– Прилетел, не испугался! Вот мужик! – отец оторвался от первой страницы газеты и начал раскрывать её, чтобы перейти на вторую.
– Ты про кого? – переспросила мама.
– Про Фиделя пишут. C Кубы в Москву прилетел, с нашим Никитой встречается, – отец повернул ей газету, где на фотографии бородатый дядя беседует с Хрущёвым за длинным столом, а рядом с ними сидят другие дяди и весело улыбаются.
Мама мельком глянула на фото и снова повернулась к печке, где жарила пирожки. Был вторник – последний день апреля. Мы с отцом пораньше вернулись домой после трудовых и детсадовских будней. Перед праздником рабочий день на заводе короче обычного. Ему ещё и красивую грамоту вручили – за ударный труд в седьмой пятилетке. Он грамоте радовался и всю дорогу рассказывал мне про столяров. И мама уже была дома, отработав на шахте первую смену. От бабы Сины она привела Валерку, запустила в дом счастливого Рекса. Взялась стряпать к ужину пирожки с капустой, ещё что-то готовить к завтрашнему обеду, на который к нам соберутся гости. А отец сел к столу и развернул свежий номер «Правды». Я тоже подсел к отцу.
– Почитай нам газету, – попросила его мама.
– 27 апреля, – начал он, – в Москву впервые прибыл лидер Кубинской революции Фидель Кастро Рус. В аэропорту его встречали первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущёв, председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Брежнев и космонавты Юрий Гагарин, Герман Титов и Андриян Николаев, – отец выговаривал имена и фамилии. – Из аэропорта вся делегация направилась в столицу на открытых автомобилях по Киевскому шоссе. Поприветствовать Фиделя Кастро на Ленинском проспекте собрались тысячи жителей города. Люди скандировали: «Вива Куба!», «Фидель – Хрущёв!», «Здравствуй, Фидель!»
Мы слушали, даже Валерка оторвался от своих игрушек и навострил уши, хотя, вряд ли что-нибудь понимал.
Отец пропустил несколько строк:
– Наконец кубинские гости оказались на Красной площади, где их ждали более семидесяти тысяч человек...
Он оторвался от газеты:
– Мать родная! Это же пол Прокопьевска! – он удивлённо поднял брови. – …Никита Сергеевич передал привет героическому народу Кубы, а Фидель Кастро выразил своё восхищение советскими людьми, назвав их «народом гигантов».
– А дальше про еду, – ткнул он пальцем в газету. – Председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Ильич Брежнев дал в Кремле завтрак в честь Фиделя Кастро Рус… Вечером кубинский лидер прогулялся по городу. Жители города узнавали в нём знаменитого революционера и не стеснялись завести с ним разговор... Я бы его тоже узнал! – заявил отец.
– Ты-то уж – точно, – пошутила мама. – Если бы тебя туда пустили...
– Да ладно тебе, – настроение у отца было благодушное. – Там семьдесят тысяч пустили.
У меня были свои вопросы:
– Почему ты сказал, что он не испугался?
– Ну как же? – отец погладил меня по спине. – Он на Кубе революцию сделал. Соединённых Штатов не побоялся – прямо у них под носом... Понимаешь? И американцы ничего не могут с ним поделать. А в СССР он прямо с Кубы прилетел на самолёте. Через громадный океан! Ведь его американцы могли сбить... Фидель очень смелый!
Пирожки были готовы. За ужином отец предложил маме выпить по рюмочке в честь наступающего праздника. Она отказалась, а ему налила. Его настроение стало отличным, он нахваливал маму и уминал один пирожок за другим. Мы с Валеркой не отставали.
– Завтра, – отец обмакнул очередной пирожок в сметану, – всем заводом идём на демонстрацию. Мы после с мужиками... Ну, понимаешь? Ты, Валя, тормозок мне с собой приготовь...
– Смотри, не усердствуй там, – нахмурилась мама. – А то, кому будет Первомай, а кому...
– Можно мне тоже на демонстрацию? Если надо, я за ним присмотрю, – предложил я.
– Вот! – развеселился отец. – Отцовский пастух подрос.
