Сергей Черемнов. Куда берёт шахтёров Шубин. (Отрывок из книги «Спасти шахтёров»)

– Надежда Васильевна, а что такое клистирная кружка? – Коля, как обычно, забыл поднять руку.

Весь класс посмотрел на него с нескрываемым удивлением. А учительницу его вопрос явно озадачил, на её лице мелькнуло недоумение:

– Почему тебя это интересует, Николай? – покашляв, уточнила Надежда Васильевна. – Где ты это услышал? Мне кажется, вопрос сейчас не к месту.

– Это он вас увидел и сразу вспомнил, – решил я помочь Коле, – про фильм «Чапаев». Чапай рассердился и сказал им: «Клистирные кружки», – помните?

После моих слов Коля прямо засветился от всеобщего внимания, вскочил с места:

– Мы же вместе смотрели про Чапаева, Надежда Васильевна!

– Понятно, – учительница потёрла пальцами виски. – Ладно, погодите… Это из врачебной деятельности. Думаю, кто-то видел у себя дома резиновую грушу с этаким наконечником, – изобразила она пальцами, – в которую можно набрать воду…

– У нас дома есть! – подняла руку Танька,

– Знаешь, зачем она?

Танька замолчала и покраснела.

– Хорошо, я сама скажу, – решила Надежда Васильевна. – Такой грушей людям делают клизму, чтобы не болел живот. Клистир – это устарелое название клизмы. Вот и всё. А теперь давайте, наконец, начнём урок… Отложите «Буквари», сегодня у нас будет рассказ по картине.

Она взяла сложенную вдвое цветную страницу, похожую на те, на которых изображают календарь года или большую фотографию, и вставляют в середину журнала «Огонёк». Хочешь оставить её себе на память – осторожно выдерни из журнала и пользуйся. Надежда Васильевна развернула её и прикрепила кнопками к доске. И мы увидели картину, на которой нарисован настоящий волк, а верхом на нём сидят двое – парень и девушка в сказочных костюмах.

– Эта картина называется «Иван-царевич на Сером Волке», – Надежда Васильевна взяла в руки указку. – Рассмотрите её хорошенько. В 1889 году эту картину написал известный русский художник Виктор Михайлович Васнецов для известной русской сказки «Иван-царевич и Серый Волк».

«Точно! – сразу вспомнилось мне. – Я эту сказку и от мамы слышал, и сам читал. И картину эту видел».

– Иван-царевич вместе с Еленой Прекрасной мчатся на Сером Волке, – продолжала Надежда Васильевна, – сквозь тёмный лес, спасаясь от погони. Видите эти чёрные деревья, эту тревогу на лицах героев сказки? А теперь попробуйте рассказать, что вы увидели, на что обратили внимание? Фамилию художника я вам назвала и хочу, чтобы ваш рассказ начинался именно с этого. А потом можно описать лес, людей, которых вы видите: во что они одеты, о чём, по-вашему, думают, переживают, – учительница медленно водила указкой по бумажному полотну. – Серого волка не забудьте. Он на картине, по-моему, самый главный. И ещё, обязательно расскажите, какое впечатление произвела на вас картина...

Класс притих, разглядывая цветное изображение. Первым не выдержал Карасёв:

– А можно подойти поближе, чтобы лучше рассмотреть?

– Подойди, Вася, – разрешила Надежда Васильевна. – Только остальным её не закрывай.

– А мне можно? – понеслось со всех сторон. – А мне?

– Все, кто желает, подойдите. Только тихо, без разговоров, – строгим голосом позволила Надежда Васильевна. – Даю вам пять минут.

Тут же захлопали крышки парт, ученики ринулись к доске. Мы с Танькой – тоже. Толкались, смотрели, но без единого звука. Потом кое-как все уселись по местам, перешёптываясь с соседями.

– Кто хочет отвечать? Есть в нашем классе смелые? – Надежда Васильевна обводила взглядом учеников, которые сразу опускали глаза, как только на них останавливался учительский взор.

А я решил так: если она посмотрит на меня, была не была, – выступлю. И неожиданно для самого себя поднял руку.

– Давай, Чернов, выходи! – подбодрила Надежда Васильевна. – За смелость добавлю оценку.

– Это картина художника Васнецова, – начал я с фамилии. – Имя не запомнил… – и смущённо посмотрел на учительницу.

– Правильно, – кивнула она. – Васнецов Виктор Михайлович.

