В конце июня из пионерского лагеря вернулся Сашка. Он слегка загорел и, кажется, чуть-чуть вытянулся. Щёки на его лице стали покруглее. Об отдыхе двоюродный брат рассказывал сдержанно.
– Купались? – спросил я его. – Загорали?
– Купались, загорали, – как попугай повторил он.
– Ну, хоть что-то интересное там было? – пытался я растормошить его.
– Да так, – отмахнулся брат. – С утра подъём по горну, потом линейка. После ели, играли.
Сашка умолк. Потом, оживившись, вспомнил:
– Газировку бесплатно пил по десять раз в день. Там газировочный аппарат прямо на улице, между сосен. Сам наливаешь. Иногда даже с сиропом. Вкусно!
– Вода в речке не особо прогрелась, поэтому купались всего раза три, – припомнил он ещё.
И чтобы я отстал с расспросами, добавил:
– Да нечего рассказывать. Не понравилось мне там. И дождик часто был...
Зато в июле дни стали жаркими и душными. Только вечерняя прохлада спасала от дневной жары. В огороде обильно поливали все грядки и кусты. Обычно этим занимались дед Алёха с моим отцом, а мы с Сашкой помогали им: наполняли водой вёдра или из ковшей лили влагу под корни помидоров, огурцов и капусты.
Однажды после обеда, на который дед Алёха прибыл на лошади, запряжённой в телегу, он разрешил нам с Сашкой поехать с ним на конный двор. Лошадка Ада, понукаемая дедом, бежала резво. Телега тарахтела и так тряслась на неровностях и кочках наших переулков, что мы с братом ладошками придерживали подбородки, чтобы наши челюсти не стучали друг об друга. Дед посматривал на нас и усмехался:
– Ишь ты, кумаха вас...
А когда выбрались на заасфальтированную улицу, ведущую к шахте «Чёрная гора», тряска унялась, и дед разрешил каждому из нас по очереди подержаться за вожжи. «Порулите», – великодушно позволил он.
Один за другим мы с силой вцеплялись в тонкие ремни из кожи и кричали на всю улицу: «Но-о! Пошла! Пошла-а!». При этом дед Алёха тоже не выпускал вожжи из рук...
По вечерам на улице собирались дети – большие и маленькие – те, кто на лето остался дома. Славка уехал к родне на Украину. Сашку Бачина и Лёшку Усталова родители отвезли в деревню к бабушкам. А те, кто остался, вместе со мной и моим двоюродным братом, гоняли футбол, выбивали друг друга мячом «из круга», играли «в космос», но чаще – в войну. Валерка с Рексом носились по улице друг за другом с криками и лаем.
В сторонке большие мальчишки играли в чику: устанавливали стопку монет решками вверх и метров с десяти кидали в неё «чикой» – свинцовым кругляшом.
– Чика с орлом! – доносилось оттуда от очередного игрока, это означало, если свинец попадёт по монеткам, те, которые от удара перевернутся вверх орлом, пойдут в карман удачника.
Толику очень нравился мой пистолет, он выпросил его поиграть. Сначала обещал вернуть быстро, а вскоре начал отмахиваться от моих вопросов, назвал меня жадиной. И я отстал от него: наиграется – сам отдаст.
Правда, в свою очередь Толик разрешал кататься на самокате, который сделал сам. Это были две досточки – горизонтальная, чтобы на ней стоять, и вертикальная, чтобы рулить: к горизонтальной сзади прикреплён подшипник, вторая – тоже с подшипником внизу и поперечной планкой-рулём сверху. Между собой дощечки скреплены железной петлёй. Я катался на нём, сколько хотел. Под горку самокат мчался сам, оставалось только рулить и держать равновесие.
Часто вечерами пацаны собирались возле нашего телевизора. Нам понравилось смотреть не только новости, мультики или детские передачи. Недавно начали показывать интересные и смешные программы. И мы вместе со взрослыми болели за «наших» в телепрограмме «Турнир весёлых и смекалистых», который для краткости называли «ТВС». Как умели, повторяли разные шутки команд. А после трансляции нового сатирического обозрения «Горчичник» Валерка всякий раз долго напевал во всё горло прилипчивый мотивчик: «А-яй-яй-яа-ай!»
