Разговор с дедом. Рассказ

23 марта 2023 

Однажды Эльшан сказал себе: откладывать это дело больше нельзя! Речь шла о том, что он давно не посещал могилу любимого деда Исмаила. Когда работал в генеральной прокуратуре Азербайджана, часто не хватало времени, потом, когда ушёл на заслуженный отдых, тоже находились важные занятия, из-за которых переносил посещение погоста на потом.

Его дед прожил жизнь на востоке Грузии – в одном из селений Марнеульского района, официально именуемое как Азизкенд, хотя поселяне продолжают называть его по старинке Юаналы. В этой части грузинской территории до сих обитает немало земляков Эльшана, его родных и просто знакомых. Когда-то и сам он в любое время года любил бывать здесь.

Как скоротечно время… Давно уж миновали счастливые дни и годы детства и юности. Нет уже на этом свете многих близких ему людей. И пускай на календаре третье десятилетие XXI века разве, можно их забыть?!

Последний дедов приют находился возле деревни на местном кладбище. День для посещения места вечного упокоения Эльшан выбрал особый – пятницу. На погосте было безлюдно и тихо. С грустью на сердце пришёл Эльшан сюда. Он – старший дедов внук – и без того часто вспоминает о нём, отчётливо представляет его лицо с большущими усами, умные внимательные глаза, его особую походку, звук его голоса… На кладбище он по-особому остро чувствовал, как не хватает ему порой этого высокого статного человека, его умных слов и доброго совета.

– Салам, дед…, – он склонился у знакомого надгробья, окунувшись в воспоминания о былых счастливых временах. Его отсутствующий взор переходил с одного соседнего камня на другой, снова обращался на дедов памятник. Он много раз видел эту могильную плиту, но сегодня, представилось ему, разглядел её по-особому. Что же привлекло его внимание? Не имя деда и не даты его жизни, оттиснутые на тёмно-серой плите, показались необычными.  

– Дед ушёл из жизни в 1972-м, – глядя на цифры, размышлял Эльшан. – Полвека уже прошло! А я помню его так же хорошо, будто вчера виделись…

Значит, не только эта скорбная годовщина взволновала его. Он будто в первый раз особым углом зрения отметил, что на торцах могильной плиты: с одной её стороны – изображена винтовка, с другой – кинжал. Так бывает, наверное, в разведке или на охоте, когда смотришь на местность невооружённым взглядом или через плохо настроенный бинокль, всё кажется тихим и привычным, но стоит подкрутить приставленный к глазу окуляр, картина сразу меняется, наполняется более глубоким содержанием, состоящим из совершенно новых, чётких деталей.

Как и любому, ему много раз приходилось бывать на кладбищах, провожая в последний путь близких и друзей. Мысленно он «перебрал» их могильные плиты и памятники, роскошные и скромные, украшенные эпитафиями с цитатами из священной книги мусульман, узорами звёзд и полумесяцев, рисунками островерхих минаретов. Но изображения оружия на могилах других усопших припомнить не смог.      

«Вот оно! – обрадовался он своему необычному открытию. – Ещё одно доказательство, свидетельство, что Исмаил прожил жизнь воина!» Изготовлением этого могильного камня для деда занимался младший дедов сын, и явно неспроста он подчеркнул роль отца-воителя, усилил именно эту сторону жизни усопшего. Размышляя, Эльшан снова ощутил, что до сих пор физически ощущает деда и никак не может, а, вернее, всё не хочет смириться с его отсутствием.

Дед Исмаил жил в его памяти, в его воображении, временами даже будто разговаривал с внуком своим незабываемым голосом, давал ему советы и оценки. Иногда Эльшан даже чувствовал его запах, словно тот только что стоял рядом и отошёл на минуту, а дуновение осталось. В такие моменты внук говорил себе: положи передо мной сразу пять десятков горских папах, по запаху найду среди них единственную – дедову. Это же он мог бы сказать и о дедовой бурке. У дедовых вещей был особый колорит ароматов, вобравших в себя дымы, пожалуй, всех костров, которые согревали Исмаила в далёких горах, запахи трав на альпийских лугах, овечьих отар и много чего ещё.

