Стихи кузбасских поэтов вошли в уникальную многотомную российскую антологию «Война и Мир: Великая Отечественная война (1941-1945) в русской поэзии XX-XXI веков»

Поэтическая антология выпущена уже в двенадцати книгах (томах). Стихи кузбассовцев попали в 11 из них.

Это – некоммерческий проект, созданный при поддержке литературного фонда «Дорога жизни». Его идея принадлежит поэту из Санкт-Петербурга Дмитрию Мизгулину, который и стал руководителем проекта. А редакторы-составители – Юрий Перминов, омский поэт, и писатель Борис Лукин, проживающий в селе Архангельском Рузского района Московской области. Предполагается, что общее количество томов антологии достигнет пятнадцати.

В уже вышедших книгах содержатся стихи нескольких тысяч авторов из СССР и России. Авторы включённых в антологию стихотворений – разных национальностей и разного возраста: есть поэты-фронтовики, есть поэты, родившиеся в годы войны и в послевоенное время. Они представлены в соответствующих томах по годам рождения и по алфавиту.

Но главная особенность антологии: в неё включены стихи, посвященные только Великой Отечественной войне и памяти о ней в поколениях. То есть, составителями отбирались произведения, написанные с 1941 года и до нашего времени. В предисловии к изданию говорится, что это «самое полное собрание стихотворений» о минувшей войне.

«Мы условно назвали авторов отцами, детьми и внуками, – говорят организаторы проекта. – Впервые их творчество собрано и представлено столь широко и полно, объединенное общей темой – Великой Отечественной войны и памяти о ней. Хотя правильнее будет сказать – темой войны и мира. Неразрывное единство этих противоположностей пытались осмыслить поэты, а мы – собрать под одной обложкой, чтобы современники и потомки никогда не забывали опыт своих героических, многострадальных предков, защитивших не только нас, живущих сегодня в России, но и все человечество от фашизма.

Мы бы не справились с этой работой одни – без помощи наследников авторов, писателей-подвижников, краеведов, библиотекарей и многих-многих людей, неравнодушных к русской культуре и памяти народа-победителя».

По их словам, необходимость в таком издании диктовалась современными условиями, а именно: утратой архивов писательских организаций и самих писателей (вследствие ухода из жизни), оскудением библиотечных фондов в силу того, что имевшиеся в них книги списывались и заменялись литературой иной направленности. Возникла угроза невосполнимой утраты поэтического наследия тех, кто писал о Великой Отечественной. Настоящий проект призван восполнить образовавшийся вакуум.

В этих эпических и лирических произведениях – субъективные взгляды авторов, отражающие их чувства на описываемые события, порой буквально спустя лишь мгновение после случившегося, а иногда через годы, десятки лет.

«Антология русской поэзии XX-XXI веков о Великой Отечественной войне – это посильный вклад в историческую сокровищницу. Тема войны будет продолжена нами, но в последующих томах она врастет корнями в мирное время, обретёт голоса последующих поколений. Ещё и поэтому мы назвали антологию «Война и Мир», – делятся своими размышлениями организаторы замысла.

В книгах представлены как стихотворения, так и биографические справки авторов с фотографиями.

Среди кузбасских поэтов в антологии – фронтовики Михаил Фёдорович Борисов, Евгений Сергеевич Буравлёв, Георгий Антонович Доронин, Анатолий Михайлович Козлов, Михаил Александрович Небогатов и другие. Из более молодых поколений в антологию попали стихи кузбассовцев Бориса Бурмистрова, Юрия Дубатова, Александра Каткова, Николая Колмогорова, Виталия Крёкова, Иосифа Куралова, Любови Никоновой и других.

Все они достойны того, чтобы их читали. Ведь стихи о той войне служат как бы связующим мостиком между теми «сороковыми, роковыми» и сегодняшней реальностью.

Собинф

 

Стихи кузбасских поэтов в антологии «Война и Мир: Великая Отечественная война (1941-1945) в русской поэзии XX-XXI веков»

 

Том 1

Михаил Фёдорович Борисов (1924-2010)

Родился 22 марта 1924 г. В 1941 г., пройдя ускоренный курс Томского артиллерийского училища, ушёл на фронт: наводчик 50-милиметрового миномета на Южном фронте, участник десанта под Керчью; наводчик 45-миллиметровой противотанковой пушки на Юго-Западном и Донском фронтах, защитник Сталинграда; комсорг отдельного истребительного противотанкового дивизиона 2-го танкового корпуса на Воронежском фронте; участник Курской битвы.

Под Прохоровкой совершил подвиг, лично уничтожив 7 немецких «тигров», заменив выбывшего наводчика. Освобождал Киев, Прагу, Варшаву, форсировал Одер, штурмовал Берлин. После войны, имея несколько ранений, продолжил службу в армии, ушёл в отставку только в 1981 г. в звании полковника, потом служил в казачьих войсках в звании генерал-майора.

Он строил шахты в Кузбассе, возводил Западно-Сибирский комбинат и знаменитый Новосибирский Академгородок, а ещё вышли в свет 29 его книг. Награждён орденами Ленина (10.01.1944), Отечественной войны I степени (11.03.1985), двумя орденами Красной Звезды и другими орденами и медалями. Умер 10.03.2010. Похоронен в Москве на Троекуровском кладбище.

 

ИМЯ ЕГО НЕИЗВЕСТНО

Я знаю – сегодня так надо!..

Но чувства мои смятены,

Когда провожаю Солдата

К подножью Кремлёвской стены.

В несказанно-скорбном молчанье

Вдоль улиц заснеженных в ряд

Вчерашние однополчане

Со мною бок о бок стоят.

В волнении, горьком и зябком,

Движения рук нелегки –

Ребята то тянутся к шапкам,

То комкают молча платки.

Так плачут войны ветераны!..

И мне показалось на миг,

Что вновь раскрываются раны,

Что в горле взрывается крик.

Разбужена память… Да так ли?

В глазах моих годы подряд

По-прежнему хаты, и сакли,

И русские избы горят.

Как прежде, на пажитях стылых

Взывают к сиянию звёзд

Безвестные наши могилы –

Почти на полсвета погост.

А древняя Красная площадь

Безмолвье, как память, хранит,

Лишь траурный шелест полотнищ

Струится на красный гранит,

Да шагом размеренно-чётким

Проходит на смену наряд…

В линялой походной пилотке

Лежит безымянный солдат.

                 ***

По-за спиной все те же шепотки

И те же осуждающие вздохи:

Он по сей день, мол, вьёт ещё витки

Вокруг одной-единственной эпохи.

Умерьте пыл, судача обо мне.

Не ради места под крылом Победы

В своих стихах за строчку о войне

Я отдаю последние рассветы.

Ничуть не в измерении ином

Пролёг мой путь, что так бывает зыбок,

Ему дорожным служит полотном

Земное наслоение ошибок.

И по нему шагать мне до конца,

Солдат с пути сворачивать не вправе…

Раскройте, распахните же сердца

Для строк скупых о подвигах и славе.

Вы молоды. Уверенны. Сильны.

У вас свои весёлые рассветы.

А я ещё не вышел из войны.

Ещё не все друзья мои воспеты.

                                         1978

                       ***

Теперь бы можно жить и не спеша,

А я взгляну лишь с пристальностью строгой

На этот мир, охваченный тревогой,

И снова заторопится душа,

И позовут призывней соловьи,

И затрубят ручьи неповторимей,

И вспыхнут годы явственней и зримей –

Нелегкие, недобрые, мои.

Одни – вцепившись в заберег Усы,

Другие – в горло вражеского дзота…

Они горят по всем земным высотам,

И нет для них ничейной полосы.

                   ***

СТРОКА, ОБОРВАННАЯ ПУЛЕЙ…

                                                Памяти В. Стрельченко

Не голова – пчелиный улей,

А вздох как стон издалека:

Строка, оборванная пулей, –

Не полновесная строка…

Но, истекающая кровью,

Она до боли дорога,

В ней пепелища Подмосковья,

Огнём крещённые снега.

И на неё, на вскрик поэта,

Пророка горестной земли,

В тот миг крылатая Победа

Уже откликнулась вдали.

                 ***

На фронте мы не думали о нервах –

Война кроила землю под погост,

А из траншей бойцы в шинелях серых,

Бывало, поднимались в полный рост.

Он так и встал однажды в сорок первом,

Мой командир, почти ровесник мой,

И поднял роту собственным примером

В последний и решительный наш бой.

Мой лейтенант, я видел краем глаза,

Как ты взлетел над бруствером:

– Вперёд! – И показалось – перед нами сразу

Раздался вширь поникший небосвод.

Такой рывок губителен, во-первых,

Он, во-вторых, нелегок и непрост…

Но за тобой и мы в шинелях серых

Уже надёжно встали во весь рост.

В те дни судьба не каждому светила.

Мой командир, тебе того рывка

Всего на шаг единственный хватило.

Всего на шаг… в грядущие века.

                     ***

Я возвращаюсь всякий раз туда –

В окопный быт, в обугленные дали,

Где мы не так уж много и познали,

Но без чего не вышли бы сюда.

Тогда ни ночи не было, ни дня,

Тогда земля и небо цепенели,

И мы нередко различали цели

В пределах только сектора огня.

Без выси, широты и глубины

Казался мир в винтовочную прорезь.

Он и сейчас спрессован, словно совесть

Мальчишек, не вернувшихся в войны.

(Т. 1. С. 249-252)

……………………………………………..

 

Евгений Сергеевич Буравлёв (1921–1974)

Поэт, фронтовик. Печататься начал с 1950 г. Родился в Калужской области в семье строителей железнодорожников. Окончил школу на станции Промышленная Кемеровской обл., затем авиационно-техническое училище в Иркутске. Всю войну, с первого до последнего дня, находился в действующей армии – сначала служил в военно-воздушных силах, потом за буйный нрав попал в штрафной батальон. На войне ему пришлось работать авиамехаником, затем авиастрелком; был сбит и горел в самолете, но остался жив. А ближе к концу войны стал сапером и взрывником, ходил постоянно на виду у смерти, ближе всех к ней. Был трижды ранен. Награждён орденом Красной Звезды и многими боевыми медалями. Заочно окончил Литературный институт им. А.М. Горького.

 

ПОДСНЕЖНИК

На краю воронки от разрыва бомбы

Утром я подснежник голубой сорвал.

Мне бы его бросить, позабыть о нём бы,

Но о чём-то близком он напоминал.

Положил его я в воду у пневматика.

– Береги, – механику своему сказал. –

Дам после полётов любопытным: нате-ка,

Вот какого цвета милые глаза.

                                                   1942

                       ***

ПОБЕДИТЬ!

В этом слове народная воля.

Сталевар с этим словом на вахту встаёт,

Трактористка в груди это слово несёт,

Выезжая в колхозное поле.

С этим словом бойцы рядовые

И седой командир, партизанский отряд,

Не жалея ни крови, ни жизни, творят

Для Отчизны дела боевые.

Победить! И не будет другого.

Победить! И вперед, и ни шагу назад.

Победить! Потому что сегодня сказал

Сталин это зовущее слово!

                                           1942

                    ***

Я не пишу о войне:

Трудно писать о войне.

А уж кому, как не мне,

Строчку не бросить на круг?

Летчику и стрелку,

Саперу и штрафнику,

Взводному в энском полку

Есть что сказать, мой друг.

Только не до строки

Там, где легли полки,

Там, где взята в штыки

Последняя высота.

Не срифмовать мне, друг,

Оторванных ног и рук,

Не срифмовать всех мук

И всех оставшихся там…

Хотя идти на редут –

Это ведь тоже труд.

Страшный, но всё-таки труд

Ради жизни, мой друг.

Смерти самой вопреки

Безусые пареньки

Бросали вместо строки

Сами себя на круг.

Но умели молчать

Там, где нельзя кричать,

И попадали в печать

Только посмертно, друг.

(Т. 1. 289-290)

 

Том 2

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Георгий Антонович Доронин (1904-1943)

Родился в Тобольской губернии (ныне Тюменская обл.). Был избачом, селькором, секретарём волисполкома, делегатом первого Всероссийского съезда крестьянских писателей, работал в различных газетах Сибири. С 1940 г. – редактор городской газеты Новокузнецка «Большевистская сталь». Во время Великой Отечественной войны – ответственный секретарь дивизионной газеты «Боевая красноармейская». Многие бойцы знали его поэму «Саша Сибиряков». В походной типографии была напечатана его поэтическая книжечка «Сыны Отечества». Погиб в бою на высоте Гнездиловской (на Смоленщине) в августе 1943 г.

 

Страна родимая – Россия!

Цветами убранный шатёр.

Неописуемо красивый

Полей и рек твоих простор.

Твоей с вином янтарной чаши

Не расплескал никто вовек.

Живёт среди лесов и пашен

Здесь русский гордый человек.

Объятый жаждой созиданья,

Он строит села, города.

Своей страны на поруганье

Врагу не выдаст никогда.

Он биться с недругами будет,

Пока в глазах горят лучи.

Вот о таких, о русских людях,

Строка, металлом зазвучи!

Над голубой поляной рея,

Снижался тихо белый снег.

На одинокой батарее

Их было двадцать человек.

