Ничьё ты сердце не открыла –

Твои жестокие слова

Тебе же за меня отмстили.

Приходится гадать: в чём суть этой путаной мысли? Чем отомстил девушке её, по меньшей мере, своеобразный взгляд на любовь? Если не найдена отмычка к сердцу лирического героя, то почему он считает, что он отомщён? Что даёт ему повод злорадствовать?

Другие стихи цикла логически более здравы, однако мысли их не идут дальше таких «открытий», как то, что «ты, как гулкое эхо, прокатилась и нет», и что «снова один я, и снова один, один и люблю и тоскую», что «благодарю тебя за этот дым густой… табачный, едкий» (ночью в комнате до синевы накурено, за что же благодарить?).

Прочтём ещё одно стихотворение:

В пыли цветок лежит завялый,

Как будто крови сгусток алый,

А по нему – людей подошвы!

И я кричу им: «Люди, что ж вы

Глухими ли, слепыми стали?

Вы чьё-то сердце растоптали!»

Горькую усмешку вызывают эти надуманные строчки, в которых ложность чувства и наивность содержания слиты воедино. Осень, земля усыпана опавшей листвой, все ступают по ней, а поэт негодует, упрекает прохожих в бессердечности (он-то, вероятно, по воздуху летает!).

Хочется от души посоветовать В. Петрашу: дорогой товарищ, оставьте вы на время писание подобных стихов, возьмите лучше томик Пушкина, найдите там жемчужины поэзии «Я вас любил. Любовь ещё, быть может» – и в них вы откроете как раз то, о чём пытаетесь косноязычно и по-ученически беспомощно сочинять. Лучше всяких критиков, точным словом выразили вы свои творческие муки: «да вот беда – стихи-то пишутся»… ˂…˃

Посмотрим следующую статью – «Я пою вам, други, я пою…» («Комсомолец Кузбасса», 1969, 21 августа, с. 4):

˂…˃ Новокузнецкий автор В. Петраш предлагает напечатать стихотворение «Русская девушка». С первой же строчки ясно, что автор не думает ни о каких творческих поисках, он одержим одним желанием – что-нибудь написать, срифмовать. И вот вам результат этой одержимости:

Как берёзка нежна и стройна,

Синеглазая, русокосая…

Сквозь тебя проломилась война

Со своими смертями и грозами.

Но любовь в твоём сердце она не сожгла,

Не наполнила злобой и косностью,

Ты глухие места на земле обжила

И на землю взглянула из космоса.

Да простит нам уже не первый год пишущий В. Петраш, но, право слово, не выдерживает критики это бездумное суесловие. О какой девушке он пишет? Из какого космоса «взглянула она на землю»? Миру известна пока лишь одна женщина, побывавшая у звёзд, и как же можно в обобщённом, отвлечённом образе русской девушки воплощать явление, которое только в далёком будущем станет массовым, но о котором автор уже сейчас говорит так, будто это не исключительное, а рядовое, привычное всем девушкам дело.

А попробуйте проанализировать иные строчки. «Но любовь в твоём сердце она не сожгла». Любовь к чему, к кому?

˂…˃ Листаем старые газетные подшивки дальше. Читаем статью «Искры искренности» («Комсомолец Кузбасса», 1970, 11 апреля, с. 3). О Владимире Петраше – всего несколько строк:

˂…˃ По нашим наблюдениям, удачи сопутствуют, как правило, тем авторам, которые берутся за перо по душевной потребности, а не из одного желания что-то срифмовать. Для опытного читателя не составляет особого труда отличить искренность от надуманности. Читаешь, например, стихи новокузнечанина В. Петраша и создаётся впечатление, что он готов написать стишок на любую тему, благо техника стихосложения уже неплохо освоена им.

Вот, скажем, восьмистрочное стихотворение под многообещающим названием «Правда»:

«Я знаю, я знаю – прав ты!

Иной раз с плеча рублю –

люблю я суровую правду

и горькую правду люблю.

Порою становится тошно,

коль правдою колют глаза,

но это простить ведь можно,

обман же простить нельзя!».

Абстрактно, беспредметно стихотворение В. Петраша «Подлость»:

Я ненавижу подлость,

Мешающую жить,

Подлость, как полость

Трусливой души.

Прикинется доброй,

Подлезет ужом

И в сердце сквозь рёбра

Вонзится ножом.

И снова чистая,

И снова добра,

До следующего выстрела

Из-за угла.

