Виктор Цыганков. Как молоды мы были. Рассказы о курсантах из новой книги автора «Рота, подъём!»

23 ноября 2020 

В основу новых рассказов автора положены реальные события, происходившие с курсантами 13-й роты Дальневосточного высшего инженерного морского училища имени адмирала Г.И. Невельского, г. Владивосток (1972 – 1977 годы).

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Прежде чем начать повествование о службе и жизни курсантов 13-й роты, хотелось бы совершить экскурс в 70-е годы прошлого столетия, во Владивосток, на продуваемый всеми ветрами полуостров Эгершельд, где располагалось Дальневосточное высшее инженерное морское училище имени адмирала Геннадия Ивановича Невельского.

Это закрытое по тем временам учебное заведение Министерства морского флота СССР готовило кадры для гражданского флота страны. Кроме того, существовавшая в училище кафедра по военно-морской подготовке позволяла курсантам получать и военную специальность, так что выпускники училища получали не только диплом квалифицированного инженера морского флота, но и воинское звание лейтенант военно-морского флота СССР. Факультеты училища: судоводительский, судомеханический, электромеханический – готовили командный состав по всем специальностям плавсостава.

Судоводительский факультет дополнительно включал в себя специальность «эксплуатация водного транспорта» (ЭВТ), где готовили кадры для управления флотом и портами.

Как и во все высшие учебные заведения того времени юноши (набор велся исключительно из числа мужского населения) должны были иметь среднее образование, успешно пройти медицинскую комиссию, сдать вступительные экзамены и пройти по конкурсу, чтобы быть зачисленными на 1-й курс училища.

Все пять лет обучения курсанты находились на полном государственном обеспечении, им выдавалась форменная одежда, обеспечивалось трехразовое питание, место для проживания и даже небольшая стипендия: 10 руб. 50 коп – обыкновенная, 12 руб. 50 коп – повышенная для отличников учебы.

С момента зачисления в училище вся жизнь курсантов строго регламентировалась: от порядка ношения форменной одежды до распорядка дня.

Из числа поступивших на первый курс курсантов одной специальности формировались роты, которым присваивался порядковый номер на весь период обучения. Например, 1-я рота СВФ (судоводительского факультета), 17-я рота ЭМФ (электромеханического факультета). Командирами рот назначались офицеры военно-морского флота, откомандированные для прохождения дальнейшей службы в распоряжение руководства училища. Старшинский состав роты и групп назначался командирами рот, как правило, из числа курсантов, отслуживших срочную военную службу.

Личный состав роты проживал компактно в одном ротном помещении, которым являлся один этаж пятиэтажного типового студенческого общежития. Проживали в комнатах, называемых по-флотски кубриками, по 4 человека.

Командный состав училища, учитывая его закрытый профиль, состоял из двух групп. Первая – гражданские лица, это профессорско-преподавательский состав во главе с деканатами. Вторая – действующие офицеры военно-морского флота в качестве преподавателей достаточно серьезной кафедры по военно-морской подготовке и в качестве командиров учебных рот, руководство которыми осуществлял организационно-строевой отдел (ОРСо). Первая категория отвечала за профессиональную подготовку курсантов как инженеров гражданского флота, задача второй – подготовка офицеров ВМФ СССР и дисциплина, дисциплина и ещё раз дисциплина, за нарушения которой и преподавательский состав, и офицерский состав имели право объявлять курсанту взыскание, в том числе в виде наряда на работы вне очереди. Не знаю почему, но это дисциплинарное наказание у преподавателей и офицеров было особенно популярно в качестве рычага воспитательного воздействия на курсантов. Старшины рот и групп тщательно вели учёт всех полученных курсантом взысканий, тем самым добиваясь в сознании каждого понимания неизбежности наказания за совершенные проступки.

Кроме того, курсанты постоянно находились в состоянии исполнения трудовой повинности, благодаря чему за период обучения успевали потрудиться на многих народно-хозяйственных объектах и города, и края, и родного училища. 

Слово «КУРСАНТ» и поныне имеет глубоко закодированный смысл:

К – колоссальная,

У – универсальная,

Р – рабочая,

С – сила,

А – абсолютно,

Н – нежелающая,

Т – трудиться.

Итак, в августе 1972 году почти пять десятков здоровых, крепких, любящих море и не любящих дисциплину юношей были зачислены на первый курс по специальности «ЭВТ» и влились в состав 13-й роты, сформированной год назад из числа первокурсников, поступивших в 1971 году на эту же специальность.

Через год в роту добавили ещё один первый курс. В результате 13-й рота стала объединенной из трех курсов численным составом около ста пятидесяти курсантов, что соответствовало численному составу рот других факультетов. Личный состав роты представлял практически весь огромный СССР: Калининград, Старый Оскол, Пенза, Урал, Сибирь, Иркутск, Камчатка, Хабаровск, Казахстан, Приморский край, Чукотка, Сахалин, Находка, – все города, откуда прибыли будущие командиры морского флота, сейчас уже и не припомнить.

Полные задора и огня, мы не могли прожить без шуток, розыгрышей, постоянных попыток обойти безнаказанно требования дисциплины. В эти годы были заложены основы нашей дружбы, которую мы сумели пронести через всю жизнь и остались друг для друга, несмотря на полученные и присвоенные в  дальнейшем ранги, должности и звания, Пашка, Витька, Колян, Киса, Дядя, Ёжик, Марек, Олег, Лёва...

На сегодняшний день мне неизвестна ни одна рота училища ни до нас, ни после нас, личный состав которой имел бы такие тёплые, дружеские отношения на протяжении более 40 лет! Я благодарен судьбе за такой подарок, имя которому 13-я рота!

 

 ХОЧУ БЫТЬ КУРСАНТОМ

Моя первая поездка во Владивосток летом 1971 года была напрасной.

