Работы новокузнецкого фотографа Юрия Лобачева вошли в Энциклопедию путешествий Русского географического общества 2020

21 января 2021 

Эта энциклопедия «Где я должен побывать, чтобы познать Россию!» посвящена уникальным местам и достопримечательностям, истории и географии нашей страны.

Новокузнечанин Юрий Лобачев – профессиональный фотограф, который участвует во многих благотворительных и социально-значимых акциях и проектах: оказании адресной помощи ветеранам и вдовам ветеранов Великой Отечественной войны, в благоустройстве памятных мест и мест захоронений участников войны, организации отдыха и занятий спортивным и экологическим туризмом детей и взрослых с ограниченными физическими возможностями.

Он автор и координатор проекта «Первый кадр», обучает горожан искусству фотографии, пробуждая у них интерес к творчеству и истории города. Этот проект дает возможность дополнительного заработка людям с ограниченными возможностями здоровья и малоимущим слоям населения.

Как «фотоволонтер» Юрий Сергеевич профессионально «пишет историю города в фотографиях» для будущих поколений новокузнечан. Его работы вошли в книги о шахтерах, известных людях и именитых организациях Новокузнецка, достопримечательностях Новокузнецка.

Юрий Лобачев – победитель областного конкурса «Лучший Доброволец Кузбасса 2016 года», финалист межрегионального конкурса в области добровольчества «Хрустальное сердце Сибири».

В 2017 году стал победителем в национальной премии «Бизнес-успех» в номинации «Лучший Созидательный проект» по Сибирскому Федеральному округу (г. Москва)

В 2018-м его фотография учувствовала в фотовыставке «Когда крылья важнее. Преодолевая стереотипы» (When the wings are more important. Overcoming stereotypes) в Женеве.

В 2019 году он получил звание лауреата национальной премии «Золотой Меркурий» (г. Москва).

Источник: https://web.facebook.com/

 

АНДРЕЙ КОРОЛЁВ. ГЛАВА ИЗ НОВОГО РОМАНА «БЕЛЫЙ ВОРОБЕЙ. АВТОГЕОГРАФИЯ»

(Автор – Андрей Александрович Королёв родился в 1964 году в Кемерове. Окончил филологический факультет Кемеровского государственного университета. В юности был профессиональным футболистом (играл за команду мастеров «Кузбасс»). Газетчик с 30-летним стажем. Работал в областной молодёжной газете «Комсомолец Кузбасса» (позднее переименована в «Кузнецкий край»), где прошёл путь от литсотрудника до заместителя редактора, бывший редактор Сибирского регионального представительства ФГУ «Редакция «Российской газеты» в городе Кемерово, ответственный секретарь областной газеты «Кузбасс».

Публиковался в журналах «После 12», «Огни Кузбасса». В настоящее время живёт в Кемерове.

Его новый роман посвящён коллегам-газетчикам, о жизни и работе которых автор, кажется, знает всё. Ирония, с которой герой рассказывает о жизни редакции, скорее пронизана любовью и всепониманием тонкостей нелёгкой профессии журналиста).

 

Черту приличия наша газета переступила легко – просто пятясь от границы дозволенного. Мне, впрочем, говорить об этом следовало бы с меньшим сарказмом: даже когда дрейф от бодрой угодливости к унылому лакейству стал очевиден, я боролся не до конца. Ну, повыступал на общем собрании, поворчал на планерках, поораторствовал в курилке. Да ещё разок, не желая «участвовать во всём этом», демонстративно зупил с обеда. «Русская забастовка!» - довольно отметил татарин Бил.

Ну да, русская и бессмысленная. Зато, щадящая самолюбие.

Коридоры на двух наших этажах имеют форму буквы «О» — нескрываемого удивленного восклицания. Это понятно: строили редакционный комплекс с типографией во времена, когда прессе придавалось особое значение. Теперь, увы, о «четвёртой власти» почти не вспоминают, чаще – о «второй древнейшей профессии». И кажется символичным, что лабиринты наших коридоров становятся ловушкой для самых наивных ходоков из народа, ещё забредающих в газету и мыкающихся по замкнутому кругу; я сам не раз эвакуировал к лифту разных жалких старушек, графоманов и правдолюбцев.