На травах смятых

Крови струя,

Быть может, чья-то,

Быть может, моя.

˂…˃ В статье «В окне так долго свет не гаснет…» (Об одарённых авторах и графоманах, «Комсомолец Кузбасса», 1971, 23 января, с. 3) Владимир Петраш угадывается за инициалами «В. П.». Прочитаем эту часть, завершающую обзор (чуть впереди – такие слова:

В целом стихи ˂…˃ далеко не совершенны, особенно в смысле формы, но есть у них весьма ценное свойство – за строчками угадывается конкретная личность. Читаешь их – и проникаешься симпатией к автору: видно, что он добрый, отзывчивый, думающий человек, который любит людей, любит природу и идёт по жизни с открытым сердцем.

Этого, к сожалению, не скажешь о многих авторах, в частности, о тех, чьё занятие литературой граничит с графоманией, т. е. болезненной страстью к бесплодному писанию, к многословному пустому сочинительству. Один из примеров – стихи новокузнечанина В. П. (не будем называть его полного имени, оно и так уже неоднократно упоминалось в наших обзорных статьях).

В. П. прислал две баллады. Вот какую приписку сделал он к ним: «Тема (?) баллад мне, как бывшему комсомольцу, близка и дорога, и, пожалуйста, не ищите параллелей у других поэтов: когда я их писал, то не думал о том, что каким-то словом или строчкой повторю кого-то. Писал так, как вылились из сердца слова, так, как будто я не мысленно пережил это, а видел воочию».

Зачем понадобилось автору прибегать к такому пояснению? Нетрудно догадаться. Видимо, сам увидел, что ничего нового сказать ему не удалось, ничего тут «не вылилось из сердца», а всё напрокат взято из литературы. Нет надобности цитировать баллады целиком, приведём лишь несколько строк – о молодых комиссарах:

…И нет никакого покоя,

И ветер, колючий, как ёж (?),

И вечно команда: «По коням!».

И клич боевой: «Даёшь!».

А в схватке, короткой и жаркой,

Открыв удивлённо глаза,

В потёртой своей кожанке

На землю упал комиссар.

И он не подымется боле…

Распластанное по земле Железо (?),

истекшее кровью, –

Парнишка семнадцати лет.

Но мчатся сквозь тысячи зарев

На штурм Перекопа полки,

Ведут их вперёд комиссары –

Такие же пареньки!

Параллели с другими поэтами напрашиваются тут сами собой. Повторять сказанное другими – это ли не бесплодное занятие? А если учесть при этом, что в художественном, поэтическом отношении подобные повторения абсолютно беспомощны, то иначе, как опошлением высокой гражданской темы, их не назовёшь.

Ну, вот, опять досталось! А что же будет в следующий раз? Читаем статью «С чего я начал?» («Комсомолец Кузбасса», 1972, 6 июня, с. 3):

˂…˃ Слишком болезненно воспринимает нашу критику новокузнечанин Владимир Петраш. Но что поделаешь, если многие его стихи нуждаются в существенной доработке. Вот первое в присланной подборке стихотворение «Маме»:

О мама, мама, мы уже седые!

За десять лет в избе твоей впервые!

Ты, чем богата, угощаешь нас –

И две слезинки радости у глаз.

Разлука позади – помолодела,

Не посидишь пяти минут без дела.

Ты суетишься около стола,

Припоминая, всё ли подала.

И говоришь: «Вы кушайте, мальчишки…»

Да полно, мать, и так наелись слишком!..

Изба родная стала нам чужой,

В ней ты одна горюешь над бедой.

И вот сейчас, собравшись воедино,

Нам как укор волос твоих седины.

И, пред тобою чувствуя вину,

Мы не скрываем нашу седину…

Неискушённый в поэзии читатель может сказать: а чем плохо это стихотворение? Такое задушевное и простое. Критиковать его не за что, всё хорошо. Хорошо, да не всё. Первая половина стихотворения до слов «мальчишки», действительно, не вызывает никаких замечаний. А дальше… «Изба родная стала нам чужой». Не может стать чужой изба, где живёт дорогой, близкий, самый любимый для тебя человек. «Чужой» – не то слово. Отвыкли – другое дело. «В ней ты одна горюешь над бедой». Сам собой напрашивается вопрос: над какой именно, в чём конкретно заключается эта беда? Автор не нашёл нужных слов. Приходится лишь догадываться, что он хотел сказать, какую мысль выразить: в ней ты одна переживаешь все свои беды и радости…

«И вот сейчас, собравшись воедино, нам как укор волос твоих седины». Фраза построена неграмотно, она напоминает ту, которая уже стала классическим примером неправильного, нерусского оборота речи: проезжая мимо станции, у меня слетела шапка с головы…

«И, пред тобою чувствуя вину, мы не скрываем нашу седину». Причём тут «наша седина», которую «мы не скрываем»? Разве это главное в психологическом настрое сыновей? Не седину свою они не скрывают, а именно вину, боль, может быть, стыд за то, что так долго не навещали одинокую мать.

