Сергей Черемнов. Четверо в «лодке», считая всех. Рассказ

Я ещё вчера понял, что наша мама куда-то собирается. Уже несколько дней она складывала вещи в огромную сумку, в которую мы вместе с Лоркой могли бы запросто поместиться. Она и раньше иногда уходила из дома, из-за чего мы с сестрой сильно переживали, грустили и даже плакали так громко, что звенело в ушах. Но она скоро возвращалась, и мы так сильно радовались, что прыгали чуть ли не до потолка.

Но сегодня рано утром она оделась, взяла с собой ту самую сумку, которую называли чемоданом, потрепала нас по головам, чмокнула в щёку того, кого мы с Лоркой называем Семёном, и ушла из дома, осторожно прикрыв за собой дверь.

– Ну вот, – сказал нам Семён, – мама Галя уехала. Целую неделю нам жить втроём. Станем поджидать её. Лора и Бари, – а Бари это я и есть, – беспокоиться вам не о чём, я же с вами. По-прежнему будете хорошо кушать, ведь мама наготовила нам чуть ли не на месяц. С голоду не умрём. Всё остальное, обещаю, постараюсь делать нормально. В общем, как-нибудь продержимся…

В подтверждение своих слов он гладил и ласкал нас с Лорой. Но нам без мамы стало так грустно, что мы сначала тихо и печально заплакали. А потом… Первой во весь голос завыла Лорка. Я послушал-послушал её и тоже заголосил во всю мочь. Дом ещё спал, и Семён попытался нас успокоить, а когда у него не получилось, он очень рассердился, снял с ног тапочки и пригрозил, что наподдаёт нам, если не успокоимся.

Мы испугались, примолкли, высушили слёзы и уселись на подоконник. Окна в нашей квартире начинаются у самого потолка и доходят до самого пола. С подоконника удобно наблюдать за улицей. Сейчас там ещё темно, но мы решили сидеть и ждать маму до тех пор, пока она не вернётся. Хотелось верить, что она, как всегда, придёт домой и угостит нас с Лоркой чем-нибудь вкусненьким.

На Семёна мы не очень надеялись, но выбора у нас с сестрой не было…

***

Если честно, то в этом доме мы оказались совершенно случайно. Нас все соседи называют найдёнышами. А нам – всё равно, была бы мама. Это она нашла нас прошлой весной. Я уже многое забыл из того. Помню только, что жили мы совсем в другом месте, где холодно и голодно. И у нас была другая мама, похожая на нас: в пушистой шубе и с пышным хвостом. Правда, она объясняла, что она нам тоже не настоящая мама. А настоящая наша мама ушла туда, откуда собаки уже никогда не возвращаются. Мы с Лоркой её ни разу не видели, потому что мы же ещё щенки, а щенки рождаются слепыми.

Мы появились на свет, когда вокруг лежал белый-белый снег и стоял сильный мороз. Я слышал, что где-то недалеко что-то журчит и побулькивает. Потом узнал, что рядом с нашим логовом подо льдом течёт речка. Эх, лучше бы её здесь не было! Но пока что мне было всё равно. Мама родила нас с братиками и сестрёнками, покормила вкусным молоком и… её не стало. Наша другая мама думает, что она сильно простудилась и заболела.

Но мы не остались одни: рядом оказалось другое место с такими же малышами, как мы. И другая мама перетаскала нас к себе, вылизала и оставила жить, стала кормить своих родных детей и нас. Молока у неё оказалось мало, а мы всё время хотели есть. Мы – кто посильнее – упирались и урчали, отталкивая от маминого живота других щенков. Но скоро уже не надо было толкаться: или нас стало меньше, или сосочков на тёплом животике прибавилось…  

Если она убегала по делам, мы мёрзли и пищали от страха, а когда она была рядом, становилось тепло и уютно. И мы много спали. Сначала я ничего не видел, потом начал различать всё вокруг себя размытым, нечётким – только свет и тени, и не мог понять, сколько же нас всего живёт в гнезде. Через несколько дней зрение стало ясным, я начал хорошо видеть и хорошо слышать. У меня оказалось два братика и сестрёнка. Кажется, раньше было больше, но остальные куда-то исчезли.

Наша другая мама не разрешала выходить из гнезда. Но я всё равно выглядывал наружу, когда она уходила. Наше логово со всех сторон окружали кусты. Везде лежал снег. А недалеко виделись высокие сооружения, в темноте на боках у них светились яркие огоньки…

Если мама заставала нас у входа, поддавала под хвост лапами и отгоняла подальше. Она трепала провинившегося до тех пор, пока он не падал на спину, поднимая вверх лапки. Она очень сердилась и пугала нас разными страшилками. Особенно она боялась, что нас найдут свирепые голодные псы и съедят. Эти злыдни уже не раз крали у неё детёнышей, чтобы утолить свой голод. Но больше всего на свете она велела нам бояться людей – они большие, живут в тех самых высоких сооружениях, которые называют домами, ходят на двух лапах и обязательно сделают нам больно. А чтобы мы представляли, как больно нам будет от людей, она прикусывала наши уши, шеи или хвосты. Нам, действительно, было больно. И страшно…

Но с каждым днём всё сильнее хотелось выйти, чтобы на свободе побегать друг за другом. Больше других щенков я сблизился с сестрой. Хоть мы с ней были очень разными. Моя шубка – гладкая, тёмно-пёстрая, а у неё – пушистая, светло-рыжая. Хвостик у меня короткий и всё время, торчит вверх, а у неё – длинный, изогнут крючком. Глаза у меня чёрные, у неё – жёлтые. Мы с ней обычно держались рядом, если надо – она прыгала вперёд, а я за ней. И голосок у неё тонкий и звонкий, ни с кем её не перепутаешь.

Она чуть больше меня, я же почему-то оказался самым маленьким в нашем семействе. Но от других не отставал. Когда мы научились хорошо лаять, я стал выделяться среди других громкостью и грозностью. С появлением первых зубов мы начали кусаться. Зубы у меня выросли крепкими, любого из братцев, если надо, мог крепко куснуть – пусть не лезут. И любую косточку, которую иногда приносила нам другая мама, грыз с удовольствием.  

Скоро она начала выпускать нас из логова наружу. Она учила нас копаться в снегу, ковырять лапами замёрзшую землю, выискивая травинки, веточки или корешки, которые тоже можно глотать, чтобы не очень сильно хотелось есть. Иногда она ловила вкусную мышку. Ещё показала, как надо прятаться, если вдруг появится опасность. Теперь, если мы оставались одни, играли в прятки, догоняшки, задирали друг друга, боролись, издавая много звуков. А если хотелось пить, ели белый снег, который приятно таял во рту.

На свободе нам было так хорошо, что мы каждый день долго играли, носились друг за другом без остановки, гавкали, кусались и царапались. Я обычно бегал рядом с сестрой, чувствовал на своей шкуре её острые зубы, но я не обижался, отбивался от неё всеми лапами.

Ночью ещё бывало холодно, а днём становилось тепло. Вскоре всё вокруг стало быстро меняться. Снег стал твёрдым и почернел, повсюду появились лужи, из которых мы лакали воду. В нашем логове сделалось мокро и неуютно. Но мы всё равно ночами спали в нём, крепко прижавшись друг к другу.

Однажды, когда мамы не было, и мы играли на воздухе, к нам незаметно подкрались люди. Их было двое, они, действительно, быстро ходили на задних лапах. Сестра первой увидела их и тревожно загавкала. Мы кинулись в разные стороны. Сестра и я спрятались в кустах. Один братик тоже убежал подальше и притих в буреломе. А другой скрылся в нашем логове. Люди стали ломать наше жильё, чтобы достать его. Один из них схватил брата, поднял вверх и уже хотел унести его с собой. Но щенок ловко вывернулся и укусил обидчика. Тот закричал, выронил свой улов, малыш бросился наутёк и укрылся среди ветвей.

Люди походили, поискали нас, не нашли и ушли. Больше мы их не видели. Но испугались очень сильно. Весь остаток дня просидели в нашем разорённом логове, пока не пришла мама. Она решила увести нас в другое место – подальше отсюда.

Новое логово больше походило на яму без крыши. Хорошо, что ночи становились всё теплее. Я лежал в темноте под боком у сестры и слушал журчание речной воды подо льдом, которое теперь звучало громче. Здесь мы прожили недолго. Потому что стало совсем тепло, снега – всё меньше, а сырости вокруг всё больше. В нашу яму натекала противная вода. Поэтому вторая мама несколько раз переводила нас с места на место – вдоль берега речки, с которой недавно уплыл весь лёд, – выискивала между кустов местечко, где посуше.

Мы по-прежнему играли на берегу в догоняшки, боролись, подкрадывались и нападали друг на друга, рычали, гавкали что есть сил, прикусывали уши, лапы и хвосты. А речка с каждым днём становилась всё шире. Вода в ней то тихо шипела, то начинала громко бурлить, по ней плыли большие ледышки, ветки и разный мусор.