Они с мамой переглянулись и согласились...
На следующее утро по радио звучали бодрые марши. Исполнили песню «Куба – любовь моя!» Отец между делом похвалил певца: «Молодец, Осип!» Диктор бодрым голосом поздравил с 1 мая советский народ. Потом передавали, как проходят демонстрации во Владивостоке и Хабаровске.
– Смотри! – отец торопливо натягивал брюки. – Там уже закончили. Как бы нам, Семён, не опоздать.
Мама ушла на работу, когда мы ещё спали. А с вечера она наказала мне одеться теплее:
– Если жарко станет, одну кофту снимешь. Главное, не замёрзнуть, – и как всегда, оказалась права: с вечера похолодало, да ещё подул неприятный ветер, лужи покрылись ледком.
Мы с отцом оделись хоть и тепло, но празднично. Я его, такого нарядного, давно не видел: длинное светло-серое осеннее пальто, в тон ему широкая шляпа, стрелки на размашистых брюках наглажены до остроты. Валерку мы сдали на присмотр бабе Сине, Рекса выпроводили во двор и часов в девять утра отправились в Тупик.
Туда со всей округи стекались людские ручейки. Ещё на подходе слышались звуки оркестра. На площадке перед заводом «Электромашина», где в обычные дни находится конечная остановка автобусов и трамваев, было праздничное возбуждение. Люди с повязками на рукавах выстраивали толпы людей в колонны. Отец взял меня за руку, чтобы не потерять, и начал искать своих.
– Дядь Вань! – высокий парень издалека махал отцу рукой. – Мы здесь!
Мы рванули в его сторону. На том конце площади собиралась заводская колонна, выстраиваясь по цехам: литейный, штамповочный, механический, сборочный, обмоточный. Мы встали к отцовскому – столярному.
– Пацана с собой взял, Ваня? – крупный дядя с непокрытой седой головой натянул мою фуражку мне на самые глаза.
– Пусть привыкает, – добродушно ответил отец.
– Меня зовут дядя Гриша. А тебя как? – мужчина протянул мне широченную ладонь.
Я выправил фуражку и сердито посмотрел на него. Карманы его коричневой куртки сильно оттопыривались.
– Я Семён. И трогать меня необязательно...
– А лет тебе сколько?
– Семь уже! – почти выкрикнул я.
– Ишь ты! – усмехнулся дядя Гриша. – Ну, извини. Больше не буду. Вставайте в наш ряд. Павел, подвинься.
Дядя сунул руку в карман, достал маленькую конфетку и протянул мне. Парень, который увидел нас первым, шагнул влево, и мы встали на своё место в длинной веренице людей с транспарантами и портретами на деревянных рукоятках, флагами и разноцветными шарами. Рядом с нами пристроился ещё один человек из столярного цеха – по имени Фёдор. Он, наверное, был немного старше отцовского возраста, постоянно оглядывался вокруг, лицо него было худое и недовольное.
– Вань, – тронул он отца. – Ты закусь принёс?
– Как договаривались, – отец помахал перед его глазами дырчатой авоськой, в которую мама положила кулёк с пирожками.
– Так, может, уже по маленькой? – предложил Фёдор.
– Нет! – жёстко откликнулся вместо отца дядя Гриша. – Рано ещё... Потерпишь.
Было зябко, солнце плохо грело, то и дело пряталось за облака. Между рядами сновал шустрый мужичок с железной трубой-рупором, в который он орал: «Не отстаём!», «Подтягиваемся!», «Выравниваемся по восемь в ряд!», «Цеха не перемешиваем!» Голова колонны медленно двигалась по Фасадной улице – вверх, туда, где стадион, драмтеатр и площадь Победы. А «хвост» колонны вместе с нами пока стоял на месте.
В людском потоке среди взрослых мелькали и дети. Многие из них сжимали в руках маленькие красные флажки и воздушные шары на верёвочках. Я им завидовал – у меня ничего не было.
– Не переживай, Семён – заметил мой ревнивый взгляд дядя Гриша. – Мы тебе тоже шарик добудем.