Как видим, с первой половиной стихотворения Владимир Петраш успешно справился, а вторую написал не в полную силу, как попало. И было бы медвежьей услугой не указать ему на это, боясь задеть авторское самолюбие. Так что не следует обижаться на критику – была бы она лишь справедливой, непредвзятой. Выслушать внимательно дельные замечания, учесть их в дальнейшей работе, начать писать лучше прежнего – не такое ли отношение к критике самое правильное?

˂…˃ В следующей статье «О чём-то шепчет о своём трава…» («Комсомолец Кузбасса», 1972, 11 июля, с. 3) Михаил Александрович лишь краешком задевает тему творчества Владимира Петраша – можно сказать, поясняет свою позицию по отношению к его творчеству (эта статья М. Небогатова представляет из себя подробный ответ на присланное в редакцию новокузнечанином В. Котенко сердитое письмо в его адрес, как автора статьи «С чего я начал?», в которой поэт слишком много и многих молодых авторов критикует):

˂…˃ Усердно защищает В. Котенко от критики и стихотворение Владимира Петраша «Маме». Должен сказать, что В. Котенко напрасно тратит полемический пыл, в его защите В. Петраш отнюдь не нуждается. Вот что пишет он на имя автора статьи: «…Что касается вашего разбора моих стихотворений, я тоже вполне доволен. Очень толковый разбор. Мне есть чему поучиться. Спасибо и за тон».

Ясно одно: В. Котенко предвзято отнёсся к автору статьи «С чего я начал…» И отсюда такое заключение письма: «Поистину (?) «медвежью услугу» оказывает автор молодым поэтам, критикуя их за стихи. Может быть, отшибая (!) им руки и настроение писать их дальше».

Вот до чего можно дописаться – «отшибать руки»! Можно подумать, будто наши критики и литературоведы только тем и занимаются, что делают молодых поэтов инвалидами.

˂…˃ И несколько слов из концовки, относящейся и к Владимиру Петрашу: ˂…˃ Основываясь на процитированных стихах, подведём некоторые итоги. Хорошее и плохое говорит само за себя, и то и другое для опытного глаза очевидно. В стихах, написанных на уровне, близком к профессиональному, «придираться» не к чему, а там, где недостатки сами выпирают из текста, обязательно надо указать на них, чтобы помочь автору в его дальнейшей работе.

Замалчивание погрешностей приносит лишь вред. И серьёзный автор не обидится на то, что его стихи подвергнуты критическим замечаниям. Наоборот, он будет работать ещё серьёзней.

В статье «В поисках своего слова» («Комсомолец Кузбасса», 1974, 29 января, с. 3) есть довольно большой фрагмент, посвящённый стихам Владимира Петраша. Процитируем его:

˂…˃ Более подробно хочется поговорить о стихах Владимира Петраша из Новокузнецка – и потому, что он уже не новичок в поэзии (более десяти лет назад опубликованы его первые стихи), и потому, что этот автор упрямо не хочет замечать слабость своих многих стихов, горячо настаивает на их публикации.

Новая подборка Владимира Петраша посвящается комсомольцам Запсиба. Это посвящение ко многому обязывает, и прежде всего – к свежему, не затёртому слову о молодых строителях, к открытию «своего» Запсиба, потому что о нём писали уже, и не раз. Если к тому же учесть, что автор сам принимал непосредственное участие в этой грандиозной стройке, то наличие «своего» Запсиба, открытого именно тобою, а не кем-то, само собой подразумевается.

Однако приходится с большим сожалением прямо сказать, что никаких поэтических открытий в подборке Владимира Петраша мы не обнаружили. Все стихи чрезвычайно декларативны, риторичны, изобилуют общими фразами, не имеют и намёка на свежее, образное раскрытие темы подвига.