А ночью случилась беда. Я проснулся от маминого лая, вскочил на лапы и понял, что совсем близко от места, где мы спали, течёт вода. Вторая мама звала нас быстрее уходить подальше отсюда. Казалось, что вода окружила нас со всех сторон, её становилось всё больше и больше.

Мы с сестрой и братьями кинулись за мамой. В одном месте путь нам преградил поток. Мама высоко прыгнула и перескочила через него. Один из братьев поспешил за ней и упал в воду. Но мама успела схватить его зубами и вытащить на сухое место. Только вода быстро прибывала. И когда второй брат рванул за первым и тоже попал в воду, его подхватило течением и понесло. Он жалобно заплакал. Мы с сестрой бежали следом за всеми и тоже вмиг оказались в ледяном потоке.

Сестра плыла впереди, я изо всех сил двигал в воде лапами, как можно выше тянул голову и от страха не чувствовал холода. Нам удалось выбраться на небольшой островок, который торчал над водой. Он был завален старыми ветками и корягами. Брата нигде не было видно. Мы очень устали, дрожали от холода и страха и звали нашу вторую маму. Но всюду только вода. Мы примолкли, хорошенько отряхнулись, прижались друг к другу, чтобы хоть немного согреться, и стали ждать. К утру наш островок понемногу стал расти, значит, река становилась меньше.    

Наступил день, взошло солнышко. Мы обсохли и согрелись. Я с боязнью глядел по сторонам. Вокруг нас текла вода, на неё было больно смотреть, так она искрилась и переливалась на ярком свету. Недалеко виднелся небольшой мост. Дома, где жили люди, теперь были совсем близко. Они стояли на высоком берегу и казались громадными, их окна тоже поблёскивали от солнца.

Сестра была чумазая, её и моя шёрстка теперь стали одинаково грязного цвета. В глазах у неё мелькал такой сильный испуг, что, глядя на неё, мне хотелось плакать. Мы забыли и о еде, и об играх, и желали только одного – поскорее увидеть нашу вторую маму. Ждали, что она найдёт нас, уведёт в укромное место, где мы все снова будем жить одной семьёй.

Время шло. Солнце грело сильней. Мы то ложились на спутанные сухие ветки и принимались скулить, то обходили свой крохотный островок, обнюхивая всё, что попадалось на пути. Отовсюду противно пахло речной сыростью и мокрой землёй. Кругом текла вода, а наш остров уцелел только из-за своей высоты.

Когда солнце встало над нашими головами, я заметил, что воды становится больше. Сестра тоже поняла, что остров понемногу уменьшается. Мы быстро обежали его, растерянно посмотрели друг на друга и решили что есть мочи звать на помощь вторую маму.

Сестра присела на задние лапы и принялась тонко и громко выть. В её голосе слышалось столько горя и страха, что моя шёрстка на спине сама собой встала дыбом. Я принялся подвывать. Но у меня выходило гораздо хуже и тише.

***

Сестра голосила уже несколько часов, не останавливаясь ни на минуту. Силы ей придавала прибывающая вода. Но, казалось, её никто не слышал: наша вторая мама всё не приходила. Солнце уже скрылось за домами. Значит, скоро снова наступит ночь. Мы не знали, что же делать. Нас охватывало отчаянье.

Вдруг вдалеке показались люди. Их было двое, они перепрыгивали с коряги на корягу, медленно приближаясь к нам. Сестра увидела их и сразу же замолчала, ведь мы с ней помнили мамины уроки. Эти двое, похоже, тоже заметили нас. Они пытались как-нибудь добраться до нашего островка. Но у них ничего не вышло: мешала вода, усеянная перепутавшимися корнями, ветками и старыми пнями. Люди потоптались неподалёку, поговорили о чём-то и ушли.

Сестра снова громко завыла. Я сел рядом, опустил голову на лапы и закрыл глаза, чтобы ничего не видеть. А воды становилось всё больше. От нашего островка осталась только вершина, на которой мы спасались. Я не знал, как быть дальше, и только с тоской слушал голос сестры, который разносился на всю округу.

Внезапно она замолчала, толкнула меня и тревожно заскулила. Мы снова увидели людей. Двое из них – те, что уже пытались дойти до нас, и с ними были ещё трое. Они размахивали своими лапами и показывали в нашу сторону. Потом один из них неторопливо пошёл по воде к нашему островку. Я уже видел, что люди зачем-то надевали на себя что-нибудь и так ходили. Но этот выглядел очень необычно и страшно: вода стекала по его одежде, и она от этого блестела.  

Он подошёл совсем близко. Мы заметались по островку в поисках укромного местечка. Я залез под ветки, почти с головой окунувшись в ледяную реку. А сестра спрятаться не успела. Она что есть мочи зарычала, вздыбив шерсть, чтобы испугать его. Но он влез прямо на островок, схватил её, высоко поднял, осмотрелся вокруг, наверное, в поисках меня, и отправился обратно, унося добычу с собой.   

Я немного подождал и выскочил из укрытия. Больше не мог сидеть там: вода была такой холодной, что я почти не чувствовал своих лап. Мне стало плохо, грустно и тоскливо. Что делать здесь одному среди воды, которая вот-вот зальёт весь остров?! Я задрожал от холода, закрыл глаза и тихо заплакал.

Но тут послышался странный звук. Я встрепенулся и увидел, что человек снова идёт в мою сторону. Сестры у него уже не было. Стало очень страшно. Я кинулся вперёд, потом назад – спрятаться было негде. Тогда я собрал все силы и снова влез под ветки в воду. Пусть лучше она унесёт меня в студёную даль – я ему не дамся…

Не успел я это сообразить, как он схватил меня за шёрстку, как это делала наша вторая мама, поднял над островком и понёс. Я болтал лапами, как можно страшнее рычал, крутил головой, пытаясь укусить его, но ничего не мог сделать. Меня принесли к другим людям. Они осмотрели меня со всех сторон, охали и ахали. Потом меня опустили в тесное тёмное место, где было сухо и тепло. А самое главное, здесь сидела моя сестра! Мы крепко прижались друг к другу, притихли и почувствовали, что наше место вместе с нами передвигается по воздуху.

Вот так мы оказались в новой семье, которая жила в одном из тех огромных домов, в большой квартире на третьем этаже. Нашу новую маму звали Галей, а того, кто жил вместе с ней, Семёном.

***

Галя не раз рассказывала знакомым, как мы с ней встретились. Поэтому я кое-что запомнил. В тот самый день, говорила она, было очень тепло, и окно на её кухне было открыто. И она услышала голос моей сестры. Сначала не придала значения: воет где-то собака и ладно. Но сестра не унималась весь день. И Гале сначала стало интересно – в чём дело? Потом она начала беспокоиться: откуда же доносится этот унылый вой? Почему он так долго не прекращается?

Сперва она рассматривала через окно разлив реки, затем открыла его пошире, чтобы узнать, откуда доносится рвущий душу звук. Он шёл со стороны реки, но разглядеть хоть что-нибудь через густые кусты не получалось. К вечеру они вместе с Семёном решили спуститься к реке и всё выяснить.

Они перешли через мостик, потом – по тропке вдоль берега, пока путь не преградила вода. Они попытались пробраться на голос сестры по торчащим из воды сучьям и корягам. Продвигаться вперёд было очень опасно. Семён остановился и стал уговаривать Галю вернуться. Но она не послушала, пробралась дальше и увидела наш островок и нас с сестрой. Но близко подойти не смогла. Тогда они вернулись на безопасное место, и Галя вызвала спасателей. Семён сбегал домой за сумкой. 

Спасатели долго не ехали. Наконец, машина со спасателями прибыла к берегу. И Галя им всё рассказала. Один из спасателей надел костюм из резины с высокими сапогами и добрался до нашего островка. Спасатели весело смеялись, глядя на нас с сестрой. На вопрос Гали: что же теперь с нами делать? – они развели руками. Не знают, их задача – спасать, а остальное их не касается. Посоветовали Гале взять нас к себе, раз уж благодаря ей мы остались живы. И уехали.

А Галя с Семёном стали узнавать: нельзя ли отдать нас в какой-нибудь приют. Они разговаривали с кем-то невидимым по своим штучкам, похожим на небольшие дощечки. Но никто не соглашался взять нас.

На улице стало совсем темно. Тогда Галя решила отвезти нас в собачью больницу, которую называют «ветеринаркой». Они опять звонили, сокрушались, что все «ветеринарки» уже закрылись. В конце концов, нашлась одна, которая работает и днём, и ночью. И нас повезли туда на машине, похожей на домик на колёсах. Галя сидела за рулём, а Семён держал сумку, где мы с сестрой и тряслись от ужаса. Да, мы согрелись, и холодная река осталась где-то позади, но мы же не знали, чего хотят эти люди. А если нас разорвут и съедят?!