Маленький Эльшан мечтал, что когда-нибудь и сам будет носить такой же строгий, как у деда, военный френч и тоже перепояшет себя тонкими кожаными ремнями с серебренной отделкой. Бывало, он примеривал на свою, мелкую ещё, ногу дедовы мягкие тапочки-чарыхи из кожи, – её выделывали особым способом, называемым в Азербайджане ашыланмыш кен, который придавал материалу одновременно и крепость, и мягкость.

Когда дед был помоложе, не уставая, носил сапоги, а в более старшем возрасте полюбил чарыхи. Было время, когда длина этих высоких остроносых дедовых тапок была больше Эльшанова роста, и тогда малыш, сидя у дедовых ног, с удовольствием играл их плетёными шнурками.

Обычно дед переобувался в них вечером, возвращаясь домой после трудового дня. Вечерело. С гор к селению подступали летние сумерки. С улицы доносилось нетерпеливое блеяние овец и коз, мычание коров. И когда эти звуки вплотную приближались к их дому, бабушка брала с подоконника старый масляный светильник-чыраг, похожий на небольшой кувшинчик с округлым туловом, длинным патрубком для фитиля и удобной ручкой, зажигала его и шла навстречу деду.

Исмаил заходил в свой двор. Не спеша мыл водой из кувшина руки, начиная с правой, промывал их со всех сторон по три раза от запястья до локтя, трижды ополаскивал запылённое лицо, влажными ладонями протирал волосы шею и уши, разглаживал свои выдающиеся усы, которые близкие, посмеиваясь, за глаза называли усами Кёр-оглу – героя народного эпоса – благородного разбойника и справедливого мстителя.

Дедов дом с балконом казался мальчику огромным и уютным. В нём была жилая комната, обставленная скромно, и спальня, наполненная одеялами и подушками. Жилище сложили из кирпичей, которые делали, перемешав солому с глиной, затем, до железной крепости высушили на солнце. И пол в доме был глиняный. Недалеко от входа имелся очаг, дым которого через дымоход выходил прямо на улицу. курящийся над обителью дымок означал, что бабушка готовит обед. Дом стоял на большом, возделанном участке земли – с широким двором, плодовым садом, огородом.

Умывшись, дед проходил в комнату, опускался на тахту и отдыхал. Бабушка стелила перед ним вафельное полотенце, подавала разогретый в тандыре хлеб, козий сыр. Кусочек масла, который она помещала на хлеб, подтаивал, аппетитно растекаясь по горячей корочке. Деду наливали чай, и он всегда с удовольствием принимал эту простую еду. Лакомился фруктами: арбузом, дыней, яблоками, – ими к концу лета заполняли все укромные уголки жилища, и от этого во всём доме стоял неповторимо-сладковатый аромат.

Нехитрый ритуал дедова ужина, повторяющийся изо дня в день, Эльшану запомнился с самого раннего детства. А посещение дедовых коленей тоже было частью этого ритуала: мальчик взбирался на них не без помощи дедовых рук, теребил его усы, тянул его за волосы, а тот терпел шалости внука, с умилением поглядывая на малыша…

Иногда дед рассказывал ему истории, больше похожие на легенды. Одну из них Эльшан запомнил навсегда.

Однажды маленький мальчик задал своему дедушке невинный для ребёнка вопрос:

– Когда ты умрёшь, дедушка?

Усмехнулся дед, глянул лукаво на внука и ответил:

– Я умру, когда умрёшь ты…

Услыхала эти слова мать ребёнка. Показались они ей непонятными, страшными даже. Пошла женщина к своему мужу и говорит:

– Твой отец сказал нашему ребёнку нехорошие слова, – и слово в слово повторила разговор старика с внуком.

– Зачем, отец, ты сказал своему внуку – нашему сыну – эти ужасные слова? – обратился сын к своему отцу.