Мой кабинет на четвертом этаже, прямо напротив редакторского (через небольшую приёмную). Сейчас дверь в предбанник открыта, в кабинет редактора тоже, и в коридоре слышно, как коллеги обсуждают выпущенный сегодня номер.

Вот очередь дошла до Славика Додонова, корреспондента отдела социальной жизни. Вообще-то он вполне справный, румяный тридцатилетка, однако на планерках почему-то говорит так тихо и замедленно, что я начинаю злиться: ты просто не хочешь никого обидеть или цену себе набиваешь? Но попробуй только вслух взбодрить его – наш чуткий коллектив сразу встанет бюстом на защиту: он же искренне переживает! Не всем же быть краснобаями и балагурами!

Вот и теперь Славик мямлит что-то неразборчивое. Хотя нет, я знаю, что он говорит. Обычно он говорит: «Материал имеет место быть». Это у него означает: имеет право на существование. И это означает, что в главной областной газете штатные сотрудники не очень-то понимают значение слов.

Но тут Славик прямо-таки разболтался.

- Честно говоря, мне материал понравился, - смело возвышает он голос.

Этого я уже вынести не могу.

- Господи, неужели ты даже таких вещей не понимаешь? — врываюсь я в кабинет. - «Честно говоря» - это когда текст заместительницы редактора не понравился!

Он хлопает глазами, но при этом как-то упрямо набычась: готов отстаивать свою позицию. Своё право сидеть в теплом кабинете с грамотами на стене, в час дня чинно спускаться в столовую в светлых сандалетах, перед совещаловками в администрации за руку здороваться с шишками и после конторских корпоративов безотказно охмурять практиканток.

- Когда ты последний раз выезжал в командировку? — подступаю я к нему. - Когда прочитал хоть какую-нибудь книжку?

- Евгений Саныч, Евгений Саныч! - спешит на выручку Катя Лидрик, завотделом культуры. - А я вчера выезжала в командировку. И книжку читала!

У нас с ней самые лучшие отношения – бережно-ироничные. Когда-то Катя была честолюбива и верила в очищающую силу слова. Потом просто хотела устроить личную жизнь. Однако глупо влипла – влюбилась в бородатого музыканта младше себя, да к тому же женатого, да к тому же с задатками жиголо. В общем, в последнее время она тоже хандрит, но только с ней в этой конторе я и могу нормально общаться.

- Евгений Саныч сегодня не в духе, - пытается Катя сбить напряжение. - Что, «Барселона» ваша опять кому-то продула?

Как и многие бывшие студентки-комсомолки-спортсменки, она несколько преувеличивает свои нынешние возможности воздействия на мужиков.

- Я как раз очень даже в духе, Катерина Санна! - твердо говорю я. - Впервые за долгое время.

Все вокруг притихли: и страшновато, и интересно, что дальше будет. Журналисты всё-таки, хотя уже и очень-очень глубоко в душе. Что ж, ребята, уговорили: будет вам шоу.

- Насчет командировок – это, между прочим, многих касается, - начинаю я, обводя тяжелым взглядом всех сидящих вдоль стен и за столом, что приставлен к редакторскому.

Сам редактор, кстати, тоже помалкивает, зато улыбка у него уже вдвое шире обычной натянутой.

- Ну что, момент истины? - веселею я. - Раскроем карты?

- Вот тут мне карта и поперла, - вставляет кто-то вполголоса.

Ясно кто – Таня Лагойда, пенсионерка, обозреватель по медицине, бывшее «золотое перо». Ей можно и пошутить.

- Учтите, это редкая возможность, - говорю я. - Узнать о себе правду. Потом я могу и расхотеть.

- И помрем мы тёмными, так и не узнав всей правды, - иронизирует Алла Симонович, образование.

А как раз ей стоило помолчать.

- Ну-у, Ал. Тебе-то это не грозит, - замечаю я с удовольствием. - Ты давно всё про жизнь поняла. Что писать надо только со слов начальничков. И, кроме как за пятнадцариком, никогда не наклоняться.

- Может, отложим это срывание всех и всяческих масок? Работать надо! - миролюбиво предлагает Катя Кац, отдел писем.

- Ух ты, классику знаем! - искренне веселюсь я. - Правда, когда сами писать начинаем, куда что девается?