– А-яй-яй-яай! – тут же подхватывали все, кто хоть раз слышал этот телевизионный припев...
В газетах много писали про Целину. Про неё отец читал молча. Однако, найдя на последней странице малюсенькую заметку о погоде в центральной части страны, тревожно цокал языком, приговаривая:
– У нас-то хоть в июне прошли дожди. А там... Горит урожай. Что кушать будем? Кукурузу? Целину из лейки не польёшь...
– Да не волнуйся ты! – как-то раз успокоила мама. – Картошка, поди, уродится. Овощей насолим. Проживём!
– Ага! – заспорил отец. – А хлеб в магазине как? А молоко? А мясо? И так уже ограничивают... Цены подняли «по просьбам трудящихся». Если б не шахты, и этого городу бы не доставалось!
– Ну вот! – согласилась мама. – Сам же говоришь – шахты! Шахтёров кормить надо. Они без тормозка под землю не пойдут. Это все знают. Вот нам и привезут...
Я тоже не понимал, чего отец волнуется? Всё у нас есть: мама в буфете покупает и колбасу, и разную вкуснятину. А хлеба я из магазина уж всегда принесу.
– Ладно, – отец вернулся к первой странице газеты. – Тогда послушайте речь товарища Хрущёва на митинге дружбы народов Советского Союза и Венгерской Народной Республики: «Дорогой товарищ Янош Кадар! Наши уважаемые венгерские друзья...» – минут через десять маме надоело слушать и про это.
...Следующий день оказался понедельником. Дома никого не было, Валерку с утра увела к себе баба Сина. Даже Рекс бегал где-то на свежем воздухе. Сначала я долго лежал в постели, рылся в старых книжках, потом съел завтрак и поковырялся в игрушках. Но вскоре одному стало скучно, и я вышел во двор. Здесь никого не было, потому что солнце палило нещадно и все, кто мог, прятались от жары. Даже дедовы яблони словно спали в ожидании дождя и прохлады. Их обвисшие листья походили на помятые зелёные фантики.
Чтобы увидеть Сашку, надо было идти в дом бабушки. Но стоило только подойти к их крыльцу, двоюродный брат сам вышел навстречу. Ему, как и мне, сегодня было скучно. Мы несколько раз прошлись взад-вперёд во дворе по тротуару. Солнце обжигало наши спины и плечи, которые не скрывали узкие лямки маек.
– Айда к нам от этой жарищи, – предложил я. – Займёмся чем-нибудь.
Сашка не возражал. Мы ввалились в сени и перевели дух, здесь казалось чуть прохладнее. Мы остановились в нерешительности. Перед нами были две двери: одна вела в дом, вторая – в кладовку. Дома можно сесть за какую-нибудь настольную игру, прикинул я, но все они надоели. Зато из кладовки можно попасть на чердак.
– Давай мотанём на чердак, – позвал я брата. – Пороемся. Давно туда не лазили.
– Конечно, – одобрил он. – Наскучит, назад слезем...
На необъятном чердаке было сумрачно и душно. Пахло пылью, от которой в носу сразу засвербело, и мы с Сашкой по разу чихнули. Яркие полосы света крест-накрест «разрезали» чердачную серость. Кажется, с нашего прошлогоднего посещения здесь никто не появлялся. Тулуп валялся так же, широко раскинув в пыли рукава. Ненужный умывальник всё подпирал старый чемодан. Мы раскидали ногами ворох древних галош, заглянули в большой мешок, где нетронутыми лежали пары дырявых валенок.
Сваленные в кучу журналы «Огонёк» красовались запылёнными обложками с фотографиями знаменитых и просто хороших людей. Самым известным на обложках был Юрий Гагарин, остальных мы не знали. А потому решили развязать ещё пачку журналов. Сашка взялся распутывать бечёвку, которой они были перевязаны. А я увидел связку книг, они ещё не успели покрыться пылью. Раньше их здесь не было, значит, кто-то всё-таки недавно побывал тут и принёс их сюда.