Они пришли и на закате

Здесь стали – воины в строю,

Чтоб защитить на этом скате

Свой край и родину свою.

И, разгребая снег лопатой,

Установили пушки тут.

И замполит сказал ребятам:

– Здесь мы. Здесь немцы не пройдут!

                                                1942

                          ***

САША СИБИРЯКОВ У МИНОМЁТЧИКОВ

Саша час затратил целый,

Наблюдая мин полёт,

Метко бьёт в руках умелых

Наш советский миномет.

Говорят бойцы, разведав

Место, мина где легла:

– Нам оружие победы

В руки Родина дала.

Мина вражью бьёт пехоту,

Рвет на тысячи кусков.

Подползает к миномету

Сам Григорий Костяков.

Угломер он точно ставит,

Чтобы миной в цель попасть.

Он явился с гор Алтая

В нашу воинскую часть.

Где Катунь-река струится,

Он оставил дом, семью,

Чтобы насмерть с немцем биться

За Отчизну за свою.

Вот, не дрогнув, опустила

Мину в ствол его рука.

Мина птицей быстрокрылой

Улетела в облака.

И, упав на сопке мшистой,

Разнесла мишень в куски…

Так на фронте по фашистам

Будут бить сибиряки.

Чтобы минами без счёта

Поражать в бою врагов,

Бить учись из миномета,

Как товарищ Костяков.

Миномет – оружье смелых,

Миномет – орёл в бою.

Миномет в руках умелых –

Смерть фашистскому зверью.

(Т. 2. С. 96-98)

…………………………………………….

 

Владимир Алексеевич Измайлов (1926-1989)

Родился в с. Быстрый Исток на Алтае. Долгое время жил в Кемерове. Первый сборник его стихов вышел в 1957 г. В 1967 г. по состоянию здоровья вынужден был переехать в Кишинев. «В войну разведчик, после войны – газетчик», – так писал он о себе. В предисловии к книге «Через три смерти», вышедшей в Кишиневе, говорится: «Тема войны – одна из ведущих в творчестве поэта-фронтовика. Воссоздание героической атмосферы; боль за погибших товарищей; чувство вины оставшихся в живых перед обездоленными матерями и вдовами, осиротевшими детьми… – таковы некоторые грани темы, от которой не может уйти поэт».

 

«Мертвым не больно…»

Ах, мудрости стёртые –

С ними легко

Быть ни в чем не повинным!

Нас-то ведь нет

Ни с живыми,

Ни с мертвыми,

Нам-то ни памяти нет,

Ни поминок.

Были мы стойкими,

Пали мы честными,

Тяжко нам с той поры

Зваться безвестными.

Тяжко с забвением

В почве срастаться

И безымянно

В грядущем остаться.

Тяжко нам ваше

Над прахом молчание –

С тягостным страхом

Сравнимо отчаянье.

Тяжко – могилы черней

Безмогильность…

Как бы верней

Отыскать вы могли нас?

Вы, кто над нами

Живёте и дышите,

Вы ли нас слышите?

Нас ли вы слышите?

Словно звенья цепочки,

Я памятью перебираю

Раскалённые дни –

Ни один не погас, не остыл…

Мне всю жизнь проходить

По былому переднему краю.

Я уйти не могу

Ни в запас,

Ни в отставку,

Ни в тыл.

                       ***

Геройство на фронте не знало преград,

Прекрасна судьба героя!

Но я – о тебе, солдат без наград,

Основа солдатского строя.

Герой был первым в огне атак,

А ты, не ища иного,

Просто – работал в бою, но так,

Чтоб не переделывать снова.

Ты перед смертью от страха не млел,

Хоть первым в огонь не бросался,

Но рядом с тобою – робкий смелел,

А трус даже трусить боялся.

Ты знал, что если черёд придёт,

И ты с отвагой могучей

Бросишься грудью на дзот и на дот!..

Да просто – не выпал случай.

Но только с тобою солдатский строй

Не приходил в расстройство,

И лишь на тебя опирался герой

Перед рывком в геройство.

Про генерала, коль он боевой,

Про маршала – не забывают.

А я – о тебе, рядовым-рядовой,

Ну рядовей не бывает!

Ты, как с тяжёлой работой, дружил

С отвагой, почти незаметной,

И даже «лычки» не заслужил

На свой погон беспросветный.

И был ты поэтому не на виду,

А в массе солдатской плотной,

И с фронта принёс лишь одну звезду –

На пропотелой пилотке…

Когда про Героя заговорят,

Я тоже славлю героя,

Но помню тебя, солдат без наград,

Основа солдатского строя.

                            ***

МОГИЛА НЕИЗВЕСТНОГО СОЛДАТА

…Придёт пора – про всех и всё расскажут.

Но кто-нибудь останется забыт,

О ком-нибудь и не узнают даже,

В каком бою, когда и где убит.

Каким он был – чернявым или русым,

В каких годах был – молод или стар,

И как погиб – героем или трусом.

Или ни тем и ни другим не стал.

Но для него в строю не потеснятся.

Умрёт жена, состарятся сыны,

И никому о нём уж не приснятся

Тревожные горячечные сны.

И, может быть, вовек не возвратятся

Военные лихие времена,

И в памятники тихо превратятся

Все те, чьи не забыты имена.

И лишь о нём – забытом из забытых –

Не миф, не память сердца, а тоска:

Ни в безвести пропавших, ни в убитых,

Нигде его следа не отыскать…

Узнают всё про всех. И вот тогда-то,

Не ради громких слов и горьких дат,

В Могиле Неизвестного Солдата

Незримо упокоится солдат.

…Плита.

Огонь.

И надпись.

И прожектор.

И Слава – вечно скорбною вдовой –

Над тем, кто станет самой горькой жертвой

Войне –

Навек безвестный

Рядовой…

(Т. 2. С. 249-242)

…………………………………………..........

 

Анатолий Михайлович Козлов (1916-2003)

В 1938 г. был призван на действительную военную службу. Войну встретил на Дальнем Востоке, участвовал в освобождении Кореи от японских захватчиков. Первые его стихи были опубликованы в армейской газете в 1943 г. С юных лет мечтал стать живописцем, до армии несколько лет проучился в Омском художественном училище. Член Союза писателей России. Жил и умер в Кемерове.

 

Они мгновенны были, встречи,

На той губительной войне.

С земли сметало всё картечью,

Был холм в дыму и лес в огне.

Дышали мы землёй и смрадом,

Горячим сжатые кольцом.

Сестричка хлопотала рядом,

Склонясь над раненым бойцом.

У ней была одна, знать, думка:

У смерти вырвать паренька.

И вдруг на красный крестик сумки

Упала девичья рука.

А мы – вперед… Промчались годы

Со дня той встречи роковой.

Текут, текут земные воды,

И я белею головой.

И как родного человека,

А почему, не знаю сам,

Её ищу уже полвека

Во сне по разным адресам.

                      ***

ПОРТНИХА

В углу – шинели. Сбиты, смяты.

На них огня и пуль следы.

Она их штопает средь хаты,

Но тех, с кого шинели сняты,

Уже не вырвать из беды.

«А может быть, – и сердце стынет

От страшной мысли у швеи, –

Вон та шинель – родного сына,

А эта – мужа. Вся в крови?..»

Продольный след, сквозной и рваный.

Знать, от штыка. Он вкось идёт.

И, словно бинт, она на рану

Заплату бережно кладёт.

А по щекам, что сына грели

И мужа чуяли тепло,

Что раньше срока постарели,

Слезами горе потекло.

Пришёл рассвет. Он сине-матов,

Как непроглядный дым в окне.

Строчит машинка автоматом

Здесь – в сиротливой тишине.

                        ***

ПАМЯТЬ

Костер слегка шумит, как вешний улей –

Спокойно, ровно. Рядом я прилёг.

Вдруг – щёлк! – и вверх трассирующей пулей

Взлетел над ним горящий уголёк.

И мигом память вспыхнула тревожно,

И встала ночь с накалом добела,

Где жить, казалось, было невозможно,

Но выстоять уверенность была.

Ну что ты, сердце, сжалось до предела?

Зачем так боль мучительно остра!

Как здорово она меня задела –

Вот эта «пуля» тихого костра.

К смертям у нас не может быть привычки…

Знать, крепко я у прошлого в плену,

Коль даже уголёк и пламя спички

Напоминают страшную войну.

                         ***

НА ВИСЛЕ

Ёлка в инее, в гроздьях огней

Среди праздничного хоровода.

Здесь, на площади, вспомнилась мне

Встреча давнего Нового года.

…Падал крупными хлопьями снег.

За окопом, у бруствера, – рядом

Озарялася светом ракет

Ель, израненная снарядом.

Но теплело в солдатской груди

От совсем не воинственной мысли:

Отчий дом и любовь впереди…

Так встречал сорок пятый на Висле.

                     ***

ФОТОГРАФИЯ

Передо мною снимок рваный –

Дорог не вынес фронтовых.

Стоим мы рядом с другом Ваней

В простых погонах полевых.

Стоим без слов, без обещанья.

Всё это было впопыхах.

Сжимаем руки на прощанье

До искр в мутнеющих глазах.

Бугрятся желваки на скулах

От крепко стиснутых зубов.

За тыщи верст слышны нам гулы

Горящих сёл и городов.

Потом он видел Волги плёсы,

Как вольно вдаль она течёт.

Стучали гулкие колёса,

Вели часам тревожный счёт.

И вот письма скупые строки.

Как и бывает на войне:

«Погиб ваш друг Иван Сорокин, –

Писал его товарищ мне. –

Отбили мы у немцев Ельню.

Силен сибирский был мужик –

Девятерых врагов на землю

Свалил его гранёный штык».

Передо мною снимок рваный –

Как будто в ранах штыковых.

Стоим мы рядом с другом Ваней

В простых погонах полевых.

                     ***

Тихо льётся ручей на камни.

Машет, машет твоя рука мне, –

Словно лебедя взлёт прощальный.

Ты – как в непогодь день печальный.

Провожая меня на битву,

Заслоняешь от бед молитвой…

Где ты, милая? В смертной буре

Я помилован вражьей пулей.

Где ты, где ты? Я жду ответа…

Ни ответа и ни привета.

…Светлый памятник над могилой.

Вспыхнул в памяти образ милый:

Льётся, льётся ручей на камни,

Машет, машет твоя рука мне…

(Т. 2. С. 437-440)

 

Том 3

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Михаил Александрович Небогатов (1921-1990)

Родился в г. Гурьевске Кемеровской обл. Участник Великой Отечественной войны. Был призван в армию в апреле 1941 г. Солдат пехоты 270-го стрелкового полка 58-й стрелковой дивизии. Первое ранение получил в 1942 г., о чём свидетельствует стихотворение «В полдень», помеченное в солдатском блокноте подписью: «Июль 1942-го, госпиталь в Соль-Илецке». Весной 1943 г. окончил трехмесячные курсы младших лейтенантов в г. Шахты Ростовской обл. Стал командиром взвода. Участвовал в боях в Смоленской и Ворошиловградской областях. 04.08.1943 был тяжело ранен в правое предплечье. С 18.08 по 22.11.1943 находился на излечении в эвакогоспитале № 1568 (Грузинская ССР, г. Боржоми-Ликани). Получил II группу инвалидности. Был демобилизован по ранению. Вернулся в Кемерово, где жил и умер.

 

Не обойдёшь сторонкою в беседе

Год сорок первый, горестные дни.

Как ни светлы раздумья о победе,

В них не одни салютные огни…

На быстроту прорывов, окружений

Был мастер враг коварный, что скрывать.

И на уроках наших поражений

Мы на ходу учились воевать.

Когда врага по гатям, перевалам

Погнали мы лесами, средь долин,

Его же салом били по мусалам*

По-русски вышибая клином клин!..

Пути войны – вначале к Подмосковью,

Потом к Берлину в холод, слякоть, зной –

Обагрены великой нашей кровью,

Оплачены огромною ценой.

Не счесть героев – будь земля им пухом,

Что полегли под холмики, холмы…

Броня – бронёй, но кто сильнее духом,

Тот победил. А победили мы!

Пусть много лет сияет мир веселый,

Нам не забыть, какая битва шла,

Какой из сорок первого тяжёлой

Дорога в сорок пятый год была.

___________________________

* Мусалы – скулы, челюсти (устар.). Поговорка «вашим салом по мусалам» означает «вашим же методом вас и победили», «ответили зеркальным образом».

                  ***

ВОЗДУШНЫЙ ОБСТРЕЛ

Когда, прижимаясь к земле

Щекою, беспомощным телом,

Зажмуренный, словно во мгле,

Лежишь под воздушным обстрелом, –

Вся память твоя и душа

Пронизаны тем ощущеньем,

Тем чувством, что жизнь хороша

Любым своим кратким мгновеньем.

Любым, даже этим, когда

Вдыхаешь ты запах землицы,

И все, что прожиты, года –

Не зори, а только зарницы.

Так краток их издали блеск,

Мелькнули – не видно их боле.

А с неба – стремительный треск,

Он слит с ожиданием боли.

А может, не будет её,

Всё будет гораздо короче –

Кольнет только сердце твое,

И весь ты – в бездонности ночи?