Я не сумел поступить на океанографический факультет Дальневосточного университета. Вернувшись домой, начал трудится учеником токаря, а чтобы не забыть полученные в школе знания, поступил на подготовительные курсы в политехнический институт. На курсах познакомился с Николаем П. Летом 1971 года он также бесполезно съездил во Владивосток, но поступить не сумел. Однако привёз интересную информацию о том, что есть во Владивостоке закрытое гражданское Дальневосточное высшее инженерное морское училище, готовящее кадры для торгового и пассажирского флотов, а также для работы в портах. Покопавшись в справочниках, мы нашли необходимые сведения и решили теперь вдвоём вновь отправиться на Дальний Восток.

Владивосток того времени – город, расположенный в закрытой пограничной зоне, попасть в которую свободно могли только лица, имеющие прописку в границах погранзоны. Для иных граждан требовалось специальное разрешение органов МВД по месту прописки. Это сложная бюрократическая преграда требовала и времени, и сил для ее преодоления.

Имея опыт первой поездки, мы своевременно собрали все справки, получили вызов и тронулись в путь.

Вот и знаменитый железнодорожный вокзал Владивостока! А уже через полчаса мы входили в главный корпус училища. Второй этаж, аудитория 241, Приёмная комиссия.

Написали заявления, сдали документы, получили направление на проживание в одно из общежитий. В общежитии стояли двухъярусные кровати, жили по 8 человек в комнате или, как говорили бывалые абитуриенты, в кубрике. 

Конкурс в том году был четыре человека на место. Мы с Николаем решили: с утра уходим в учебный корпус, там занимаемся.

Первые экзамены убедили нас в правильности выбранной линии поведения. Вот и сочинение. Последний экзамен. У Николая неуд. Что делать? Связей нет, знакомых нет. Решили пойти в приёмную комиссию и найти какой-то выход.

Не помню имя девушки, принимавшей у нас документы, но после долгого разговора у окна она попросила ждать её и ушла. Вернулась примерно через час и подала Николаю бумагу. Мы читаем и не верим. Это было направление на повторный экзамен со вторым потоком!

Вторая попытка была удачной. Осталось ждать мандатную комиссию, но мы уже понимали – проходим! Пару дней просто отдыхали: ходили купаться, в кино и отсыпались. Общежитие стало наполовину пустым, все затихли в ожидании…

Мандатка. Николая вызвали раньше. Вышел красный и счастливый – зачислен! Дошла очередь до меня. Зашёл в кабинет, кто-то зачитывал мои данные, выслушав, начальник училища объявил, что я зачислен!

До первого сбора оставалось около 10 дней. Мы должны были явиться в указанный день с документами и подстриженные налысо. С длинными волосами, которые тогда были в моде у молодёжи, расставаться не хотелось, но приказ есть приказ.

 

НАЧАЛО

В назначенный день и час мы прибыли к главному корпусу, в компанию таких же лысых парней. Зачитан приказ начальника училища о нашем зачислении на первый курс и о том, что с этого дня мы попадаем под юрисдикцию училища со всеми вытекающими из этого обязательствами, познакомили с командиром роты капитаном 3-го ранга Макухиным Г.Ф., объявили о назначении старшин, о создании двух групп, и началась курсантская жизнь.

Завершив все первичные организационные действия, командир отдал команду «Рота! Стройсь!», и личный состав 13-й роты направился в путь длинною в пять лет. И начинался этот путь с курсантской столовой! Мелочь, а приятно. Затем повели в ротное помещение, где ещё витал запах краски.

Вновь построение – получать обмундирование. Выдали всё: от носок и трусов до шинели и бушлата. Форма была новая, издавала приятный аромат. Процедура выдачи была организована с хитрецой, как и всё, что было в ведении интендантов во все времена их существования. После яркого солнечного дня заходили в комнату плохо освещённую, называли свои тактико-технические данные: рост, размер, и выносили из темноты якобы всё твое. Но интенданты народ ушлый. Выдавали те размеры, которые не были ходовыми. Либо маленькие, либо большие. Их тоже можно понять, куда-то же это надо было девать. А мерить, извините, некогда. Сзади народ напирает.

В итоге интенданты поправили свои огрехи, а мы получили форму, которую потом ещё долго подгоняли под свой рост и размер. В дальнейшем чем старше становились курсанты, тем тщательнее отбиралось положенное обмундирование, и оно не висело на плечах мешком, а достойно представляло морского волка. Чтобы облегчить молодым курсантам жизнь и карман, здесь же висели объявления с адресами, где можно быстро и недорого подогнать форму под себя. Как говорится, и волки сыты и овцы целы.

С огромными баулами обмундирования мы побрели в ротное помещение, где получили вторую боевую задачу – к утру все должно было быть подписано хлоркой: ФИО и номер группы. Моя группа – 711. 

Выжигать хлоркой на обмундировании – целая наука. Если хлорка жидкая – ничего не видно, густая – прожигает ткань насквозь. Подписывается каждая вещь в строго определенном месте. В общем, к утру управились. Первое построение – все как с иголочки – красивые и умные.

Первый подъём под громкие крики дневального: «Рота! Подъём!» Туалет, физзарядка на свежем воздухе, тщательная ежедневная приборка на закрепленном за каждым курсантом объекте, утренний осмотр и строем в столовую. Качество приборки тщательно проверялось заместителями старшин роты и групп.