– Васнецов Виктор Михайлович, – как эхо, повторил я. – Картина называется «Иван-царевич на Сером Волке». Есть такая очень хорошая сказка! Могу её рассказать…

– Хорошо, что ты сказку знаешь, – остановила меня Надежда Васильевна. – Её рассказывать не надо, давай сразу перейдём к картине.

– Давайте! – бойко согласился я. – Только всё равно скажу, что за Иван-царевичем и Еленой Прекрасной настоящая погоня идёт, потому что Иван её похитил. Убегают они на сером волке. Он – настоящий друг Ивана. Всегда его из беды выручает.

На меня иногда находит – слова будто сами собой в рассказ складываются. Иногда с мамой чем-нибудь делюсь, ей некогда, она переходит по делам из комнаты в комнату, а я – за ней, как хвост, и говорю, говорю…

– И вот заскочил серый волк со своими седоками в страшный-престрашный лес. Деревья кругом старые, стволы у них тёмные. Я в таком лесу однажды побывал, и скажу, что нет там ничего хорошего! Видите, солнце – и то сквозь эту чащу еле-еле пробивается. И несутся они по дремучему лесу, как угорелые, чтобы враги не догнали. Волк запыхался, даже язык высунул, но не сдаётся. А Иван крепко обнимает свою Елену Прекрасную, потому что сильно полюбил её. И готов на ней жениться! Не верите?

– Да верим, верим, – торопливо поддакнула Надежда Васильевна. – Рассказывай дальше.

– А дальше, – я потёр рукавом лоб. – Одежда у них старинная и богатая. Прямо как у сказочных царя и царевны. Елена Прекрасная, видно, боится, а Иван-царевич спокойно смотрит на цветущие кусты. Ему хоть бы что! Он-то знает, что серый волк не подведет, и всё будет хорошо…

– Такое у тебя впечатление от картины? – уточнила учительница.

– Ага, – подтвердил я. – Всё будет хорошо, вот увидите!

– Молодец, Семён! – похвалила Надежда Васильевна. – Ставлю тебе пятёрку.

От радости сильней забилось сердце. После меня сразу появились желающие выступить. Учительница вызвала Любу Акиньшину. Та вышла к доске, взяла указку и затараторила, почти слово в слово повторяя мой рассказ. После неё напросился Вова Якушев – и снова отвечал так, будто не картину описывал, а меня пересказывал. Когда Вова повторил:

– Солнце сквозь чащу еле-еле пробивается. А они несутся по дремучему лесу, как угорелые, чтобы враги не догнали. И волк запыхался, даже язык высунул... – Надежда Васильевна его остановила и попросила подумать ещё.

– Ты сам-то картину рассмотрел? – спросила она.

Вова растерялся и замолчал. Видно, сбился с мысли и не знал, как продолжить.

– Садись, Вова, – Надежда Васильевна встала из-за стола. – Повторять чьи-то слова, услышанные вами, всегда легче, чем придумать самим, – она подошла к доске. – Я хотела бы, чтобы каждый из вас видел в этой картине что-то своё. Хочу, чтобы вы научились думать разно, а не просто повторять за кем-то слова… Кто согласен рассказать по-своему?

Поднялось три-четыре руки. Затряс рукой Коля Щебетин, попросились к доске Лариса Солнышко и моя соседка Танька. Но учительница вызвала Ваську Карасёва, потому что он вскочил и заявил:

– Я расскажу по-другому!

– Давайте послушаем Карасёва, – предложила учительница. – Бери указку, Василий.

Вася схватил указку, поправил сползшие на нос очки и приступил:

– Картина «Иван-царевич на Сером Волке» художника Васнецова. Эта история случилась в непроходимой чаще. Я смотрю на картину и думаю, что серый волк, похоже, заблудился. А Иван-царевич и его Елена… Как её?

– Прекрасная, – подсказала Надежда Васильевна.

– Да, – согласился Васька, – Елена Прекрасная… И они оба очень боятся, что волк устал, и их вот-вот догонят. Посмотрите на них. Она вся трясётся от страха, а Иван думает: зачем я с ними связался?!

Дети смешливо зафыркали.

– Вот как? – удивилась учительница. – Ну, хорошо. А описать этих героев ты можешь?

– Конечно, - взмахнул указкой Карасёв. – Иван-царевич весь в обделках…

– Что это такое? – не поняла Надежда Васильевна.