(«Подвиг» – так назван весь цикл из десяти стихотворений). Чтобы доказать это, нет надобности выбирать самые слабые, можно взять любое. Вот начало первого стихотворения:

«От первых палаток до улиц первых

был путь негладок – сдавали нервы.

Бежали слабые, ныли трутни.

Да, не ладилось, было трудно.

Но мы построили новый город,

и вот он, строен, красив и молод».

Стоит ли продолжать и доказывать, что нет в этих строчках истинной поэзии? Автор просто информирует нас о том, про что много раз писали газеты, причём в более ярких и выразительных корреспонденциях и очерках. Разве стихи становятся поэзией только от того, что их разбивают на короткие строчки?

Начало другого стихотворения:

«Не верьте, что было нам строить легко

– было чертовски трудно

в наших забывших уют и покой,

в наших суровых буднях.

Когда мы, бывало, срывались с лесов,

жизнью купив бессмертье,

ни дальше не стал от того горизонт,

ни ближе не стал, поверьте».

Напрашивается вопрос: с кем спорит автор? Кто утверждает, что строить Запсиб было легко? Неизвестно с кем придуманная полемика. Чем обогатится читатель, познакомясь с зарифмованными строчками, которые воспринимаются только как громкие фразы об эпохе и потомках, как стихотворный репортаж низкого художественного уровня?

Подводя итог вышесказанному, мне хочется пожелать молодым авторам большей требовательности к своему творчеству, настоящего поиска своего слова в поэзии.

Статья «Никого не повторять» («Комсомолец Кузбасса», 1974, 2 апреля, с. 3) – о критике и об отношении к ней – начинается с Владимира Петраша:

Критика, если она объективна и справедлива, всегда приносит большую пользу. Ещё лучше, если сам автор умеет относиться к своей работе критически, придирчиво, тогда он и замечания других воспринимает безболезненно, без чувства ущемлённого самолюбия. И хорошо, когда эти замечания со стороны совпадают с твоими собственными сомнениями относительно того или иного произведения. Значит, критик прав. Значит, дело за тем, чтобы учесть его высказывания и, засучив рукава, снова засесть за работу.

Правильные выводы из наших критических суждений сделал новокузнечанин Владимир Петраш. Он, например, согласился с тем, что многие его стихи риторичны, информационны, не несут в себе того поэтического заряда, который зажигает сердце читателя.

Результатом серьёзного пересмотра своих творческих позиций явилась новая подборка стихов, которая, безусловно, заслуживает внимания и поощрения. Большинство стихотворений этой подборки подвергалось тщательной доработке, перед нами – новые варианты старых вещей в новом, положительном качестве.

Одно из стихотворений – «Бревенчатый собор» – стоит привести полностью:

Когда неважно смастерят

Или построят что-то,

Тогда в народе говорят:

Топорная работа.

Я под Орлом смотрел собор,

Он и теперь как новый:

Там был хозяином топор

В руках мастерового.

В нём ни единого гвоздя,

Но кто его разрушит?

Он помнит сеево дождя

И знает зной и стужи.

И всё стоит, и ничего!..

И ювелир приезжий

Всё смотрит, смотрит на него

Восторженно и нежно.

Ещё до Первого Петра,

До Грозного Ивана

Русь начиналась с топора,

Как лирика с Бояна.

В труде – топор, в бою – топор,

 Лицо в крупинках пота.

Стоит бревенчатый собор –

Отличная работа.

И про само стихотворение можно сказать: неплохая работа, хотя она и не доведена до возможного совершенства. Следовало, скажем, сделать более точными по мысли строчки: «Он помнит сеево дождя и знает зной и стужи». Не «помнит» и не «знает» напрашивается тут, а что-то другое, то, что в данном варианте лишь подразумевается: собор сумел выстоять под дождями, зноем и стужей.

Кстати, не мешало бы автору вспомнить, что множественного числа у слова «стужа» нет. Следовало также подумать о более разнообразной рифмовке, не рифмовать дважды в коротком стихотворении одни и те же слова: собор – топор, не довольствоваться весьма отдалёнными созвучиями: приезжий – нежно. Но несмотря на эти отдельные недоделки, в целом стихотворение «Бревенчатый собор» оставляет, как мы уже говорили, неплохое впечатление благодаря удачно найденным словам, поэтической простоте, естественности интонаций.

На этом примере мы видим, как полезно возвращаться к уже написанному стихотворению, стремясь как можно лучше отшлифовать его.