Что было дальше, я и сам помню. В «ветеринарке» нас ждали две девушки в белом. Я хотел укусить кого-нибудь из них, но решил подождать, посмотреть, что будет дальше. Нас посадили на стол, осмотрели, зачем-то вставили в попу какие-то палочки, после поставили на весы. Перебрали всю нашу шёрстку. У сестры нашли клещей, которые прицепились к ней. Состригли ей шерсть возле хвоста, потому что так и не смогли очистить её от репейника.

В «ветеринарке» было тепло, а девушки так ласково гладили и почёсывали нас, что глаза стали сами собой закрываться – сильно захотелось спать. К тому же мы очень устали. Гале сказали, что мы здоровы, но питались плохо и поэтому такие худые. Ещё сказали, что нам два месяца от рождения.

И нас снова повезли. Останавливались возле дома, который назывался магазин. Галя взяла там всё, что нужно для нас. Ну, а дальше – они привезли нас к себе домой. Галя сначала долго мыла сестру, несколько раз покрывала её запашистой пенкой и смывала водой. Когда она завернула притихшую сестру в мягкое и сухое и положила в уголок, то принялась за меня. Водичка была тёплая, а пенка такая вкусная, что я слизывал её языком. Галя сердилась, а Семён сказал: «Что ты хочешь? Они же голодные!»

Пока мы обсыхали, Галя приготовила нам миски с едой – сестре и мне. Я такой вкуснятины никогда в жизни не ел! А она всё подкладывала и подкладывала. Пока Семён не сказал: «Хватит, они же лопнут! Надо укладывать их спать».

***

Нас решили поселить в ванной. Там уже ждала мягкая лежанка, а рядом с ней стояло почти настоящее гнёздышко из набитой тряпьём картонной коробки с дыркой для входа. Посреди ванной поставили банку с водой – вдруг захотим пить. Весь пол вокруг застелили пелёнками. Коридор около ванной загородили коробками, стульями, чтобы мы не могли бегать по всему дому. Теперь, чтобы людям самим пройти из одной комнаты в другую, приходилось пробираться через все эти препятствия. Нам же с сестрой их вообще не преодолеть.

Конечно, это нам не понравилось, хотелось обследовать весь дом. Но мы решили оставить это на потом. Нас помыли, обогрели, накормили до отвала – уже хорошо, а вторую маму можно и завтра поискать. Мы так намучились, так устали, что, как только легли, сразу крепко заснули. А люди улеглись на своей громадной лежанке. Дверь в ванную они закрывать не стали, чтобы со своего места видеть, что происходит в нашем новом логове.

Среди ночи сестра захотела пи-пи. Она немного вышла из ванной и присела. Вскоре и я сделал своё дело. В доме было тихо, темно, но немного видно. Я привстал на задних лапах и рассмотрел крепко спящих людей. Мы-то с сестрой почти выспались, отдохнули, хотелось побегать и поиграть, но мы боялись. В тишине мы поразмышляли о том, что нас поймали люди, что хоть и накормили – это ещё ничего не значит. Мы же не знаем, что они будут делать с нами дальше.

По-прежнему было тревожно и боязно. Мы попили воды, вкус у которой совсем не такой, к которому мы привыкли. У меня заурчало в животе, надо было срочно облегчить его. Я осторожно вышел в коридор и сделал это. Чуть позже и сестра сделала то же самое.

Мы сидели в темноте и с опаской осматривались, когда Семён встал со своей лежанки и направился куда-то. Внезапно стало светло и он плаксивым голосом позвал:

– Галя! Они тут наделали на пол, а я во тьме ногами наступил! Надо что-то делать… Вставай, Галя! – чуть ли не крикнул он.

Мы испугались, заметались в своём углу. Сестра налетела на банку с водой и перевернула её. Пол вокруг стал мокрым и скользким. В это время полусонная Галя вошла в ванную, поскользнулась и растянулась во весь рост возле нашего картонного гнезда, пребольно ударившись об пол локтем.

Мы струсили ещё больше, громко запищали. Вышло много шума. Пока убирали воду, пока Семён отмывал свои ноги, пока лечили Галю, пока она противно и обидно тыкала нас носом в какашки и убеждала, что ходить надо только на пелёнки, ведь для этого она их и постелила, – прошла половина ночи. Потом они кое-как улеглись у себя. А у меня опять заурчал живот…  

Прошло несколько дней. Если не считать Галиных уроков с пелёнками, которым мы понемногу обучались, люди не причиняли нам зла. Нас спасли из холодной реки, кормили, убирали за нами. Нам разрешили играть в нашем уголке, а если мы начинали скучать по второй маме и выть, чтобы она пришла за нами, они успокаивали и отвлекали нас разными игрушками – их принесли немало. И вообще, у них дома было уютно.

Люди раздумывали, что с нами делать дальше. Семён предлагал отдать нас кому-нибудь. Галя ничего на это не отвечала. А как-то раз сказала ему, что решила оставить нас у себя, потому что больше мы никому не нужны. И если выгнать таких маленьких на улицу, они не смогут там жить и скоро умрут. Наверное, она говорила о тех собаках, которые насовсем ушли туда, где их больше не стало. Семён помолчал-помолчал и согласился…

Тогда они стали придумывать, как нас называть, чтобы у нас были имена, как у людей. Они долго думали-гадали, потом Галя предложила:

– Хочу Бари и Лари, как в кино...

– Но это имена для двух мальчиков, – не согласился Семён. – А у нас одна девочка.

– Тогда Бари и Лора, – сразу придумала Галя.

Им понравилось, нам с сестрой тоже. Так нас и стали называть. И мы быстро к этому привыкли.

***

Они спасли Лору и во второй раз. Потому что она заболела. Её нос стал сухим и горячим, она хотела лежать, отказывалась играть со мной, перестала есть, и пелёнка после её пи-пи становилась красной. Галя запаниковала, а Семён посоветовал везти сестру в «ветеринарку». Меня тоже взяли с собой. В этот раз там нас встретил большущий дядя в белом. Осмотрел Лору и сказал, что она заболела, потому что её укусил клещ. Ей надо поставить укол.

– Ничего гарантировать не могу, – развёл он руками. – В лесу она от этой болячки точно бы погибла…  

От него противно пахло белой палочкой, которую он подносил ко рту и выпускал изо рта вонючий дым. Чтобы пососать эту палочку, он вышел на улицу. Галя и Семён вышли вместе с ним, держа нас с Лорой на руках. На удивление, мы совсем не сопротивлялись.

Когда сестру укололи иголкой, она только чуть слышно пискнула и тяжело вздохнула. А уже дня через три мы с ней радостно возились в углу ванной – укол ей помог. И есть она стала так же как раньше: не успеешь быстро справиться со своей миской, – оттолкнёт и отберёт всё, что осталось. Поэтому я поскорее уплетал всё, что накладывала Галя.

Понемногу мы освоились в новом доме, уже не боялись резвиться вовсю и тявкать. Иногда начинали делать это даже ночью, когда не спалось. Семён очень сердился на нас, брал в руки то, что носил дома на ногах и называл тапочками, размахивал ими, грозился наказать нас. Но Галя не разрешала нас трогать, жалела, и чтобы нас успокоить, садилась на пол, обнимала нас и прижимала к себе. Этого было достаточно, чтобы мы с Лоркой затихали и засыпали у неё на руках. 

Вот почему мы стали считать её своей мамой: она нас кормила, убирала наши пелёнки, играла с нами в игры и игрушки, ласкала и утихомиривала, если мы начинали громко шалить.

Они с Семёном снова возили нас в «ветеринарку», где и мне поставили укол, и Лору снова укололи. Там на каждого из нас завели ветеринарный паспорт. Это такой документ, сказали Гале, в который записали, как нас зовут, и про осмотры, про прививки, про наш рост, вес и ещё про что-то. Оказывается, домашним животным положено иметь такой паспорт. Мы с Лорой теперь стали настоящими домашними собаками.

Удивительное дело: мама накладывала нам с сестрой в миски одинаково, я даже скорее справлялся со своей порцией, – а Лора всё-таки росла быстрей меня. У неё скоро уши встали торчком, а мои – так и свисали. У неё мордаха вытянулась, заострилась и порыжела ещё сильнее, моя же была короче, шире и потемнела. Из-за этого Семён стал дразнить меня «Черномырдиным». Я не обижался, потому что не понимаю, что это такое.

Лорка с каждым днём становилась выше меня и из-за этого начала задирать нос, толкаться и норовила всякий раз прикусить мне ухо или лапу. Я однажды так разозлился, что ухватил её зубами за щёку. Она в ответ зарычала, у неё, и у меня шерсть на спине встала дыбом. И мы с ней подрались по-настоящему. Тут уж я ей ни капельки не уступил. Галя с Семёном кое-как разняли нас, развели по разным углам. Мы быстро успокоились и помирились.  