– А вы сами-то гляньте, – Вася ткнул указкой в картину, – как его шапка мехом обделана! Рукавицы с картинками, как у девчонок. А на плечах и на поясе разные висюльки висят. Ну, а серый волк весь в шерсти…

В классе захихикали.

– Да-а, – протянула учительница. – Рассмотрел… А какое у тебя сложилось впечатление о картине в целом? Какой ты можешь сделать вывод, глядя на неё?

– Какое впечатление? – Васька на секунду задумался. – Впечатление у меня такое, что они из этого леса никогда не выберутся…

– Вот как? – снова удивилась Надежда Васильевна. – Ладно, не стану с тобой спорить, садись. А кто видит картину по-иному, чем Вася Карасёв?      

Однако ответить никому больше не удалось – прозвенел звонок с урока…

Следующим уроком было пение. Мы разучивали песню октябрят. Учительница пения Ксения Фёдоровна подбадривала:

– Песня хоровая и задорная. Поём, не стесняемся.

Мы и не стеснялись. Куплетов у песни оказалось немало – целых четыре. Да ещё припев. Мы быстро разучили слова и раз за разом исполняли песню всё лучше. Стоя у доски, Ксения Фёдоровна взмахивала руками как заправский дирижёр. Её голос звучал громче всего нашего хора. Мне особенно нравился последний куплет:

Мы зовёмся октябрята:

Ведь на счастье детворе

Взвился алый флаг, ребята,

В том далёком Октябре! – выводили мы с Танькой вместе со всем классом.

Эту песню мы сложили –

Пусть летит во все концы.

Чтоб ещё тесней дружили

Октябрята-молодцы!

Перед припевом Ксения Фёдоровна заставляла нас делать паузу и запевала:

– Кто-о идё-от?

– Мы идём! – отвечал наш хор. – Дру-ужные ребята!

– Кто поё-от?

– Мы поё-ом, октября-а-та!

– А теперь вопросы в припеве исполняют только девочки, – командовала учительница. – А ответы – мальчики!

Сама же она не умолкала ни с мальчишками, ни с девчонками. Между первым и вторым куплетами она подошла к Карасёву и попросила его петь потише.

– Опять вы меня придерживаете, – насупился Васька. – Все поют громко, и я буду!

– Хорошо, хорошо, – тут же согласилась Ксения Фёдоровна. – Пой, как считаешь нужным. Я не возражаю…

Ещё бы, подумал я, вспомнив, как она объявила ему за четверть тройку, а Василий так раскричался, размазывая по лицу слёзы и слюни, что учительница пошла на попятную, прибавив один балл…

На классном часе Надежда Васильевна поделила нас на октябрятские звёздочки, ведь теперь наш класс стал отрядом октябрят. Она сказала, что у настоящей звезды пять лучей, значит, в каждой звёздочке будет по пять ребят. Мы тут же решили, что Танька, Коля Щебетин и я войдём в одну звёздочку. Однако учительница не согласилась. «В каждой звёздочке должен быть один сильный ученик и обязательно один-два отстающих, – пояснила она. – Сильные в учебе должны подтягивать слабых».

Но мы с Колей с ней заспорили, и она согласилась, чтобы мы с ним остались вместе. Ещё в нашу звёздочку включили Ваську Карасёва, Любу Акиньшину и Захара Волобуева. Люба хоть и была старостой класса, а с арифметикой и чтением у неё имелись проблемы. Про Карасёва и говорить нечего: кроме пения и чистописания четвёрок у него не было. Зато писал он красиво, как никто, только частенько ляпал кляксы на прописи. 

У Захара лицо всегда было серьёзное, скорее даже хмурое, он мало с кем общался, считался неразговорчивым. Может оттого, что редко тянул на уроках руку, и получал тройки. Но мне он казался своим парнем, его отец тоже работал – на шахте «Коксовой», а, значит, спускался под землю, ходил там по тем же путям-дорогам, что и моя мама.    

Командиром нашей звёздочки хотела стать Люба Акиньшина. И заявила об этом прямо. Однако Надежда Васильевна осадила её, сказав, что она и так уже староста класса, и назначила командиром меня. Если честно, я не хотел и даже попытался переложить командование на Колю. Только учительница настояла на своём.

Потом в звёздочках назначили ответственных за другие дела. Санитаром у нас согласилась стать Люба. Коля стал физкультурником. Захару досталась должность библиотекаря. Васька Карасёв превратился в цветовода.