˂…˃ Совсем другую тональность разговора о стихах Владимира Петраша мы можем наблюдать в статье «С чего начинается поэт…» («Комсомолец Кузбасса», 1975, 30 октября, с. 3), в которой Михаил Небогатов ведёт разговор всего о двух авторах (помимо В. Петраша разбирается творчество Галины Медведевой из Тисуля).

Здесь уже Михаил Александрович с удовлетворением подчёркивает, что «…стихи, написанные в последнее время, многим радуют».

Но давайте познакомимся со всем текстом, касающимся знакомого нам автора:

˂…˃ О стихах новокузнечанина Владимира Петраша нам уже приходилось говорить, причём не столько похвального, сколько критического. Владимир Петраш всей душой предан поэзии, любит её и критику воспринимает правильно, без присущей многим детской капризности. Он много работает. Результаты сказываются. Стихи, написанные Владимиром Петрашем в последнее время, многим радуют. Пишет он не первый год, но как поэт начинается, пожалуй, только сейчас. Думаю, что читатели согласятся с этим мнением, прочитав, например, такое стихотворение:

В том далёком, том знойном июле

Мы садились на быстрых коней

И летели на полном аллюре

По высокой пшеничной стерне.

Чтоб наездником зваться толковым,

Надо первым примчать к тополям.

И неслось по цветам васильковым

Запоздалое эхо в поля.

Три рубахи на солнце горели,

Встречный ветер, как парус, в них дул,

И земля не звенела, а пела,

И плясал изумрудный июль.

Ну и скорость! В той бешеной гонке

Мы хмелели сильней и сильней.

А вослед нам глядели девчонки

И жалели горячих коней.

Лично меня очень подкупает в этом стихотворении его ритмическая напевность – вольная, размашистая, под стать васильковым полям, по которым наперегонки скачут горячие кони. Владимир Петраш счастливо избавляется от нудно-трескучей риторики, которой немало было у него в прежних стихах, пробует свои силы в красочной изобразительности и добивается заметных удач. Общее впечатление от приведённого стихотворения – приятное, написано это, чувствуется, не вымученно, а с огоньком, с вдохновением.

Однако некоторые частные недостатки автор всё же не заметил. Например, непонятно, о какой «высокой пшеничной стерне» идёт речь. Стерня ведь бывает на скошенном хлебном поле, осенью, а дело происходит в июле, когда хлебам только цвести да цвести. Неудачно выражение «по цветам васильковым», это звучит почти, как по реке речной.

Очень неудобочитаема, тяжела по словесному построению строка: «Встречный ветер, как в парус, в них дул». Да притом и сравнение надутых ветром рубах с парусами не совсем точное. Ветер надувает парус, чтобы корабль под ним (яхта) двигался по его направлению, попутно, а в рубахи он дует встречно. Явное несоответствие.

Само собой разумеется, что та или иная рифмовка – дело вкуса автора, но, положа руку на сердце, признаюсь: я не понимаю, как можно считать рифмами такие слова, как, например, «горели – пела». В связи с приблизительной рифмовкой вспоминается мне такой случай. Один малыш, выучив детское стихотворение, в котором рифмами были «по пятам – капитан», читал эту строчку на свой лад: иду за ним по пятан и прошу: прокати, капитан! Так уж, видно, устроен человеческий слух, что он не терпит плохих, неточных созвучий.

Вспомните известные народные поговорки и пословицы – почти все они, за малым исключением, потому и вошли в нашу речь, что скреплены добротными, благозвучными, точными рифмами типа: «Без труда не вытащишь и рыбку из пруда». Но это так, к слову. Каждый автор волен выбирать для своих стихов любую форму, ту, которая ему по душе…

Давайте познакомимся ещё с одним стихотворением Владимира Петраша. Называется оно «Материнские руки»:

Материнские руки молоды были

И отца моего беззаветно любили.

А потом они стали моей колыбелью,

Я на них засыпал, убаюканный пеньем.

А в войну им бывало особенно плохо,

Только мне они хлеб отдавали до крохи,

Только вновь этот хлеб для меня доставали –

Я был мал и не знал, как они уставали.

А когда я подрос, я сказал: «Уезжаю».

И они на плечах моих долго дрожали.

И была нестерпимою с ними разлука –

Тяжело оставлять материнские руки.

И летели апрели, летели апрели.

Материнские руки теперь постарели.

Материнские руки теперь некрасивы.

Но спасибо, родные, за всё вам спасибо.