Заместитель старшины роты Игорь М. поступил в училище после срочной службы в стройбате Советской Армии. Невысокого роста, вечно с окурком «Беломора», с красным, как после хорошей бани, лицом, большой любитель пива и напитков покрепче, с ленивой походной уставшего от жизни морского волка, держал ротное помещение в идеальном состоянии. Его проверка чистоты – это целый ритуал, и как бы ты ни старался, тут и тут повторить. А это что? Это товарищ курсант микробы, они такие маленькие, но такие вредненькие, а вы с ними не смогли справиться. Два наряда и через день проверю. Если не исчезнут, пеняйте на себя. Курсантам приходилось повторять процесс, а Игорь пять лет с белым платочком учил нас не халявить. Кто-то обижался, но по большому счету он был справедлив и объективен.

Каждому курсанту положен для личных вещей рундук и тумбочка. В рундуке хранилась личная одежда, уложенная особым образом в «кирпич», а в тумбочке хранились предметы личной гигиены и разная мелочь, необходимая для учебного процесса. Иметь в наличии гражданскую одежду категорически запрещено, а ее обнаружение в кубрике влекло за собой неотвратимое наказание! Такую же позицию занимало руководство училища по отношению к алкоголю, и в этом вопросе возникало такое количество яростного столкновения интересов, что отдельным курсантам пришлось покинуть бурсу, как мы ласково назвали между собой училище, не дожидаясь его окончания.

Перед отбоем – вечерняя поверка личного состава и отбой в 23.00. На ночь одежда укладывалась на баночку (так назывались табуретки), «кирпичиком». Внизу брюки, потом суконка, тельняшка, гюйс, ремень и все сверху накрывалось мицей (фуражка курсанта).

Утром постель заправлялась тоже под «кирпичик», и, если старшина увидел, что кто-то присел на кровать, а тем более, прилег в течение дня, наряды раздавались безжалостно. Чистота и порядок в кубрике проверялись несколько раз в день. Ежедневно по кубрику назначался дежурный, который отвечал за все. За плохо убранную постель, за грязные «гады», так называлась ежедневная обувь, за грязный графин или стакан. Полы, какие полы, мелочь сухопутная, палуба, по-нашему, палуба была из паркета. Поддержание её в чистоте – отдельная тема, о сути которой будет рассказано позже. 

Особая роль отводилась личной гигиене. В любой день на утреннем осмотре старшина, командир роты, дежурный офицер, руководители ОРСо могли дать команду – первая шеренга вперёд, кругом. Разуться и показать левую или правую ногу, целы ли носки, как они, извините, пахнут, каково состояние ногтей. Показать платочки, подшиты ли «сопливчики» (это то, что одевалось на шею вместо шарфа). Не брит – наряд. За чистотой и порядком следили очень строго. Раз в неделю банный день. Все проходят через душ, занимаются постирушками, дневальные раздают чистое постельное белье, использованное увозят в прачечную.

Сезонная одежда: шинель, бушлат, шапка, теплые ботинки и прочее – сдавалась на хранение в баталерку и выдавалась после приказа командира гарнизона о смене формы одежды.

Два первых месяца нашей жизни в училище – карантин. Увольнения в город запрещены, культпоходы тоже. Задача одна – привыкнуть к закрытой казарменной жизни, привыкнуть к коллективу, изучить уставы, приказы, нормативные документы, получить первые навыки морской службы, выявить таланты каждого. Кто рисует, кто поёт, кто владеет рабочей специальностью. Во время карантина курсантская бесплатная рабочая сила использовалась максимально.

 

СДЕЛАЛ ДЕЛО, ГУЛЯЙ СМЕЛО!

Первый семестр первого курса был самым тяжелым. Информации было много. Это касалось и учебы, и повседневной жизни. Мы привыкали к режиму, к преподавателям, к командиру, к старшинам, друг к другу и к группе в целом. Информационный поток лился на бедные курсантские головы ежедневно и ежечасно.

Но вот первая сессия позади, завтра с Николаем улетаем домой на заслуженные каникулы. В кубрике мы жили с Аликом П. и Юрой Ф. Алик был родом из Калининграда, домой ехать не собирался – дорого и далеко. Юра местный, но решил нас проводить, а потом – домой. Рота опустела.

Ближе к вечеру сходили в магазин и подкупили продуктов для вечернего банкета. Накрыли стол в кубрике и весело отметили окончание первого семестра. Чтобы никто не мешал, входную дверь в кубрик изнутри закрыли на баночку. Вечер удался, выпили, покушали и всё, как было, оставили на столе. Естественно, по подъёму мы не встали, у нас же отпуск!

Утро. Кто-то пытается открыть дверь в кубрик. Не получилось. Тогда раздался настойчивый стук. Алик подошел к двери и со словами «кто спать не даёт» открыл.

На пороге стоял начальник ОРСо подполковник Пивоваров К.И. Он взглядом обвёл кубрик и сказал стоящему за спиной дежурному офицеру:

– Этих четверых на отчисление, командира роты ко мне!

Вид у нас был не самый лучший. В трусах, в тельняшках, босяком, мы стояли перед ним и не знали, что делать дальше. До нас стала доходить суть происходящего! Вот влипли так влипли!

Что же делать? На вечер у нас с Николаем билеты, улетаем в долгожданный первый отпуск домой в Кемерово. Полная растерянность! Принимаем решение – все четверо едем к командиру домой, и докладываем всё, как было.

Дверь открыл сам командир. Алик, как старший по возрасту и опытней нас, заранее сказал, чтобы не вмешивались в его разговор с командиром. Все было изложено достаточно объективно, за исключением того, что, со слов Алика, он был и организатор, и вдохновитель, а у нас не оставалось выбора, как присоединиться к нему. Командир всё выслушал:

– Возвращайтесь в ротное помещение и ждите меня там! – приказал он.

Через час, уже переговорив с начальником ОРСо, он вызвал нас к себе в канцелярию.

– Значит так, до конца дня отремонтировать, побелить, покрасить туалет, я вернусь к 18.00, если всё будет готово, вы полетите в отпуск, если нет – остатесь. Разбираться будем после вашего возвращения!