Надежда Васильевна объяснила, что санитары в звёздочках будут следить за чистотой рук, проверять носовые платки и проветривать класс. Раздала им белые повязки с красным крестом, чтобы носили на руке. Физкультурнику надо устраивать на переменах разные игры и, может быть, делать с учениками физзарядку, чтобы они не носились по коридорам без дела. Библиотекари отвечают за бережное отношение к учебникам и тетрадям. Ваське с цветоводами из других звёздочек следует поливать герань в горшках, которые стоят у нас в классе на подоконниках. 

– Надежда Васильевна, а на каникулах как? – спросил Карасёв.

– Не беспокойся, Василий, что-нибудь придумаем, – откликнулась учительница. – Может, договоримся, чтобы кто-то из цветоводов раз в неделю в школу приходил. Может, на каникулы будете забирать цветы домой…

Возле доски на стене Надежда Васильевна вывесила лист ватмана, на котором шесть нарисованных стрелок ведут к кругу в центре. Вверху на листе написано «Экран соревнований».

– Каждая стрелка – это одна из наших звёздочек, – объяснила она. –  Каждую неделю мы будем наклеивались на стрелки звёзды разного цвета. Если все в звёздочке проучатся неделю только на четыре и пять, такой звёздочке дадим красную звезду. Если будет одна тройка – синюю. Если сплошные тройки, но без двоек – зелёную, а тем, у кого в звёздочке за неделю будут двойки – жёлтую. Это понятно?

– Да! – хором ответили мы.

– Звёздочка, которая наберёт больше всех красных звёзд, победит в соревновании по учебе, – учительница была довольна своим изобретением. – Потом мы придумаем, как нам соревноваться по разным делам и мероприятиям. Все согласны?

– Да! – прокричали мы…

Не знаю, как Люба, а Карасёв-то вполне мог бы учиться получше. На вид он смышлёный, а очки, с которыми Васька никогда не расставался, придавали его лицу умное выражение. Вот непоседой он точно был и ленился учиться лучше, будто оценки ему были безразличны. «Ну, Карасёв, держись у меня!» – подумал я. Он, словно почувствовав мои мысли, оглянулся со своей первой парты и помахал нам с Колей рукой. Я же в ответ показал Ваське кулак…

С этого дня в конце каждой недели учительница клеила на экран звёзды. Мы все увлеклись этим соревнованием. Двоечникам приходилось очень тяжело, да и троечникам не легче. Никто не хотел жёлтую звезду, да и зелёную – тоже. Мы с Колей быстро поняли, что из-за отстающих наши с ним хорошие оценки никак не влияют на общий результат нашей звёздочки.  

Наша звёздочка занимала четвёртое место из шести, и даже пятое. Нам же хотелось выйти хотя бы на третье. Первые места были у звёздочек, которые мы с Колей прозвали девчачьими. Одну возглавляла Лариса Солнышко, другую – моя соседка по парте Танька.

Чтобы дела пошли лучше, хочешь не хочешь, надо стараться. Захар стал подтягивать свою успеваемость сам. За Любу Акиньшину взялся Коля Щебетин. А за Ваську принялся я. Мы с ним пару раз посидели после уроков с заданиями по арифметике, и я понял, что он неплохо умеет считать, но или торопится, или просто ленится, постоянно отвлекается, вертится, и от этого делает ошибки.

– Васька! – пригрозил я. – Если ты по арифметике будешь получать тройки, я тебя побью!

Он нисколько не испугался:

– Только попробуй, Сёмка! Я дам сдачи!

Тогда я решил поддеть его:

– Чтобы драться, ума не надо! А твоя лень тянет нашу звёздочку назад. Как ты не понимаешь?! Арифметика – это не пение. Ты же не дурак, считать умеешь. Поэтому, зря ты ленишься. У Надежды Васильевны четвёрку слезами не выпросишь.

– Красную нам всё равно не получить, – упирался Васька.

– Это понятно. Но нам хоть бы без жёлтой… На зелёную звезду твёрдо выйти…

– Чего уж на зелёную?! – хохотнул Васька. – Говори, что на синюю надо!

– А это только от тебя зависит, – упрекнул я его. – Смотри сам, Захар за учёбу взялся, Люба уже почти без троек идёт… Только ты у нас остаёшься в слабаках.

– Ладно! – отрезал Карасёв. – Это мы ещё посмотрим, кто в слабаках!