Очень искренное, сердечное стихотворение. Не так уж много в нём строчек, а благодаря образному рассказу о добрых женских руках мы видим самые главные ступени целой человеческой жизни, жизни преданной жены и любящей матери.

Лишь одна строчка здесь в какой-то мере декларативна, а потому пустовата: «Тяжело оставлять материнские руки», эта строчка ничуть не усиливает чувство и не углубляет мысль предыдущей строки. А во всём остальном нет в тексте ничего лишнего, необязательного – только то, что нужно, что важно для рассказа о заветном и сокровенном для автора, а вместе с ним – и для читателя, который, прочитав это, невольно с большой любовью и благодарностью вспомнит и своё детство, и бесценные, милые руки своей матери.

В сегодняшней статье мы коснулись творчества двух авторов. Галина Медведева идёт в поэзию путём образного мышления, Владимир Петраш набирает силу, освобождаясь от общих фраз, риторических рассуждений, переходя от этой прозаичности к поэтической изобразительности, к душевной, исповеднической лирике. Истоки у обоих разные, а путь один – в мир настоящей поэзии.

«Хочу писать стихи…» – так называется следующая статья, в которой мы вновь встречаемся с Владимиром Петрашем («Комсомолец Кузбасса», 1977, 29 ноября, с. 4). Эта большая статья заканчивается разбором стихов знакомого уже нам автора, и начинается эта часть текста словами в соответствии с названием статьи:

Нет ни малейшего сомнения в том, что очень хочет писать (и печататься) и знакомый уже нашему читателю Владимир Петраш из Новокузнецка. По частым присылкам писем со стихами ясно, что он не только хочет работать в поэзии, но и много работает. Правда, не всё получается у него, как того хотелось бы, стихи Петраша очень неравноценны (больше слабых).

Перед нами – новая подборка. Открывается она следующим стихотворением:

Любовь пробьёт себе дорогу,

Пробьёт, проломится в тот мир,

В котором солнечности много

И лишь единственный кумир.

Ему, не всё ль равно, какому, –

И пыл, и трепетность души…

И белый цвет её черёмух

Уже ветрам не потушить.

С первого прочтения этого стихотворения кажется, что всё здесь на месте – и правильная мысль о первой любви, и живое чувство. А прочтите ещё раз – и в глаза бросится нарушение логики в двух, рядом стоящих строчках, а вернее, неточность, приводящая к разному толкованию их. Автор утверждает – и совершенно справедливо – что в мире любви лишь единственный кумир. А дальше: «Ему, не всё ль равно, какому». Имеется в виду любимый (кумир), который может быть и таким, и таким – и добрым, и не очень добрым, и красивым, и некрасивым, не всё ли равно каким.

Но возможно и другое толкование этих словосочетаний: то – единственный кумир, т. е. кто-то конкретный, а то – кто-нибудь ещё, не всё ли равно, кто. В восьмистрочном стихотворении Владимир Петраш не сумел предельно точно сказать, что хотел. Второе стихотворение в подборке:

Утро вечера мудреней.

Кто же спорит с истиной древней?

Я чуть свет запрягу коней

И, как вихрь, пронесусь деревней.

Дробный стук из-под их копыт

Не одну на заре разбудит…

Ну, а мне бы в себя влюбить

Лишь её – хохотушку Люду.

Чтоб она, оживив крыльцо,

Мне вослед поутру глядела…

Жаль, что нынче нет бубенцов, –

Обязательно надо сделать!

Тоже написано неравнодушной рукой, с определённым настроением, но назвать это стихотворение хорошим, удачным я не решаюсь. Во-первых, совершенно не к месту вставлена пословица «Утро вечера мудренее», на дальнейший ход мыслей она не влияет, никак не связана с ним. Какая разница, когда запрячь лошадей – утром или вечером – и вихрем промчаться по деревне.

Вечером это сделать ещё мудреней, потому что девушки в это время ещё не спят, «хороводятся» то у одних, то у других ворот, крылечек, завалинок (там, где они есть). Во-вторых, правомерно ли в наши дни тужить, что нет на лошадиных дугах бубенцов, если и самих-то коней в деревнях почти не встретишь?