Но с тех пор Лорка перестала наседать на меня из-за того, что я маленький. Маленький – да удаленький!  А вообще-то мы с ней жили дружно, ведь у нас столько всего было общего…

***

Настало лето, пришло время, когда мы стали гулять на улице. Нам одели ошейники. Семён выгуливал меня, а Галя – Лору. У нас появились замечательные поводки, которые удлинялись или укорачивались сами собой. Сначала мы побаивались людей, начинали дрожать от страха, если кто-то шёл навстречу. Но потом понемногу привыкли: оказывается, людей вокруг очень много и им до нас нет никакого дела.

А вот с маленькими людьми получалось по-другому. Многие дети хотели погладить меня или сестру. Нам не всегда это нравилось, и мы делали вид, что сердимся, рычим или лаем, чтобы испугать их. Галя за это ругала, говорила, чтобы мы привыкали жить рядом со всеми – с большими и маленькими.  

На улицах стали часто попадаться собаки. Они тоже ходили на поводках. Я с удовольствием знакомился и обнюхивался с ними. Мне это даже нравилось. А Лора почему-то злилась на них, лаяла, будто хотела с ними повздорить. Галя не позволяла ей этого делать, всё время уводила в сторону. Сестра, бывало, поскачет, погавкает на неизвестную псину и утихнет. И мы снова гуляем себе по улицам: мы с Лорой – впереди, а Галя с Семёном – за нами.

Конечно, на прогулке надо и все свои «дела» сделать. Это правило с каждым днём становилось для нас всё более обязательным: нас приучали делать пи-пи и всё остальное не дома на пелёнку, а на улице. Тем более что все домашние собаки делают это на улице во время прогулки. Куда бы мы ни пошли, в какую бы сторону ни свернули – нам встречались эти собачьи следы. Травка свежая, зелёная везде растёт, и вдруг – на тебе! – собачья кучка. Мы её внимательно обнюхивали, пытались понять, кто это натворил: мальчик или девочка…

А Галя с Семёном сердились и ругались на собачьих хозяев.

Ведь наши-то новые родители всегда брали с собой на прогулку мешочки. И как только я или сестра облегчим свои животики, Галя сразу же убирает «это» в мешочек и кладёт его в урну или в ящик с мусором. Этих урн по городу видимо-невидимо.

– Ну почему другие не убирают за своими собаками! – возмущается, бывало, Семён.

– И я этого не понимаю?! – откликается Галя. – Неужели эти горе-хозяева не любят свой красивый город?! Это же безобразие, грязь и полная антисанитария! Если не хотите убирать за своей собакой, зачем тогда её заводили?!

– Вот именно! – вторит её Семён. – Такие хозяева своих же питомцев подставляют. Люди из-за этого сильно сердятся на собачий народ. А собаки-то причём? Владельцы виноваты!

– Штрафовать за это надо! – считает Галя.

– Конечно! Да и другие меры не помешали бы. Собачников надо воспитывать через газеты, через телек, – оказывается, наш Семён когда-то работал в редакции, поэтому считает, будто знает, как надо людей воспитывать. – Газоны и парки беречь надо! Неужели так трудно наклониться и убрать за своим четвероногим?!

Про чистоту города они могут говорить долго. И, действительно, думаем мы с Лорой, неужели трудно людям убирать за своими собаками?! Вот за нами же убирают. Неужели такие, как Галя и Семён, встречаются очень редко? А те, у кого собак нет, думают, что все собачники, включая и нас, грязнули… Обидно! Я сам не раз видел, как счастливый хозяин хвалит своего пса за то, что он облегчился прямо на газоне или на тротуаре. И оба, довольные и гордые, продолжают прогулку, оставив после себя на земле запашистые кучки или рогульки. Прямо злодейство какое-то! Догнал бы и укусил! Жаль, Семён не позволит…

Зато в нашем прекрасном городе, считает Семён, к этой проблеме подошли очень просто: наставили кругом табличек «Выгул собак запрещён». Эти таблички встречаются нам на каждом шагу – во дворах, во всех городских парках и скверах.

Вот тебе и на: в городе живут тысячи домашних собак, а где их выгуливать, никто не знает! И ходим мы под этими табличками, не обращаем на них внимания. А как иначе?! Гулять-то хочется! «Чем всё на свете запрещать, – ворчит, бывало, Семён, – лучше бы хозяев к чистоте приучали…».

«Запретить-то и дурак сумеет, тут и думать не надо, – уверен он. – А чтобы решить проблему по-настоящему, надо хорошенько подумать. Открыли в нашем большом городе два закутка для выгула собак, да и те в разных концах. И считают, достаточно».

И он начинает пересказывать, как в других местах умные люди к этому делу относятся. Ведь собаки и собачники есть везде. Чего только там не придумывают, чтобы какашек на каждом шагу, как у нас, не было. В каком-то Берлине, где он однажды побывал, есть специальные пункты, где у людей принимают собачьи отходы и за это выплачивают деньги. Там и в кафе, и в магазины, и в отели с собаками пускают! – радуется он за других. А где-то, говорит, хозяина сильно штрафуют, если он не убрал за своей псиной.

«А что! – кипятится Семён. – На каждом углу видеокамеры натыканы, найти нарушителя несложно». В иных местах дворникам немного доплачивают, чтобы они убирали за собаками… «А таких прямых запретов, как у нас, в мире нет. Потому что запретами ничего не решишь. Среди людей собачники с древности были, есть и будут. Даже у нашего мэра псинка живёт, её «мэрша» выгуливает. А вы видели, чтобы она за своей собакой отходы убирала? То-то и оно!»

– Поэтому гуляли и гулять везде будем! – ставит точку в разговорах Галя. – А на запреты будем отвечать уборкой фекашек за Лорой и Бариком, – это она меня так ласково называет. – И других к этому станем призывать…

И мы снова едем гулять в один из старых, заросших, неухоженных парков, где тоже есть таблички. Но бывают такие приключения, что лучше не надо.

Вот, например, пришли мы раз в тот парк. Идём по самой дальней дорожке и никого не трогаем. Вдруг за нами пристроилась тётя в возрасте и с сердитым лицом. А с ней девочка и мальчик. Мы с Лорой идём себе, не обращаем на них внимания. Только слышу, мальчишка начал дразниться: то тихонько посвистит, то зацокает, будто подзывает. Семён с Галей пошли побыстрее, чтобы уйти от них подальше, и мальчишка пошёл быстрее. Я на ходу оглядываюсь и вижу, как он руками машет, меня раззадоривает. Его тётя на это внимания не обращает.

Семён меня тянет за поводок, говорит: «Идём, идём, не останавливаемся…». А я уже разозлился на мальчишку, остановился и как гавкну. Что тут началось! Тётя, которая была с ним, завопила:

– Развели собак! Они на детей нападают! Гулять негде! Куда смотрит власть и полиция?! Тут парк для людей!

Семён ей:

– Так мы же тоже люди...

– Вы – люди? – тётя хлопнула в ладоши. – Собачники вы, а не люди! Нарушители! Сейчас я вас на видео сниму и в интернет выставлю! – и достаёт ту саму штучку, похожую на небольшую дощечку, которую люди называют телефоном.

Галя говорит ей:

– Что вы делаете? Не надо! Мы сейчас уйдём…

Семён тоже что-то хочет ей объяснить. А тётя и слушать не хочет:

– Ага! Испугались! А ваша овчарка чуть не растерзала моего внука! Я этого так не оставлю!

Я хотел объяснить, что никого никогда не кусал и кусать не собирался, что мальчишка раздразнил меня, и поэтому я на него гавкнул. Но разве кто-нибудь из людей когда-нибудь слушал собак? Галя заволновалась:

– Ну её! Быстро разворачиваемся и уходим.

Повернули мы от них в другую сторону. Да не тут-то было. Тётя – за нами. Кричит, руками машет:

– Держи нарушителей общественного спокойствия! Злые псы на детей нападают, кусаются! Держите их! Я их снимать буду, чтобы в интернет выставить!

Мы побежали – она за нами, дети – за ней. Мы – быстрее, она не отстаёт, покрикивает:

– Окружайте их! Отсекайте от дороги!

Тут мы припустили, что есть мочи. Галя с Лоркой – впереди, они быстро бегают. Мы с Семёном – сзади. Мне интересно, я и так-то побегать люблю, а тут ещё и поторапливают. Люди вокруг нам сочувствуют. Пытаются тётю остановить: посмотрите, мол, какие же это псы, это же маленькие щенки. Только всё без толку.

Мы из парка выбежали, через дорогу, по которой машины туда-сюда носятся, перескочили. За один дом забежали, за другой спрятались… Остановились дух перевести. Галя говорит:

– Стойте здесь. Я сейчас нашу машину на стоянке заведу, подъеду, заберу вас. Домой поедем.

И ушла. Мы с Лорой на травку присели, Семён рядом стоит, мокрый лоб вытирает. Вдруг откуда-то сверху раздаётся крик:

– Ну-ка уходите с нашего двора!