Неожиданно наша часть колонны ожила, зашевелилась и быстро двинулась вперёд. Метров сто мы бежали, потом перешли на рысцу, проскочили тот самый дом, где на первом этаже расположен мой детсад. И потом встали как вкопанные. Постояли минут пять и снова рванули вперёд. Так и двигались перебежками.
Мне стало неинтересно: рядом одни взрослые, все – выше меня, и за их спинами не видно, что происходит вокруг. В промежутке между людскими фигурами заметил девчонку, которая сидела на ком-то верхом и крутила головой. Я дёрнул отца за руку:
– Посади меня на шею, а то ничего не видно.
– Давай договоримся, – он только что закурил папиросу и выпустил облачко дыма. – Как подойдём к трибуне, возьму тебя на плечи. А отсюда я тебя не дотащу, ведь ты стал тяжёлым. Так что, потерпи пока...
На первом же перекрёстке Фёдор, ни на кого не глядя, произнёс: «Замерз что-то... Я сейчас...», – и свернул к кустам, туда, где памятник – на постаменте в полный рост стоит солдат с автоматом в руках. За Фёдором увязались ещё двое.
– Вот, ёлки-палки! – сердито крикнул ему в спину дядя Гриша. – Терпения нету, отпраздновать спешит...
Мы снова порысили вперёд. А этот Фёдор вскоре догнал нас и занял своё место. Выражение его лица стало чуть веселее. В следующий раз нас остановили недалеко от стадиона «Шахтёр», и мы простояли с полчаса. Дядя Гриша с видом знатока сообщил:
– Там сначала школьников пропускают, потом шахты пойдут. А там и наша очередь настанет.
К этому времени Фёдор отлучался из колонны ещё два раза и теперь оживлённо похохатывал над соседями: «А вы, люди, продолжайте мёрзнуть...» – или распевал во всё горло:
– Этот марш не смолкал на перронах,
Когда враг заслонял горизонт.
С ним отцов наших в дымных вагонах
Поезда увозили на фронт...
– «Прощание славянки» исполняет, – растолковал мне отец. – Марш такой, его на проводах в армию играют.
Вокруг галдела и гомонила людская река. Звучала бодрая музыка. Вокруг суетились взрослые, собирались кучками, болтали, снова разбредались по шеренгам, прыгали на месте, чтобы разогреться.
– А что, Иван, – подал голос дядя Гриша. – Я тоже застыл что-то... Может, и мы согреемся?
– Не возражаю! – тут же откликнулся отец. – Ну, не же здесь? Что народ про столяров подумает?
Они посовещались.
– Сёма, – наклонился ко мне отец. – Ты не замёрз?
– Неа, – помотал я головой. – Я тепло оделся.
– Молодец! А мы отойдём на пару минут. Ты с Пашей постой, ладно? – попросил отец.
– А я тоже закоченел! – заявил Павел. – Я с вами хочу...
– Стоп! – прервал его дядя Гриша. – Ты у нас пока что ученик, вот как разряд оформишь, будешь за нами поспевать. А сейчас за малым смотри. Головой отвечаешь! А тебе, Семён, презент, – он протянул мне большущую конфету. – Чтобы не скучал. Мы мигом…
Я тоже хотел попроситься с мужиками, но понял, что не возьмут, и промолчал. Отец поместил мою руку в мягкую ладонь Павла, и они с дядей Гришей быстро направились в сторону высоких зданий. Конфета оказалась шоколадной и очень вкусной. Я с удовольствием ел её, не обращая внимания на выразительные Пашины взгляды.
Народ в колонне тоже начал понемногу перекусывать: зашелестели бумажные кульки и обёртки, возникли бутерброды, в ближней от нас ватаге замелькала бутылка, которую взрослые торопливо прикладывали к губам. Недалеко сообща заиграли гармонь и гитара, девушка запела: «Бежит река, в тумане тает. Бежит она, меня дразня». Песню подхватили хором: «Ах, кавалеров мне вполне хватает, но нет любви хорошей у меня...». Некоторые встали парами и начали танцевать. А я всё жевал свою конфету и глядел на танцы. Настроение у всех приподнятое, и у меня – тоже.