Мгновенна и жалость к себе,

И грусть о живущем мгновенна…

– Отбой! – донесется к тебе,

Приходишь в себя постепенно.

Колонна опять на ногах.

И «мессеров» как не бывало.

Всё стихло. И только в висках

Гул крови, как после обвала.

И рад, несказанно ты рад,

Что смерть обошла стороною,

Что видишь чуть дымный закат,

Чуть тронутый страшной войною,

Что можешь ромашку сорвать,

Глядеть на неё неотрывно,

Что степь эта – Родина-мать,

Где всё, до росинки, так дивно.

И веришь: ещё поживём,

Походим, побродим по свету,

Лишь только врага разобьем,

Ликуя, что «мессеров» нету.

А те, что прожиты, года

Увидишь иными ты вскоре:

Они пред тобой, как всегда,

Не просто зарницы, а зори…

                                         Июнь 1941 г., район г. Броды

                 ***

В ПОЛДЕНЬ

Если надоест тебе в палате

Спать, читать, валяться на кровати,

Выходи во двор. Ты можешь там

Побродить по травам и цветам.

Если любишь солнце – скинь рубашку.

Или – просто ворот нараспашку.

Можешь, где ромашки, лопухи,

О природе сочинять стихи.

Скоро будет вновь не до неё –

Карандаш ты сменишь на ружьё…

Хорошо лежать в траве полынной,

Облака глазами провожать,

Чтобы этот полдень –

Знойный, длинный –

В зимний день в окопе вспоминать…

                                                  Июль 1942 г., госпиталь в Соль-Илецке

                           ***

В ГОСПИТАЛЕ

Забуду ль я когда-нибудь,

Когда пройдёт в душе невзгода,

Про свой бредовый, сложный путь,

Какой прошёл я за два года?

Теперь, когда грозы уж нет,

Когда опасность миновала,

Я удивляюсь, что не сед,

Что юность восторжествовала.

Всё это сон. Не может быть,

Чтоб эти руки убивали!

Они ль, когда я мог любить,

Так нежно девушку ласкали?

Да, это сон. Тяжёлый сон.

Он полон страшного кошмара.

Когда я буду разбужён,

Когда очнусь, как от удара?

Смогу ли я ещё любить,

Жалеть и плакать так, как прежде,

Весёлым быть, мечтать и жить,

Вверяясь счастью и надежде?

Не знаю. Но пока судьбой

Я точно предан злому змею:

Смеюсь над всеми и собой,

Но прежним быть ещё не смею.

                    ***

ПИСЬМО

Письмо. Держу его в руке.

Что в этом маленьком конверте?

Конечно, грусть в любой строке,

А вдруг и весть о чьей-то смерти?

Вскрываю. Родиной дыша,

Слова мелькают предо мною.

И наливается душа

Желаньем встречи и тоскою.

Люблю такие письма я,

В которых пишут: все здоровы.

Опять все дома ждут меня

И встретить радостно готовы.

Родные! Жалко очень вас –

Сейчас ещё я не отвечу,

Когда пробьёт победный час,

Который нам объявит встречу.

Как жаль старушку мать мою –

Она о сыне часто плачет.

Чем успокоить мне родню?

Мол, жизнь моя не много значит?

Нет! Тем, что буду жив-здоров

И обязательно приеду.

И уж тогда без лишних слов

Мы и отпразднуем Победу.

                    ***

РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК

Все войны свой конец имеют,

И эта кончится война.

Вначале словно онемеют

Просторы, где она была.

Последний раз провоет миной,

Просвищет пулей – и конец.

Над речкой, сопкой и долиной

Умрут железо и свинец.

Никто, наверно, не поверит

Счастливой яви, точно сну.

И каждый вечностью измерит

Ту фронтовую тишину.

Растает дым над полем боя,

И с величавой вышины

Увидит небо голубое,

Следы ужасные войны.

Войдут в историю навеки

Дела сороковых годов:

Текут, алея кровью, реки,

Чернеют груды городов.

Опишет в будущем историк

Неповторимый путь борьбы,

Который был тяжёл и горек,

Как испытание судьбы.

И будет памятник построен,

Незабываемый вовек:

Стоит, бессмертия достоин,

Непобедимый грозный воин –

Великий русский человек.

                                          1943

                      ***

В НОЧЬ НА 22 ИЮН Я 1941 ГОДА

Я представляю это до сих пор…

Был сладок сон. Тиха была казарма.

Алел восток, и на него в упор

Смотрел фашист с открытого плацдарма.

Смотрел в бинокль, высок, изящен, свеж,

Красив своею статностью спортивной…

Был берег тот не берег, а рубеж,

Простор полей – простор оперативный…

Уже мосты – места для переправ,

Для гусениц, колес, бегущих ног ли…

Мир черепиц, садов, соборных глав –

Всё чётко, близко замерло в бинокле.

Мы спали. И дышалось так легко…

И нам, юнцам, ничто не подсказало,

Что за рекой – совсем недалеко –

Уже война к прыжку ждала сигнала.

                                                      1975

                      ***

Всю жизнь перед глазами, как живой,

Увиденный впервой солдат убитый.

Кругом движенье, гул, моторов вой,

А он у дома – всеми позабытый…

Был первый день войны. И первый он,

Ничком лежащий, весь в дорожной пыли.

И чувство в сердце жуткое, как стон:

Уйдя, мы разбудить его забыли…

                                                     1972

                        ***

ДНЕВНИК

Когда в Россию вал войны проник,

Немецкий генштабист – педант он строгий! –

Всё чаще, чаще заносил в дневник:

«Нет продвиженья». «Трудные дороги»…

Похожи эти записи на крик

Душевного отчаянья, тревоги.

Надеялись фашисты на блицкриг –

Не тут-то было: протянули ноги…

Затем опять цепочка грустных строк:

«Войска упали духом – злые зимы…»

Да, истинно, в Россию, на восток,

Дороги для врагов непроходимы.

Но суть отнюдь не в трудности дорог,

А в том, что люди здесь непобедимы!

                           ***

Случайно в мемуарах генерала

Прочел и вздрогнул: «Зайцева гора»!*

Ведь наша часть её атаковала…

Всё вспомнил я. Всё было как вчера…

Поляну мокрым снегом укрывало.

А там, в селе, на взгорье, немчура.

Бил пулемёт. Свинцом нас поливало.

Бежали и кричали мы: «Ура-а!»

Стучало сердце. Гром его ударов –

В висках. И вдруг – всё тело обожгло.

Померк вдали багровый дым пожаров,

День снегопадом черным замело…

Я лишь теперь узнал из мемуаров:

Под вечер наши заняли село!

___________________________

* Возвышенность в Калужской обл. В 1941-1942 гг. здесь шли ожесточенные бои. 09.05.1972 в д. Зайцева Гора Барятинского р-на открыт военно-исторический музей.

                        ***

Покидают тихо жизни праздник

Те, чье имя – бывший фронтовик.

Самый молодой войны участник –

Сын полка – и тот уже старик…

Вот газета. Там, где про осадки,

Про театр и фильмы строчек строй,

Траурные рамки – как оградки

Над могилой, над землей сырой…

(Т. 3. С. 339-345)

 

Том 5

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Василий Дмитриевич Фёдоров (1918-1984)

Поэт, прозаик, очеркист. Родился в с. Щеглово (ныне в черте г. Кемерово) в многодетной семье рабочего-каменщика, где был девятым ребёнком. Детство и юность поэта прошли в д. Марьевка Яйского р-на Кемеровской обл. Окончил Новосибирский авиатехникум. С 1938 по 1947 г. работал на авиационных заводах Сибири технологом, мастером, старшим мастером. Одновременно писал стихи. В 1939 г. в заводской многотиражке напечатал несколько стихотворений и очерков.

В 1944 г. поступил на заочное отделение Литературного института им. А. М. Горького (окончил его уже очно в 1950 г.), в 1945 г. стал коммунистом. В 1947 г. вышла первая книга В. Фёдорова – «Лирическая трилогия». Автор двух повестей – «Зрелость» (1953) и «Добровольцы» (1955). Умер от сердечного приступа в санатории г. Ессентуки, похоронен в Москве на Кунцевском кладбище (10-й уч.).

На родине поэта, в с. Марьевка Яйского р-на, открыт литературно-мемориальный музей. Начиная с 1985 г. ежегодно проводятся литературные праздники, посвященные поэту, – «Фёдоровские чтения».

 

ДВЕ СТАЛИ

Их взяли тронутыми гарью

На поле, выжженном дотла.

Одна была немецкой сталью,

Другая русскою была.

Но сталевары с равной честью,

Свою лишь взглядом отличив,

Две стали положили вместе

В огонь мартеновской печи.

Война! Она и сталь калечит.

Мартен – как госпиталь, и в нём

Её, изломанную, лечат,

Ей возвращают жизнь огнём.

Чужая сталь – с её виною,

С позорной метою креста, –

Омытая целебным зноем,

Как наша, стала вдруг чиста.

Чиста, как в первое плавленье,

Когда она перед войной

Ещё ждала предназначенья

Стать трактором и бороной.

И потому не странно даже,

Что, становясь всё горячей,

Она, чужая, вместе с нашей

Сливается в один ручей.

                                      1943

                  ***

СЕРДЦА

Всё испытав,

Мы знаем сами,

Что в дни психических атак

Сердца, не занятые нами,

Не мешкая займёт их враг,

Займёт, сводя всё те же счёты,

Займёт, засядет,

Нас разя…

Сердца!

Да это же высоты,

Которых отдавать нельзя.

                                   1955

(Т. 5. с. 204-205)

 

Том 6

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Виктор Михайлович Баянов (1934-2011)

Поэт. Родился в д. Дедюево Толкинского р-на Кемеровской обл. Окончил высшие литературные курсы при Литературном институте им. А. М. Горького. Автор книг «Росы» (1963), «За рекой Талиновой» (1965), «Моя земля» (1969), «Томь-река» (1971), «Не красным летом» (1971), «Гость» (1972), «Зазимок» (1983) и др.

 

В двенадцать лет мальчишкам редко

Туманит ясные глаза

Текучая, как наша речка,

Солоноватая слеза.

Они любую неудачу

Перенесут крепясь, тайком.

Они не чаще взрослых плачут –

Мужчины в возрасте таком.

И я, в ночи ли, спозаранку

Теперь припомню иногда

Те, на картошке и саранке*,

Полусиротские года.

Я за войну привык к заплаткам.

Обнов выпрашивать не смел,

И путал горькое со сладким

Поскольку сладкого не ел.

Я рос характером – железо

С закваской песенной в крови.

Лишь не хватало до зарезу

Отцовской ласки и любви.

И вот, не жалостливый с виду,

Тогда, в разгар войны самой,

Я привязался к инвалиду,

Что насовсем пришёл домой.

Я перенял его осанку,

И – хоть гляди, хоть не гляди –

Медали из консервной банки

Звенели на моей груди.

Однажды я, светлея бровью,

С любовью, что отцу берёг,

С большой мальчишеской любовью

Перешагнул его порог.

Но он своим игрушки ладил

И развлекал их день-деньской.

Но он своих детишек гладил

Перебинтованной рукой.

Свистульки вырезал из вётел.

Давал им птичьи голоса.

Меня ж он так и не заметил

За долгих-долгих два часа.

И я ушёл с его крылечка.

И мне туманила глаза

Текучая, как наша речка,

Совсем не детская слеза...

Теперь, когда мальчишка плачет,

Совсем не чувствуя стыда,

Я не пройду: ведь это значит –

Стряслась серьёзная беда.

Его беда – моя кручина.

Я в дождь и в хлёсткую пургу

Остановлюсь с ним, как с мужчиной,

И как умею, помогу.

________________________________

* Сарáнка – полевое растение, разновидность лилии, луковицы пригодны в пищу.

(Т. 6. С. 104-105)

…………………………………………...............

 

Сергей Лаврентьевич Донбай (1942)

Родился в г. Кемерово в семье архитектора. Учился в Новосибирском инженерно-строительном институте. Работал архитектором в «Кемеровгражданпроекте». С 1976 г. – в журнале «Огни Кузбасса»: ответственный секретарь, главный редактор. Автор многих книг стихотворений. Печатался в газетах, журналах и коллективных сборниках Сибири, России и за рубежом. Заслуженный работник культуры РФ, получил несколько литературных премий. Живёт в Кемерове.

 

ВОЕННОЕ ДЕТСТВО

А нас обернуло порознь

И вместе уже не раз:

Глядит сквозь военную прорезь –

Как целится – детство в нас.

И все эти годы мирные

В глубоких тылах страны

Мы всё ещё эвакуированные

Сиротственники войны.

Отчётливо в детство, в отрочество

Вошла – до сих пор видна –

Как общее наше отчество,

Отечественная война.

                 ***

СОЦГОРОД

Во мне давно уже несвязно,

Но всё уверенней живёт

Сознание энтузиазма –

Вот только приоткрою рот:

«Соцгород, слышишь, наших бьют!» –

И полстраны меня поймут,

Послевоенных полстраны –

Играют в зоску* пацаны.