Нам помогали все курсанты, находившиеся в ротном помещении. Нашли известь, краски, кисти, тряпки – всё, что нужно для ремонта. К 18.00 туалет блистал, как только что построенный.     

Осмотрев нашу работу, командир разрешил убыть в отпуск мне и Николаю, а Алику и Юре пришлось ещё несколько дней работать на благо училища.

1974 год. Отпуск. Зима. Кемерово. Николай Петелин и я

 

КОСТЯ

Организационно-строевой отдел училища возглавлял подполковник Пивоваров Константин Игнатьевич. Это был офицер с большой буквы. Не знаю, почему, проходя службу в морском училище, он носил сухопутное воинское звание, но это не главное. Главное – для нас он был идеалом для подражания!

Всегда идеально одет, наглажен, выбрит, в любой мороз в мице и белых лайковых перчатках, обут всегда только в легкие корочки (туфли по сухопутному). Осанка королевская, строен как кипарис. Его боялись и уважали не меньше, чем начальника училища. Справедливый, требовательный к себе, офицерам и курсантам, наказывал всегда за дело и по полной программе, но, когда нужно, шёл навстречу курсантам, помогал и защищал их интересы.

Очень часто по утрам он встречал роты перед столовой. Особым шиком у старшекурсников было отвечать на его приветствие: «Здравствуйте, товарищи курсанты!», словами: «Здравия желаем, Константин Игнатьевич!». Он заставлял роту пройти ещё раз, но все повторялось. Итак пять, шесть, семь раз. Завтрак остыл, столовая опустела, а они снова и снова: «Здравия желаем, Константин Игнатьевич!». Вероятно, подполковнику становилось жалко ребят по-отечески, он либо отворачивался и закуривал, либо просто уходил.

Вторая игрушка - «вагончик». За несколько метров до начальника идущие строем курсанты по команде одного из них ударяют о землю одной ногой сильно, а вторую опускают тихо. Со стороны смотрелось интересно, но результат всегда был один. Пивоваров останавливал роту, подзывал к себе командира или старшину и объявлял наказание всей роте. В эту игрушку он играть не любил.

У меня сложились особые отношения с этим уважаемым офицером. Уже будучи заместителем секретаря комитета комсомола училища, я ему рассказал о том, как он посетил наш кубрик после первой сессии.

Помню, помню, ответил он. А не отчислили вас только потому, что вы из Кемеровской области. Я сам родился в Анжеро-Судженске, мы земляки, а земляков в обиду давать нельзя!

В апреле 1976 года Николаю П. нужно было лететь на родину – подавать заявление в ЗАГС. Лететь в самоволку? До первого патруля, да и билет могут не продать. Решили поговорить напрямую с Пивоваровым К.И., так как отпускные билеты выдавались ОРСо. Он внимательно нас выслушал и сказал:

- Подходите завтра после обеда.

На следующий день он выдал отпускной билет, сказал, что командира роты он предупредил, а дальше всё решайте сами. Николай слетал, заявление было подано. Свадьба состоялась в августе.

Особенно Косте удавались разборки с пьяными курсантами, которых так и тянуло на встречу с ним. Истории этих встреч как анекдоты гуляли среди курсантов.

Однажды два курсанта, приняв изрядно на грудь, возвращались в ротное помещение. У входа ими был замечен Костя, они мгновенно нырнули в цокольное помещение, используемое для служебных целей. Но и офицер их заметил. Подойдя к темному проёму дверей, он громко крикнул:

- Товарищи курсанты! Выходите! Не буду же я за вами по подвалу бегать!

Курсанты вышли. Один более менее, а второй совсем тяжелый. Узнав роту, курс, Пивоваров отдает команду: «Кругом! В роту шагом марш!»

Тот, который потрезвее повернулся на 180 градусов и пошл прочь. А второй не мог понять суть команды и поворачивался на 360 градусов и прямо шёл на Костю. И так несколько раз. В итоге он упал при выполнении очередной команды «Кругом», и был доставлен в роту дневальными. Курсантов наказали, а вся рота получила дополнительные строевые занятия для отработки команды «Кругом».

В своих рассказах я буду ещё не раз вспоминать этого офицера, так как ежедневно сталкиваясь с курсантской жизнью, он не командовал, а жил с нами нашими интересами, проблемами и мечтами.

 

И ТАК БЫВАЛО…

Ох, уж эти смотры и конкурсы! Кто-то их придумывает, кто-то исполняет, кто-то получает положительные или отрицательные эмоции, но, главное, суета, все заняты, все при деле и надеются, что лучшие они!

Весна 1975 года. Мы на третьем курсе, это уже солидно. По случаю 105-й годовщины со дня рождения В.И. Ленина в училище объявлен конкурс на лучшее оформление ленинских комнат, которые есть в каждом ротном помещении. Командир роты, капитан 3 ранга Макухин Г.Ф., приглашает меня (комсорга роты) и Михаила М., (до училища окончившего художественную школу), и поручает подготовить предложения по оформлению Ленинской комнаты.

Командир роты, капитан 3-го ранга Макухин Г.Ф.

Мы рьяно взялись за реализацию данного поручения, так как это позволяло не только проявить свои таланты, но и на какой-то период получить льготы – позже лечь, позже встать, вместо вечерней самоподготовки сидеть у телевизора с кисточкой в руке и делать вид, что ты в творческом поиске. Предложение по оформлению мы подготовили быстро. Командир утвердил, и работа «закипела». Михаил недели две искал краски, ежедневно получая увольнительный билет, а когда нагулялся, сделал первый мазок. Дело тронулось!