Только успел покончить со сладким, вернулись наши раскрасневшиеся мужчины. Отец, запыхавшись от быстрой ходьбы, шумно отдувался, и я уловил запах спиртного. Откуда-то снова возник мужичок с рупором. Забегал вдоль рядов, покрикивая:
– По местам, товарищи! Начинаем движение! Как выйдем на площадь, громче всех кричим «ура»!
Наше шествие двинулось дальше. Отец сдержал слово – подхватил меня подмышки и махом закинул себе на плечи. Я уселся поудобнее и осмотрелся. Мы шли по главной улице города. С фасадов домов, с балконов свисали красные флаги. Из окон верхних этажей выглядывали жители и махали нам. Где-то впереди начало угадываться главное место праздника с громыхающими, как выстрелы, выкриками «Да здравствует!».
С площади уползал хвост предыдущей человечьей вереницы, освобождая место для нашей процессии. С высоты отцовского роста стало видно, что во главе заводской колонны медленно катит грузовик. Борта у него раскрыты, посреди кузова стоит что-то большое, круглое, похожее на перевёрнутое ведро с закруглённым дном, в которое вставили красное знамя. Я пригляделся внимательнее: сбоку на этой конструкции написано «СССР». Так это же космическая ракета! Вокруг «ведра»-ракеты сгрудились люди и машут флагами. Колонна уверенно тянется за этой машиной. А кругом – множество флагов и флажков, плакатов «Труд» – «Мир» – «Май», портретов с бородатыми и бритыми лицами, самодельных цветов на веточках. Всё такое красное, что в глазах рябит...
– Смотри на трибуну! – отец пытается перекричать музыку и оглушительные крики.
Слева над площадью возвышается здание театра с колоннами. Напротив него – трибуна. На ней расположилась цепочка людей в чёрных пальто, плащах и шляпах. Я вытянул шею, чтобы получше разглядеть их. Мне показалось, что все они одинаковые, только у одних на лицах есть очки, у других нет. Среди дядей были и две женщины. У той, что повыше, на голове серая шляпка, другая в цветном платке.
– Это городские начальники, – снова кричит отец. – А ещё с ними ударники труда! Ну, те, кто хорошо работает и имеет награды.
Странно, подумал я, отец тоже хорошо работает, но его на трибуну не позвали. Мы почти поравнялись с трибуной. Теперь хорошо видно, что один человек стоит у микрофона и говорит в него, помогая себе рукой. Именно его голос громко разносится над площадью, перекрывая звуки оркестра.
– Приветствуем славный коллектив завода «Электромашина»! – чётко произнёс он. – Самого крупного машиностроительного предприятия нашей области. Ура, товарищи!
– Ура-а! – заорали все, кто был рядом с нами.
– Да здравствует коммунистическая партия Советского Союза! – сказал в микрофон дядя. – Вдохновляющая и руководящая сила советского народа! Ура, товарищи!
– Ура-а! – кричали дядя Гриша, Павел и отец.
– Слава победителям социалистического соревнования! Ура, товарищи! – не унималась трибуна.
– Ура-а! – завопили я и Фёдор.
Тут дядя Гриша протянул мне воздушный шар:
– Держи крепче, Семён, нитку не выпускай...
Шар был розовый и очень тугой. Как мог, я принялся махать им над головой, и, уже не обращая внимания на слова приветствий, горланил «Ура!».
– Да здравствует первое Мая – день международной солидарности трудящихся...
Наконец, трибуна со стоящими на ней людьми проплыла мимо и вместе с музыкой, и с «Ура, товарищи!» – осталась за спиной. Наша колонна ещё продолжала двигаться, однако начала уже распадаться на группы, на кучки людей и отдельных человеков. Отец осторожно поставил меня на землю, и они с дядей Гришей начали обсуждать, как действовать дальше.
– Ты, Вань, помаракуй, где нам приземлиться, чтобы чуток посидеть и никому не мешать? – просил дядя Гриша.
Паша и Фёдор шли рядом и молчали. Отец почесал затылок:
– Бог его знает. Помнишь, как в прошлый раз нас с лавочки во дворе шуганули? Будем искать стоянку на обратном пути.