Живут у Конного базара

Галям, Пискун и Воробей

И смотрят серии «Тарзана»

До замирания кровей,

Всей кожей погружаясь в джунгли…

Но жизнь встречает лаем Жучки,

Сараями, а к ним забор

И погреба – к бугру бугор.

Там ископаемый, как ящер,

Оскалил навесной замок

Наш каменноугольный ящик,

А в нём чумазый мой щенок.

Мы с ним мечтой живём отчаянной,

Что станет он потом овчаркой!

И я его, пойдя на риск,

Зову высокопарно: «Рекс!»

Цветёт под окнами картофель.

Легко от нищей красоты!

И девочка стоит напротив –

Я ей картошкины цветы

Срываю, кавалер трёхлетний!..

Она из комнаты соседней,

Из оккупации они,

Поэтому вроде родни.

И двухэтажные бараки

Кишат, как джунгли, ребятнёй;

И руки чешутся – для драки –

У ребятни полублатной.

Блатной – не то, чтоб хулиган –

За кулаком не лез в карман;

Как Бог, хранил его изъян –

Что у него «сидел» братан...

В нас голодуха пальцем тычет,

А то и финкою пырнёт...

Но только жизнь всё больше «личит»,

Что значило – к лицу идёт;

И носит взрослую фуфайку,

Надев на худенькую майку,

Обнявшись длинным рукавом

В самоспасенье роковом...

И фэзэушников** в бушлатах

Считаем тоже за своих.

Они такие же – в заплатах.

Отец Галяма учит их,

Поэтому они нас любят.

Но почему-то вдруг отлупят...

Необъяснимо ФЗО,

Как нынешние НЛО!

И жить нам нравится постольку,

Поскольку просто – можно жить!

Между бараками помойку

Легко в каток преобразить.

И вот – скользят, не зная скуки,

Стальные «дутыши», «снегурки»,

К пимам прикручены чулком.

Слабо микробам подо льдом!

Замёрз... Сижу спиной к духовке,

Как у блаженства на краю!

И книжку языком неловким

Читаю – первую мою;

И букву «фэ» никак запомнить

Я не могу, чтобы заполнить

Слова. И лезут со страниц

То фюрер, то фашист, то фриц...

От криков за стеной проснулся...

Там милиционер живёт –

Он пьяный только что вернулся

И: «Застрелю!» – жене орёт.

Я знаю – он не хулиган.

И всё же – у него наган...

Возьмёт и выстрелит сейчас!

А стены тонкие у нас.

Соцгород, помнишь: кочегарка

И сад ранеточный при ней

(Как будто мёртвому припарка –

Чем непонятней, тем верней!..)

Нас сторожиха проклинала,

Зато природа понимала –

И садик, не жалея сил,

Плодоносил, плодоносил...

Не пересчитаны подранки,

Ещё совсем не отлегло,

И в каждой праздничной гулянке

Победы чистое тепло.

И кто-нибудь вприсядку пляшет!

И кто-то каждый праздник плачет...

И взрослые навеселе –

Со знаком дружбы на челе...

Спасай славян, хмельная дрёма.

Рас-пра-тудыкин белый свет!..

На улице, на службе, дома

За всеми наблюдал портрет.

Его до смерти обожали,

Под руководством – побеждали,

Но стоило ему не стать –

Не перестали побеждать...

Те годы долго, как минута

Молчания, – идут, идут...

Те годы дальние кому-то

Небытия отсчёт ведут.

Те годы... Кончилась война,

Но молоды ещё сполна

Отец, и мама, и страна,

И сладки детства времена.

_______________________________

* Зóска – популярная в 1940-х гг. мальчишеская игра.

** Фэзэушники – учащиеся школы ФЗО (фабрично-заводского обучения).

*** «Дутыши», «снегурки» – разновидности коньков.

                      ***

КАДРЫ ХРОНИКИ

Старая, старая хроника

Незабываемых лет,

Перекрути и напомни-ка

Неповторимый момент.

Серенький, маленький, бедный,

Поезда ждущий перрон –

С перекошённым победой

Женским счастливым лицом.

Вот они! Видели! Видели!

В звёздочках и в орденах

Высыпали победители:

Целые, на костылях,

С воздухом в рукавах…

И на плече у родимой,

Старый – не по годам,

Плачет непобедимый

Мальчик во весь экран!..

Солнечно, искренне, тесно!

Крики, улыбки, гудки.

Марш духового оркестра

Правит дыханьем в груди!

Но по перрону, как ранена,

Среди платков и пилоток

Мечется кинокамера,

Мечется, ищет кого-то…

                   ***

БРАТСКИЕ МОГИЛЫ

Для меня становятся родней

Братские могилы – стелы, плиты

Той войны, в которую зарыты

Дни и судьбы Родины моей.

Братские могилы – стелы, плиты.

Не постигнув весь мемориал,

Я архитектуру подвергал

Критике, святую, деловито.

Здесь не пересматриваю взгляды,

Было в рассуждениях зерно,

Очень часто очень заурядны

Памятники наши были, но

Неподвластен вырвавшийся стон!

Горе человеку неподвластно:

Не стараясь выглядеть прекрасно,

Как уж есть, рыдает просто он...

Той войны, в которую зарыты

Группами по нескольку мужчин,

Я никак не понимал причин –

Каждому хватило бы земли-то!

А живые – как могли посметь? –

Всех в одной могиле хоронили.

Невозможно. Может, в спешке? Или

Братство перешагивает смерть?!

Дни и судьбы Родины моей...

Растворяюсь до последней капли,

И уже неразличим я как бы...

А война всё дальше, всё видней.

Читаю книгу о войне:

Я выхожу из окружения,

И все орудия по мне

Палят, к лафетам отпружинивая.

В стволах четыре пули замерло!

Сторон четыре –

Белый свет!

За мной следят четыре снайпера,

Тая оптическую смерть...

Но я счастливо просыпаюсь.

Щекой на книге, за столом.

Я просыпаюсь, как спасаюсь,

И, дай-то бог, не в руку сон!

А ночь, как девочка босая,

В раскосых звёздах вся она,

Проходит в комнату такая,

Что ни при чём совсем война.

Но я читаю о войне...

Уже давным-давно за полночь.

Ракета падает к земле –

Я землю тороплюсь запомнить.

                       ***

БАЛЛАДА О ЗАМКЕ ОТ ЗАПАДНЫХ ВОРОТ РЕЙХСТАГА

                                          Владимиру Фёдоровичу Краеву

Расписался на рейхстаге:

Приходил и победил!

После Жуков на бумаге

Всё – так точно! – подтвердил.

Пораскинул пехотинец:

Надо бы домой гостинец…

И не в тягость из-под ног

От рейхстага взял замок.

Приукрасил: ёшкин кот,

Мол, от Западных ворот, –

Дома хвастался соседу,

Выпивая за Победу.

А потом, на горе хряку,

Приспособил железяку:

Ручка, бронзою сияя,

Украшала дверь сарая.

И на ржавых два гвоздя

Топором прибил не зря –

Боров злющий, словно Гитлер,

Только чёлки нет у гидры.

Слух прошёл в горах Алтая –

Знаменитей нет сарая!

Потому и мысль созрела

У директора музея:

Бриллиантом в сто карат

Стал замок как экспонат.

Связан стал рейхстаг берлинский

С краеведением бийским.

Слухом полнится Расея –

Знаменитей нет музея!

Долетело до Москвы,

И она «пошла на вы»:

Разбежалась со всех ног,

Отдавайте, мол, замок,

У нас – три, у вас – один,

Всё равно мы победим!..

Но директор-фронтовик

(Побеждать он не отвык)

На столичную интригу

Посылал в конверте фигу!..

                  ***

ВТОРОЙ ФРОНТ

Когда мы под самой Москвой

За землю свою погибали,

Тогда вы нам тем, что второй

Откроете фронт, помогали...

Мы сами в Европу вошли.

Мы смерть за неё принимали.

Вы всё ещё были вдали.

Вы всё ещё нам обещали.

Когда же мы кровью своей

Досыта войну напоили,

Вы фронт свой открыли скорей –

Как будто на праздник спешили!

Тепло ли вам было вдали,

Когда на правах чемпионства

Вы сразу два солнца зажгли

В Стране восходящего солнца?

Раздвинул расчёт горизонт:

Вы в звёздах окопы отрыли...

Когда-то открыли вы фронт –

Закрыть до сих пор позабыли.

(Т. 6. С. 421-442)

…………………………………………

 

Валерий Фёдорович Зубарев (1943-2012)

Родился в с. Кайла Кемеровской обл. Окончил Новокузнецкий пединститут, факультет русского языка и литературы. Заведовал промышленным отделом городской газеты «В бой за уголь» (г. Киселёвск). Был собственным корреспондентом газеты «Кузбасс». Автор поэтических книг «Говорил со мною ветер» (1970), «Магнитное поле» (1974), «Мыслящий огонь» (1981), «Час пик» (1988), «Другое Я» (1998), «Зеркало бога» (2006) и др. Заслуженный работник культуры РФ.

 

Жизнь солдата – это книга,

Где в соавторах война.

И в огонь бросают мигом,

Только дашь приказ, страна.

Ты, конечно, не святая,

Но я тоже не святой.

Жизнь свою перелистаю

До страницы страшной той,

Где придёт пора прощаться,

Покидая белый свет,

На вопрос: «А было ль счастье?» –

Не успею дать ответ.

Заклубится над воронкой

Лёгким облачком дымок.

И напишут похоронку –

Жизни краткий эпилог.

(Т. 6. С. 53)

……………………………………………

 

Анатолий Павлович Иленко (1941)

Родился в г. Таш-Кумыр (юг Киргизии). Детство и юность прошли на Волге, в с. Кашпир Приволжского р-на Самарской обл. Окончил Безенчукский сельскохозяйственный техникум. В 1960 г. в числе группы выпускников-добровольцев приехал работать в Сибирь. Окончил Новосибирский сельскохозяйственный институт, позже – Новосибирскую высшую партийную школу. Публиковался в журналах. Автор пяти книг: «Кукушкин плач», «След», «Деревенский напев», «Горизонт», «Рассудит время».

 

Солнце упало в дорожную пыль.

На почерневшем пригорке

Бредёт, тяжело держась за костыль,

Солдат в седой гимнастёрке.

Давно подсчитал итоги свинец

Оплаканной похоронкой.

Бегу навстречу: «Мой папка! Отец…»

Машу сиротской ручонкой.

Было такое в те годы не раз –

Война бумаги теряла.

Жизнь отменяла смертный приказ,

Калек домой возвращала.

Боец отвёл неживые глаза,

Щекой небритой прижался.

В горле комок. Навернулась слеза.

Но я опять обознался.

Вырос мой сын, стал совсем богатырь,

Выше меня, уставшего…

А я всё хожу на тот горький пустырь

Ждать отца запоздавшего.

(Т. 7. С. 548-549)

 

Том 7

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Игорь Михайлович Киселёв (1933-1981)

Родился в с. Павловское Алтайского края. Окончил Новосибирский пединститут. Работал преподавателем в школе, литсотрудником газеты, служил в армии, был редактором Новосибирской студии телевидения, затем Кемеровского книжного издательства. Автор многих поэтических книг, в т.ч. «Перецвет» (1966), «Ярославна» (1968), «Четыре дождя» (1971). Его имя присвоено одной из библиотек г. Кемерово.

 

ЯБЛОКО

Латвийская поэма

Липы, каштаны и клёны.

Латвия!

Зонтик зелёный!

Повсюду на горизонте,

Серебряном, как ручей,

Колеблется этот зонтик

Из зелени и лучей.

Но, бредя страной зелёной,

Так рассказал бы вам я о ней:

Я Латвию вижу не клёном,

Не липой, не ясенем – яблоней!

В мире, простом и счастливом, –

Яблоней, белым наливом.

Яблоко, ты прекрасно!

Свет, удивленье, жизнь!

По моему приказу

Яблочко, покатись!

Ты покатись, наливное,

Ночью и в свете дня.

Только не рядом со мною,

А впереди меня.

Замков старинные своды,

Шелест бесчисленных нив.

Через леса, через годы

Катится белый налив.

Пасмурно в Рижском заливе.

Волны тяжёлые бьют.

В яблоке – в белом наливе –

Чёрные годы встают.

Слёзы, застрявшие в горле.

Казни у всех на виду.

Движется грозное горе,

Сбитое в злую орду.

Пули, свистящие тонко.

Издалека пронеслись...

Ты на ладошке ребёнка,

Яблоко, остановись!..

                 ***

А шли они под липами косматыми.

Не строем шли – усталого гурьбой.

И гнали их солдаты с автоматами.

Не на работу гнали – на убой.

В домах старинных окна будто умерли.

По хмурым липам дождь прошёл и стих.

И прятались в сиреневые сумерки

Прохожие, завидевшие их...

В садах мерцали красные фонарики.

Полз по стволам и свешивался хмель.

И женщины детей хватали на руки.

Заслышав повелительное: «Шнель!»*

Шли по селу. По саду. По опушке.

Им вслед смотрели жители села.

И кто-то бросил яблоко девчушке.

И та девчушка яблоко взяла.

Теперь их не окликнешь, не догонишь,

Не разглядишь сквозь выстрелы и дым.

И вместе с ними – рыжий несмышлёныш,

Любующийся яблоком своим.