Я пробежал глазами по книжным корешкам: учебник... учебник... учебник. Скукота! Лишь одно название привлекло внимание. Оно звучало не совсем понятно – «Акушерство и гинекология». Захотелось выяснить, что это значит. Том оказался гораздо толще других и, чтобы понять, о чём он, я решил заглянуть под обложку. Учебник на удивление легко выдернулся из связки.
Все сотни его страниц были отпечатаны мелкими буквами и содержали необычные слова. «Акушерство, – прочитал я. – Перинатология... Этапы развития... Организация акушерско-гинекологической помощи...». Как говорила в детсаду Дарья Ивановна: «Абракадабра какая-то». Уже хотел отложить книгу в сторону, но обратил внимание, что примерно в её середине есть страницы с цветными картинками. Открыл наугад одну из них и замер: на картинке изобразили ребёночка, который неудобно скрючился, прижав ноги к голове, чтобы уместиться в тесном мешке. Подпись гласила: «Продольное положение плода...»
– Сашка! – позвал я брата. – Посмотри-ка, я тут книжку нашёл с картинками. Кажется, интересно...
Он бросил журналы, взял у меня книгу, и мы стали вместе рассматривать рисунки. Это оказалось так занятно, что мы уселись прямо на чердачные доски, подложив под себя «Огоньки».
– Вот оно что! – восклицал Сашка, – «Рождение ребенка – самый прекрасный и волнующий момент в жизни женщины...» – Вот оно что!
Он листал страницу за страницей. Мы молча всматривались в красочные изображения линий и изгибов, в позиции плода с его передними и задними видами, в иллюстрации внутренних органов. Учебник разволновал нас, расшевелил воображение.
Я ещё в детсаду усвоил, что мальчишки и девчонки устроены по-разному. До этой книги я думал, что, благодаря урокам Толика Рогова, почти всё знаю о том, как появляются дети. Хотя Толику на улице особо не доверяли. Теперь же от страницы к странице все сомнения рассеивались. Одновременно выяснилось: знания мои были очень поверхностны – книга живо расширяла их. От волнения так пересохло горло, что я кое-как собрал во рту слюну, сглотнул и прошептал:
– Так «это» – акушерство?
У Сашки горели уши и щёки, блестели глаза. Он снисходительно посмотрел на меня, потом заглянул на первую страницу книги и прочитал: «Акушерство является частью науки о женщине, которая изучает процессы, связанные с зачатием, беременностью, родами, послеродовым периодом. Термин акушерство происходит от французского слова, означающего помощь при родах...»
– Понял, детсад? – он смотрел на меня сверху вниз.
– Ты не очень-то задавайся! – его слова разозлили. – Я уже скоро в школу пойду. Подумаешь, второклашка! Если бы не я, ты бы эту книгу никогда не увидел!
– Ладно, – ответил он примирительно. – Давай ещё посмотрим.
Сколько времени мы разглядывали картинки, трудно сказать. От некоторых было просто не оторваться. Мы листали учебник, поворачивали его и так, и этак. Читали подписи и обсуждали их... Вдруг со стороны дедовой кладовой громко стукнула дверь. Мы разом вздрогнули и переглянулись. Сашка приставил палец ко рту и одними губами неслышно выговорил:
– Ложись на пол... – и растянулся в пыли.
Я последовал его примеру. Заскрипели ступени лестницы. Через мгновение из лаза, что ведёт в дедову кладовку, показалась голова бабы Сины в белом платке. Мы отчётливо видели её, а она нас – нет. Она прищурила непривыкшие к сумраку глаза, покрутила головой и исчезла. Мы лежали в пыли до тех пор, пока снова не стукнула дверь.
– Уходить надо, – сообразил я. – Если она нас ищет, то сейчас к нам домой придёт.
Мы кубарем скатились с чердака и только успели юркнуть в нашу кухню, явилась баба Сина.
– Где вас носит? – бабушка улыбалась так многозначительно, будто всё знала. – У меня пироги стынут.
Мы молча пожали плечами...
Всю неделю мы с Сашкой незаметно пробирались на чердак и изучали картинки в «Акушерстве и гинекологии». Рассматривали их в деталях. Наши исследования порождали и вопросы, задать которые можно было только взрослым. Однако что-то останавливало нас. Но в мамин выходной я всё же не выдержал.