Перед массивным зданием с надписью «Комбинат «Прокопьевскуголь» мы свернули в неширокий проезд. Потом вышли к кинотеатру имени Островского. Мужики то и дело заходили в разные уголки, заглядывали в подворотни. Однако потайного местечка найти не удавалось – повсюду сновали люди, все скамейки во дворах были заняты. Прошли мимо стадиона, мимо солдата на постаменте. Когда приблизились к зданию с нашим детсадом, у меня мелькнула мысль, и я позвал отца:
– Знаю, где тихо и никого нет.
– Ишь ты, – услышал меня дядя Гриша. – Если покажешь, придётся тебе премию выдать...
– Веди! – согласился и отец.
И я потянул всю компанию на детсадовскую площадку для игр. Здесь было тихо и пустынно, как обычно в выходные дни. На калитке висел замок. Фёдор подёргал его, предложил:
– Могу вскрыть. Не через забор же полезем...
Остальные пожали плечами, соглашаясь.
– Подожди, – остановил я Фёдора. – Идите за мной... – не хватало ещё детсадовские замки ломать.
Мы пошли вдоль забора, которым обнесена площадка. В том месте, где штакетины постоянно выламывают любители уединённых мест, красовалась дыра, через которую мы по очереди влезли внутрь. Песочницы, деревянная горка, качели – всё было на месте. В кустах сирени чернели ледяные остатки зимы. Мужики сразу облюбовали скамейку, стоящую рядом со входом.
– Вижу, место проверенное, – дядя Гриша поднял с земли пустую бутылку и опустил её в урну. – Чего встали, мужики? Быстро накрываем стол.
Отец вынул из авоськи газетный кулёк с пирожками, развернул его и расстелил газету на скамье. Все принялись доставать из карманов разную снедь и складывать её рядом с пирожками. Дядя Гриша насыпал возле еды горку конфет, завёрнутых в яркие фантики, и указал мне:
– Это тебе.
Потом достал из бокового кармана зелёную фляжку.
– Вот она, родимая! – погладил он её округлый бок. – Батя мой сам её выгнал, полночи печку в бане топил... На травах настаивал. Вот только стаканчик я не захватил. Может, у кого есть?
Все отрицательно покачали головами.
– Подумаешь! – усмехнулся Фёдор. – Можно и так, из горлышка...
Отец с дядей Гришей сели по разным краям скамейки, Павел встал впереди неё, а Фёдор позади. Я устроился возле отца и взял пирожок. Первым приложиться к фляге доверили Фёдору. Дядя Гриша свинтил колпачок и протянул ему фляжку: «С Первомаем всех нас! Давай-ка, сними пробу».
Фёдор глотнул два раза, схватил бутерброд с колбасой и долго нюхал его. Вторым стал отец, он сделал глоток, задержал дыхание и сдавленно прошептал:
– Крепкая, зараза, но вкусная... – и вручил фляжку Паше.
Тот задумчиво заглянул внутрь горлышка, потом начал крутить фляжку в руках, будто взбалтывал её содержимое.
– Давай! – поторопил его дядя Гриша. – Мне тоже охота.
Павел поспешно хлебнул, быстро передал посудину дяде Грише и закашлялся так, что на глазах выступили слёзы.
– Эх, – мрачно произнёс дядя Гриша. – Всему-то молодёжь надо учить... Ладно, мужики, быть добру! – и медленно выпил.
Ухватил пирожок, положил на него ломтик колбасы и начал закусывать. А фляжку пустили по второму кругу, по третьему.
– Уже лучше пошла, – после третьего раза сообщил Павел.
Я съел кусок плавленого сырка и принялся за конфеты. Меня распирала гордость, что сообразил и привёл мужиков сюда. Но виду я не подавал. Было интересно наблюдать за взрослыми и слушать их. Отец достал папиросы, закурил сам и угостил Фёдора, который теперь присел перед лавкой на корточки.
– А скажите, мужики, – поинтересовался дядя Гриша, – что в газетах пишут? Какие в стране новости? Давно ничего не читал. На работе некогда, а дома неохота.