Оформление комнаты было посвящено организации социалистического соревнования, и центральной частью должна была стать цитата со словами В.И. Ленина. Эту цитату мне и надо было найти среди 55-и томов полного собрания сочинений вождя пролетариата.

Приступая к поиску, я наивно полагал, что одного похода в библиотеку училища будет достаточно, чтобы найти нужные слова. Но, увы… И третий, и четвертый, и пятый (!!!) визиты ничего не дали. У Михаила дело подходило к завершению, а цитаты нет. Командир начинает меня торопить – скоро конкурс. Я начинаю волноваться – достойной цитаты, которая должна стать изюминкой панно, нет. Потерпев еще пару дней, он просто сказал – либо завтра цитата, либо вы будете наказаны. И вот я в раздумьях сижу в очередной раз в библиотеке и мысленно ругаю вождя – столько написать и не одного слова о социалистическом соревновании.

Решаюсь на отчаянный шаг. Беру ручку, листок бумаги и начинаю за Ленина давать определение, что же это такое «социалистическое соревнование». Попыхтев часа два, я написал, что я думаю по этому вопросу. Прочитал еще раз – остался собой очень доволен!

При входе в ротное помещение дневальный мне сказал, что меня ждет командир.

– Что с цитатой? – спросил он.

– Все готово. Завтра к утру будет написано на стене.

– Покажите!

Я достал из портфеля лист бумаги с «ленинской цитатой» и протянул ему.

Он пробежал глазами раз, второй и сказал – «Приступайте!»

Когда поздним вечером цитата была нанесена на стену, я все рассказал Михаилу. Ерунда, все будет нормально, – посмеялся он.

Нашей радости не было предела, когда из двенадцати представленных на смотр ленинских комнат, конкурсная комиссия признала нашу работу одной из лучших.

Мы были третьими!

Прошло десять лет после нашего выпуска. Однажды раздался звонок от Михаила. Поговорив о погоде, о здоровье он спросил: «А ты помнишь свою «ленинскую цитату» про социалистическое соревнование в ленинской комнате?».

– Конечно, – ответил я.

– Так вот, вчера был в училище, заходил в наше ротное помещение. Твоя цитата все еще украшает ленинскую комнату, 11 лет учит курсантов жить и работать! Можешь смело причислять себя к классикам марксизма-ленинизма!!!

В августе 2017 года мы по традиции вновь встретились всей ротой у училища. Встреча была посвящена 40-летию выпуска. Зашли в главный корпус, в наше ротное помещение. Но цитаты больше не было. Все было закрашено. А так хотелось взглянуть ещё разок на мудрые слова классика!

Училище идёт на демонстрацию. 1976 год

 

ПЮРЕ

С Сергеем Г. познакомился, когда оба были абитуриентами и поступали в училище. Я – на судоводительский, а он – на судомеханический факультеты. Оба поступили, но по семейным обстоятельствам в начале второго курса Сергей ушел в академический отпуск, через год восстановился и теперь отставал от нас на курс. Мы уже были на четвертом, а он на третьем курсе.

Высокий, стройный, добродушный, он умел расположить к себе и курсантов, и преподавателей, и работающих в училище девушек.

Дело было перед обедом. Мы сидели в комитете комсомола и вели разговор о вкусной и здоровой пище. Как-то незаметно стали обсуждать, кто что любит поесть. Сергей признался, что его любимое блюдо картофельное пюре с котлетой, и он может за один присест съесть двадцать порций.

– Не верю, – сказал я.

– А давай на спор. Если я съем, с тебя коньяк, если не съем – с меня! – ударили по рукам и пошли в преподавательскую столовую, которую разрешалось посещать курсантам старшекурсникам.

На моё счастье или его несчастье, в меню стояло пюре с котлетой. Взяли первые пять порций и пять кусочков хлеба. Платил по договоренности я.

С великим удовольствием он буквально проглотил эти пять порций, и мне пришлось брать ещё пять. Завершая поедание девятой порции, он попросил дальше кушать без хлеба. Я согласился.

Время было обеденное, и находившиеся в зале преподаватели с удовольствием ожидали, чём всё это завершится.

Я вновь принес пять порций, и уже начал сомневаться в своей победе, но, посмотрев на Сергея, понял, что дело идёт трудно. По лбу стекал пот, глаза не выражали никаких чувств, но рука продолжала раз за разом подносить ко рту порцию пюре.

На семнадцатой порции, когда попытка проглотить пюре едва не закончилась приступом рвоты, он сломался.

– Всё, больше не могу. Твоя взяла, – сказал он, и медленно пошел к выходу.

Я помог ему дойти до ротного помещения, курсанты уложили Сергея в кровать, вид у него был – словами не передать!

Он вновь появился в комитете комсомола дней через пять. Выглядел неважно. Подошёл ко мне, протянул бутылку коньяка и сказал: «Наверно, картошка была несвежая».

После окончания училища мы с ним встретились, когда обоим было уже за пятьдесят. Поговорили, посмеялись, вспоминая молодость, прощаясь, он мне сказал:

– А я ведь картофельное пюре с того дня есть не могу, сразу возникает спазм и все просится наружу!

Сергей Гуськов – любитель картофельного пюре и котлет

– Да, явно картошка была не свежая! – ответил я ему. И мы оба рассмеялись.

Апрель 1977 года. Субботник

 

ТАЙНИК

Быт курсантов был интересен и многообразен. Мы жили по четыре человека в кубрике. Кроме курсантов, в кубрике находилось казенное имущество: стол, четыре баночки (табуретки), четыре кровати, четыре тумбочки, один графин и четыре граненых стеклянных стакана. За порядком в кубриках строго следили командир роты и старшины. Ежедневно старший по кубрику назначал дежурного, на которого и сыпались все шишки, если что-то было не так. А «не так» было всегда. Приходилось постоянно прятать гражданскую одежду, и конечно – алкоголь.