Всё было ясно: длинная траншея,

И каски, и в цистернах креозот**...

А девочка смеётся, хорошея,

И яблоко весёлое грызёт.

Не догрызёт!

Так свет внезапный ярок.

Не догрызёт...

Так страшен этот стук!

Но яблоко – последний свой подарок, –

И падая, не выпустит из рук.

_______________________________

* Шнель – бы́стро, ско́ро, прово́рно, жи́во (нем.).

** Креозот используется для предохранения дерева от гниения (пропитывание шпал, деревянных опор и т. п.).

                     ***

Гляну направо я. Гляну налево.

Веки сожму на сквозном ветерке.

Вижу: стоит пятилетняя Ева,

Яблоко раненое в руке.

И, с нетерпеньем дождавшись команды, –

Будто с целей отпустили зверьё, –

Все пулемёты и все автоматы

Бьют в беззащитное сердце её.

Девочка, много ли ты понимала!

Тёплое солнце и добрая мама.

Много ли в жизни ты видела, Ева!

Бегала, пела, смеялась, росла.

Знала ли ты, что вырастишь древо,

Древо познанья добра и зла!

Стихнет над родиной огненный почерк

Пуль. И тогда из ладошки твоей

Яблоко выбросит хрупкий росточек

В переплетенье корней и костей.

Холоду ль справиться с жизнью упрямой!

Если, тебя охраняя тайком,

Вся твоя Латвия доброю мамой

Встала над яблоневым стебельком!

В море, в рассвет ослепительно-синий

Облаком снежным летят лепестки.

Ствол наливается доброю силой,

Встав из простреленной детской руки.

Яблоки катятся, падают с неба,

Яблоки светятся над головой...

Ты возвратила подарок нам, Ева.

Ты возвратила подарок с лихвой.

                      ***

Это сегодня любому знакомо:

Небо тревожно и грозы близки.

Где-то, как чёрные зубы дракона,

Новой войны прорастают полки.

Нам завещали погибшие право

Память о них и хранить, и беречь.

Вечный огонь и посмертная слава –

Это их к нам обращённая речь.

Вы, кто расстреляны в Минске и Бресте,

В Виннице, Праге, Варшаве, Торжке!

Это зовёт, собирает вас вместе

Девочка с яблоком в тонкой руке.

Это её голосок невесомый

Нынче летит над землёю бессонной.

Встаньте, незрячие! Встаньте, немые!

В памяти нашей, как прежде, сильны.

Самая мирная армия в мире,

Объединённая против войны!

А впереди, в обожжённых знамёнах,

Там, где беспечно шумят ветерки.

Пусть проплывает над вами ребёнок

С яблоней, выросшей из руки!

                      ***

Липы, каштаны и клёны.

Яблонь весеннее платье.

Латвия! Зонтик зелёный!

Латвия!

(Т. 7. С. 78-81)

………………………………………….

 

Дмитрий Петрович Клёстов (1942)

Родился в д. Евтино Беловского р-на Кемеровской обл. После школы-семилетки началась трудовая деятельность: рабочий МТС (машинно-тракторная станция), сплавщик леса по горным рекам Алтая, крепильщик на шахте. Командир танка в рядах Советской армии в Германии. Снова шахта – забойщик, взрывник; геолого-поисковая партия – бурильщик. Автор нескольких поэтических сборников. Живёт в г. Гурьевске Кемеровской обл.

 

СТАРУХА

Входила в дом соседская старуха,

Ещё с порога истово и глухо

Мать костерила, костерила нас

И Гитлера, и весь иконостас:

«У-у, ироды, суразы*, истуканы!»

Мы разбегались, словно тараканы,

Ошпаренные лёгким кипятком,

Задержишься – огреет батогом.

И мать ей не перечила ни разу,

Что не бродяги мы и не суразы,

Сама не потаскуха, а жена,

Всему виной – проклятая война.

Нахохлившись, как чёрная грачиха,

Старуха в сени выходила тихо.

И мама суетливо по пути,

Крестясь, шептала: «Господи, прости,

Суди её, сердечную, Господь».

И находила на сенном окошке

То туесок старухиной картошки,

То хлеба запашистого ломоть.

____________________________________

* Сура́з – внебрачный ребёнок (сиб., диал.).

(Т. 7. С. 83)

………………………………………………...............

 

Вячеслав Михайлович Лопушной (1945)

Родился в Кемерово в семье ветеранов Великой Отечественной войны Михаила Владимировича Лопушного, служившего офицером, и военврача Елены Алексеевны Покатаевой. Окончил шахтостроительный факультет Кузбасского политехнического института по специальности «инженер-строитель». Автор нескольких сборников стихов и эссе.

 

РОДИТЕЛЬСКИЙ ДЕНЬ

Стаканы с мадерой и чаем,

Веселие в нашем окне:

Победы пять лет отмечаем.

Без малого столько же – мне.

Поём про войну и Россию,

«Катюшу» – всем песням венец.

Ведёт голос мамы красивый,

Басит как умеет отец.

Звучат немудрёные тосты.

И Козин грустит о былом.

Танцуют счастливые гости,

Как счастлив и я – под столом…

А диск патефона кружится:

Сквозь годы пластинка поёт.

Всё ближе становятся лица,

Слышнее – забытый фокстрот.

Глаза зачерпнули тумана,

На снимок гляжу фронтовой:

Такая красавица мама,

И батя – орёл молодой!

(Т. 7. С. 354-355)

…………………………………………..........................

 

Владимир Михайлович Мамаев (1930-2000)

Самый молодой из кузбассовцев, участвовавших в боевых действиях во время Великой Отечественной войны. Проживал в местах формирования армии. Там и увязался за одной из воинских частей. Неоднократные попытки эвакуировать мальчонку ни к чему не привели, а солдат-сопроводителей строго наказывали за то, что не могли в пути углядеть сорванца и доставить в указанный пункт.

В конце концов после очередного возвращения командир полка устало махнул рукой. Так и стал Владимир сыном полка, разведчиком во 2-й Гвардейской армии. Участвовал в освобождении Донбасса, Северной Таврии, Севастополя, затем в боях за Прибалтику и Восточную Пруссию.

После войны жил в Кемерово, там выпустил четыре книги стихов: «Тишина» (1971), «Осенний свет» (1985), «Завалинка» (1985), «Землянка» (2000). Похоронен в д. Акимовка Жиздринского р-на Калужской обл.

 

Мне о любви бы, о весне,

Да вот беда, не пишется.

Я на войне, большой войне,

Под деревенькой Лишица.

Живой ли, мёртвый – не понять,

Накрыло миной-шанежкой.

И чудится мне, будто мать

Тихонько кличет: «Ванюшка...»

И голос трепетный, грудной

Журчит, как заклинание:

«Вставай, Иванушка, родной!

Вставай, ты только раненый».

Но мне не сдвинуться, не встать.

Земля сырая, липкая...

И надо мной Россия-мать

Качает дымку зыбкую.

                   ***

ТИШИНА

Ещё вчера была война.

Ещё вчера смерть лютовала,

А нынче зыбкая волна

Баркас качает у причала.

Как лист опавший, шелестит

И мирно лижет серый берег...

У моря человек сидит,

И человек ещё не верит,

Что всё прошло, что нет войны.

Что он живой, что он вернётся.

От непривычной тишины

Он тихо плачет и смеётся.

А море ласково шумит,

И волны плещутся о берег...

У моря человек сидит...

И в тишину ещё не верит.

                    ****

В КИНО

                                                  Ю. Бондареву

За кадром кадр, как вал девятый,

С экрана катят на меня.

Здесь всё про нас, про нас, ребята,

Про те три ночи и три дня,

Когда в степи, под Сталинградом,

Решалось: быть или не быть!

А танки прут, как на параде,

И надо их остановить.

«Горячий снег»... Он был горячим.

От нашей крови красным был...

Девчушка рядом тихо плачет,

Старик глаза рукой прикрыл...

И снова, будто мёртвой хваткой,

Сдавило горло – как дышать?

Где ты теперь, комбат Горбатко,

И ты, наводчик, Костя Надь?

А танки, словно вал девятый,

С экрана катят на меня,

И на броню идут ребята,

А у ребят... шинель – броня.

                  ***

                                    Мих. Борисову

Мы с тобой из-за парты

На войну уходили.

Не в вагоне плацкартном

Мы по жизни катили.

За отцовскими спинами

Мы не прятались, нет.

Становились мужчинами

Мы в четырнадцать лет.

Жили – грудь нараспашку, –

Себя не щадили.

Говорят, мол, в рубашке

Нас мамы родили.

Может быть, и в рубашке,

Но она – не броня.

На могилах ромашки,

А в могилах друзья...

                 ***

Мелькают за окнами сосны.

Разъезды вдогонку бегут.

Как всё это сложно и просто –

Сквозь годы нас в юность везут.

Везут... колоколят колёса,

Промокшие вёрсты шуршат.

Уставшие, будто с покоса,

Гвардейцы – товарищи спят.

А мимо, как пули, со свистом

Товарные мчат поезда.

И снова во мне, как горнисты,

Трубят грозовые года,

И снова окопные будни,

И снова тринадцать мне лет…

Как песня, рождённая трудно,

Встаёт над землёю рассвет.

По нивам ржаным, как пехота,

Седые туманы ползут...

И снова гвардейские роты

На штурм Кёнигсберга идут.

                  ***

МАКИ

Был кончен яростный и жаркий

Бой на пригорке, у реки.

На хрупких ножках маки яркие

Тянули к солнцу лепестки.

Каких людей кругом косила

Коса безумия и зла...

Но не было у смерти силы,

Чтоб эти маки сжечь дотла!

                   ***

РОДИНЕ – РОССИИ

Не на китах, а на Иванах

Стояла и стоит она!

Как мать, к могиле безымянной

Щекой прильнула тишина.

А чуть поодаль – две берёзы,

Как вдовы скорбные стоят,

И не роса – земные слёзы,

На листьях, на ветвях дрожат.

О, сколько их, немых курганов,

Понаворочала война!

А в тех курганах спят Иваны.

И матерям их – не до сна.

(Т. 7. С. 417-420)

……………………………………………......................

 

Юрий Николаевич Могутин (1937)

Родился в семье дипломата, репрессированного в 1938 г. Жена с малолетним сыном как члены семьи врага народа были высланы из Москвы. Детство Юрий провёл в эвакуации на Урале и в разрушенном Сталинграде. После войны учился в школе рабочей молодёжи, работал на стройках по восстановлению Сталинграда, матросом на рыболовецком судне на Каспии, служил в авиации в Прикарпатье. Окончил историко-филологический факультет Волгоградского пединститута, Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А. М. Горького. Преподавал в Забайкалье русский язык, сотрудничал в сибирских газетах. Выпустил несколько стихотворных сборников, в том числе в Кемеровском книжном издательстве: «Ветер Севера» (1981), «Я обнаружил» (2001), «Мазутные караси» (2002) и другие. Пишет стихи для детей, прозу. Живёт в Москве.

 

Державы автобиография:

Окопы, карточки, война;

Сапог солдатских хруст по гравию;

На трудодень – стакан пшена.

Потом и эта власть состарилась,

Сменила строй, и герб, и стяг.

А я, Егоров-и-Кантария,

Всё лезу с флагом на Рейхстаг.

А вот я с фронта еду поездом,

Проехал Витебск, Вязьму, Гжатск.

Но мне ступить на землю боязно:

В ней люди русские лежат…

                       ***

ПАМЯТНОЕ

Я сдыхал, а жизнь всё равно текла,

Мне в гримасу стужа сводила рот.

Я потёмок ждал, чтоб украсть тепла,

Если в эту ночь повезёт.

Из депо сипел паровозный пар –

На парах пыхтел огнезёвый зверь,

Источала топка несносный жар.

А в избе у нас примерзала дверь.

У него же – тендер угля, балласт.

Это – корм слона за его труды.

Но не то что мне – никому не даст

Он еды своей и воды.

А вокруг – набитая углём страна.

Но она не то чтоб мне не нужна,

Как и я не то чтобы ей нелюб.

Но трещит мороз, а печь холодна,

И больная мать лежит у окна,

И сварить мне не на чем суп…

Мой голод ел траву и жрал коренья,

Мои молитвы стали на колени.

Господь судил мне кончить жизнь во рву.

Лежала степь – волчцы* да черепица,

Пришёл кирдык в ежовых рукавицах.

Едва ли я до смерти доживу.

Тогда-то и подался я на Север –

Там легче отделить зерно от плевел.

Не знало время, что его в обрез.

Всяк Божий день меняется погода,

И не добрать до вечности полгода.

На помыслах поставлен жирный крест.

Щенок и кот – друзья по малолюдью –

Гоняют птиц и дышат полной грудью.

Счастливые! Чего им не дышать?

Набить брюшко да учинить проказу…

Привычка жить рождается не сразу.

У них талант – хозяев утешать.

Жизнь, как кроссворд, не разгадать по клетке.

В четвёртый год последней пятилетки

Я рассказал бы вам судьбу мою.

Но окликают, свесившись с подножки,

И райсобес мне начисляет крошки,

И критик зол: невесело пою.

_________________________________

* Колючая сорная трава.