В-третьих, никак нельзя принять такую неуклюжую рифмовку, как: копыт – влюбить, разбудит – Люду, глядела – сделать. Кто принимает, у того, на мой взгляд, плохой вкус. Стихи и по форме должны быть хорошими, красивыми, крепкими…

В обзоре альманаха «Огни Кузбасса», отдавшего свои печатные площади новокузнецкому городскому литературному объединению «Гренада» (статья «Не много надобно труда…»: О стихах в альманахе «Огни Кузбасса», «Комсомолец Кузбасса», 1980, 11 сентября, с. 3) имя Владимира Петраша – лишь в концовке статьи, в ряду с другими новокузнечанами, про которых Михаил Александрович говорит, увы, что «не обнаружили мы интересных поэтических открытий ни у Виктора Бокина, ни у Владимира Петраша, …»

Стоит прислушаться к мнению поэта – старшего собрата по перу, который подытоживает: Предоставление им печатной площади в альманахе можно рассматривать, пожалуй, как поощрение их творческих занятий: ищите, дерзайте. Да, все «гренадовцы» стихи писать умеют. А станут ли они поэтами – сказать пока трудно. Иногда мы бываем слишком «добренькие»: именуем этим высоким званием чуть ли не всякого, кто умеет рифмовать. Следовало бы при этом помнить: «Не много надобно труда, уменья и отваги, чтоб строчки в рифму, хоть куда, составить на бумаге».

г. Кемерово

 

Стихотворения Владимира Петраша

Тяжёлый век достался нам с тобой:

Он плечи жжёт железом и тротилом,

Ну как с ним справиться, с таким строптивым,

Когда в сердцах мы ощущаем сбой?

На нас и атом давит, и нейтрон,

Со всех сторон нацелены ракеты,

А мы с тобою только лишь поэты,

Но всё равно мы требуем: «Не тронь!».

Не тронь ни нас, ни женщин, ни детей,

Ни стариков, приблизившихся к тризне.

Жестокий счёт на миллионы жизней

Нас бросит в бой – что может быть святей?

Тяжёлый век достался нам с тобой.

Но мы – поэты, стало быть – солдаты.

Когда над каждым смертоносный атом,

Мой старый друг, нам рано бить отбой.

 

                        ***

Где-то в дальних краях заплуталась зима,

Запоздала снегами нагрянуть –

Только стылый туман заслоняет дома,

Только – ветер боярку румянит.

Хорошо нам с тобой у реки в ноябре.

Здесь никто нас, пожалуй, не встретит…

Ты скажи, почему я с тобою добрей?

Ты ответь, для кого я на свете?

Я и влюбчив, и щедр на стихи и слова,

Ты мне самых красивых красивей –

Оттого и кружится моя голова,

Оттого и мила мне Россия.

Прикоснуться боюсь – не сойти бы с ума!

Но ни в жизнь от тебя не отпрянуть…

Где-то в дальних краях заплуталась зима,

Запоздала снегами нагрянуть.

 

                   ***

А годы мчатся, точно кони,

Глядишь – и молодости нет…

Что упустил, то не догонишь

В смятенном вихре снежных лет.

Уж надо мной холодным светом

Горит вечерняя звезда…

Всю жизнь хотел я стать поэтом,

Но так поэтом и не стал.

Ах, боль моя! Какого чёрта

Со мной ведёшь ты смертный бой?

Ещё не свёл с тобой я счёты,

Ещё поборемся с тобой!

 

СИНЕВА

Кто-то крикнет сегодня впервые «уа»,

Кто-то с жизнью расстанется немо.

Отразится в глазах у двоих синева

Бесконечного вечного неба.

Будет мир пламенеть ураганен и тих,

Будет небо синеть одичало –

Вновь к кому-то придёт завершающий миг,

А к кому-то – дороги начало.

Источник: газета «Комсомолец Кузбасса», 17 октября, 1985 г.

 

                 ***

Иду по лужам босиком,

Иду и сердцем

радуюсь,

А надо мной грохочет

гром

И полыхает радуга.

Ещё не кончилась

гроза,

Ещё сверкают молнии –

В моих смеющихся

глазах

Кричащее безмолвие.

 

                ***

Век слепящего свеченья,

Век свистящих скоростей!

Узнаю в моём кипеньи

Кипяток твоих страстей.

Эта ненависть до точки,

Эта нежность до конца –

Сочетанье в каждой строчке

Хризантемы и свинца!

 

МЫ

Говорили пророки:

Ни покрышки, ни дна.

Вас в короткие сроки

Раскромсает война.

Вас раздавит разруха,

Не расстаться с сумой –

И ни слуху, ни духу

От России самой.

Революции ветер

Лишь на несколько дней…

Мы прожили полвека –

Нас никто не сильней.

Мы Антанту громили,

Мы разруху прошли,

Мы в суровой Сибири

Города возвели.