– Мам, – я попытался быть безразличным. – А когда ты нас рожала, плод у тебя как лежал?
– Что, что? – переспросила мама. – Какой такой плод?
– Ну, вот ты меня и Валеру рожала, – начал объяснять я. – Мы как рождались? Головой вперёд или ногами?
Мама открыла рот и с изумлением посмотрела на меня:
– Нормально вы рождались! – взволнованно ответила она. – А что за любопытство, Сёма? Ты откуда это взял?
– Да так, – попытался отговориться я. – Просто интересно...
Маму мои слова вроде бы успокоили, она снова занялась своими делами. Но очередной наш поход на чердак завершился ничем. Учебник по акушерству исчез. Мы целый час искали его, облазили все углы, взбивая клубы пыли, перевернули всё его чердачное содержимое. Книги нигде не было.
– Наверное, кто-то забрал её, – предположил Сашка. – Ты никому про неё не рассказывал?
– Нет, – заверил я брата, твёрдо глянув на него.
Хотя тут же мелькнула мысль о том, что исчезновение книги может быть связано с тем коротким разговором с мамой. И я невольно отвёл взгляд в сторону.
– А ты сам-то ни с кем не говорил?
– Конечно, нет! – резко откликнулся Сашка и тоже опустил глаза...
В отличие от засухи в центральной части страны, в нашем городе в последние выходные июля лил дождь. По улице текли ручьи из воды и чёрно-серой грязи вперемежку с остатками угольной золы от соседских печей. Играть в такую погоду невозможно, и все сидели по домам.
Вечером мы с Сашкой смотрели по телеку фильм-концерт. Взрослые ушли к деду Алёхе – то ли пить чай, то ли совещаться о чём-то. Перед песней о шахтёрах показали шахту, копёр, вагоны с углём. На экране люди в касках смело шагали под землёй. И тут меня осенило: а ведь мы с двоюродным братом можем побывать в той самой подземной пещере, куда однажды водил нас Толик Рогов!
– Слушай! – выпалил я. – Хочешь в шахту сходить?
– Ага, – недоверчиво ответил он. – Хочешь – не хочешь... Кто же нас туда пустит?
– Я знаю, как туда можно попасть... И никто не увидит...
И я начал излагать ему свой план. Напомнил ему рассказ про заброшенную пещеру – старую штольню, про то, как выглядят её потолок и стены, как таинственно уходит она внутрь горы. Сашка загорелся от мысли побывать там, а я всё напускал загадочности в свой рассказ, придумывая интересные штуковины, которые мы обязательно обнаружим в шахте.
– Только никому про наш план! – предупредил я брата.
Для похода решили выбрать первый же погожий денёк. И чтобы все родители оказались на работе. Ждать долго, когда погода наладится, не пришлось. За воскресным дождём опять вернулись погожие деньки...
В тот день отец, как всегда, работал с утра, а мама собиралась на вторую смену. У Сашки родители тоже трудились: дядя Женя – до вечера, а тёте Тае выпала первая смена. Всё складывалось как нельзя лучше. Валерка не сопротивлялся, что мама отправила его к бабе Сине. Рекс бегал где-то по закоулкам и уже вторые сутки не появлялся дома.
Я затолкал в карманы шаровар несъеденное на завтрак варёное яйцо, кусок хлеба и свежий огурец, надел рубашку и пошёл за Сашкой. Тот уже поджидал на дворе, неуклюже пытаясь завернуть в газету несколько бабушкиных пирожков. Вместе мы быстро справились с этой задачей, и брат нетерпеливо обтёр ладони о свои короткие штаны и футболку.
– Да ничего бабушка не заметила, – отмахнулся он от моих расспросов. – Хватит болтать, давай, веди!
И мы свернули в Снайперский переулок. Вверх по нему быстро дошагали до того места на Яру, откуда виден изгиб речки Абы и старый шахтовый террикон на другом её берегу. Давненько я не вглядывался в его рыже-зелёные откосы с бороздами от дождей и талого снега и домиками прокопьевских обитателей – у его подошвы.