В понедельник Надежда Васильевна раздала нам тетради с оценками за контрольную по арифметике. У меня и у Коли стояли пятёрки. Захар получил четвёрку, а Люба и Карасёв – тройки. Васька с досады шмякнул кулаком по парте так громко, что учительница обратила внимание:

– Ты что, Василий, недоволен?

– Конечно, нет, – пробурчал он расстроенно. – Я старался на четвёрку.

– А знаешь, – кивнула Надежда Васильевна. – В этот раз ты работу выполнил намного лучше, чем прежде. Намного! И тройка у тебя получилась крепкая. Ещё чуть-чуть постараешься, и будет четвёрка. Понял?

– Ага! – довольный Васька расплылся в улыбке. – Обязательно постараюсь, Надежда Васильевна. – Он с торжествующим видом оглянулся на нашу парту, лицо у него раскраснелось от похвалы.

Этот понедельник я запомнил не только из-за Васьки. Вечером, когда отец пришёл с работы, мама сразу заметила, что он выпил. Она так и заявила об этом. Пришедший с ним из детсада Валерка изо всех сил сжимал в руках большой кулёк карамельных конфет. Я помню, если отец, бывало, выпил с мужиками после смены, то потом, когда мы с ним возвращались из детсада, он обязательно заводил меня в магазин и покупал большой кулёк конфет.

– Да, – уныло признался отец, – выпил с мужиками. А ты, Валюша, разве не знаешь, что случилось? – он тяжело вздохнул и обиженно отвернулся от неё. – Такое! Не захочешь, да выпьешь…

– Не знаю, – начала сердиться мама. – Вам бы только повод найти!

– Причём здесь повод, – отец икнул и вытащил из кармана скомканную газету. – Вот! Война может быть! – Мы радио не слушаем… И-ик… А там Кеннеди убили!

– Как убили? – забеспокоилась мама. – Кто он такой?

– Ни фига себе, Валюша! – лицо у отца нахмурилось. – Это же президент США!

Отец медленно развернул незнакомую газету:

– Вот, смотри… – и он начал читать. – Убийство президента США Джона Кеннеди было совершено в пятницу, 22 ноября в Далласе, штат Техас, в 12:30 по местному времени. Джон Кеннеди был смертельно ранен выстрелом из винтовки, когда он вместе со своей женой Жаклин ехал в президентском кортеже по Элм-Стрит… – он остановился и снова протяжно икнул. – Видишь, что случилось? А мы ни сном, ни духом. Хоть бы раз за выходные радио включили… А ты говоришь! Тут война может быть!

– Вот до чего они дошли! – всплеснула руками мама. – Уже президентов своих убивают. А почему война, Иван?

– Так мужики говорят, что теперь могут всё свалить на СССР. Вот тебе и война! Тоска прямо! Ты бы налила мне ещё стопочку, – жалостливо попросил он. – Да и себе бы тоже налила. Надо выпить… За мир… Поди, обойдётся!

– Именно, обойдётся, – заключила мама. – А вам лишь бы залить тоску.

Но за ужином они всё же выпили понемногу и долго ещё сидели за столом, обсуждали случившееся. И так судили, и этак рядили. Гадали, что же теперь будет? А мы с Валеркой слушали родителей и уплетали конфеты до тех пор, пока нас не отправили спать…

Ну что поделать, такой уж выдалась эта неделя. Плохой, даже – страшной. В среду мы перетрусили всем классом, когда во время урока труда в классную комнату вдруг без стука вошла школьная директриса, а за ней – невысокая, полненькая женщина в тёплой серой шали на голове и плечах, с заплаканными глазами.

– Извините нас, Надежда Васильевна, – взволнованным голосом произнесла директор. – Нам надо Волобуева. Он же в вашем классе учится?

– Да, в нашем, – Надежда Васильевна растерянно прикрыла пальцами рот. – Что-то случилось, Владислава Валерьевна?

И тут мы увидели, как к женщине подскочил наш Захар и обхватил её руками:

– Мама, ты зачем пришла?

– Папка наш… – всхлипнула женщина. – Нету папки, Захарушка…

Учительница с директором торопливо вывели их в коридор, но дверь за собой не закрыли. Мы примолкли, сидели очень тихо и слышали, как громко рыдала Захарова мама, как тонюсенько голосил Захар и учителя глухо и невнятно бубнили. Васька осторожно подкрался к двери и приложил ладонь к уху.