                            ***

Звёзд муравьи по небу шагали строем,

Время переходило вброд Ниагару плача,

Кормчий предстал пред миром антигероем,

Рухнул привычный миф, ничего не знача.

Ярче солнца сияет реклама колы,

Нам общепит готовит чумные брашна,

В речь, как клопы, налезли чужие глаголы.

Крикнешь в пространство: «Русь!» – отзовётся: «Раша…»

Цены взбесились, и по былой привычке

В памяти воскресает: голод, война, блокада.

Соль запасаем, мыло, крупу и спички,

За валидол хватаемся, дети ада.

Чёрный Чернобыль прошлого ослепляет.

Крах пережили, ссылку, и вот стареем.

Время сорит несчастьями, как репьями.

Падаем в дёрн, добычею став кореньям…

(Т. 7. С. 482-484)

 

Том 8

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Владимир Андреевич Переводчиков (1935-2020)

Родился в с. Нижний Калгукан Калганского р-на Читинской обл. Окончил заочный Университет искусств им. Н. К. Крупской (1961), Всероссийскую творческую мастерскую эстрадного искусства ВТМЭИ (1966). В 1961 г. начал выступать на эстраде с фокусами, конферансом и клоунадой. Работал в Читинской (1961–1971), Красноярской (1971–1978), Кемеровской (1978–1994) филармониях, снимался в документальных фильмах. Первая юмореска опубликована в журнале «Сибирские огни» (№ 1, 1969). Печатался в журналах «Енисей», «День и ночь», «Огни Кузбасса», «Литературный Кузбасс». Автор более 10 книг различных жанров. Заслуженный артист РСФСР.

 

ПОЛЕВОЙ ПОЧТЕ

По Млечному Пути ушли на фронт селяне,

Ушли и растворились в глубине.

Грохочет бой на звёздном расстоянье.

А те, кто дома… тоже на войне.

Но позже на одну всего надежду

От выстрела, от взрыва, от штыка.

Бойцы живут в своих домах как прежде,

Хотя три дня уже «летят в века».

Встаёт вдова, ещё женой считаясь,

И постоянно дети ждут отца.

В дыму трубы звезда ночная тает.

Рассвет плывёт без края, без конца.

Помедли, почта, и сошлись на горы.

Бегут детишки в школу сентября

По хрусту луж, а ты несёшь им горе.

А это зря,

               а это зря,

                               зря,

                                      зря!

Постой – ведь ты же «полевая» – в поле,

Замешкайся у края, где война.

На час, на два или на смену в школе,

Урок сегодня «День Бородина».

(Т. 8. С. 40-41)

……………………………………………......................

 

Семён Аркадьевич Печеник (1940-2006)

Работал санитаром на скорой помощи, служил в армии. Окончил Кемеровский мединститут, там же более 30 лет преподавал. Печатался в журналах «Новый мир», «Студенческий меридиан» (Москва), «Радуга» (Киев) и др. Автор нескольких поэтических сборников.

 

ИЗ ДЕТСТВА

Опускаю слегка ресницы…

Вижу чёрточки в темноте.

Он в зените. Это не птица.

«Мессер!» Свастика на хвосте.

Не стирается. Не сотрётся!

Наплывает на мой зрачок.

Вот сейчас фашист улыбнётся

И нажмёт спусковой крючок.

                      ***

Сомкнув свои плечи, в могиле лежат

Близ маленького постамента.

Здесь семьдесят тысяч советских солдат

На тыще квадратных метров.

Лишь сотня суровых надгробий стоит

В багровом наплыве тюльпанов.

Вот здесь обороны несвергнутый щит,

Военные первые раны.

Как будто бы в очередь в небо стоят.

И нету здесь знаков различий.

Кровь с верхних стекает на нижних ребят,

Разносятся окрики птичьи.

Кричат над весенней землёю грачи,

Над Пулковым многострадальным,

А здесь омывают могилы ключи,

Как будто единое сердце стучит

В суровый гранит погребальный.

                    ***

Порою в обстановке сытой,

Здесь, в ресторанной суете,

Оркестр играет деловито

«На безымянной высоте»*.

Официант несёт второе,

Вокруг приборами гремят,

А их осталось только трое

Из восемнадцати ребят…

Постыдно, роясь в винегрете,

На танцы глупые смотреть…

Взлетает, падает ракета.

И мальчики идут на смерть.

________________________________

* Популярная песня о Великой Отечественной Войне, записанная для к/ф «Тишина» (1963, режиссёр В. Басов). Слова М. Матусовского, музыка В. Баснера.

                   ***

ДОМ 1946 ГОДА

Вот там, где остановка нынче «Цирк»,

Стоит тот дом сорок шестого года,

Стоит на обозрении народа

И сам обозревает новый мир.

А рядом цирк вздымает свой шелом.

Мерцает серебром тяжёлый гребень.

Легко и ярко он восходит в небо,

Украшенный металлом и стеклом.

А дом, покрытый серой штукатуркой,

Как будто парень в старенькой тужурке,

Но пламенем душевным освещён.

Он временам своим навеки предан –

В нелёгкий, первый год после Победы

Солдатскими руками возведён.

                                               1980

                   ***

КРАСНЫЙ ПОЯС

Я помню хрип надорванной трёхтонки,

Был на перроне флаг щемяще ал.

Взметнувшиеся шпалы из воронки,

Воздетый к звёздам рельсовый металл.

Но путь сшивали, и оживший поезд

Летел в Кузбасс сквозь страшную войну.

И всё сильней

Теплушек красный пояс

Затягивал

Урал, Сибирь, страну.

                  ***

В ТИРЕ

В заснеженном Ленинск-Кузнецке

Война приземлила меня.

Впадала в сибирское детство

Зелёная речка Иня.

Мне снились тогда командиры

В будёновках с алой звездой.

«Садили» махру возле тира

Учащиеся ФЗО*,

И мне инвалид на ступеньках

Винтовку порой выдавал.

Шептал: «Цель под свастику, Сенька», –

И я иногда попадал.

И я принимал как мужчина

Геройский, казалось мне, вид,

Когда говорил «молодчина!»

Угрюмый седой инвалид.

______________________________

* Школа фабрично-заводского обучения.

                          ***

ЛЕНИНГРАДСКАЯ ОЧЕРЕДЬ

                                    Владимиру Дагурову

Ленинградская очередь!

Ты меня не гони,

Ты, блокадная очередь,

Душу мне сохрани…

Осени меня, очередь,

Взглядом сумрачных глаз,

Я спрошу нынче ночью:

– Кто последний из вас?

Мне негромко ответят,

И пойму я тогда –

Чем глаза эти светят

Сквозь метель,

Сквозь года!

Я запомню всё прочно,

Я, как хлеб, сберегу:

Цепь людей тёмной ночью

На декабрьском снегу;

А она всё короче…

Всё дальше те дни…

Ленинградская очередь!

Душу мне сохрани.

                   ***

На фронт тянулись тысячи дорог.

Такой нагрузки не знавали шпалы:

Алтайский хлеб,

Кузбасский уголёк

И танки из кузнецкого металла.

И был тогда крутой беды посол.

И похоронка в каждый дом – не новость.

И вот тогда, кто и куда пошёл,

Решали

Военком

И совесть.

(Т. 8. С. 62-66)

…………………………………………………...............

 

Владимир Тимофеевич Поташов (1941–1979)

Поэт, писатель. Родился в Пскове. Его отец, Тимофей Ефимович, погиб на фронте. Володя с матерью, Анной Ивановной, грудным ребёнком оказался в фашистском концлагере. В 1945 г. они вернулись в Псков, а в 1946-м мама и тётя мальчика погибли в автокатастрофе. Воспитывался В. Поташов в Ашевском детском доме Беженицкого р-на Псковской обл. Учился в ремесленном училище в Ленинграде, служил на Северном флоте, на атомной подлодке, награждён знаком «Отличник ВМФ».

Впервые опубликовал стихи в 1961 г. во флотской газете, печатался в городских и областных газетах, журнале «Наш современник». Первый сборник стихов, над которым работал сам поэт, был сдан в печать редактором Т. И. Махаловой в 1980 г., издан в начале 1981 г. На Кузбасском телевидении 29.04.1981 вышла телепередача «Владимир Поташов. По небу птичья клинопись…». Участвовал в коллективных поэтических сборниках «Дыхание земли родимой» (1979), «На Родине моей повыпали снега…» (1998), «Писатели Кузбасса: хрестоматия. Проза, поэзия» (2007), «Русская сибирская поэзия. Антология ХХ век» (2008) и др.

 

Кого винить в разгневанную пору –

Гнезда на пепелище не совьёшь:

Фронтовики поуходили в город,

За ними потянулась молодёжь.

А здесь, буйноголосая такая,

На удивленье вымахала рожь.

И радоваться б надо урожаю,

Да вот беда – жнецов не наберёшь.

Отмеченный военною печатью –

Пустой рукав до самого плеча, –

Пришёл тогда к детдому председатель

Сельхозартели «Знамя Ильича».

Они курили, у конторы стоя,

Директор наш и этот, без руки,

И нам казалось, будто карту боя

Сверяли второпях фронтовики.

Мы подходили шумною ватагой

И орденов касались, осмелев.

«Ну что, орлы, идём на хлеб в атаку?» –

И мы кивали, сопли подтерев.

И приветливость во взгляде,

И следы былой красы,

И подзорник* на кровати,

И стенные бьют часы.

Всё стучат себе, как будто

Не коснулось время их.

Умиляешься уютом

Тех годов сороковых:

И голубенькие шторы,

И погорбленный комод,

И картина, на которой

Лебедь белая плывёт.

На стене портрет солдата –

Отливает чуб смольём.

«Собиралась жить богато

За военным королём.

Молода была, красива.

Не моя, видать, вина –

Собиралась жить счастливо,

Собиралась, да война…

Говорят, мол, жизнь не птица,

А мелькнула, как во сне…»

Нервно дёргаются спицы,

Рвётся нитка мулине**.

И на всём печать покоя:

Стены, старенький комод…

И сквозь всё пережитое

Лебедь белая плывёт.

________________________________

* Полоса ткани с вышивкой или кружевом, пришиваемая к одному из длинных краёв простыни.

** Специальная пряжа для вышивания или других видов рукоделия.

(Т. 8. С. 100-101)

 

Том 9

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Валентин Васильевич Махалов (1933-2010)

Родился в г. Горький (ныне Нижний Новгород). Окончил фабрично-заводское училище, работал слесарем-водопроводчиком, автосборщиком на Горьковском автозаводе. Затем учился во Владивостокском высшем мореходном училище, а потом на факультете журналистики Ленинградского университета. После окончания ЛГУ приехал в Кемерово, сотрудничал в газете «Кузбасс», позднее был корреспондентом «Строительной газеты» по Западной Сибири. В 1960 г. в Кемеровском книжном издательстве выпустил первый сборник стихов – «Сердце ищет песню». Автор более трёх десятков книг стихов, очерков и прозы, среди них «Ступени к солнцу», «Полюс любви», «Возраст сердца», «Высокая грива», «Тихая родина». Почётный работник культуры Кузбасса.

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ ОТЦА

Ясным полднем

Далёкой весёлой весны

Мой отец возвратился с войны.

Он дубовые двери

Легко распахнул –

За порогом оставил войну.

Он пожитки армейские

Сбросил с плеча.

Он прошёл по избе,

Сапогами стуча.

Я метнулся к небритой

Отцовской щеке –

Билась трепетно жилка

У отца на виске…

Полдеревни людей

К нам в тот день собрались,

Чтоб услышать рассказ

Про военную жизнь.

Про военную жизнь,

Про лихие года.

Было тяжко тогда.

Было горько тогда…

Тихо плакали бабы

О погибших мужьях,

И хмурели бровями

Возле них сыновья.

Ночь плыла над деревнею

В редких огнях –

Где-то зрело начало

Хорошего дня.

С добрым солнцем,

С работой до пота в лице…

Вот и всё,

Что я вспомнил

Сейчас об отце.

            ***

РОВЕСНИКАМ

Отцы уходили,

Хмурея лицом.

Деревня им вслед голосила.

И я со своим попрощался отцом

И слёзы сдержал через силу.

Отцы уходили

На голос войны.

Печально скрипели подводы.

И вслед им глядели тревожно сыны

Рожденья тридцатого года.

Родные мальчишки,

Погодки,

Друзья,

Мы рано тогда возмужали.

В те годы в деревне,

Наверно, не зря

Мужчинами нас называли.

Нас слабость душила,

Нас голод качал,

Недетские гнули заботы,

Но вынесли мы

На ребячьих плечах

Большую,

Мужскую работу…

Мы твёрдо ступаем

С тех пор по земле –

Нас верить

Война научила

В двенадцать неполных

Мальчишеских лет

В терпенье, упорство и силу.

                ***

ПРЕДВОЕННОЕ УТРО

Затопила мама печь

Рано-рано утречком.

Проплывает по избе

Молодою уточкой.

Из трубы летит дымок

Небу в синий потолок.

Просыпается за речкой

Птичьим щебетом лесок.

На дворе растёт трава,

На траве лежат дрова.

Говорит мне моя мама

Очень добрые слова:

– Петушок пропел давно.