Тут уж каждый вертелся, как мог. Главное – знать, когда командир роты пойдёт в обход по кубрикам. Эта новость мгновенно передавалась курсантам, и они мчались в роту в надежде, что не все потеряно. Однако бывало, что и командиры не знали, когда начальник ОРСо (организационно-строевой отдел) подполковник Пивоваров К.И. придёт в ротное помещение с проверкой. Это случалось не часто, но запоминалось надолго.

В один из таких дней подполковник Пивоваров посетил с визитом 13-ю роту. Все, кроме дневальных, находились на занятиях. Дневальный, стоявший на входе, как и положено, крикнул: «Рота, смирно! Дежурный на выход!» Из ротной канцелярии вышли дежурный и командир роты. Приняв рапорт командира, начальник ОРСо пошёл вдоль ротного помещения, открывая двери и осматривая кубрики. Посмотрел один, второй, третий, зашёл в следующий. Все было чисто.  Командир роты Макухин Г.Ф., пока Пивоваров осматривал рундуки, решил выпить воды – тоже волновался, не каждый день вот так заходит начальник.

Наши отцы командиры. Подполковник Пивоваров К.И. и начальник ВМП капитан 1-го ранга Веселок Г.Л.

Подошёл к графину, открыл его, налил полный стакан и медленно выпил.

Начальник ОРСо прошёл ещё несколько помещений и покинул роту.

Командир приказал дежурному немедленно вызвать с занятий старшину роты, старшину группы и всех проживающих в кубрике, где он выпил водички. Сам остался стоять возле этой комнаты. Через пятнадцать минут все были в сборе. Он молча подошёл к графину, налил в четыре стакана из графина воды и передал их старшинам.

– Пейте! –  приказал Макухин.

– Водка!? – первым сказал старшина роты.

– Я рад, что вы узнали этот напиток! Старшина роты и старшина группы будут наказаны моей властью, а в остальном разбирайтесь. Завтра утром мне доложить! – и пошёл в канцелярию. Через несколько минут он вышел из ротного помещения.

Когда дежурный по роте рассказал, как было дело, авторитет командира в наших глазах сильно вырос. Налить вместо воды водки и выпить ее мелкими глотками, не подавая виду, это стоило похвалы курсантов.

Утром все ожидали громких разборок, но командир пригласил в канцелярию старшину роты, о чём-то с ним долго говорил. Думаю, ему не хотелось выносить этот случай за пределы роты, так как, промолчав, он фактически встал на сторону курсантов. Теперь курсанты искали другие укромные местечки для заначек.

На сельхозработах. Лето 1975 года.Чугуевка

КАРТЫ ШТАБНЫЕ, КРАПЛЁНЫЕ 

Игру в карты курсанты 13-й роты любили. Играли всегда, когда выпадала свободная минута. И даже (!) на лекциях за последними столами.

Играли на интерес, на раздевание, на одевание, на «петушка», короче, на всё. Игры были самые разнообразные: от простого «дурачка» до покера.

Проводили и чемпионаты роты по тем или иным играм. Но всё это делалось тихо и осторожно – игры в карты в училище были под строгим запретом.

Ещё по дороге во Владивосток мы с Николаем П. от скуки решили выработать систему передачи информации друг другу о картах, которые на руках у партнера. Определенное движение руками, пальцами, поворот головы, улыбки, покашливание, движение корпусом – всё это означало карточную масть и конкретные карты в руках. Эту систему мы постоянно совершенствовали, добавляли новые элементы, что-то упрощали, что-то придумывали новенькое. Игравшие с нами ребята понимали, что мы каким-то образом их обманываем, но понять систему они не могли.

Второй семестр второго курса. В роте идёт карточный чемпионат по игре «дурак». Мы с Николаем участие не принимаем, нас не допустили в паре.

–  Хотите играть – ищите других партнеров! – таков вердикт вынесли судьи.

Будем зрителями, решили мы.

Суббота, командир ушёл домой, полуфинал. Игроки и болельщики собрались в одном кубрике, набившись в него до отказа.              

Игра состояла из трех партий. Победитель должен выиграть дважды. И вот решающая третья партия подходит к концу.

В это время тихо открывается дверь и на пороге командир роты. Курсанты, стоявшие лицом к дверям, заметили его сразу, остальные продолжали активно болеть. Когда его увидели все, он спокойным голосом сказал: «Доигрывайте, доигрывайте!»

Партия была доиграна в тишине.

– Победители получают по три наряда вне очереди, проигравшие – по пять! – сказал он.

– Вопросы есть?

– Есть. Почему проигравшим по пять? Наверное, поровну?

– Нет. Победителям за нарушение запрета игры в карты, а проигравшим – за нарушение запрета и ещё за плохую игру. Не умеешь – не играй, береги честь мундира!

Сказав это, он ушёл в сторону канцелярии. Позже эта игра была переиграна, но слова командира запомнились.

 

ПРОХОДИТЕ, ГОСТИ ДОРОГИЕ!

Постоянно находиться в ротном помещении морально не комфортно. Иногда хочется просто посидеть в домашней обстановке, не спеша попить чай, посмотреть телевизор, завалиться на диван. Курсантам, проживавшим во Владивостоке, было проще. Увольнение – и сразу домой, переоделся в гражданку – и отдыхай, набирайся сил.

После нашей свадьбы как-то незаметно сложилось, что друзья стали собираться у нас дома по субботам. Танюшка хорошо готовила, особенно борщ. Из ничего она делала шикарный ужин, так что голодным никто не уходил.