– Не бойся слов, – ответил ему старик. – Лучше сам над ними подумай: слова-то верные. Если внук будет помнить меня всю жизнь, стало быть, я всегда буду с ним, буду продолжать жить в его памяти столько, сколько лет отпустит ему наш Создатель… А если внук меня забудет – вот тогда я и умру…

«Что с нами делает память, – размышлял Эльшан, стоя над дедовой могилой. – Кажется, прошла уже целая жизнь, а многое из немыслимо далёкого детства и сегодня хранится в сердце до мельчайших деталей… Говорят, если человек при жизни совершает благие дела, его душа попадает в рай, где текут реки с мёдом и молоком, где вечное блаженство. А где сейчас душа Исмаила? Был ли он праведником или всё же совершал грехи при жизни? Какое решение приняли ангелы на высшем суде? Как прошёл перед ними непростой дедов отчёт за прожитую жизнь? Приняли ли строгие судьи честные, произнесённые твёрдым дедовым словом, ответы на три, казалось бы, простых вопроса: «Кто твой Бог? Какая твоя религия? Кто твой пророк?..»

Из дальнего уголка сознания выплыла давно забытая, казалось бы, картинка: он, совсем ещё маленький, стоит на табуретке в окружении взрослых лиц и звонким голосом радостно выкрикивает какие-то фразы. А большие люди в ответ одобрительно цокают языками, улыбаясь, кивают ему и хлопают в ладоши. А ведь и это видение связывало его с дедом, напоминало о давно минувших днях, когда Исмаил любил брать внука с собой на нечастые общесельские события: торжества, праздники или вечеринки.

Бывало, схлынут там основные действа, тогда в центр комнаты или зала устанавливали табурет, дед поднимал на него Эльшана и объяснял всем присутствующим, что чудесный ребёнок умеет говорить по-русски.  

Многие недоверчиво смотрели на деда и на мальчика, ведь в деревне русского языка почти никто не знал. Один-два из присутствующих подходили к малому, вспоминая и коверкая незнакомые слова, пытались пообщаться с ним. Тот смело отвечал им по-русски. Деревенским это казалось просто чудом. Тогда в круг приглашали учителя русского языка из сельской школы: подтверди, мол, или опровергни. Послушав мальчишку, учитель кивал: так и есть, это русская речь! Народ радовался неслыханной в сельской глубинке диковинке, а довольный Исмаил задористо подкручивал усы.

Не в первый раз Эльшан вспоминал своё детство, стоя у последнего приюта Исмаила. Мальчишке было лет восемь, когда женился один из его дядей. Дед решил устроить пир на весь мир. Такой свадьбы в селении, наверное, ещё никто не видывал! На ней гуляли все родственники, соседи и друзья – жители дедова села и окрестных деревень.

Эльшан прикрыл веки и будто вновь оказался в самом центре весёлого, разудалого праздника, который не смолкал три дня и три ночи. От обилия еды и сладостей глаза разбегались! Земляки палили в воздух из ружей. Чаще других оглушал округу выстрелами из своей винтовки сам Исмаил. Молодые, азартные ребята состязались в борьбе. Уставший и счастливый жених выставлял откупное угощение, не в силах больше выходить на круг с соперниками.

Не смолкала музыка, зажигательные танцы длились часами напролёт. Джигиты на резвых скакунах соревновались в скачках. Красивые статные иноходцы поражали мальчишку своей грациозной резвостью. Их знаменитый аллюр сопровождался звонким цокотом копыт по крепкой каменистой почве. Наездники грациозно покачивались в седле из стороны в сторону. Исмаил обязательно находился в числе судей и торжественно вручал победителям призы – большие платки из ярко-красного шёлка.     

Эльшан гордился тем, что односельчане всегда смотрели на его деда с уважением и особым почтением. А деревенские мальчишки почти всех возрастов завидовали ему – дедову внуку. Сначала он принимал это как должное. А когда стал подростком, начал соображать, что Исмаил заслужил уважение земляков своими праведными делами.