Просыпайся, мой сынок…

Солнце мягкой позолотой

Красит в спаленке окно.

Я гляжу на белый свет –

Мне всего-то восемь лет.

Я впервые понимаю,

Что меня счастливей нет,

Потому что моя мама

На меня светло глядит,

Потому что наши беды

И потери – впереди.

Из трубы летит дымок

Небу в синий потолок.

(Т. 9. С. 528-530)

 

Том 10

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Борис Васильевич Бурмистров (1946)

Родился в Кемерово в семье рабочих. В 1964 г. окончил Кемеровский химико-технологический техникум. Работал по специальности в городах Кемеровской обл. (Кемерово, Прокопьевск, Березовский) и в районах Крайнего Севера, прошёл путь от бульдозериста, механика – до главного механика, замначальника стройуправления, замдиректора завода. С 1984 г. полностью посвятил себя литературному труду. Автор большого числа публикаций в центральной и областной периодике, а также нескольких книг стихов (первая – «Не разлюби»; Кемерово, 1989), изданных в Кемерове, Москве, Санкт-Петербурге. Был советником губернатора Кемеровской обл. по культуре. Почётный работник культуры Кузбасса. Заслуженный работник культуры РФ. Живёт в Кемерове.

 

Послевоенная братва –

Пилотки, звёзды, гимнастёрки.

А по дворам бредут слова –

«Вдова, калеки, похоронки».

Как это было всё давно –

Страданья, слёзы ожиданья,

Доныне светится окно

Там, где жила вдова Наталья.

Там по соседству – инвалид

Ей бередил гармошкой душу…

Она за то его простит

В ту зимнюю и злую стужу,

Когда его в короткий гроб

Положат бабки, отпевая,

Она ему окрестит лоб

И, в путь последний провожая,

Смахнёт слезу и запоёт,

Да так отчаянно и горько:

«…Наверно, милый мой идёт,

На нём защитна гимнастёрка…».

                    ***

ОТЕЦ

Пришёл с простреленной рукой,

Но слава ветру, что живой.

От ветра дрогнула рука,

Прицел нарушив у врага.

Но страшно мне, а если б нет:

Ослаб бы ветер в тот момент

Или совсем в тот миг затих…

Недосчитался б мир двоих.

                 ***

ПИСЬМО ДЕДУ

Отправляя письмо, я ответа не жду,

Не придёт он, уверен я в этом.

В том далёком теперь сорок первом году

Я расстался, не встретившись, с дедом.

Фотография в доме да надписи след

Полустёртый: «До встречи, родные…»

Через много печальных и радостных лет

Я прочёл эту надпись впервые.

Я прочёл эти строки, запомнил слова:

«До свиданья… с победой… до встречи…»

Вот уже поседела моя голова

И сутулиться начали плечи.

Не услышал от деда я даже словца,

Вот и бабка уже на погосте,

И праправнуки шустро слетают с крыльца,

И другие приходят к нам гости.

Я пишу тебе, дед, так уж хочется мне

Поделиться и счастьем, и горем…

Задержался ты что-то на клятой войне,

Всё чужим где-то бродишь ты полем.

Мы живём на земле, сохранённой тобой,

На дворе снова лето. Как просто!

Светит солнце, с небес сыплет дождик слепой,

Говорят, что он нужен для роста.

Подрастут твои правнуки, дай только срок,

Разлетятся не все из-под крова…

Ты б приехал к нам летом, с покосом помог

Да с друзьями бы встретился снова.

Жив ещё и здоров твой погодок – Семён,

Помнишь, тот, что с гармошкой, бедовый,

Был в соседку Марию безумно влюблён.

Он теперь лет пятнадцать как вдовый.

Изменилось село, жизнь иная идёт,

Неизменной останется совесть.

Вот уже и меня внучек дедом зовёт,

Продолжается времени повесть…

И у нас нынче, дед, много дел и забот –

Сохранить и сберечь всё родное.

Я по адресу старому – Западный фронт –

Отправляю письмо заказное.

(Т. 10. С. 150-152)

………………………………………………....................

 

Юрий Дмитриевич Дубатов (1947)

Родился в Кемерове, где живёт и в настоящее время. Окончил исторический факультет Кемеровского университета, аспирантуру и Заочный народный университет им. Н. К. Крупской. Всю жизнь посвятил работе в школе (преподавал черчение и рисование). Публиковался в журнале «Огни Кузбасса».

 

НАЧАЛО РОДОСЛОВНОЙ

Я сын той рождественской ночи,

Которую помнил отец,

Он третьего сына пророчил,

Вернувшись с войны наконец.

Иссечены были медали,

Муар* на колодках истлел,

Как много они повидали…

И как это батя сумел?

Не весь он, видать, расплескался

В кровавых, жестоких боях…

И здесь мужиком он остался,

В последних своих соловьях.

Печатается по журналу «Огни

Кузбасса», № 2, 2019.

___________________________________

* Ткань с переливами разных тонов и полутонов. Многие ордена и медали выпускаются на колодке с муаровой лентой.

(Т. 10. С. 293-294)

……………………………………………….....................

 

Александр Иванович Катков (1950-2021)

Родился на казачьем хуторе Зайцево Ставропольского края. После окончания средней школы поступил в Пятигорский институт иностранных языков, продолжил учёбу на факультете германистики в Лейпцигском университете им. К. Маркса (Германия), защитил дипломную работу на тему «Современная немецкая эпиграмматическая лирика». Служил в ракетных войсках в Прибалтике. В 1970-х гг. жил в Германии, работал переводчиком, затем преподавал немецкий язык в вузах Кемерово.

С 1983 г. занимался профессиональной литературной деятельностью, в том числе как переводчик (в частности, в 1992 г. перевёл роман Я. Флеминга «Жить и дать умереть»). Член Союза писателей России с 1992 г. В последние годы работал специалистом по связям с общественностью в Доме литераторов Кузбасса. Как поэт печатался в региональной и центральной периодике, в коллективных сборниках. Автор поэтических сборников «Синие ставни» (1985), «Ветер славянства» (1990), «Чаша» (1992), «Путь на Итаку» (1993), «Сирень» (2005), «Россия, моя Берегиня» (2010), «Вина» (2016).

 

ХОДИКИ

                                                   Памяти бабки моей Федосьи Фёдоровны

Говорила: «Ну что вы всё ходите

Мимо окон, проезжий чудак?»

А в простенке перечили ходики:

«Может – он?

 Может – твой?

 Может – так?»

А потом они так отмеря́ли,

Феодосья, свиданья твои,

Что и сами собой замирали

В ночи, полные бабьей любви.

Как же время жестоко бежало

Под размеренную тишину!

Ты готовила, шила, рожала,

Провожала его на войну.

В ожиданье грядущей печали

Заржавел голубой циферблат.

В сорок пятом всё лето стояли –

Это он не вернулся назад.

И казалось, истошному крику

Всю себя до конца отдала.

Но потом ты подправила гирьку,

Стрелки правильно подвела.

Поднимала себя и сына,

И на внуков хватило сил,

У которых теперь над камином

Электрические часы.

Нет тебя. Только крест

над холмиком

На погосте, среди тополей.

Но не крест – я поставил бы

ходики,

Словно памятник жизни твоей.

 

КОЛЯ-ЛИМБА

С каждым встречным в деревне знаком,

Подавая дрожащую руку,

Ходит он дурак дураком,

Знаменитый на всю округу.

Помутненья больной арестант,

Был и он на земле семилетним,

Но под драпающий «фердинанд»

Он попал по зиме в сорок третьем.

Он остался меж гусениц цел,

И с тех пор сорок мирных июней

Он, войны несмышленая цель,

Распускает от радости слюни.

Коля-Лимба, ну спой «Камыши»!

И тотчас же на полном серьёзе

Коля-Лимба поёт от души,

Растирая чистейшие слёзы.

Он не помнит, наверно, войну,

Да и танк тот, наверно, не помнит.

И бросают монетку ему

На дрожащие мелко ладони.

Он свидетель неслыханных драм,

С каждым годом всё больше седея,

Ходит эхом войны по дворам,

Где его осторожно жалеют.

                     ***

22 ИЮНЯ

Даже шальные птицы

не пели тогда в июне,

Лишь гнулись буйные травы

под тяжестью утренних рос.

Была тишина такая,

что, если и ветер дунет, –

Слышно на всю Россию

тревожный шёпот берёз.

И будущие отец мой и мама

уже не могли друг без друга.

Но фашисты спружинились

и в самый последний миг

В цейсовские* бинокли

с левого берега Буга

Нагло разглядывали родину,

выцеливая часовых.

______________________________________

* Производства немецкой фирмы Carl Zeiss.

Подборка предоставлена автором.

(Т. 10. С. 428-430)

 

Том 11

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Николай Иванович Колмогоров (1948-1998)

Родился в Кемерово. Трудовую деятельность начал в 16 лет учеником токаря на заводе «Кузбассэлектромотор». В 1964-1965 гг. учился на вокальном отделении Кемеровского музыкального училища. Служил в армии. Сменил множество профессий: был сгонщиком древесины на лесосплаве, разнорабочим, слесарем-наладчиком, дворником, литсотрудником ряда газет... Жил на Алтае, работал в сувенирном цехе, потом в пос. Бирюли Берёзовского р-на Кемеровской обл., печатался в местной газете, затем уехал в Москву.

В 1987 г. окончил Высшие литературные курсы. Первая поэтическая публикация состоялась в 1965 г. в газете «Комсомолец Кузбасса». Печатался в альманахах, коллективных сборниках и журналах «Огни Кузбасса», «Земля Кузнецкая», «После 12» (Кемерово), «Сибирские огни» (Новосибирск), «Наш современник» (Москва). Автор поэтических сборников «На земле светло» (1977), «Дом» (1983), «Травяное окно» (1983), «Пора кучевых облаков» (1989), «Хлеб исканий» (1993), «Избранные стихи» (1997), «Травяное окно» (1983). Похоронен в Кемерово на Центральном кладбище № 1.

 

МАТЬ СОЛДАТА

Из Рязани, Тагила, Сибири

и откуда ещё

– не узнать! –

Он лежит под звездою в могиле.

Ждёт его, дожидается мать.

Ждёт она. Ожидания эти

невозможно представить душе.

А вернее всего, что на свете

нет и матери этой уже…

Помню только: под вечер, где глухо

облака залегли вдоль дорог,

молчаливо стояла старуха.

Тёмным ветром вздувало платок.

Мы слишком поздно молодыми стали,

мы слишком рано начали стареть.

«Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин»* –

нас научили в школьном хоре петь.

Пусть нынче упрекают нас за это.

Себя считая сменою бойцов,

мы верили в грядущие рассветы,

в святую правду дедов и отцов.

Мы верили в призывы и скульптуры,

и в площадей краснознамённый шквал…

Я сам в объятья цепной конъюнктуры

по воле сердца, искренне попал.

Чего скрывать: гордился я сверх меры,

а вовсе не замаливал грехи,

когда с кремлёвской сцены пионеры

выкрикивали в зал мои стихи.

Мне льстило, что студенты и солдаты,

и ветераны, знавшие бои,

в дни очень красной, очень важной даты

в газетах строки видели мои…

Пусть нынче над Кремлём другое знамя,

но вспомним, коль пошла о прошлом речь,

что всё, что было, – это было с нами.

Не зачеркнуть, не выбросить, не сжечь.

С минувшим связь порвать красивым жестом –

ведь это всё равно, что нынче нам

предать сержанта, павшего под Брестом,

и плюнуть в парня, строившего БАМ.

А тот солдат, Отчизне дав присягу,

шёл сквозь огонь в смертельный свой десант.

Но дедовской медалью «За отвагу»

торгует на Арбате «коммерсант».

Поэты, слесаря, врачи, премьеры…

Да что перечислять – народ, страна –

мы были все одной, единой веры,

Так значит, и вина – на всех одна.

Одни и те же в каждом сердце раны,

И боль одна за жизнь родной земли…

Но в пиджачишках ветхих ветераны

на хлеб считают скудные рубли…

                                                  1992

__________________________

* Из песни «Марш советских танкистов» Дм. и Дан. Покрасс на слова Б. Ласкина.

 Подборка предоставлена А. Г. Ибрагимовым.

(Т. 11. С. 20-21)

……………………………………………….....................

 

Виталий Артемьевич Крёков (1946-2016)

Родился в Бийске Алтайского края. Окончил ФЗУ по специальности «каменщик-обмуровщик». Занимался в литературной студии «Притомье». Работал каменщиком, клал печи и камины. Печатался в газетах и журналах «Кузбасс», «Комсомолец Кузбасса», «Москва», «Наш современник», «День и ночь», «Огни Кузбасса», «Сибирь», «Сибирский тракт», в сборниках «Дыхание земли родимой», «Мы – Притомье», «На тебя и меня остаётся Россия», «Пять стихотворений о любви», «На Родине моей повыпали снега…», «Собор стихов». Автор книг стихов и прозы «Лицо твоё» (1980), «Цветы картофельных полей» (1992), «Всё родное, хорошее» (1993), «Наша бедность граничила с Богом» (1995), «Соломенный мост» (1996), «Деревьев люд смиренный» (2005), «Воспитание кривых брёвен» (2011).