В один из таких вечеров к нам пришли в гости несколько курсантов. На улице была поздняя осень, все были одеты в шинели. Посидели, плотно поужинали, поговорили о последних ротных событиях. Борщ был особенно хорош в этот день у Танюшки, повторили ещё по тарелке. Сытые и довольные гости засобирались в роту. В числе гостей был и старшина роты, наш друг Терёшин В.П. Он долго возился в прихожей, потом вышел в комнату и говорить:

– Вот, чёрт побери, шинель не могу застегнуть!

Здесь надо отметить, роста он был небольшого, но животик имел приличный. А так как шинели шили из расчета на молодых и стройных, подобрать шинель небольшого роста и одновременно большого размера было трудно. Присутствующие при этом одевании курсанты посмеялись, пошутили над человеком, но надо было что-то делать. Попробовали стянуть шинель с двух сторон, не смогли застегнуть. У кого-то родилась идея: Терёшина поставили спиной к стене, надавили коленом в живот, поднатужились… -  и вот одна пуговица застегнулась. Так постепенно застегнули все остальные. Дышать и наклоняться ему было тяжело, но до  училища он добрался.

Моя супруга Татьяна и старшина роты Терешин В.П.

В другой раз у нас остановился Александр Шейко. Он окончил судоводительский факультет на год раньше меня, во Владивостоке родных не было, поэтому каждый раз, вернувшись в порт, он приходил к нам в гости.

Как положено, посидели, поговорили, конечно, выпили и не по одной. Легли спать, ему постелили на полу. Ночью он захотел воды, пошёл на кухню, напился и, чтобы не ходить еще, наполнил водой попавшую под руку бутылку из-под молока и снова лёг спать. Просыпаемся утром – Шуры на месте нет. Он в туалете. Через какое-то время выходит бледный, растерянный и говорит: «Ребята, я вчера чем-то отравился!». Танюшка идет на кухню разбираться, у нас с ней все в порядке, а я стараюсь с Александром уточнить подробности прошедшей ночи. Через несколько минут супруга возвращается и спрашивает меня:

– «Витюш, ты не видел бутылочку с растительным маслом. Поставила вчера на стол, чтобы с утра приготовить яичницу, а сейчас нигде нет».

Я смотрю на постель Шуры и вижу пустую молочную бутылку, стоящую в изголовье, на стенках которой остались масляные подтеки. И начинаю понимать, что Шура ночью взял бутылку, наполовину наполненную растительным маслом, долил туда водички и ночью выпил все до дна! Реакция наступила очень быстро, его, можно сказать, вывернуло наизнанку. А мне пришлось с утра пораньше топать в магазин за растительным маслом.

Александр Шейко и я. Новый 1978 год. У нас дома

 

НУ И ШУТОЧКИ…

Особый социальный слой училища – командиры рот, по разным причинам ушедшие с флота и оказавшиеся в роли воспитателей курсантов.

Большинство командиров были опытные, грамотные и понимающие курсантов офицеры. Они предъявляли понятные нам требования, с уважением относились к курсантам, и тёплые отношения между нами и офицерами продолжались и после выпуска.

Все начиналось с внешнего вида. Если офицер подтянут, всегда выбрит, в свежей рубашке, не в засаленном галстуке, начищенной обуви, то и курсанты старались быть похожими на своего командира.

Особым примером в этом аспекте был начальник ОРСо подполковник Пивоваров К.И. Просто идеал морского офицера. Всегда отглаженная форма, белое кашне, лайковые белые перчатки, начищенная до блеска обувь, в любую погоду в мице (морская фуражка), при любых обстоятельствах с курсантами только на «Вы», требовательный и справедливый, таким он нам запомнился.

Но были и иные командиры, вид которых был далек от идеала. Они стремились к дешевому авторитету, обращались с курсантами панибратски. Как правило, в училище они не задерживались. Неуважение к курсантам рикошетом сказывалось на отношении к таким офицерам, они становились объектом курсантских проделок.

Так случилось с командиром 17-й роты электромехаников. Ещё молодой капитан-лейтенант, став командиром роты, вёл себя заносчиво, грубо, обращался с курсантами, используя ненормативную лексику, направо и налево раздавал наряды, вызывал негативное отношение к себе не только со стороны курсантов 17-й роты, но и всего курсантского состава училища. Развязка наступила быстро.

У него в личном пользовании был автомобиль «Запорожец». Однажды он заступил на суточное дежурство по училищу. Вечером подогнал машину поближе к главному корпусу, чтобы за ней присматривать. И, как положено дежурному офицеру, пошёл проверять по ротам отбой. Не знаю, курсанты какой роты это сделали, но на руках они перенесли его автомобиль с асфальта в небольшой сквер у парадного крыльца, где росли мощные карагачи. Аккуратно поставили между двумя деревьями. Ни вперед, ни назад, ни вправо, ни влево он самостоятельно выехать не мог, так близко росли деревья. Всю ночь он пытался выбраться из этой ситуации, но ничего не получилось. Утром все преподаватели и офицеры, идущие на работу, с интересом смотрели на эту картинку!

Подогнать автокран было невозможно, не позволял проезд, тогда он привел курсантов 17-й роты и попытался с их помощью освободить машину. Но они не смогли её поднять. Тяжелая ведь была машина! Так продолжалось три дня, пока ему не разрешили спилить могучий карагач. Дерево повалено, он выехал, но это был его последний день работы в училище.

Все командиры получали от курсантов прозвища, по которым можно было догадаться, как курсанты относятся к тому или иному офицеру.

На место ушедшего из училища капитан-лейтенанта командиром 17-й роты назначили вновь прибывшего капитана 3-го ранга. Невысокого роста, коренастый, про таких говорят «сажень в плечах». Он отличался тем, что на его голове совсем не было волос! Ну, совсем не было. Прозвище он получил сразу же – «Плафон». В училище в ротных помещениях были развешены большие белые плафоны. И его голова сильно напоминала этот предмет.