Поднимается ропот. Молодцы ребята всё-таки. Я-то думал, у нас уже совсем бессловесное стадо.

- Я не пойму, что за судилище нам устроили? - волнуется Анжела Епанишникова, социальная жизнь.

И правильно волнуется: её это касается в первую очередь.

- Анжелочка, золотце мое, да разве ж это судилище? - играю я. - Это у меня просто истерика от бессилия, маленький такой демаршик. Но ведь когда-то же ты, например, должна понять, что нельзя так бессовестно насиловать и читателей, и контору, и профессию, наконец!

Раздается всеобщий громкий «ах»: женщину обидели. А то, что эта халтурщица ежедневно убивает меня своей нахрапистостью, шкурностью, недобротой, - это будто дело десятое. Маленькие глазки Анжелы на толстоватом лице сверлят меня с матерной прямотой. Наконец-то хоть какая-то искренность!

Но слышу я нечто странное:

- Ну что, устал сачковать?

- Что?!

- Устал, говорю, отдыхать? - повторяет редактор. - Решил для разнообразия поработать?

Я стою у доски с приказами и ещё не снятыми поздравлениями с Новым годом, а он, как всегда, подкрался незаметно («вот он на цыпочках, и не богат словами») – в обтягивающем животик кардигане и с облачком мученичества во взоре, как у Гриценко в роли Каренина. Который «так пелестрадал». И которого тоже, в общем-то, можно понять. Ну, так кто же заставлял его быть таким нудным?

- Мы уже думали некролог начать писать, - продолжает острить редактор.

«А вы смогли бы?» - хотел сказать я, да передумал. Не надо перебарщивать.

Пока мы сидим в его кабинете, несколько человек заглядывают туда по разным придуманным поводам. Кому-то просто любопытно, а кто-то искренне переживает, что я могу свалить.

В итоге мое заявление на отпуск всё-таки подписано. Но денег (видимо, в отместку) сегодня не будет: в кассе якобы нет наличности.

- Ничего, потерпишь, - говорит редактор. - Или ты собрался проставляться?

В вопросе почти нет нормальной приятельской подначки – больше чиновничьей опаски (расшатывание дисциплины) да ревности (его на такие мероприятия зовут редко).

Я поднимаюсь из-за стола и протягиваю руку:

- Сегодня я удивлю всех – буду трезвым и солидным.

- Ну никакой стабильности в мире! - смеется редактор. - Уж если ты…

Нет, он на свой лад даже остроумен – на свой ехидный лад.

Господи, что я тут делаю, в этом чужом, поддельном мире? На что трачу жизнь?

Я поднялся на пятый этаж, иду и здороваюсь в открытые кабинеты.

В отделе рекламы прильнула к монитору Ангелина. У нее новое платье с декольте и прическа, но, боюсь, и этому раскладу «солитёра» сбыться не суждено.

А вот Зина, учетчица отдела писем: кладет на весы большие конверты, затем снимает и лепит на них марки – готовит к отправке рекламодателям свежие порции взаимных надежд. Работа, конечно, не слишком творческая, хохотушка Зина хмурится, но не так чтобы очень трагично.

Вик, обозреватель отдела экономики, демонстративно изолировалась от всего: поверх наушников ещё и капюшон худи натянут на голову. Это значит, сдает материал в номер. Если бы она не успела поработать на москвичей и знала поменьше слов типа «бэкграунд» и «тренд», общаться с ней было бы гораздо легче. Однако я всё равно обычно защищаю её от коллег: да, на пресс-конференциях Вик солирует почище любого спикера, да, она вообще не любит людей, особенно мужиков, особенно тех, у кого нет хотя бы парочки шахт или заводов, но к миссии своей колумнистской относится всерьёз и, кажется, действительно хочет докопаться до правды, а в наше время это редкость.

У шоферской кандейки разыгрывается очередной раунд конфликта интересов: секретарь Марина Пална ищет негра для отправки в командировку, а Вова Маленький и Вова Большой включают дурака и пытаются отбиться, заодно подставляя друг друга. Здесь, впрочем, агрессивность больше деланая, здесь так положено – громко наезжать, и вилять, и сдавать на попятную (только не сразу, иначе примут за слабость). В итоге Пална построит их как надо и всё будет разрулено по справедливости.