– Как думаешь, у них в огородах что-нибудь растёт? – показал я Сашке на огороженные заборами мелкие участки земли, прилепившиеся к склону террикона. – Как они там копают или поливают, ведь всё вниз катится?
– Да уж, – по-взрослому рассудил двоюродный брат. – Наверное, мучаются они со своими грядками...
– А это видишь? – ткнул я пальцем в железную башню, возвышающуюся над тополями, наверху которой стремительно вращались оба колеса. – Это копёр. Там людей и грузы в шахту спускают или поднимают.
Мы долго рассматривали окрестности, террикон, копёр, потухшую звезду на его макушке. И я без умолку рассказывал Сашке и про террикон, и про копёр, про значение красной звезды. Может, он и знал об этом раньше, но виду не подавал.
– Мы идём туда, где копёр, – потянул я его за руку. – Чего загляделся?
Дыра в высоком глухом заборе стала как будто ещё шире с тех пор, как я пролезал тут с дедом Алёхой. Мы прошмыгнули сквозь неё, оказались в городском саду и решили осмотреться.
Народу в будний день здесь было мало. Меж высоких берёз петляли прогулочные дорожки. Две молодые мамы сидели на скамейке рядом с детскими колясками и болтали. Карусели не работали. Зато на качелях, которые раскачивали взрослые, повизгивали от удовольствия малыши. Летнее кафе и открытый бильярдный зал пустовали.
Мы с Сашкой обошли вокруг танцплощадки, заглянули сквозь её резное деревянное ограждение, рассмотрели сцену в углу, накрытую навесом, похожим на большую морскую ракушку. Летний кинотеатр тоже пустовал, хотя окошечко кассы рядом с афишей, на которой большими буквами написали: «Кинокомедия «Штрафной удар», – было открыто.
– Кинокомедия, а никто на неё не идёт, – попытался пошутить я.
– Все на работе. Глядишь, к вечеру придут посмотреть, – отозвался Сашка.
Мы обошли весь горсад, заглянули в его притихшие уголки, представляя, как гремит по вечерам на всю округу музыка, танцуют пары. А те, у кого нет билета на танцы, толкаются на косогоре возле танцплощадки и нещадно курят...
– Что-то долго мы, – спохватился я. – Айда-ка на шахту... – и устремился к берегу чёрной речки.
По дощатому мостику мы быстро перебрались через Абушку и почти сразу оказались на территории шахты № 3-3 «бис», на её хозяйственном дворе. Слышно было, что шахта работает: вдалеке что-то звенит и сипит, а недалеко от лесного склада размеренно тукает. С того времени, как мы были с дедом в этом месте, здесь всё было по-прежнему. Возвышались штабеля длинных брёвен, вот только подъёмный кран сегодня не работал. Мне не терпелось рассказать брату, что эти брёвна нужны для безопасности шахтёров.
– Вон там их пилят, – показал я на лесопилку, которая сейчас молчала. – А потом под землю спускают и укрепляют подземные ходы. Хочешь, на брёвна залезем, посмотрим вокруг?
Сашка не возражал. Мы подошли к стене ровно уложенных друг на друга бревёшек. Она оказалась такой высоченной и крутой, что взобраться на неё не было никакой возможности. А рядом с этим стройным штабелем высилась груда сваленных как попало лесин. Мы решили влезть на неё и стали карабкаться вверх, цепляясь за подпиленные края или за торчащие остатки сучков и коры. Добрались почти до середины кучи, когда раздался грозный окрик:
– Стой, пацаны! Вы куда?
У подножия древесной горы стоял мужик, размахивал руками и кричал:
– А ну, слезайте!
Выглядел он не совсем обычно. Снизу на нём были привычные штаны от шахтёрской робы и резиновые сапоги, зато сверху красовалась белая нательная рубаха с длинными рукавами, поверх которой болталось что-то вроде фуфайки, но без рукавов, голову украшала шахтёрская каска.
– Слезайте немедленно, мать вашу! – орал шахтёр и размахивал руками. – Уши оборву!
Он без остановки махал руками, скрытыми белыми широкими рукавами. Отчего-то эта картина сразу напомнила нам с братом недавний фильм про моряков, где один из матросов передавал сигналы другому кораблю, взмахивая флажками. Только мужик проделывал это так потешно, что мы не выдержали и захохотали.