Мы с солдатской отвагой

Повстречали беду.

Мы дошли до Рейхстага

В сорок пятом году.

Мы к планетам далёким

Проложили пути.

Вы соврали, пророки,

И мы вам не простим.

Пусть и потом, и кровью

Мы платили за жизнь,

Мы построим, построим

На земле коммунизм.

Как живые побеги

На нелёгком пути

Мы прожили полвека –

И века впереди!

 

               ***

Мне б написать стихи такие,

Чтоб в них был я,

была Россия.

Чтоб сердце клеточкою каждой

Сжималось в жажде.

И однажды

Их услыхали бы глухие.

И вздрогнул бы палач у плахи,

Но то уж были б не стихи,

А оттиск сердца на бумаге.

 

ЛЮБАВА

С глазами сказочной

Купавы, С косою

переспелой ржи,

Босая, стройная Любава

Стоит у полевой межи.

К её коленям никнут травы.

Стрижи вонзаются в зенит.

Ей колокольчик из канавы

Звездою синею звенит.

А полевой скиталец-ветер,

Хлебнув настоя сочных трав,

Поёт любовные куплеты,

Руками стан её обняв.

 

АПРЕЛЬ

То дождик прольётся,

То вдруг пороша,

У нас апрель здесь

Такой нехороший:

Сто раз подведёт

И сто раз обманет,

И столько же солнцем

В душу нагрянет.

И снова всюду

Поют капели,

И снова люди

Поют, как пели.

Идёт апрель,

Разливая лужи,

Идёт желанный

И неуклюжий.

 

МОТИНА ГОРА

Над нею в синеве

                          Сатурн

Свинцовой каплей тавро

                                    выжег.

Её подножие Бунгур

Огнями новостройки

                               лижет.

Её хребет секут ветра,

Она овеяна легендой –

Седая «Мотина гора»

С капризною

                  тропинкой-лентой.

Тропинка на её челе

Затвердевела старым

                                шрамом.

Давно забыли на селе

Здесь разыгравшуюся

                                  драму.

Но веселится детвора

На ней весеннею порою.

Так почему же ты, гора,

Зовёшься «Мотиной

                                горою»?

 

               ***

Кончен бой. Комбайн у стана.

И, усталость поборов,

Так светло и первозданно

Улыбнулся хлебороб.

Закурил. Махнул рукою

И пошёл в дом не спеша.

Да, сегодня он спокоен –

Собран с поля урожай.

Пусть снегам кружиться скоро,

Пусть в поля идёт зима.

Лёг уже последний колос

Звоном зёрен в закрома.

 

ОСЕНЬЮ

Обрываясь, текут с веток

                                       листья,

Челноками плывут

                            по затонам.

В разукрашенной мантии

                                        лисьей

Мокнет ива за дальним

                                   загоном.

По утрам полусонное

                                стадо

Месит грязи расквашенной

                                         масло.

И туман, словно леший

                                 из ваты,

Кладёт бороду мягко

                             на прясло.

Тихо. Грустно. А я

                           не скучаю!

Пусть природа грустит,

                                  увядая.

Жизни круг не закончен,

                                   я знаю,

Осень силы накопит

                                для мая.

 

ДРУЗЬЯМ-КОМСОМОЛЬЦАМ 60-Х ГОДОВ

Разметала судьба нас по свету,

С кем знавал я и стужу, и дождь.

И шумит над равниною ветер,

И другая растёт молодёжь.

Где искать вас, друзья-комсомольцы?

Я один на развилке дорог.

Но во мне незакатное солнце

Ваших старых и юных тревог.

Пусть пахали мы залежи плугом

Не по семь, как сегодня, борозд,

Но над Волгой, над Томью и Бугом

Мы душой доставали о звёзд.

 

КОСЬБА

В ноги кланяются травы,

В росных бусинках валок,

И опять литовку правит

Мой истёртый оселок.

О былом тоскует верба,

Наклонившись над ручьём.

Я один под этим небом

Не жалею ни о чём.

Ни о том, что жил я настежь,

Ни о том, что никогда

Не вернуть былого счастья,

Не вернуть мои года.

Не вернуть!

И это – точно.

И звенит, звенит коса,

И в цветном, как луг, платочке

Дочка смотрит мне в глаза.

Источник: газета «Сельская правда», 1971-1974 гг.

Все материалы и иллюстрации для данной подборки предоставлены Н. М. Инякиной