Мы стали переглядываться друг с другом, припоминая, наверное, газетные заметки. Пашины глаза при этом показались мне сонными.
– Фидель Кастро прилетел, – вспомнил я. – В Москве с Хрущёвым встречался.
– Правда?! – дядя Гриша расхохотался. – Точно! Я же тоже слышал... Фидель молодец! Уважаю мужика! А ты сам, что ли, читаешь?
– Ага, – похвалился за меня отец. – Сёмка умеет! И писать научился, – он погладил меня по спине.
Я, конечно, люблю, когда хвалят, однако, мне не хотелось обманывать, ведь эту газету нам с мамой читал отец.
– Ты же сам читал про Фиделя, – повернулся я к нему.
– Ладно, – добродушно согласился дядя Гриша. – А про шахтёров что пишут?
– А чего про них? – переспросил отец. – В нашей «Шахтёрке» пишут, что дают стране угля. Планы перевыполняют...
– А куда им деться? – подал голос Фёдор. – Угля-то дают, только не всем здоровья хватает. Да разве про это напишут... – он бросил окурок на землю.
– Ты про что, парень? – уставился на него дядя Гриша.
– А про то! Если шахтёрики план выполняют, газеты тут как тут, а когда гибнут за «чёрное золото», об этом нигде ни слова. Уж я-то знаю, у нас в бараке много горняков проживает... – Фёдор зло затоптал окурок ногой.
– У меня дядька тоже в шахте погиб, – чуть заплетающимся языком сообщил Павел. – Может, слышали? Бобровский Геннадий Яковлевич, тридцать пятого года рождения? Мастером-взрывником был на «Чёрной горе».
– И как он? – поинтересовался дядя Гриша.
– Точно не знаем, – пожал плечами Павел. – Толком ничего не сказали. Больше года уже прошло, – он нахмурил брови, припоминая. – В феврале... В шестьдесят первом... Нам сообщили только, что смертельно травмирован в лаве во время взрывных работ.
– Спорю, что в газете не написали! – выкрикнул Фёдор.
– Неа, – махнул рукой Павел. – На последней странице напечатали: «Руководство шахты выражает соболезнование родным...» Строчки три...
– Давай за шахтёров, – предложил отец.
Фляжка снова пошла по кругу. Я подождал, когда они начали закусывать. Заметил, что Паша ест пирожок вместе с конфетой. За очередную сладость взялся и я. Но на это никто не обращал внимания. Жевали молча, уткнувшись взглядами под ноги.
– Да-а, – прервал молчание дядя Гриша. – Я бы никогда под землю не полез. Ни за какие деньги меня не уговоришь. Страшно! Говорят, там надо всё по правилам делать. А разве у нас могут по правилам? Уголь давай, и всё! А как? Начальство это не интересует. Главное, чтобы план дали – премию получили! Вот ты говоришь, мастер-взрывник был? Так они же сами и нарушают? Мне один товарищ именно про взрывников рассказывал. Сейчас...
Он отхлебнул из фляжки и, отведя руку Павла, потянувшегося к нему, передал посудину отцу.
– Тот товарищ – звеньевой в подземной бригаде... Такое, говорит, у нас на смене бывает! Например, в забое окажется невзорвавшийся заряд. Что делать? – дядя Гриша примолк, будто ждал от нас ответа.
Я даже конфету отложил, думая над его вопросом. А он сам начал рассказывать.
– Я по-ихнему не всё понимаю, – дядя Гриша поскрёб шершавую от щетины щёку. – В общем, проходчики они. Делают проходы под землёй, штреком у них называется. Ну, знаете, как в метро? Только у них поуже и темно...
Я чуть снова не ляпнул, что бывал в такой заброшенной выработке. В последний момент успел зажать рот ладошкой.
– Дырки сверлом в каменной стенке бурят, – продолжал дядя Гриша. – Потом в эти дырки взрывчатку заталкивают, отходят подальше, прячутся и взрывают. Порода отваливается, они её вычищают, ставят крепление. И снова – бурят...