Этому пониманию немало поспособствовала бабушка. Она вечерами рассказывала подростку про деда, который в молодости и слыл, и был истинным джигитом, от многих сверстников отличался отвагою, выносливостью, стойкостью, искусством управлять конём и владеть оружием. «И мудростью наделил Исмаила Всевышний», – утверждала бабушка, вспоминая, как не раз обращались к её мужу старейшины села за советом.

– Наш Исмаил в молодости дома не засиживался, – признавалась бабушка в ответ на просьбу внука рассказать что-нибудь интересное про дедову жизнь. – Собирался в поход и уезжал, случалось, надолго в сторону Османлы… – начинала она свой неспешный рассказ, будто исполняла былину.

Эльшан уже слышал, что Османлы в начале прошлого века именовали нынешнее Турецкое государство, у которого в те времена с соседними странами и границ-то настоящих не было.

«Исмаил, бывало, как обрядится в свой военный костюм, ремнями перепояшется, широкую бурку накинет на плечи, папаху надвинет на глаза, на пояс – саблю, кинжал… Такой грозный у него становится вид, что, как в народе говорят, беременные, на него глядя, от страху родят раньше времени», – усмехается бабушка, гладя внука по голове.

– А где же теперь его оружие, нэне? – спросил однажды Эльшан, ведь он смутно припоминал, что в детстве комнату дедова дома украшало висящее на стене дорогое грозное оружие.

Оказывается, призналась бабушка, в шестидесятые годы приехали к ним в дом милиционеры и забрали у Исмаила винтовку, саблю, кинжал да лошадиную сбрую. Все предметы были отделаны серебром. «Составили документ, – пояснила она, – что изъяли оружие и полкилограмма серебра. Да только что толку?! Дед тогда сильно горевал».

– Не горюй дед, – наклонившись над плитой могилы, едва слышно прошептал Эльшан. – Видно, новой власти тоже понадобилось твоё богатырское оружие. Вот они и взяли его. Но твоего геройского прошлого они забрать не смогли…

Не смогли! Когда Эльшан стал старшеклассником, во время летних каникул ему позволяли бывать на деревенских вечерах, где собирались взрослые и молодёжь.

На эти посиделки нередко приглашали народного певца-поэта, которого азербайджанцы называют ашугом. Ашуг перекидывал через плечо кожаный ремень объёмного, грушевидного, многострунного саза, устанавливал инструмент на уровне груди и начинал рассказ – балладу о подвигах героя-горца, сопровождая слова пением и сладкими звуками музыки. И совсем не случайно сказитель называл своего героя Исмаилом.

Собравшиеся затихали, одобрительно качали головами в такт рассказчику. Юноша воображал в такие минуты смелого, статного воина-богатыря, гарцующего на горячем коне. И лицо этого джигита выходило точной копией его деда…  

Эльшан гордился дедом Исмаилом, равнялся на него и любил его едва ли не больше всех родных. Героическая жизнь старика, его желание – делать всё только по справедливости и праведности – всегда были внуку примером. «Никогда не бойся постоять за правду, – учил его дед. – Где страх, там крах». 

Если взрослые спрашивали у маленького Эльшана: на кого бы он хотел походить? – он неизменно отвечал: «На деда!» Парень не изменил своих ориентиров и тогда, когда совсем вырос, сверял свои поступки, своё отношение к окружающему миру с тем, как бы поступил или что сказал бы Исмаил, которого он не мог подвести – ни при его жизни, ни сейчас – даже мысленно. «Честь превыше всего!» – для деда это были не пустые слова…  

Внук снова погрузился в воспоминания о последнем с дедом свидании. Лето 1972-го… В школе прошёл выпускной, десятиклассникам выдали новенькие аттестаты. Эльшан с одноклассником решили отправиться в Сибирь – в Томск, поступать на юридический факультет местного университета. Перед отъездом он поехал в деревню повидаться с дедом. Исмаил к тому времени сильно болел, но перед внуком свои хвори старался не выказывать. Они поговорили о будущем Эльшана, об его решении учиться дальше. Дед одобрил выбор внука, ласково потрепал по голове, поцеловал и пожелал успехов…