– Слава тоже плачет, – громким шёпотом сообщил он. – Говорят, что-то случилось на шахте…

Васька метнулся назад и, прежде чем в класс вернулась Надежда Васильевна, успел занять своё место.

– У нас, дети, стряслась беда, – её глаза были мокрыми от слёз. – Прошу всех быстро собрать сумки. Сегодня я отпускаю вас домой пораньше…

– У нас вчера на подземном транспорте произошла авария, – поведала мне мама на следующее утро. – Сильно травмировало горного мастера. Его подняли на-гора, отвезли в больницу. Но врачи, наверное, уже ничего не могли сделать, в больнице он скончался…

У меня не вышло узнать всё это с вечера. Когда я вернулся из школы, мама уже была на шахте во вторую смену. Домой пришла поздно ночью, мы спали:

– Его фамилия Волобуев? – уточнил я сейчас.

– Да, – кивнула мама. – Владимир, кажется, Тимофеевич. Ему только-только тридцать исполнилось, как нашему отцу. Молодой совсем…

– Его сын в нашем классе учится.

– Ох! – вздохнула мама. – Бедненький. Как они теперь…

– Мам, а его можно было спасти?

– Не знаю, – грустно откликнулась она, – может быть… Только знаешь, как шахтёры говорят: «За кем Шубин пришёл, тому уже не поможешь».

Она произнесла это так, что стало не по себе.

– А кто такой Шубин? – тихо переспросил я.

– Ай, да никто! – отмахнулась мама.

– Всегда вы, взрослые, так, – обиделся я. – Вам лишь бы отвязаться от нас!

– Расскажу, только не сейчас, – пообещала она. – Собирайся быстрее, а то в школу опоздаешь. Отец-то с Валерой давно ушли…

Захар несколько дней не ходил на уроки. И появился в классе только в начале декабря. Он стал ещё молчаливее, лицо потемнело. Все перемены Захар проводил за партой – в середине третьего ряда: неподвижно сидел, понурив голову, и смотрел в одну точку. Дети сторонились его, уступали ему дорогу, замолкали, оказавшись рядом с ним. На уроках он не отвечал. Да и Надежда Васильевна не вызывала его. Наверное, жалела.

Мы шушукались об этом с Колей, обсуждая дела нашей звёздочки. Мы не знали, как быть с Захаром, как повести себя с ним так, чтобы он нас понял. Хотели спросить совета у учительницы, но все откладывали. Дня через три Щебетин посоветовал, чтобы я сам подошёл к Захару и поговорил с ним.

– Ты же командир, Сёма, – толкнул он меня в бок.

Надо рискнуть, решил я, и на следующей перемене, дождавшись, когда почти все дети вышли в коридор, подсел к Захару. Он даже не шелохнулся, не поднял головы. Руки он держал на коленях.

– Привет! – я тронул его за локоть.

Он не убрал руку, не отодвинулся, лишь коротко вздохнул. Мы сидели и молчали. Я незаметно рассматривал его сбоку, видел щёку, прикрытый глаз, сдвинутую бровь, дрожащие ресницы. Ухо скрывалось под длинными тёмными волосами. Он оброс, подумал я, надо бы ему подстричься. Нужно было что-то говорить, но я не мог сообразить, о чём нужно его спросить, чтобы невзначай не обидеть. Вдруг он тихо произнёс:

– Привет, Сёма. У тебя всё нормально?

– Нормально, – живо откликнулся я. – Ты это… Не переживай так…

– А как переживать? – он повернулся и глянул исподлобья.

Я заметил, как нахмурены его брови, как его тёмные глаза наполняются слезами, и с досады ущипнул свою ладонь. Вспомнилась баба Мотя: «Язык как помяло», – иногда говорила она Юрию, сболтнувшему лишнее.

– Ты только не плачь, Захар. Мы все за тебя переживаем. И мы с Колей, и Люба, и Васька Карасёв, – он молча мотнул головой и сжал кулаки.

– Если надо, мы тебе с уроками поможем, только скажи, – я снова тронул его руку и сам не знаю, зачем, добавил. – Подстричься бы тебе надо, оброс. Надежда Васильевна скоро замечание сделает.

– Ага, – прошептал он. – Меня папка всегда подстригал. А кто теперь, не знаю… – его слёзы закапали прямо на парту, и он стал размазывать их по гладкой поверхности.

«Какой дурак! – ругал я себя. – Чего лезешь к человеку, с чем не надо. Хорошо, что я ещё про какого-то Шубина не вспомнил… Хоть бы Коля пришёл на помощь».