Мы головы подняли, видим, тётя на пятом этаже окно открыла и кричит:

– Хотите наш двор вытоптать и загадить?! Уходите или я сейчас полицию вызову!

– Ну что вы, гражданка, – попытался Семён поговорить с ней по-хорошему. – Видите, мы на месте стоим, ничего не топчем, машину ждём. Сейчас машина приедет, мы в неё сядем и уедем…

А тётя на пятом этаже сильнее злится.

– Убирайтесь! – вопит на всю округу. – Полиция уже едет! Развели собак, понимаешь!

Вот же денёк выдался!

Хорошо, что скоро Галя подъехала. Семён – сел рядом с ней, мы с Лорой на заднее сиденье прыгнули и умчались...

***

Наша машина – самая лучшая на свете. Галя везёт Семёна и нас то в бор или парк, то за город или в гости к старой бабушке Валентине. Наши с Лорой места – на сиденье в заднем ряду, туда положили подстилку. Там мягко и уютно. Даже если на улице холодно, в машине всё равно тепло. Если идёт дождь, у нас внутри сухо.

Машина большая, места много, можно и посидеть, и полежать, и поиграть с сестрой. Но я с первого дня понял, что самое интересное – смотреть в окно, наблюдать, куда мы едем, какие машины катятся рядом, что за люди или собаки идут по тротуарам.

Обожаю сидеть между передними сиденьями на крышке небольшого ящика, который Галя называет бардачком, или на коленях у Семёна. Влезу на любимое место и слежу за дорогой. Если улица знакомая, радостно повизгиваю – говорю Гале, что узнаю, куда едем, а если незнакомая – тоже начинаю пищать, тревожусь, как бы мы не заблудились.

Вслед за мной Лора тоже полюбила сидеть на крышке бардачка. Иногда мы из-за этого начинаем спорить или даже драться, тогда нас прогоняют на наше заднее место. Однако вскоре я снова настырно лезу вперёд. Здесь же интереснее! Водители других машин показывают на меня пальцами, смеются, я не обращаю на них внимания. А если увижу незнакомую собаку, обязательно гавкну на всякий случай – пусть даже не думает подходить к нашей машине. Лорка тоже лает на чужака за окном. Расшумимся так, что Галя с Семёном начинают нас ругать, чтобы успокоились.

Вообще мы очень любим ездить в машине. Хоть целый день ехали бы себе и ехали, только иногда выходили бы сделать пи-пи… Однажды Галя на целый день возила нас в другой город – было здорово! Мы в машине и спали, и ели, и играли, и в окна смотрели. Говорю же: для нас машина – будто домик.

Однако в машине хорошо, а в настоящем доме лучше. Есть где разгуляться. Мы уже так подросли и поумнели, что все домашние преграды убрали и нам разрешили свободно бродить по всем комнатам, сидеть на подоконниках, смотреть во двор или на реку. Сверху хорошо видно и людей, и собак, и машины, которые то и дело проносятся мимо.  

И всё было бы хорошо, если бы Галя с Семёном иногда не уходили по делам, оставляя нас одних. Когда они сделали это в первый раз, мы вначале даже обрадовались: свобода, делай, что хочешь. Выскочили на середину большой комнаты, попрыгали-попрыгали и начали соображать: а что, если вдруг они ушли от нас насовсем, бросили нас?

Да нет! Они просто вышли из квартиры и стоят в коридоре. Мы подошли к двери и прислушались. За ней – тишина. Значит, они совсем ушли… Лорка от таких догадок загрустила, перестала скакать, уселась у двери и тонко-претонко завыла. Это она умеет. Сразу вспомнился наш островок. Настроение ухудшилось, и я принялся подвывать ей. А взрослых всё не было и не было…

Мы с тоской смотрели друг на друга и выли. Иногда начинали громко лаять, надеясь, что нас услышат. Потом снова завывали, и так без остановки. Наша печаль продолжалась до тех пор, пока в замке не щёлкнул ключ. Дверь приоткрылась и показалась Галя, за ней – Семён. Тут уж мы разгавкались и распрыгались от радости.

– Тише! Перестаньте скакать! – пыталась успокоить нас Галя. – Вы же шумите на весь подъезд. Что люди подумают?!

– Да уж, – проворчал Семён. – Их со двора было слышно. Соседи не простят, особенно, те, кто живёт под нами и над нами…

Но он оказался не прав. Они ещё несколько раз оставляли нас дома одних, надеясь, что мы понемногу привыкнем. Но мы ничего не могли поделать со своим страхом. Нам казалось, будто нас бросили, и в одиночестве мы голосили, что есть мочи…

Как-то мы с Галей и Семёном спускались по ступенькам с нашего этажа, чтобы выйти на улицу, и столкнулись с высоким молодым дядей. Это оказался наш сосед «снизу».

– Здравствуйте, – сказала ему Галя. – Наверное, мы очень вам надоели: то воем, то лаем, по выходным рано идём гулять, топаем, мешаем спать вашим деткам…

– Что вы, что вы! – успокоил её дядя. – Ничего страшного. А это и есть те самые щенки, которых вы спасли? Какие хорошие, – он наклонился, чтобы погладить меня.

Но я не хочу, чтобы меня гладили чужие, – зарычал и гавкнул на него.

– Ишь ты, какой серьёзный, – рассмеялся дядя. – Ладно, не сердись, не трону, – он повернулся к Гале. – Не переживайте, мы всё понимаем. Они же маленькие, да ещё и найдёныши. Наверное, с ними непросто?

– Нормально с ними, – заверил Семён. – Они понемногу привыкают жить с людьми.

– Вот-вот! – обрадовался дядя. – Почти как наши дети. Иной раз они так разбесятся, тоже на всю округу слышно. Если что, вы нам говорите, мы с женой их приструним…

На том и расстались.

Соседи «сверху» на нас вообще не обижаются. Семён говорит, что, во-первых, они дома редко бывают – всё в разъездах или на работе. Во-вторых, у них у самих живёт маленькая собачонка. Они на выходные часто уезжают ночевать на дачу, а её оставляют в квартире одну. Так она, бедная, и скулит, и лает без конца…

Вот, значит, кто тявкает у нас над головой! – подумал я. – Как-нибудь надо познакомиться.  

Только всё это вовсе не значит, что все относятся к нам хорошо. Дом-то большой, людей живёт много. И собак в нашем подъезде немало обитает. Но, оказывается, собака собаке рознь! Есть такие крохотули, лохматенькие, кудрявенькие. Держатся гордо, не взглянут в нашу с Лоркой сторону. Галя говорит, что эти собаки – породистые, хозяева за них какие-то деньги заплатили, от этого они других за собак не считают.

Мы один раз с такой лохматенькой в лифт вместе зашли. Она на меня тявкнула. А я в ответ как гавкну, и Лора меня поддержала. Хозяйка собачки раскричалась:

– Развели беспородных! Настоящим собакам пройти негде!

Семён слушал-слушал и сказал:

– Если вы, уважаемая, будете так громко в лифте шуметь, Бари, пожалуй, может и цапнуть… Он таких, как вы, по три штуки на обед съедает.

Конечно, он пошутил. Мы с Лоркой людей не кусаем, ведь мы же живём с ними. Но дамочка сразу замолчала и успокоилась, и её питомица – тоже. А когда они выходили из лифта, обе враз странно фыркнули, но мы не обратили на это внимания.

Однажды мы ждали лифт, и к нам присоединились две молодые тёти. Лифт ходит медленно. Иногда его приходится долго ждать. Сначала все стояли молча. Потом одна тётя не выдержала:

– Почему ваши собаки без намордников? – зло спросила она.

– Таких маленьких намордников сроду не найти, – пожала плечами Галя. – И вообще, думаю, им они не нужны...

– А если они кинутся на меня и искусают? – топнула ногой тётя.

Вторая тётя поддержала её. Я сразу же среагировал и на всякий случай сердито зарычал.

– Вот видите! – заверещали они, испуганно. – Вот видите! Как можно дворовых собак держать в нашем приличном доме?! Мы будем жаловаться!

– Пожалуй, мы пойдём пешком, – предложил Семён. – А то они в обморок упадут от страха.

Кто упадёт в обморок, он не уточнил. А через несколько дней около лифта мы снова столкнулись со странными людьми. Они вышли из лифта и, не заметив нас, направились туда, где спят все машины нашего дома. А мы с Лорой начали толкаться – решали, кто заскочит в лифт первым. Тётя нас увидела, остановилась и принялась внимательно нас разглядывать. Дядя тоже остановился и уставился в нашу сторону. Я видел, что их лица не выражали ничего хорошего. Семён с Галей тоже замерли в нерешительности. 

– Нравятся? – не выдержал Семён.

Тётя не обратила на это внимания.

– Это ваши собаки? – уточнила она.

– Наши, – ответила Галя. – Что-то не так?