 

Весть по посёлку, словно буран, –

Умер Галимов ночью от ран.

Утро Победы встречает страна.

Он не наденет свои ордена.

Чисто и ало страна поднялась,

Звёздочка робко над нею зажглась.

Печатается по антологии «Русские стихи 1950-2000 годов»

(М.: «Летний сад», 2010)

(Т. 11. С. 90)

……………………………………………...................

 

Иосиф Абдурахманович Куралов (1953)  

Родился в Прокопьевске Кемеровской обл. Окончил режиссёрское отделение Кемеровского института культуры. Работал в СМИ, в учреждениях культуры и образования. Ныне – заместитель председателя Союза писателей Кузбасса, главный специалист Дома литераторов Кузбасса, заведующий отделом поэзии журнала «Огни Кузбасса», руководитель литературной студии «Свой голос». Печатается с 1970 г. в журналах «Огни Кузбасса», «Литературный Кузбасс» (Кемерово), «Сибирские огни» (Новосибирск), «Сибирь» (Иркутск), «Бийский вестник» (Бийск), в газете «Кузбасс» и других изданиях. Автор нескольких книг стихотворений и поэм, первая – «Пласт» – вышла в 1985 г. с предисловием Ю.П. Кузнецова.

Живёт в Кемерово. Воевали дедушка по маме, Гиляздин Закирзянович Хабибуллин (награждён медалью «За отвагу», и дядя, Захар Гореевич Мергазизов (служил во флоте).

 

Однажды древняя старуха

В неясном состоянье духа

Спросила сквозь свои мечты:

– Ну, уж войну-то помнишь ты?

– Конечно, помню, – я ответил. –

Вокруг меня носился пепел,

Когда явился я на свет.

Страна сказала:

– Хлеба нет.

– Но неба много! – я сказал.

И белый свет в ладонях сжал.

Страна спросила:

– Где отец? –

И за меня мой дед ответил:

– Отца в войну скосил свинец.

Мальца родил военный пепел. –

И пепел превратился в свет.

Отца мне заменил мой дед.

Страна сказала:

– Нет вождя.

Осталось имя, как звезда,

Что над могилами родными.

Кому дадите это имя?

– Дитю, – сказала мать родная.

– А выдержит ли?

– Я не знаю…

Смотрю сквозь время на страну.

И свет в ней всюду замечаю.

И вновь старухе отвечаю:

– Конечно, помню я войну.

                                         1982

                         ***

ДЛЯ МЕЛКОГО В ОГРОМНОМ МЕСТА НЕТ

Для мелкого в огромном места нет.

Россия победила в сорок пятом.

Пир начался. Мелькнуло много лет

В Отечестве, Победою объятом.

А вы, союзнички, раз-два – кру-угом!

И – за одну компанию с врагом.

Победа вас не очень увлекла.

А общая кампания была.

Вы в занавес железный завернулись,

Чтоб вам не видеть, как мы захлебнулись

Солёными слезами, кровью, потом,

Когда мы пировали по субботам.

По воскресеньям тоже пировали.

Ладонями земную твердь вскрывали.

Поберегись, родимая сторонка!

В ладони хлопнем – и в земле воронка.

Хотя бы и с природою вразрез

Нам позарез был – угольный разрез.

Шёл пир труда. Жестоко. Беспробудно.

А нам без праздника работать трудно!

Чтоб сделать будни нам разнообразней,

Шли на работу с песней, как на праздник.

И праздновали в шахте без обеда.

Не вам судить, раз к нам пришла Победа!

Пузатых кошельков мы не имеем.

Мы – нищие. Но мы вас пожалеем.

Мы нашу бочку слёз на вас не катим.

За слёзы только мы деньгами платим.

Мы покупаем слёзы всей Земли,

Чтобы они дождём у нас прошли.

Мы – океан. И знаем мы заране:

Не больше станет соли в океане.

Страну война ограбила жестоко.

А солнце шло не с Запада – с Востока.

К нам против солнца – с Запада пришли.

Всё что искали здесь, они нашли.

Нам многого по списку не хватало:

Отца, руки, ноги, еды, жилища.

Всё, что имели мы, броня впитала.

Зато духовная ценилась пища!

К вершинам духа нас вела дорога.

Раз мало хлеба – значит, неба много!

Мы только небо в мире замечали.

И с чистою душой «ура» кричали.

– Ур-ра-а-а! – в пространстве русском раздавалось.

Качало звёзды, в душах отзывалось.

– Ур-ра-а-а! – на Красной площади с утра.

– Солдаты, с праздником!

– Ура! Ура! Ура!

Когда душе в груди и в горле тесно,

Мы не умеем говорить нечестно.

И не умеем говорить бесстрастно.

Масштаб души – Российское Пространство.

А вы к пространствам нашим примерялись?..

Да вы бы, как пылинки, затерялись!

Не выучили вы простой завет:

Для мелкого в огромном места нет.

                                                      1985

                             ***

Этот день, может статься, будет и солнечным:

Траурная человечья река

Пронесёт по проспектам на спинах беспомощных

Последнего фронтовика.

Будет река в бессмертье нести его.

И во всей стране, уцелевшей в огне,

У него не окажется и единственного

Однополчанина по войне.

                                         1974

                   ***

ВОЕННОЕ КИНО

…Горел и плавился металл.

Картонный фюрер трепетал.

А фрицы из окна скакали,

В одних кальсонах убегали…

Я твёрдо помню, что тогда,

В пятидесятые года,

Все мужики – фронтовики.

У дяди Коли нет руки.

У дяди Гены – нет ноги.

Киногерои им – враги.

Их кинолентой не обманешь.

И в кинозал их не заманишь.

Им легче поглядеть в окно,

Чем это самое кино.

А мы на все подряд ходили.

И так легко фашистов били!..

                                            1978

                ***

Фашисты подожгли хлеба.

Пылает Родина до неба.

Глядит старик: видать, судьба…

А что судьба – без корки хлеба?

Тут – верь в судьбу или не верь –

Огню и гневу накаляться.

Где только силы брать теперь,

Чтобы судьбе сопротивляться?

Чтоб дым Отечества и речь

Не позабыть при нищей пище.

Москву и Родину сберечь

Во всём объёме и величье.

Тут путь один. И нету двух.

Мы в этом знанье преуспели:

Вновь спас Отчизну русский дух –

Могучий дух в голодном теле.

                                              1978

                    ***

1953

Ещё была картошка пропитаньем

И клокотал на кухнях чугунок,

И реял флаг над деревянным зданьем,

И транспорт гужевой вовсю волок.

Ещё комсорги «Беломор» курили,

Не признавая тонких сигарет.

И ордена по праздникам носили,

Которых у парторгов нынче нет.

Ещё отцов мальчишкам не хватало.

Пузатых, крепкогорлых сорванцов

Сама Россия – двойнями – рожала:

Их надо было больше, чем отцов.

А мамки разъясняли сорванцам,

Что их в капустной грядке находили. –

Ты от отца? А я родился сам.

Не верили. А мы им морду били.

                                                   1982

Подборка предоставлена автором.

(Т. 11. С. 135-139)

 

Том 12

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Любовь Алексеевна Никонова (1951-2012)

Родилась в с. Владимировка Безенчукского р-на Куйбышевской (ныне – Самарской) обл. Окончила факультет русского языка и литературы Новокузнецкого пединститута. Работала учителем в с. Ваганово Промышленновского р-на Кемеровской обл., научным сотрудником литературномемориального музея Ф. М. Достоевского в Новокузнецке. Долгое время руководила новокузнецким городским лито «Гренада», литературными студиями «Фесковские литераторы», «Зёрнышко», «Созвездие лиры», «Берег». Автор более 20 книг стихов (первая – «Скрипичный ключ»; Кемерово, 1974) и прозы, а также литературоведческих эссе о творчестве кузбасских поэтов и писателей (Б. Бурмистрова, С. Донбая, В. Мазаева, В. Баянова, Н. Колмогорова и др.). Почётный работник общего образования РФ. 28.01.2020 Новокузнецкий горсовет присвоил имя Любови Никоновой библиотеке «Веста» в Орджоникидзевском р-не города.

 

ШКОЛЬНЫЙ САД

Каким бы я был в сорок первом году?

Я рос бы, как деревце в школьном саду.

Я был бы наивен, как в речке вода,

И в девочку Свету влюблён навсегда.

И были б для чувств моих даже тесны

Цветущие дни предвоенной весны.

Каким бы я был в сорок третьем году?

Я знал бы, за что я сражаться иду.

И школьного сада живительный шум

Пред первой атакой пришёл бы на ум.

И девочки Светы распахнутый взгляд

Смотрел бы мне в душу и вёл через ад.

Каким бы я был в сорок пятом году?

Я вновь оказался бы в школьном саду.

Отвыкший от мирных созвучий солдат,

Я долго бы слушал лепечущий сад.

И робко бы трогала Света, жена,

Добытые в пекле войны ордена.

Печатается по журналу «Сибирские огни», № 7, 2009.

(Т. 12. С. 397)

………………………………………………….............................

 

Владимир Александрович Шумилов (1954-2024)

Родился в с. Фроловка Партизанского р-на Приморского края, детство и юность провёл в с. Борисово Крапивинского р-на Кемеровской обл. В 1976 г. окончил Тихоокеанское высшее морское училище им. С. О. Макарова во Владивостоке. Служил в ВМФ на Камчатке, в Приморье. Военный инженер радиосвязи, капитан-лейтенант запаса. Автор более 20 книг прозы и стихов: «Паруса моей жизни» (1995), «Подранок» (1997), «Стреколёт» (1997) и др.

 

Скажи мне, по какой науке,

Из чьих неведомых краёв

Ко мне ты скорбно тянешь руки

И не находишь прежних слов.

Багровый лист слетел на землю

Среди осенней тишины.

Всего два слова – помню, внемлю,

Хочу, чтоб не было войны.

На клочья воздух рвёт граната,

И слышится со всех сторон

То очередь из автомата,

То раздирает душу стон.

Ты мне конверта треугольник

Шлёшь с тёплой лаской среди строк,

Чтоб я, живой ещё во вторник,

Его прочесть до боя смог…

Сражённый пулей из засады

Ничком откинусь у стены.

Не ради славы и награды –

Но чтобы не было войны…

                       ***

ВОСПОМИНАНИЯ О СТАРОМ ДВОРЕ

Мир слушал старую пластинку.

Она вернула нас в былое.

Я вспомнил двор, девчонку Нинку,

Что встретил раннею весною.

Но так давно всё это было…

Дух тех дворов вокруг летает.

То время сердце не забыло

И что почём, оно лишь знает.

Всё было будто бы вчера –

Ударник вторил саксофону.

И Нинка с нашего двора

Была особою персоной.

Мы приглашали танцевать,

Крутя завод у граммофона.

И не могли, конечно, знать,

Что принесут раскаты грома.

А поутру была война…

И орудийные раскаты

Лишили нас и Нинку сна.

И становились в строй солдаты…

Нам было восемнадцать всем.

Мы слушали свою пластинку,

Где всем двором часов по семь

Кружили в вальсе нашу Нинку.

                     ***

Отчего в начале мая

Плачет ранняя весна,

Дед, свой китель надевая,

Долго драит ордена?

Отчего мы, дня дождавшись,

В парк Победы все идём?

Отчего братишка старший

Замер рядышком с огнём?

Держит внука дед за руку

И тихонько говорит:

– Это память наша к другу

Сквозь года огнём горит.

Этот памятник – во славу

Не вернувшимся с войны,

Чтоб тебе, внучок, по праву

Видеть радужные сны!..

                  ***

НОЧЬ НАД БУГОМ*

Вот-вот взорвётся тишина,

Железный шлам поранит землю.

Раскрыла пасть свою война,

Уже ползёт кровавой тенью.

Пороховая мгла легла

Над дремлющим в тумане Бугом.

И ночь, предательски темна.

Очерчен Брест на карте кругом…

Час ожидания безлик.

В него не хочется им верить…

Рассвет, июнь и… на двоих

Война шинель на плечи мерит.

________________________________

* Буг – река в Восточной Европе, на территории Украины, Белоруссии и Польши.

                           ***

СЫН И МАТЬ

Смахнув слезу, она склонилась,

Держа букет из алых роз.

Шепнули губы: «Боже, милость,

Вот ты ещё на год подрос…»

И словно слыша шёпот мамы,

Застывший в бронзе на века,

Разгладил сын на сердце шрамы,

Чуть сдвинул каску вдоль виска.

Легли цветы у пьедестала,

И прослезилась седина.

Ах, как за жизнь свою устала

С войны сыночка ждать она!

И, словно это понимая,

Сын молча тянет руки к ней.

Прижать любимую желая,

Поговорить немного с ней…

Бросает взгляд мать в небо синее,

Желанье встреч своих храня,

Где журавли, как мысли сына,

Летят в далёкие края.

Печатается по журналу «Огни Кузбасса», № 2, 2011.

(Т. 12. С. 309-312)

 

Подборку произведений кузбасских авторов в антологии «Война и мир» подготовила

Нина Инякина

Источник: https://stihi1941-1945.ru/vse-knigi