На первом курсе студенческие дни пролетают быстро. Много занятий, много знакомств, много впечатлений, – калейдоскоп событий затягивает так, что не успеваешь оглянуться. А тут ещё необычная золотая сибирская осень, а за ней – белоснежная зима с непривычными снежными морозами. Иногородние студенты хорошо знали дорогу на переговорный пункт, откуда раз или два в неделю звонили по междугороднему телефону своим родным. Раз в неделю бывал здесь и Эльшан. Телефонный разговор с родителями всегда считал делом значительным. Обязательно справлялся о здоровье дедушки, передавал ему горячие приветы…

То, что случилось однажды в ноябре, на излёте его первой студенческой осени, которая в эту пору в Сибири уже по всем признакам считается настоящей зимой, потрясло его до самой глубины души и, наверное, до конца жизни оставило на сердце рубец…

Ночью ему приснился необычный сон. Он отчётливо видел стоящего на пригорке деда Исмаила. На тёмном фоне горной гряды, протянувшейся за спиной старика, резко выделялись его седые волосы и усы. На плечи старик накинул бурку. Но, удивительное дело, бурка почему-то была белого цвета! Он стоял, высокий, величественный, будто внимательным взором окидывал свои любимые горы…

Эльшан неожиданно очнулся от этого сна и долго не мог заснуть снова, вглядываясь в очертания предметов ночной комнаты, пытался унять волнение, от которого на коже высыпали мурашки. Видение деда в белом возвращалось к нему снова и снова, едва закрывал глаза.

Утором он рассказал товарищу все подробности необычного сна, спросив то ли его, то ли самого себя: что бы это значило?

– Думаю, – многозначительно поковыряв ногтем в ухе, предположил товарищ, – из этого следует, что твой дед умер…

– Да ну тебя! – не поверил Эльшан. – Я же буквально вчера звонил домой, мне сказали, у него всё хорошо!

Он снова побежал на «переговорник», кое-как дождался, когда телефонистка пригласит его в кабинку.

– Успокойся, – сказала ему мать, и её голос звучал в телефонной трубке за тысячи километров, через посторонние шумы и потрескивание ласково и умиротворенно. – У нас всё нормально, сынок. Поэтому, учись хорошенько…  

Эльшан, и правда, почувствовал облегчение. После разговора вышел из кабины с просветлённым лицом и с головой погрузился в учёбу, благо, первая сессия неумолимо приближалась. В январе, после Нового года, он успешно сдал экзамены и сразу же самолётом улетел на каникулы домой. Рейс был ночной, и до родительской квартиры Эльшан добрался утром нового дня. После объятий и приветствий, короткого рассказа о студенческих успехах, заявил родным:

– Давайте сегодня же поедем в деревню к деду!

– Погоди! – остановила сына мать. – Что за спешка?! Отдохни, побудь с нами. А вот завтра и поедем…

Резонно, согласился Эльшан, завтра так завтра. Но завтра с утра мать начала какое-то важное дело, которое, сказала, никак нельзя отложить: «На следующий день уж точно отправимся в деревню…»

Раздосадованный Эльшан снова согласился: «Хорошо, – сказал. – Но завтра, если что, я поеду в деревню один!»

Наступило новое утро, а мать не торопилась в дорогу, опять находились разные дела.

– Ты же обещала! – начал сердиться сын, стал настаивать на своём.

Тут к ним заглянула мамина старшая сестра – Эльшанова родная тётя. Они с матерью о чём-то озабоченно пошептались, потом тётя подошла к племяннику, обняла его, вздохнула и вымолвила:

– Уж не обижайся, Эльшан, на маму. Ей тяжело сообщить тебе скорбную весть: дедушка Исмаил скончался…

Эльшана будто громом поразило. Он стоял посреди комнаты и слушал как женщины, сквозь плачь и слёзы, рассказывали горькие подробности, которые отдавались в нём тяжкой болью. Оказывается, дед умер в тот день, когда внук видел его во сне. Похоронили Исмаила со всеми почестями на сельском кладбище, куда провожали его все без исключения жители дедовой деревни и окрестных сёл.  