В этот момент в класс забежал Карасёв. Он запыхался от беготни по коридору и тяжело дышал. Васька окинул взглядом парты, увидел нас и направился в нашу сторону.

– Вы чего сидите и молчите? – на его лице блуждала глупая улыбка.

– Почему же? – я незаметно кивнул Карасёву в сторону Захара. – Мы разговариваем.

– Понятно, молча разговариваете, – Васька засунул руки в карманы и носком ботинка пинал угол парты. – А хотите бороться? Захар, хочешь, я тебе один приёмчик покажу. Научишься, никто тебя не одолеет.

– Хочу, – неожиданно ответил Захар. – Научи.

Захар встал, убрал со лба чёлку, и они с Васькой вышли к доске, встали напротив друг друга, положив руки на плечи соперника. Васька начал показывать приём, упёрся в пол ногами, поднатужился. Но у него ничего не получалось. Они пыхтели, кряхтели, топтались на месте, не уступая один другому. Захар сопротивлялся и не думал поддаваться.

На звонок мы даже не обратили внимания. В класс один за другим возвращались дети. Увидев возле доски борцов, подходили поближе. Вокруг них быстро образовался молчаливый круг болельщиков. Одной из последних с перемены пришла Люба Акиньшина. Она растолкала зрителей, чтобы пробиться в середину круга, и испуганно закричала:

– Разнимайте! Они дерутся!

– Кто дерётся? – послышался возглас Надежды Васильевны. – Ну-ка, расступитесь!

– Ты что себе позволяешь?! – учительница ухватила Ваську за воротник и оттащила от Захара. – Как не стыдно, Карасёв?! У Захара горе, а ты – драться!

А раскрасневшиеся и запыхавшиеся борцы с удивлением смотрели на ребят вокруг.

– Они не дерутся, – начал я. – Это приём такой…

– Мы не дерёмся, Надежда Васильевна! – прорезался голос у Захара. – Мы борцовский приём учим. Вася мне его показывал. Эта староста сроду не разберётся…

– Всё ясно, – тут же согласилась учительница. – Все быстро по местам. Согласна, приёмы учить надо, они могут в жизни пригодиться. Но сейчас у нас урок. Захар, ты домашнюю работу выполнил?

– Да! – чересчур громко ответил Волобуев.

– Пойдёшь к доске примеры решать?

– Пойду, – и, только присев, Захар вновь поднялся с места…

К концу второй четверти наша звёздочка прочно вышла на третье место в соревновании. Захару ставили одни четвёрки и пятёрки. У Карасёва и Любы троек стало меньше. А про двойки они совсем начали забывать. Может быть, в этом помогали короткие зимние дни и погода?

Морозы в декабре стояли не очень сильные – ниже двадцати градусов температура опускалась редко, зато снега было так мало, что в огороде кое-где всё ещё чернела земля. И от этого на улице казалось зябко и неуютно. Соседская ребятня сидела по домам. И ничто не мешало после школы делать уроки. А вечерами – допоздна смотреть телевизор.

В газетах отец то и дело натыкался на заметки о том, что то на одной, то на другой шахте бригады досрочно выполнили годовой план, и шахтёров после смены встречал Дед Мороз. По радио тоже часто говорили о приближении Нового года. Впереди маячили новые каникулы, праздничная ёлка дома и в школе.

– Как у тебя, Сёма, с оценками? – спросил отец в предпоследний выходной декабря. – Помнишь, ты обещал закончить четверть на отлично?

Мама сегодня работала, Валерку отвели к деду Алёхе, где гостили какие-то родственники с Валеркиным одногодкой. В свою мастерскую отец не пошёл – там было холодновато. И мы с ним сидели дома.

– Я-то свои обещания выполняю, – я начал доставать и показывать ему свои тетради с оценками, – а вот вы – нет.

– Это что же мы с мамой не выполнили? – отец напустил на себя подозрительный вид. – Обижаешь, сын!

– Ага, – не сдавался я. – Сначала мама обещала рассказать, кто такой Шубин на шахте. Да ей всё некогда и некогда. Потом говорит, пусть отец расскажет, он тоже под землёй работал. Помнишь? А ты тоже отмахиваешься. И тебе, выходит, тоже некогда? Или секреты неохота выдавать? Тогда зачем обещали? 