И вот, объясняет он нам, просверлили проходчики в очередной раз отверстия, пришёл мастер-взрывник, вместе со звеньевым они затолкали в них взрывчатку. Потом взорвали её, как положено. Чуток подождали, пока осядет пыль. Взрывник вроде всё проверил, дал команду, мол, нормально, можно убирать породу. И ушёл.
Шахтёры начали породу чистить и видят, что рванула не вся взрывчатка. Что делать? По правилам надо, чтобы взрывник разобрался, довёл своё дело до конца. Да где же его взять? Он уже, поди, на поверхность вылез. А работа стоит.
– И как вы действуете? – спрашиваю этого товарища.
– Просто, – отвечает. – Беру кайло, расковыриваю дырку, где остался целый взрывпатрон. Убираю провода, вытаскиваю из патрона детонатор. Потом патрон разрежу, порошок из него рассыплю под ноги.
Тогда Дядя Гриша интересуется у своего товарища: а с детонатором что делаете? А ему в ответ: ничего. Отдадим следующей смене. Та новые дырки пробурит, засунет его в одну из них и взорвёт.
– «Даст Бог, всё пройдёт нормально», – вот как он сказал!
Дядя Гриша хлопнул себя по коленке:
– А если не даст Бог? – спрашиваю. «Ну, тогда, сам понимаешь, всё может быть», – и поднял мой товарищ глаза к небу...
Отец задумчиво протянул:
– Да-а... Глаз да глаз за ними нужен. Вот моя Валюха этим и занимается. Она – мастер по безопасности. В шахту ходит. Чуть что: метан повышенный или ещё чего, – запрещает им уголь рвать. Чтобы аварии не было, чтобы живыми остались. Так они опять-таки матерят её в хвост и в гриву!
Мужики ещё выпили. От моей сладкой горки остались только две конфетки, у них – пара пирожков и один бутерброд. Отец третью папиросу закурил. Фёдор сидел на корточках и еле слышно мычал какую-то песню. Паша стоя дремал и сильно раскачивался. Казалось, вот-вот упадёт. Но в последний миг он открывал глаза и выравнивался. Дядя Гриша тоже забылся, сидя на скамейке. В кустах сирени копошились воробьи. Пригрело солнышко, и нам стало хорошо. Мне, во всяком случае, точно, неплохо... Отец посмотрел на часы и охнул.
– Ох, мужики, время! – спохватился он. – По последней, и по домам...
Наша компания зашевелилась, потянулась. И тут раздался строгий окрик:
– Нарушаем, граждане!
Все вздрогнули и моментально взбодрились. Над закрытой калиткой возвышался милиционер и присматривался к нашим посиделкам. На фуражке с малиновым околышем поблёскивала кокарда. На погонах красовались широкие серебристые полоски. Дядя Гриша сразу же спрятал фляжку за спину:
– Да мы ничего, товарищ старший сержант, просто решили перекусить... Праздник же, – в его голосе послышались жалостливые нотки.
– А как сюда попали? – удивился милиционер. – Здесь замок висит.
– Вон там дырка, – показал пальцем отец. – Мы через неё...
– Сами дыру проделали? – милиционер положил поверх штакетника руки, сжатые в кулаки.
– Ну, зачем же?! – дядя Гриша сделал обиженное лицо. – Она там давно. Посмотрите, как натоптано...
– Мы на демонстрации были, – начал и Фёдор. – В колонне долго стояли, потом «уракали» во всё горло... Проголодались. Мы же не шумим...
– Мы все лавочки обошли, товарищ милиционер, – добавил отец. – Везде занято, а кушать-то хочется. Что ты будешь делать?!
– Мы поели уже, – дядя Гриша поднялся, наконец, на ноги. – Сейчас уйдём.
Милиционер немного помолчал и дал мужикам добро:
– Но, чтобы через две минуты вас здесь не было! – он постучал кулаками по калитке. – Ребёнку спасибо скажите... Праздник они устроили! И чтоб убрали за собой! А то будет вам праздник! Арестую вместе с пацаном!
Домой мы с отцом не шли – бежали... Так с разбегу и ввалились на кухню. Здесь никого не было. Зато из большой комнаты доносились голоса и звяканье вилок. Похоже, там сидели гости.