– На дворняг похожи, – поджала губы тётя.

– А вы знаете, что они мешают нормальным людям жить? – вмешался дядя.

– Как это? – растерялась Галя.

– Воют и воют целыми днями напролёт, – заявил дядя.

– И лают, – добавила тётя. – Лают и лают на весь подъезд. Это что-то ужасное!

– Это они так разговаривают, – улыбнулся Семён. – Человеческим языком пока не владеют, но мы над этим работаем…

– Зачем вы притащили в дом, где живут приличные люди, эту дворню, и мучаете животных? – наступал на Семёна дядя. – Нам их очень жалко!

– Лучше бы они жили себе на природе, на свободе, – подбоченилась тётя. – Ни от кого бы не зависели, никто бы их не изводил…

– А чем бы они там питались? – решил уточнить Семён.

– А это уже их дело, – со злостью ответила тётя. – Что хотели, то и ели бы…

– На тех, кто истязает собак, мы можем и управу найти! – пообещал дядя.

– Успокойтесь! – решительно остановила их Галя. – Никого мы не мучаем. Просто мы уходили из дома, а они одни оставались и шумели, потому что ещё маленькие, боятся, как бы их не бросили. И было это всего раза три-четыре, не больше. Вы уж извините и их, и нас… А в дикой природе им не выжить. Если не верите, попробуйте сами там пожить… Пошли-ка пешком! – она решительно потянула Лору за поводок.

И мы отправились на наш этаж на своих четверых.

– Ты хоть знаешь, кто это? – спросил Семён, пока шагали наверх. – Я знаю только, что они примерно на восьмом этаже живут.

– Он крупный начальник, – отмахнулась Галя. – Жалко, говорит... Если жалко, так пригрей хоть одну псину. Вон их сколько по улицам бегает, бездомных…

В общем,

договорились, что в лифте больше ездить не будем, чтобы не раздражать таких соседей. Между прочим, нам с Лоркой даже больше нравится бегать по ступенькам, чем подниматься в лифте.  

А добрых людей всё же больше! Я же вижу. Например, тётя, которая моет пол в нашем подъезде, всегда нам улыбается и спрашивает, как наши дела. И другие тоже нас не боятся и радуются встрече с нами.

***

По утрам стало холодать. Семён сказал, что незаметно наступила осень. Мы тоже неприметно как-то подросли. Детские зубы у нас начали выпадать и на их месте быстро появляются новые, ещё крепче.  

Галя свозила нас в «ветеринарку», где нас взвесили. Я уже потянул на восемь килограмм, а Лора… почти на все десять! Считаю, это несправедливо. Когда мы были маленькими, одинаковыми были. А теперь он так вымахала! Всё время старается перегнать меня на прогулке или повалить, если мы боремся. Начинаем мериться, у кого рот шире – опять она побеждает.   

Но я не поддаюсь, бьюсь с ней, как могу. Правда, Галя и Семён сердятся на нас за это, наказывают, разводят по разным углам. Ладно, что кормят хорошо. Я съедаю всё до крошечки – хочу побольше вырасти. Лорка, впрочем, на аппетит тоже не жалуется…   

После хорошего обеда мы с ней любим поспать, а когда не спится, то снова сидим на подоконнике и наблюдаем за улицей. Если там ходят люди или ездят машины – это нормально, но я, как собаку увижу, начинаю злиться на неё, не могу удержаться. Думаю: а вдруг она захочет к нам прийти и жить. Она же не знает, что здесь уже занято. Поэтому рычу, гавкаю. Лора – тоже. Тогда Семён снимает с ног тапки и начинает нас успокаивать. Машет ими перед нашим носом.  И Галя сердится, требует тишины.

– Чего гавкаете на всех подряд? – ругает Семён. – Что плохого вам сделала эта собачонка за окном?!

– Их социализировать надо, – считает Галя. – Чтобы они к другим собакам привыкали. Да и к людям заодно…

И вот недавно у нас с сестрой появился друг. Я давно подозревал, что в квартире напротив живёт собака. Оттуда, из-за закрытой двери, иногда слышался еле слышный лай. Там обитает соседка, которую наши хозяева называют Леной. Время от времени она заходит к нам в гости, и я чую, от неё пахнет псинкой. Ещё, бывает, вижу из окна, как похожая на Лену тётя гуляет с маленькой коротконогой собачонкой. Лора разделяет мои подозрения.  

Мы с ней пытались подкараулить незнакомца возле его двери, но Галя не разрешала нам долго оставаться на лестничной площадке, загоняла домой. Только однажды мы столкнулись с ним нос к носу. Я, как положено, принялся с ним усиленно обнюхиваться, осматривать со всех сторон. Он оказался пацаном, меньше меня, со сплющенной мордахой и длиной пушистой шерстью.  

– Какой породы твой красавчик? – спросил Семён у Лены.

– Наш Леон – из пекинесов, – ответила она. – Их считают потомками льва, поэтому он гордый…

Тут налетела Лора и принялась игриво трепать незнакомца, катать его по полу. Куда сразу исчезла его гордость?! Он повизгивал от счастья, прыгал и резвился.

– Значит, по-русски его звать Лёвиком, – решил Семён. – Симпатичный мальчишка!

Ишь ты! – подумал я с обидой, – А я не симпатичный?! Ну, ладно…

И тоже включился в игру. Однако Лёвик-Леон быстро устал он наших с Лорой скачек, отбежал в сторону, улёгся на полу, высунул язык и тяжело задышал. Но не тут-то было: мы снова кинулись к нему, чтобы снова весело трепать симпатягу. Наверное, заиграли бы его до бессилия, если бы Галя с Леной не развели нас по домам.

С тех пор встречаемся с Леончиком почти каждый день. То мы с Лоркой после прогулки зайдём к нему, то он перед выходом на улицу заскочит к нам. Порезвимся, поскачем и разбегаемся. Нам очень нравится, что у Леона квартира больше нашей – есть где разогнаться. Если Лена вкусняшки даёт своему питомцу, то и нам перепадает.

Ещё я понял: если вас двое – это стая, а если трое – это целая ватага. Лора большая, сильная, лапой шлёпнет или куснёт – мало не покажется. Получается, что в нашей своре она главная, мы должны её слушаться, не сердить и поддаваться. Тогда она и мной, и Лёвиком довольна, улыбается во всю зубастую пасть. Кстати, Семён говорит, что скоро мы станем совсем взрослыми, и у каждого будет по сорок два зуба. Однако с сестрой надо держаться начеку, настроение у неё может перемениться в любую секунду. Тогда прячься, пацаны, не попадайся под её горячую лапу и крепкую челюсть!

Играли мы шумно, весело, беззаботно. День скакали все вместе, два, три… Взрослых не слушаемся, на приказания не реагируем. Они, бывало, кое-как нас успокоят, расстроятся, что мы растём суматошными. И чем мы старше, тем всё непокорнее.

– С этим надо что-то делать, – задумалась Галя.

– Надо бы хорошего кинолога найти, – предложил Семён. – Походить к нему на занятия.

Оказывается, нас надо воспитывать, дрессировать, – рассуждали они между собой. А кинолог как раз этим и занимается. Его ещё собаководом называют. Нам с Лорой всё это не сразу стало понятно, мы же не знали, что такое дрессировка.

В один из погожих осенних деньков нас куда-то повезли. Я забеспокоился: ведь проехали все знакомые улицы и – не останавливаемся, едем и едем, едем и едем. Уже и город закончился, а дорога никак не кончается. Наконец, свернули на широкое поле. А там на огромной площадке собак видимо-невидимо. И маленьких, и больших, разных мастей и возрастов. И все – с хозяевами. Все с деловым видом то по кругу бегают, то разные приказания выполняют. Мы с Лоркой не испугались, обгавкали их как положено. За что получили взбучку от своих взрослых.

– Вы что?! – раскричался Семён. – Не понимаете, что это собачья школа?!

– Ведите себя прилично! – потребовала и Галя.

Успокоились мы кое-как, ждём, что дальше будет. А дальше приехал дядя на потрёпанной машине. Вышел, со всеми поздоровался, сказал, что он – Сергей Дмитриевич, собачий тренер-инструктор клуба «Шанс». «У нас, – говорит, – все ученики имеют хорошие шансы стать умными и послушными. Будем вырабатывать у ваших собак адекватное поведение в условиях городской среды».

Глаза у него смешливые, добрые, а руки, хоть и сильные, но приветливые. Я это почувствовал, когда он меня по голове потрепал. Потом он выстроил нас и других новичков в одну линию и начал объяснять, чему в собачьей школе учат.

Значит, мы с Лорой стали настоящими учениками! Кроме нас стали учиться два громадных пса из породы алабаев и одна овчарка тоже немалых размеров.

– А ваши питомцы каких пород будут? – спросил Сергей Дмитриевич у Гали и Семёна.

Те пожали плечами.