Долго потом судили и рядили родные на семейном совете, как быть с Эльшаном, как сообщить ему скорбную весть. Решили до поры не говорить ему о смерти деда, а то, не ровен час, бросит учёбу, примчится домой. Помочь горю уже ничем не сможет, а вот университета может лишиться: отстанет от программы из-за пропусков, нахватает «хвостов», не сдаст сессию...

Но что же это был за вещий сон? Как умудрился дед в последнюю минуту дать о себе знать внуку? Что за космическая связь возникла между ними через тысячи километров? Или это всего лишь фантасмагория – видение, отразившее в мозгу то, о чём он часто думал? И спустя полсотни лет эти вопросы не давали Эльшану покоя.  

– А помнишь, дед, как ты любил угощать меня сладостями? – спросил Эльшан у серого камня. – Ты и сам любил пить с ними чай. Я сегодня принёс их тебе.

Он развернул небольшой свёрток и положил на могилу ореховую халву и разные сладкие вкусности:

– Надеюсь, ты будешь рад, не станешь печалиться о близких. А помнишь, дед… 

Яркие лучи солнца, освещавшие кладбищенский пейзаж, вдруг напомнили Эльшану море подсолнухов в такой же солнечный день. Они брели с дедом по широкому колхозному полю, густо усеянному круглыми жёлто-зелёными головами подсолнечника. Взрослый и малый выходили на трассу. Дед поднимал руку и рядом с ними останавливался большой грузовик с тремя буквами «ЗиС» на капоте и белыми полосами на боку – здешнее такси. Задний борт машины откидывался и по ступенькам железной лестницы мальчишка вслед за дедом поднимался в кузов, по бокам которого сделали лавки для пассажиров. Машина мчала их прямо в Тбилиси, куда в те годы обычный автобус из деревни ещё не ходил.

Как странно и причудливо устроен этот мир. Как тесно переплетены в нём судьбы… Эльшан знал, что именно дед соединил в одну семью его мать и отца, обручив их. «Что бы было, если бы этого не случилось?», – Эльшан даже представить себе этого не мог.

Матери тогда исполнилось лет шестнадцать-семнадцать. У неё было короткое и нежное имя Сара – с ударением на последнем слоге. Дед подарил ей красивый пояс из серебренных пластин, отделанный причудливым восточным орнаментом. Она берегла этот подарок всю жизнь. Они с отцом, скромным, добрым, тактичным, по-житейски мудрым человеком, прожили хорошую супружескую жизнь. А потом подарок деда перешёл к их старшему сыну, к Эльшану. Тот однажды разглядел, что на серебренной пластинке пояса выбита дата «1870 год».     

– Мне нужен твой совет, дед, – снова склонился к камню Эльшан. – Я вот всё думаю, кому мне потом передать эту реликвию, подскажи? Может, во сне мне укажешь?

Он снова задумался, вспоминая, как они с дедом любили ходить к заветному роднику. На той тропинке Эльшану был знаком, казалось, каждый камешек. Она спускалась со склона вниз – к берегу полноводной реки Алгети – туда, где метрах в двухстах от дедова дома ещё в середине прошлого века геологи пробурили скважину и нашли водоносный слой. Из земли забил фонтан воды, чистой как хрусталь, прохладной и необычайно вкусной.

Люди устроили там родник. И с тех пор вот уж сколько лет приходят сюда девушки и женщины с большими медными кувшинами, жители со всех окрестных деревень каждый день берут здесь воду. А родник не иссякает, продолжает обильно давать людям живительную влагу в любой сезон и в любую погоду.  

– Вот так и мой дед Исмаил, – думал Эльшан, возвращаясь с погоста. – Да услышит Бог, он как родник, который никогда не выпить…

Сергей Черемнов

г. Кемерово,

декабрь 2022 г.

Архив новостей