– Тс-с! – приложил отец палец к губам. – Потихоньку раздеваемся и незаметно крадёмся в зал.
И нечаянно выпустил из рук ботинок, который кое-как стащил с ноги. Ботинок громко стукнул об пол. Вслед за этим звуком из комнаты выглянула мама.
– Наконец-то, явились! А мы вас заждались, – она приблизилась к отцу. – Что так долго, Вань?
– Ну, как? – он старательно отворачивал от неё лицо. – Пока ждали, пока шли. Потом твои пирожки ели с мужиками... Тебе от них большое спасибо!
– Не поняла? – повела мама носом. – Ты пьяный, что ли?!
– С чего ты взяла, Валентина? – смутился отец. – Выпили, конечно, чуть-чуть. Так ведь утром холодно было. И праздник, разумеется... Совсем немного... У Сёмки спроси!
Я уже успел раздеться. Из комнаты на кухню вбежал мой двоюродный брат Сашка.
– Здрасте! – он раскрыл объятия, будто мы не виделись сто лет.
В комнате за праздничным столом сидели дядя Женя и дядя Толя со своими жёнами, дед Алёха, как всегда, один, без бабы Сины. Меня посадили между Сашкой и Валеркой, отец примостился рядом с мамой. Видно, взрослые выпили, уже не по одной рюмке, поэтому отец на их фоне смотрелся вполне нормально. Пока мы усаживались, повисла неловкая пауза, которую разрядил дядя Толя.
– Тишина... – вкрадчиво начал он. – Однако, мент родился, – и захохотал, радуясь своей шутке.
– Чур тебя! Тьфу, тьфу! – шутливо сплюнул отец. – Нам с Семёном сегодня один милиционер уже попадался, больше не надо. Чего сидим? – хлопнул он в ладоши. – Женя, Толя, наливайте! Будем праздник отмечать!
– Как демонстрация, Иван? – полюбопытствовала тётя Тая.
– Нормально! – откликнулся отец. – Музыка, флаги кругом. Народу тьма. Мы прошли, покричали. Да вот, у Семёна спроси.
Я как раз поддевал вилкой голубец из общего блюда. Все так посмотрели на меня, что я чуть этот голубец не выронил.
– Да, – говорю. – Там было красиво. Наш завод шёл за ракетой. А на трибуне стояли дядьки в чёрных шляпах. Лучшие передовики. И один всё орал: «Да здравствует!» или «Ура, товарищи!» Чуть совсем нас не оглушил!
Дядя Толя засмеялся. Он умел так заливисто и заразительно смеяться, что остальные не могли сдержать улыбок. Я посмотрел на отца. Он незаметно подмигнул и отрицательно покачал головой. Понятно, не хочет, чтобы все знали про детсадовскую площадку и про сержанта милиции. Ладно, подумал я: не хочешь – и не нужно, маме сам как-нибудь расскажешь. А мне надо срочно поесть.
И я навалился на голубцы. Лучше мамы никто их не готовит! Заодно стал рассказывать Сашке про демонстрацию и про ракету, про трибуну, откуда всех поздравляли... Сашка слушал и пил чай с пирожками. А Валерка сосредоточенно возился с промасленным блином, который всё выскальзывал из его рук. В конце концов, блин шмякнулся на пол. Дед Алёха полез было, чтобы поднять, да не успел. Рекс оказался проворнее, и мигом расправился с неожиданным подарком, чем здорово всех позабавил.
Гости сидели долго. Оказывается, ждали, когда начнутся передачи по телеку, надеялись, что в новостях скажут про нашу демонстрацию. Однако, когда после мультика пошли новости, там показали толпы людей, улыбки на лицах. Но только демонстранты эти были не из нашего города, а из столицы области. Лично я там никого не знаю, да и остальные – тоже. А чужой праздник не особо трогает...
***
Полностью читать книгу можно здесь:
https://слово-сочетание.рф/uploads/books/cheremnov-spasti-shakhterov.pdf
Или здесь:
http://f.kemrsl.ru:8081/iap/DFDL/licenzion/2023/Cheremnov_S.%20I._Spasti%20schachtera.pdf