– Ясно, – покачал головой тренер. – Беспородные. Но вы не переживайте, такие ещё лучше наши уроки усваивают. Они от природы смышлёные. Вот увидите… Все взяли с собой лакомство? – хозяева кивнули. – А сейчас все поворачиваемся и идём по кругу друг за другом. Разучиваем команду «Рядом». Собака должна идти слева от хозяина, не забегать вперёд…

И мы пошли. Только ничего у нас не получалось. Лорка боится алабая, который топает впереди. Она дёргается, мечется туда-сюда, повизгивает от страха. Я, глядя на неё, тоже не слушаюсь Семёна, вырываюсь. Он меня силой тащит, то и дело тормошит за поводок, сердится. У других новичков не лучше: алабаи вышагивают, как хотят, овчарка часто ни с того ни с сего останавливается как вкопанная…

– Стоп! – кричит Сергей Дмитриевич. – Так дело не пойдёт. Дайте-ка мне Лору, я её сам поведу. И лакомство для неё мне дайте. А вы смотрите, как надо командовать…

Галя насыпала ему в ладонь кусочки раскрошенных сухих галет, которые мы считаем вкусняшками. Он взялся за поводок моей сестры, потянул к себе, строго скомандовал ей: «Рядом!» – и они пошли.

Лорка раз-другой рванулась от него в сторону. Он уверенно осадил её, а когда она, наконец, ровным шагом пошла возле него, угостил её вкусняшкой. Лора съела, благодарно глянула на тренера, и снова пошла так, как надо. Когда проходили мимо алабаев, сестра двинулась было в сторону, но тренер натянул поводок, и она спокойно прошла мимо них. Они сделали круг и остановились возле Гали.

– Все видели? – спросил Сергей Дмитриевич. – Собака любит серьёзность и строгость. Не позволяйте ей делать что попало, мигом пресекайте. А если она справляется с заданием, поощряйте лакомством. Всем понятно?

Не знаю, как взрослым, а мне всё понятно. Только делать так, как он сказал, я не хочу. Хотя и от вкусняшек отказываться не буду. И Лорка опять Галю не слушается. В общем, намучились мы с этой командой. Только после третьего или четвёртого урока что-то начало получаться, да и то с неохотой.

Зато другие задания нам удавались лучше. Например, надо было перепрыгивать через препятствия. Эта задача называется «Барьер». На площадке несколько барьеров разной высоты. Подходим по очереди к каждому. Когда мы с Семёном в первый раз оказались у самого низкого, и Семён приказал: «Барьер!» – я ничего не понял. Он подтащил меня к самому препятствию, за поводок потянул, под хвост подсадил – я чуть ли не кувырком оказался на другой стороне. И получил вкусняшку. То же самое вышло и возле второго. И снова мне вкусняшку дали. «Так вот оно что! – сообразил я. – Тут прыгать надо!» И через третий барьер перескочил безо всякой помощи.

– Смотрите! – закричал от радости Семён. – Барик сам через барьер перескочил! Соображает! – и даёт мне сразу две вкусняшки.

– Молодец! – похвалил и Сергей Дмитриевич. – Мы сейчас задачу усложним: вместо шести досок высоты установим на барьере семь…

Я и через семь перемахнул с разбега – люблю скакать. А прыгать за вкусняшки – вообще одно удовольствие. У нас с Лорой эта команда пошла удачно. Алабаи перед препятствием стоят, размышляют, хозяева их подгоняют, подталкивают, но они не хотят верх сигать. Как только до нас очередь доходит, всё проходит нормально.

Тренер ещё раз нам с сестрой задачу усложнил: восьмую доску в барьер добавил, – мы его снова преодолели. Тогда прибавили девятую доску, а мы и с этой высотой справились. Со всего собачьего стадиона люди подходят, наблюдают, как мы с Лорой стараемся, радуются: «Такие маленькие, а так высоко прыгают…». Тренер ещё раз барьер нарастил. Лорка без проблем через него перепрыгнула. Мне же пришлось хорошенько разогнаться и когтями по доскам проскоблить. С трудом, но и эту высоту одолел.

– Ладно, – пожалел нас Сергей Дмитриевич. – Низкие барьеры оставим как есть. А на высокий больше десяти досочек им не ставьте. Они, молодцы, вон как стараются, но до травмы доводить не надо…

Скоро пошли нудные осенние дожди. На улице стало сыро и неуютно. Однако мы продолжали ездить на собачий стадион. Великанов алабаев совсем перестали бояться. А Сергея Дмитриевича сильно полюбили, как только он приезжал на стадион к началу тренировки, мчались ему навстречу, гавкали от радости, только бы он прикоснулся к нам. Он хоть и строгий, но добрый, всё про нас знает. И такой упрямый: хочешь-не хочешь, заставил нас выучить команды «Лежать», «Сидеть», «Стоять».

И Галю с Семёном научил, как переупрямить нас с сестрой. В первые дни мы по команде: «Лежать!» – не хотели долго валяться на мокрой траве. Стоило только нашим взрослым отвернуться или отойти в сторону, мы без разрешения вскакивали с места. Однако постепенно – с помощью строгости, вкусняшек и советов Сергея Дмитриевича – научились по пять минут не трогаться с места. Лежим себе, бывало, под дождём, пока новую команду не услышим, например, «Ко мне!» Тут бежим со всех ног, потому что обязательно лакомством угостят.  

На этом стадионе есть высоченная горка с лестницами с двух сторон. По одной вбегаешь вверх, наверху есть небольшая площадка, на которой можно перевести дух. А потом надо спускаться по ступенькам на землю. Мне сразу понравилось подниматься на высоту. Оттуда всё вокруг хорошо видно. Стою, дышу, осматриваю окрестности – красота! Но Семён кричит:

– Бари, ко мне!

Значит, надо слазить вниз. Страшновато… Горка качается, ступени поскрипывают, будто живые, голова кружится. А нетерпеливый Семён командует:

– Ко мне! Вкусняшку дам!

Вкусняшку, конечно, очень хочется. За неё я готов сделать всё что угодно. Вот и ползу потихоньку к земле. Раз спустился потихоньку, другой. Получилось! Горка не рухнула, я с неё не упал – и страх прошёл сам собой. На радость нашим взрослым, научился одним махом преодолевать и это препятствие.

Выучили мы с сестрой и другие уроки собачьего стадиона. Запросто прыгаем сквозь кольцо. Освоили узкое и длинное бревно. Сначала я не мог держать на нём равновесие – соскакивал, не добежав и до середины. И снова тренер подсказал, что делать, чтобы не свалиться. Вскоре мы с Лорой не просто пробегали по бревну – научились по команде на нём лежать, сидеть или стоять.   

– Какие они у нас молодцы, Галя! – хвалил Семён. – Давай дадим им внеочередные вкусняшки.

– Давай, – соглашалась Галя.

И мы с удовольствием хрустели галетами. Но Сергей Дмитриевич заметил строго:

– Собаку баловать не нужно. Поощряйте её только за выполненную команду. Надо вовремя похвалить, вовремя приструнить. Иначе она будет лениться. Имейте в виду…

А мы и не отлынивали от уроков, нам нравилось учиться новому! Бывало, передохнём пару минут и снова мчимся вперёд.

На стадион ездили до самых холодов. Уже дожди пошли вперемежку со снежной крупой, а мы всё месили там грязь, отрабатывая старые и новые команды: «Место», «Гулять», «Ждать», «Нельзя». Узнали мы и что такое «Фу!». Только выполнять это ни я, ни Лорка никогда не спешили…

Ещё я наотрез отказался ходить по качелям. Один конец у них лежит на земле, взбегаешь по нему, доходишь до середины, и качели сами переваливаются на другой бок, по которому теперь надо спуститься на землю. Лорке качели понравились, она их одолевала без труда. А я боялся и всякий раз увиливал. Уж больно ненадёжной казалась эта деревянная качалка.

– Ладно, – махнул на это рукой Сергей Дмитриевич. – Давайте оставим Барика в покое, а качели – до следующей весны. Хватит грязь месить. Основное Бари и Лора усвоили. Выучили много команд. Пусть отдохнут, подрастут. Весной снова приходите. А чтобы они не забывали уроки, повторяйте с ними домашние задания…

***

Первому настоящему снегу мы очень обрадовались. На прогулках скакали и резвились вовсю. Валялись в снегу, купали в нём наши шубки. Даже морозы, которые потом начались, не испугали. Ведь мы с сестрой родились именно зимой. Значит, это наша погода!

Но, если бывало очень холодно, и на землю опускался густой туман, Галя и Семён гуляли с нами меньше. Лора-то хорошо переносит стужу – у неё шёрстка длиннее моей, а я мёрзну, поджимаю лапы. В такие дни Семён подхватывает меня на руки и побыстрее уносит домой. Но как только морозы отступают, мы по три раза в день выходим на улицу…

И всё, кажется, идёт хорошо, так, как нам с сестрой и надо. Да только вот беда – наша Галя ни с того ни с сего рано утром уехала. Ещё и надолго. Семён сказал – улетела в командировку на целую неделю.