– Ах вы! – сердито выкрикнул он и полез вслед за нами.
– Ладно, ладно! – испугался я.
– Уже слезаем, – добавил Сашка.
И мы двинулись вниз. Брат первым спрыгнул на землю – подальше от злого мужика. Шахтёр направился к нему. В это время я тоже приземлился и крикнул брату:
– Бежим!
Мы что есть мочи понеслись в противоположную от лесосклада сторону. Шахтёр кинулся вслед, но догнать нас у него не получалось. Мы были в лёгких сандалиях, а ему мешали большие сапоги. Мы бежали, оглядываясь, и, видя, что он отстаёт, снова стали смеяться. От этого он так рассвирепел, что сорвал с пояса аккумуляторную батарею и швырнул нам вслед. Батарея длинным проводом соединялась с лампой на каске. Батарея полетела, провод натянулся, дёрнул каску, она мигом соскочила с его головы и плюхнулась на землю. Наш преследователь ругнулся и прекратил погоню. А мы с Сашкой, ухохатываясь, бежали до тех пор, пока хватило дыхания, и остановились, чтобы отдышаться.
– Полезем, осмотримся... – передразнил меня брат. – Осмотрелись! Теперь что? – сменил он настроение.
Честно говоря, я не понимал, где мы находимся, в какой стороне пещера? Обзор заслоняли большие деревья. Впереди за тополями текла Абушка, справа вдали виднелось двухэтажное здание шахтового комбината. Надо было или брать левее или идти назад. Я подумал-подумал и решил свернуть налево.
Метров через сто мы вышли на площадку, всю покрытую узкими рельсами с пустыми вагонетками. Казалось, рельсы укладывали пьяные, настолько они петляли и путались. В разных местах на них замерли вагонетки – по одной-две и по три-четыре. Всё это напоминало заброшенный склад вагонов. Недалеко от сборища вагонеток одиноко застыла на рельсах необычная чумазая железная машина. Рядом с ней валялось несколько похожих на треугольники железок с рукоятками. Мы подошли к ней и стали рассматривать. Спереди у неё поблескивала круглая фара.
– Это электровоз, – догадался я, вспомнив рассказ отца, и тронул его металлический бок, покрытый угольной пылью. – Он вагонетки под землёй таскает.
– Откуда ты знаешь? – недоверчиво справился Сашка.
– Отец рассказывал, он на таком ездил под землёй. Давай глянем...
Мы обошли вокруг электровоза раз, другой. Настоящей кабины для машиниста я не увидел. Местом для него служил узкий закуток с железной лавкой, накрытый сверху металлической крышей. Зато забраться в него или выбраться можно с двух сторон.
Недолго думая, я полез в электровоз, Сашка – за мной. Мы устроились рядком на жёстком сидении. Даже нам было тесновато, и с трудом представлялось, что здесь умещаются взрослые дяди. Куда машинист ноги вытягивает, если вытянуть их некуда? Разве что только наружу... Всё здесь было железное, грубое и крепкое. Из передней стенки торчали короткие рычажки и что-то круглое, похожее на руль, а сбоку находилась большая рукоятка. Я взялся за неё и вообразил себя рулевым подземного состава.
– Грязно как! – отвлёк меня Сашка. – Вот же железяка!
Он вытер об себя испачканные руки. На лбу у него красовалась чёрная полоса от угольной пыли.
– Ладно тебе, – небрежно бросил я. – Представляешь?! Мы едем под землёй, везём вагонетки с углём, а кругом темень...
Я издал звук, похожий на гудок поезда, и потянул ручку. Она подалась без особых усилий. Внутри электровоза что-то тихо затукало, он дёрнулся и медленно двинулся вперёд.
– Ты что сделал? – испуганно завопил Сашка. – Прекрати! Останавливай!
Да я и сам понимал, что надо останавливать. Но как?! Я пытался вернуть рукоятку на место, не получалось. А электровоз всё набирал ход.
– Не получается! – крикнул я. – Надо прыгать. Ты давай на эту сторону, а я – сюда.
