Олег Курочкин. Балласт. Новелла (Из собрания журналистских былей и баек)

Серия нетерпеливых звонков в дверь, словно короткая автоматная очередь, вывела его из раздумчивости. Он чертыхнулся: "И кого это нелёгкая принесла?" Аккуратно загасил почти докуренную сигарету, глотнул из чашки остывший кофе, прежде чем подойти к двери.

Заглянул в "глазок" – на лестничной площадке было пусто: "Опять шпана развлекается..." Но едва вернулся, чтобы присесть за пишущую машинку, снова повторилась дробь звонков.

"Ну, знаете ли, так кому-то недолго и схлопотать..."

Он щёлкнул замком, и резко распахнул дверь – никого. Только что-то белело на полу перед входом в квартиру.

Письмо, не стоило и к бабке ходить, было анонимным. Корявым почерком незнакомец (или группа лиц?) предупреждал: "Ещё раз, сука, объявишься в нашем городе, зароем!" Именно так, с восклицательным знаком.

Виктор усмехнулся: "Оперативно..." Он лишь два дня назад вернулся из командировки в городок, упомянутый в этом подкинутом ему послании. И сейчас как раз и работал, дабы не отвлекаться в редакции, дома, над критической статьёй. Материал назывался "Балласт". Жёсткий, но, по сути, как ему казалось, точный заголовок.

Речь в статье шла о том, как ещё недавно заслуженный и авторитетный в спорте человек, превратился в своего антипода и, спекулируя собственным "звёздным" прошлым, стал настоящим тормозом возглавляемой им СДЮШОР. Его пьяные похождения давно уже стали притчей во языцех не только в тренерской среде, но и в самом небольшом городе. И это не было досужими слухами – факты подтверждало коллективное письмо в редакцию. Полтора десятка тренеров школы олимпийского резерва просили хоть как-то обуздать зарвавшуюся "звезду"...

Виктор перечитал набранный текст. Получалось вроде неплохо. И он решил сделать паузу, закурил, осмысливая историю с недавними звонками и подброшенным у двери несвежим помятым конвертом.

Ему, журналисту областной газеты, угрожали не впервые, и Ядров давно свыкся с этими издержками профессии. Тем паче, что чаще всего авторы подобных анонимок блефовали, и дело до физической расправы, как правило, не доходило.

"Город детства – у каждого", – вспомнил Виктор где-то прочитанные строчки. Прожив более 40 лет в областном центре, так и не ставшем для него почему-то своим, Ядров всегда с щемящим чувством приезжал сюда, в город своего детства ("оттаять", как он говорил), ведь всё здесь было родным, знакомым, близким. И даже цветы на аллее Победы казались ему и ярче, и строже, чем где-либо. А сам памятник земляку, дважды Герою Советского Союза, застывший в бронзе, как бы напоминал ему почаще, а не от случая к случаю, бывать на «малой Родине»…

Последний раз Виктор приезжал сюда лет пять назад. К его огорчению, даже из отдалённых родственников в живых в городе не осталось ровным счётом никого. Выяснилось также, что по разным адресам большой страны давно разъехались и друзья детства. За исключением одной подружки – фото и её данные он случайно обнаружил на сайте знакомств в Интернете. Понятное дело, списались, договорились при возможности встретиться.

Когда-то Жанна была его первой любовью. Но, кроме неловких и неумелых, перехватывающих дыхание поцелуев, да робких объятий, ничего другого, как это чаще всего случается в юности, в общем, и не было.

Она появилась в кафе вся в красном. Виктор, всматриваясь в знакомое, мало изменившееся милое её лицо (естественные морщинки не портили – напротив, придавали ему некий шарм), с трудом сдержался, чтобы не расцеловать подругу детства. Он так и не понял, что его смутило… А она, гибкая, удивительно стройная для своих лет, улыбчиво чмокнула его в щёку, присаживаясь за столик: "Ну, здравствуй, Вик!" Так Жанна называла его с детства.

Они пили красное вино из фужеров на тонких ножках. И главным вопросом в их торопливой, словно наперегонки беседе, звучало: "А ты помнишь?"

Действительно, вспомнить и рассказать друг другу, им было о чём. Жанна, давно жившая по другую сторону Урала, вернулась в родные пенаты, чтобы ухаживать за больной мамой. Замужем она никогда не была ("Может, потому что не встретила такого, как ты, человека, Вик…"). Виктор хотел промолчать: неловко было признаваться, что он в очередной раз развёлся. Ну, а уж коль так разоткровенничались, то… Будь, что будет!

– Выходи за меня замуж, Жанночка! – ляпнул он в конце вынужденного признания, понимая, что спасительная соломинка слишком хрупка, чтобы удержать тяжесть его вспыхнувшего чувства.

– Милый мой, седенький Вик, – она по-матерински погладила его по голове. – Ты, как был, так и остался романтиком…

Больше говорить было не о чем: они до донышка исчерпали все свои ресурсы – и память о прошлом, и словарный запас, и эмоции.

– Мне пора, – взглянув на часы, улыбнулась Жанна. – Как здорово, что мы встретились… Прощай!

И она ушла. А Ядров, словно его пригвоздила к земле невидимая сила, с комом в горле смотрел, как удалялась, пока не растворилась вдали, красная точка. Он попытался объяснить себе, что за ощущения испытывал тогда. И не смог.

...Надо было, не затягивая, поскорее, заканчивать статью. "Добавлю ещё пару абзацев, – решил Виктор, привычно постукивая по клавишам. – И всё – finita la commedia…" И вдруг его осенило: то состояние пятилетней давности, не подвластное ему в тогдашний миг, именовалось совсем коротко – "балласт". И не антигерой будущей ядровской публикации, а он сам, Виктор, словно вериги, примерял на себя, на свою судьбу, суть этого некрасивого, но ёмкого слова.

А, может, он всё-таки ошибался, и ему это просто привиделось? Ведь чего только не случается в этой хлопотной репортёрской профессии…

Как и следовало ожидать, критический материал Ядрова вызвал в городе его детства громкий резонанс. В итоге героя публикации освободили от занимаемой должности, отправив на пенсию. А редакционный телефон Виктора ещё несколько дней «бомбардировали» угрожающие звонки, обещавшие расправиться с автором.

В том, что всё это заканчивается блефом, он хорошо знал по собственному опыту, всякий раз отправляя любителей анонимок по известному адресу…

Олег Курочкин,

ветеран журналистики,

бывший спортивный обозреватель газеты «Кузбасс».