- Что, Марин Пална, совсем от рук отбились оболтусы? — говорю я, одновременно хлопая обоих Вов по плечам.

- Да не говорите! - с удовольствием ворчит она. - Раньше вообще никого не спрашивали: можешь поехать, не можешь поехать… Есть производственная необходимость – будь добр, выполняй. А тут совсем обленились: то резина у них не та, то понос не тот, то золотуха…

Вовы лыбятся: их мастерство признано. Такого сильного соперника не грех уважать и уважить.

- Все ясно, обалдуи? - развивает Марина успех, ловко пользуясь моей поддержкой. - Есть ещё вопросы?

- У матросов вопросов нет! - игриво-важно отвечает Вова Большой.

И этот человек лет двадцать оттрубил в конторе, связанной со словом!..

Напоследок я захожу к фотокору Васе Шубину. Он завтра уезжает отдыхать в Белокуриху, надо же дать несколько наставлений.

Мне нравится его умение легко принимать любую действительность — даже гнусную, унизительную. Я, например, в таких случаях всегда готов к порыву, позе, капризу. А Вася как-то умеет абстрагироваться и занять уютный уголок для лукавого наблюдения и веселой оценки. И это не слабость, не двуличие. Даже когда он придворным фотографом успел побыть (в прямом смысле: выезжал на все мероприятия с губером), это его не испортило. А на те же планерки он либо не ходит, либо сидит молча, не ввязываясь в свары, лишь изредка отпуская безобидные скабрезности.

Я знаю, что он прошел Афган, был контужен. Наверное, отсюда его жизнелюбие, желание и умение создавать вокруг позитив. У него в кабинете любой может посидеть и посплетничать, выпить кофе и съесть печенюшку. А то и отведать настоечки нового розлива, которую Вася принес для пробы. Вот и теперь он потчует меня какой-то приторной микстурой, зато от души. И сопровождающая дегустацию байка, как всегда, сочна и смачна.

Он, оказывается, уже вернулся со съёмки, распечатывает отобранные кадры. Это к репортажу в номер – о вручении группе активных пенсионеров палок для скандинавской ходьбы. Сейчас это главный хит нашей власти (хотя выборы, кажется, только осенью) – забота о здоровье населения. Раздают в разных территориях по сто – двести комплектов, потом счастливые физкультурники и физкультурницы (были девушки с веслами, а стали бабушки с палками) всем гуртом совершают первую прогулку, а мы это фиксируем и тиражируем. Раз за разом. Мечта, а не журналистика!

Сегодня, правда, прошло не слишком гладко. Вася в лицах показывает суету распорядителей и клянется, что кто-то из них реально вылепил фразу: «Это мероприятие не для палочки!»

- Ну, Вась, врёшь же! Не мог он так красиво оговориться. Это же чистый Фрейд.

- Да там вообще один голимый Фрейд! - заливается Вася, и стекла его очков, поднятых на лысый череп, отбрасывают мальчишеские зайчики. - Накидали теткам палок – они и довольны!

Вася – самый обаятельный похабник из всех мне известных. Любую ситуацию он готов вышутить в плоскости «ниже пояса». И кстати, не всегда плоско. Особенно хорошо и полезно у него получается в компании подвыпивших дам, когда маленькой милой непристойностью нужно поддержать совместную раскрепощённость. Другое дело, что теперь Васе, хошь не хошь, приходится соответствовать роли не только остряка на грани фола, но и отъявленного жеребца.

- Виагры-то достаточно взял? - интересуюсь я. - А то придется ночью рыскать по киоскам…

- Какой виагры?! Наоборот, успокоительного - хоть отоспаться нормально.

- Или, может, батожок скандинавский на всякий случай? - продолжаю дразнить я.

- Да ты что? Я же там был. Туда биту баскетбольную надо брать… отбиваться от оздоровившихся бабок.

- Хм. Баскетбол с битами – это ты интересно придумал. Ладно, Вась. Главное, веди там себя плохо!

- Да не вопрос!

- У матросов нет вопросов? - зачем-то ещё переспрашиваю я.

- Да им вообще всё по колено! - подтверждает он. - И не только море...

Источник: журнал «Сибирские огни», № 11, ноябрь 2019

Архив новостей