Мы спрыгнули и бросились подальше от электровоза. Выскочили на берег речки и побежали вдоль него до мостика. Когда перебрались через него, Сашка остановился.
– Подожди, – жалобно попросил он. – Что-то с ногой...
Левая коленка у него кровоточила. Он стирал с неё кровь, размазывал её рукой по траве и еле слышно стонал. От вида крови и от Сашкиных стонов меня чуть не стошнило, но я постарался взять себя в руки:
– Где это ты?
– Когда с поезда спрыгнул, на какую-то ерунду налетел... – вид у него был потерянный и несчастный.
– Чем бы завязать твою ногу.
Я огляделся в поисках какого-нибудь тряпочного или бумажного лоскутка. Но ничего подходящего не находилось. Выражение лица у брата с каждой минутой становилось всё несчастнее. Надо было срочно что-то делать. Но, кроме как поскорее вернуться домой, в голову ничего не приходило. Я сорвал клок травы и подал Сашке.
– На, прижми к ноге. И держи, чтобы кровь не шла. Идём домой.
Мы медленно поплелись к дому. Я несколько раз менял Сашке траву. Он топал, согнувшись, и горестно вздыхал.
Возле наших ворот нас поджидала тётя Тая. Упёрла руки в бока и ещё издали громко начала:
– Вот они, голубчики! Мы их ищем, а они вышагивают себе тихонько!
Потом увидела, что с Сашкой что-то не так, и хлопнула в ладоши:
– Господи! Что с тобой, сынок?
Сашка выбросил траву, выпрямился, шмыгнул носом, будто готовясь зареветь, но удержался. Рана его подсохла и не кровила.
– Порезался он, – ответил я за брата. – На железку нечаянно наткнулся...
Я старался не смотреть на тётю Таю, казалось, если на неё не смотреть, она не заметит чего-нибудь лишнего или не станет нас расспрашивать. Только разве её обманешь.
– А почему вы такие грязные? – затараторила она. – Посмотрите на себя! Какой ужас! Где вас носило? В шахту лазили, что ли?
Я посмотрел на Сашку внимательнее. Его ноги до самых шорт были серо-чёрного цвета. Сами шорты и майка покрылись грязными пятнами. Руки по локоть лоснились от масляной смазки и угольной пыли, чумазое лицо он будто специально разрисовал кляксами и полосами.
Ну и дела! Неужели и у меня такой же вид?
– Вы оба на чертей похожи больше, чем на мальчиков, – подтвердила мои сомнения тётя Тая. – Рассказывайте, где были? Чего молчите? Саша, говори и не вздумай плакать! Москва слезам не верит!
– На шахту ходили... – ответил брат и глубоко вздохнул.
Я испугался, что он сейчас расскажет о цели нашего похода всё как есть. И тогда – прощай пещера... А у меня на неё свои планы, которые просто сорвутся. Нет, этого нельзя допустить!
– Тётя Тая, – перехватил я инициативу. – Мы просто пошли погулять. Сходили на Яр, потом погуляли в горсаду. Потом, да, сходили на шахтовый лесосклад... Ну, чтобы просто посмотреть... А потом видим, что уже времени много, побежали домой. А Саша железку не заметил. Вот как было. Ничего страшного, – и я легонько толкнул Сашку кулаком.
– Ага, – кивнул он. – Мы больше не будем...
– Ох, мамочки! – тётя Тая недоверчиво покачала головой. – Что-то не верится... Ну-ка, бегом в баню! И ждите меня там, шахтёры вы этакие! Я сейчас воды нагрею. И зелёнку с марганцовкой принесу, рану надо обработать.
– Зелёнка, знаешь, как сильно щиплет, – шепнул брат, когда мы ковыляли в баню.
– Знаю. Но надо потерпеть, – ободрил я его. – И никому ни слова про пещеру.
***
Полностью читать книгу можно здесь:
https://слово-сочетание.рф/uploads/books/cheremnov-spasti-shakhterov.pdf
Илиздесь: http://f.kemrsl.ru:8081/iap/DFDL/licenzion/2023/Cheremnov_S.%20I._Spasti%20schachtera.pdf