– Ну, чего уж ты так сразу, – растерялся отец. – Да, раньше было некогда. А сегодня могу… Прямо сейчас…

– Согласен! – обрадовался я.

На мой возглас из детской выбежал заспанный Рекс. Мы с ним уселись на диван и приготовились слушать историю, которая уже заранее казалась мне таинственной и интересной. Отец стоял у окна, рассматривая то ли зимнюю улицу, то ли морозный узор на стекле. Или раздумывал, с чего начать…

– Даже не знаю, – наконец, повернулся он к нам. – Сказки всё это. Выдумщики придумали, а я рассказывай, – он пожал плечами.

– Давай! – торопил я. – Давай, рассказывай. Пусть будут сказки. Я их обожаю!

– Ладно, – отец смешно выкатил глаза. - Только имей ввиду, мне эту историю рассказывал старый байбак. Если что, – с него и спрос… Кала-бала? И, чур, не перебивать, – быстро проговорил он.

– А кто такой байбак? – не выдержал я.

– Ну вот, – он недовольно нахмурил брови. – Был у нас такой шахтёр, неповоротливый, лежебока. Любил прямо на смене под землёй поспать. Вот его и прозвали байбаком. А ещё обожал языком на работе почесать, лишь бы ничего не делать. В общем, слушай.    

– Я тоже раньше думал, что Шубин – это фамилия. Кала-бала? – произнёс он свою любимую присказку. – А вот и нет! Оказывается, в старину на шахтах имелась профессия с таким названием, очень похожим на фамилию.

Эти Шубины ходили в шахте и горящей свечой или факелом выжигали страшный газ-метан, чтобы он не накапливался в подземных выработках. Ведь если в каком-то месте соберётся много метана, он обязательно взорвётся. Знаешь?

– Ага, – торопливо кивнул я.

– Чтобы самим не опалиться, не обжечься, они выворачивали шубу мехом наружу, обливали её водой и надевали на себя. Вот их и прозвали Шубиными.

Отец, рассказывая, зачем-то смешно округлял губы и делал разные гримасы, показывал руками, будто выворачивает одежду наизнанку, Движения его головы пытался повторять Рекс, забавно вертя своей усатой мордахой. Наверное, отец не хотел, чтобы его рассказ звучал страшно. Он уточнял какие-то неважные детали, подробно разъяснял разные мелочи. Будто не понимал, что для меня – чем страшней, тем интересней.

– Этих Шубиных давно уж нет, а у шахтёров с ними связана целая куча суеверий…

«А-а, – подумал я. – Вот оно…». А вслух попросил вспомнить хоть одну историю.

– Байбак рассказывал, что однажды во время смены в забое взорвался метан, и погибла вся бригада, – нехотя начал отец. – В живых остался только молодой парень – тот самый, что Шубиным работал. И люди обвинили его в аварии. Тогда этот Шубин убежал и спрятался в забое. И больше его никто не видел. А после смерти он превратился в духа, вроде приведения, которое обитает под землёй…

Я слушал и представлял себе, как в кромешной темноте среди угольных глыб пробирается человек. Мне представлялось, как его глаза посвечивают во мгле, как горящие угольки. 

– Показывается Шубин людям под землёй в облике старого седого шахтёра с железным крюком в руках. Таким давным-давно таскали вагонетки. А иногда шахтёры будто бы слышат его стариковский кашель, – голос отца звучал глухо и оттого, казалось мне, таинственно.

Шубин, объяснял он, словно предупреждает шахтёров о возможных авариях или обвалах. Однако его доброту надо заслужить. Шахтёр должен соблюдать кое-какие правила. Например, делиться с ним своим «тормозком». Спустившись под землю, не мешает с ним поздороваться. Или, например, если в твою смену сверху часто падают мелкие куски породы, значит, Шубин не хочет, чтобы сегодня здесь добывали уголь. Лучше прекратить работу в таком забое.

– А если не выполняешь его правила, Шубин тебя заберёт… – отец похлопал себя по карманам в поисках папирос. – Задурил я тебе голову шахтёрскими байками. Ещё приснится…

– Ничего страшного, – отозвался я. – Теперь я понял, как Шубин мог прийти за отцом Захара.

***

Полностью читать книгу можно здесь:

https://слово-сочетание.рф/uploads/books/cheremnov-spasti-shakhterov.pdf        

Или здесь:

http://f.kemrsl.ru:8081/iap/DFDL/licenzion/2023/Cheremnov_S.%20I._Spasti%20schachtera.pdf