– Неделю-то как-нибудь продержимся… – заверил он.

Но почему-то в его голосе звучала грусть. И пусть он гладил и ласкал нас с Лорой, мы тихо заплакали. А потом… заголосили что есть мочи! Дом ещё спал, и Семён очень рассердился, пригрозил, что наподдаёт нам тапками, если мы не успокоимся. Мы испугались, примолкли, высушили слёзы и уселись на подоконник.      

Началась у нас не жизнь, а сплошное ожидание. В каждой тёте, что шла по улице, нам мерещилась мама Галя. А если та направлялась в наш подъезд, мы начинали метаться, думали, что сейчас Галя появится на пороге. И снова Семён успокаивал нас, как мог.

Теперь у нас не получалось тихо подремать после завтрака. Нам не сиделось на месте. Оказывается, ждать – это так трудно! Ну, где же она?! Мы по очереди подходили к двери и прислушивались к каждому шороху. Это не помогало, и мы снова и снова начинали голосить, пока Семён не придумывал какую-нибудь хитрость, чтобы отвлечь нас от тоскливых мыслей.

Когда в первый раз после отъезда Гали наступило время гулять, он решил, что выведет нас на улицу по одному. Первой повезло Лоре. Она обрадовалась, окинула меня взглядом, покрутила головой, чтобы поправить ошейник, и они с Семёном ушли. Мне велели сидеть и ждать. 

Но как только дверь за ними закрылась, мне стало так одиноко и тошно, что я не просто завыл – я зарыдал изо всех сил. Так громко я не выл ещё никогда. Через полчаса они вернулись домой. Однако мне эти полчаса показались целой вечностью.

– Ты с ума сошёл, Бари! – накинулся на меня Семён. – Тебя слышно за километр от дома. Чего ты ревёшь?! Мы же вышли ненадолго. Опять соседи будут жаловаться… Ладно, собирайся. Теперь Лора останется дома, а мы с тобой быстренько погуляем.

И что вы думаете? Только мы переступили порог, во всю мочь заголосила Лорка. Вот же трусливая девчонка! Сказали же ей: «Сидеть! Ждать! Мы быстро вернёмся…». Мы с Семёном помчались бегом вдоль домов. Я торопливо справлял свои дела. К тому же на улице было очень морозно, особо, как говорится, не задержишься. Возвращаемся назад. В подъезде тишина. А на нашей площадке возле лифта сидит наша соседка Лена, гладит и успокаивает Лору.

– Вы не представляете, как она орала! – говорит она. – Я думала, что-то случилось!

– Случилось, – нахмурился Семён. – Галя уехала на неделю. А я решил выгуливать их по одному. Это ошибка! Буду сразу двоих выводить…

И стали мы гулять втроём. Согласитесь, этак веселее! Заодно мы и над Семёном потешаемся: разбегаемся с Лоркой в разные стороны, тянем поводки, а он руки расставит, не знает, за кем мчаться. Туда дёрнется, сюда. Скользит на льду, иногда шлёпнется в снег. А нам с сестрой становится весело, мы про тоску забываем…

Галя Семёну строго-настрого наказала следить за нами и днём, и вечером, и ночью, чтобы мы не наделали каких-нибудь дел. Как ему с этим справиться, ведь ночью трудно лежать с открытыми глазами? Так он решил спать в спальне вместе с Лорой, а меня выставить за дверь.

Когда он отнёс мою подстилку в большую комнату, я сразу почуял неладное. Спрятался под кровать, чтобы не заметили. Но он вытащил меня оттуда за задние лапы, выпроводил из спальни и закрыл дверь перед моим носом. Я заголосил от обиды, залаял было, но Семён пообещал надрать мне уши. Стало жаль своих ушей, я замолчал, улёгся под дверью. Слышал, как с другой стороны к двери подошла сестра и прилегла на голый пол. Она тоже не могла уснуть, ведь мы привыкли погружаться в сон, прижавшись бочком друг к другу. Галя об этом хорошо знает. А этот…  

Он сразу захрапел и храпел до самого утра. Мы же с Лорой долго ворочались на своих местах, обиженно вздыхали, не могли сомкнуть глаз. Зато рано утром мы с ней отыгрались.

Галя считает, что у меня внутри есть какие-то «часы». Как только начинается шестой час утра, я просыпаюсь и начинаю будить взрослых: прыгаю возле кровати, стаскиваю с них одеяло. Галя сопротивляется, требует, чтобы я ещё потерпел и поспал. Обычно я ей уступаю на полчасика, а иногда и на целый час. Но это – Гале… А Семёну мы с Лорой не уступили и минуты. Сестра здорово меня поддержала: начала сигать у него в спальне так, что он, с перепугу, подскочил и, почти не раскрывая сонных глаз, начал торопливо одеваться.

После того, как мы погуляли, Семён хотел снова прилечь. Но не тут-то было! Мы потребовали завтрак. Обычно после того, как мы поедим, Галя придумывала какую-нибудь забавную игру. Сейчас мамы не было, но это вовсе не значит, что правило надо нарушать. В общем, поспать Семёну больше не удалось. Он то в тянучку с нами играл, то наши пелёнки менял, то чесалкой шубки нам вычёсывал, то успокаивал, чтобы мы поменьше голосили от тоски.

Дни пролетали на удивление быстро. Мы снова гуляли, обедали, играли. Семён кормил нас не хуже, чем Галя. Мы быстро расправлялись со своими порциями, однако его еда казалась нам не такой вкусной. Он путал наши миски, хотя они были разного цвета: Лоре ставил мою, а мне приходилось уплетать еду из её посудины. Из-за этого нам приходилось ссориться между собой, потому что казалось, один объедает другого.

В то же время благодаря Семёну я придумал новую игру. Банку с водой, из-за которой Галя когда-то шлёпнулась в ванной, давно заменили на крепкую глиняную кастрюлю и держали её теперь на кухонном полу, чтобы мы пили, когда захотим. Галя меняла в ней воду каждый день, а Семён забывал. Однажды, когда воды осталось совсем мало, я заглянул в кастрюлю и увидел, что изнутри на меня подозрительно смотрит чья-то морда: уши у неё висят, клыки белые, острые. Я открыл рот, чтобы зарычать, – и незнакомец открыл свою пасть полную зубов. Кивнул головой, гляжу, тот кивает в ответ. Лапу в кастрюлю просунул, как ударю по воде, она закачалась, и морда там качается.

Я колотил лапами по воде, пока всю не расплескал по кухне. Семён спохватился: где это я притих? Пришёл на кухню, а там кругом сыро. Он тряпку схватил, начал воду собирать и меня бранить. С тех пор повелось: как только он отвернётся, я – к кастрюле, чтобы пообщаться с тем, кто в ней сидит, отлупить его лапой. И ничего не могу с собой поделать, несмотря на запрет.     

Однажды зазвонил телефон и заговорил Галиным голосом. Мы с Лорой сразу навострили уши, забеспокоились. Семён рассказывал, чем мы занимаемся, смешил Галю, каким-то способом показывал нас ей. Она кричала нам: «Привет! Не скучайте, я скоро приеду!» А мы что есть мочи скакали вокруг Семёна, гавкали, не понимая, почему Галя прячется и не приходит. Чтобы нас успокоить, Семён снова взял в руки свои тапки. А мы в ответ опять тоскливо завыли…

Через несколько дней Семён заявил:

– Всё! Устал – не могу! Завтра Галя наконец-то возвращается… Только бы дожить до завтра!

Мы с Лорой не всё поняли из его слов, но при упоминании Галиного имени напряглись и хотели заголосить. Но он не дал нам этого сделать: мы с ним долго сидели на подоконнике, наблюдали за улицей. Семён так ласково гладил нас, почёсывал за ушами, что мы сдержались. Вечером этого дня он разрешил нам спать вместе с ним в спальне – на лежанке возле кровати.

Мы быстро уснули. Мне в эту ночь снились все наши мамы. Первая привиделась неясно, наверное, потому что я совсем её не помнил. Зато вторая помахала хвостом и ласково лизнула меня в нос. Дольше всех мне снилась Галя. Она подкладывала мне в миску еду, я ел и не мог насытиться…

Вдруг сквозь сон я почувствовал, как щёлкнул замок на входной двери. Лорка тоже услышала этот звук. Мы вскочили и бросились в коридор. Там вспыхнул свет, на пороге стояла наша Галя и улыбалась.

– Привет! – воскликнула она. – Вот я и вернулась! – и протянула нам руки.

Мы запрыгали вокруг неё от радости, заскулили от счастья. Семён даже не стал нас успокаивать своими тапками. Ведь нас снова стало четверо! А, значит, жизнь налаживалась…

Фото автора.

г. Кемерово,

март 2023 г.