Как-то вечерком наши ротные старшины решили отметить какой-то праздник. Собрали стол в баталерке и приступили к распитию алкогольной водички. Вс было хорошо, вечер протекал по плану. В один момент кто-то решил их побеспокоить и осторожно постучал в дверь. Старшина роты послал неизвестного через дверь подальше в лес. Но стук не прекращался, а становился все настойчивее. Тут старшина не выдержал и спросил: «Ну, кто там?». Ответ последовал сразу же: «Плафон!». Я тебе сейчас покажу «плафон», старшина подошёл к двери и открыл ее… В дверях стоял капитан 3-го ранга командир 17-й роты «Плафон»! Присутствовавшие на «банкете» встали. «Плафон» аккуратно всех переписал в свою записную книжку, приказал старшине утром доложить командиру о происшедшем событии и вышел. Продолжать банкет уже никому не хотелось.

Мне приходилось дважды встречать новый год в роте. Это целый ритуал! Заранее приобретается шампанское, всякого рода закуски, и за пять минут до Нового года накрывается в ленинской комнате стол. Дежурный по училищу офицер примерно в 23.00 начинает обход ротных помещений. Так было и в этот раз.

Офицер прошёл по кубрикам: везде тихо, никакой подготовки к банкету.  Пошёл дальше. Мы как по команде бросились накрывать столы. Ровно в 24.00   открываем шампанское, в это время в ротное помещение буквально влетает дежурный офицер и говорит: «Я знал, что здесь будет банкет! Наливайте за новый год и мне шампанское!». Выпили, поздравили друг друга, дежурный офицер посидел с нами немного и, поздравив с новым годом, ушёл проверять другие роты. К утру его довели до дежурной комнаты чуть живого! Так мы встретили новый 1976 год.

Это лишний раз подтвердило, что отцы-командиры тоже люди со своими недостатками, как и курсанты.

Владивосток. 4-й курс. Впереди практика

 

РОТА! ПОДЪЁМ!

Подъём в училище в 6.50. Дневальный, который уже устал стоять у тумбочки, идёт по коридору и громко подает команду. Для него это веселье, а нам, ох как не хочется вставать. Старшин будят на 10-15 минут раньше, чтобы они смогли привести себя в порядок и проверить, как мы выполняем команду «Подъём».

По команде «Подъём» курсант должен встать, отбросить одеяло на спинку кровати, одеться согласно объявленной форме одежды, сходить в туалет и выйти на построение. Отпущено на это пятнадцать минут. Кто не успел – наряд. А так хочется поспать ещё хотя бы полчасика! Что характерно: чем старше курс, тем медленнее просыпаются курсанты, тем меньше их выходит на утреннюю физзарядку, тем активнее и быстрее они перемещаются в столовую на завтрак. На то и старший курс.

Младшие курсы пытались с утра над кем-нибудь подшутить. Шутки и розыгрыши бывали в каждой роте. Однажды перед подъёмом курсанты нашей роты, но старшего курса, решили разыграть Сергея Ж. Он всегда отличался желанием поспать, и порой утром его невозможно было добудиться. Перед подъёмом несколько человек зашли в его кубрик, осторожно взяли кровать со спящим Сергеем и перенесли в бытовую комнату. После утренней физзарядки курсанты потянулись в бытовку бриться и умываться. Сергей спит. Становится всё шумнее.  Он просыпается, вертит головой, ничего не понимая. А когда до него доходит, начинает искать обидчиков. Но это вызывает ещё больше смеха у присутствующих.

Или проделки дневальных, дежуривших в ночные часы. Как говорится, по дружбе могли стоящие у кровати повседневные ботинки прикрутить к полу шурупами. Одежду, лежавшую на баночке у изголовья «кирпичиком», прошить насквозь суровыми нитками, а потом с удовольствием смотреть, как курсант пытается одеться, падает и снова пытается одеть прошитые насквозь брюки и тельняшку.

Да, когда в роте сто пятьдесят здоровых парней, время и объект для шуток всегда находился!

Иногда объектом шуток становилось поведение курсантов. Так, регулярно курсанты нашей роты заступали в наряд по бассейну. Бассейн – отдельно стоящее здание – в 20.00 закрывался, и до утра там находились двое дежурных. По инструкции каждые два часа положено обходить по периметру здание и делать соответствующую запись в журнале дежурного. Камер наблюдения тогда не было. Поэтому желающие искупаться после отбоя перебежками шли в бассейн и по два – три часа не выходили из воды. Такое купание происходило в полной темноте.  Дежурные же обходили вокруг здания и отмечали в журнале, что с наружи все хорошо.

В столовой

В аудитории

Анатолий К. заступил в наряд по бассейну. Все, кто хотел, искупались, он остался на боевом посту. Ночь ему показалась скучной и длинной. Обойдя здание, он сделал запись в журнале.

«Обошёл вокруг здания бассейна. Стоит!»

Ещё через два часа: «Обошёл вокруг здания. Как стояло, так и стоит!»

Ещё через два часа: «Да кому оно нужно. Стоит на прежнем месте».

И так через каждые два часа.

Через день на утренний осмотр приходит начальник ОРСо.

– Курсант К. выйти из строя, – прозвучал его голос. Анатолий вышел из строя.

– Наверно, писателем мечтаете стать? Романы пишете по ночам, – продолжал он.

Дальше дискуссии не получилось. Анатолий раскаялся, но всё, что положено, получил. Больше его в наряд по бассейну не ставили, а чаще в кочегарку, там не нужно было по ночам обходить здание.

 

РОСТОВЩИК

Одно время в ротном помещении у курсантов стали пропадать деньги. Кубрики, в которых мы жили, не закрывались на ключ, кроме канцелярии роты, баталерки, где хранилась наша верхняя одежда, и фотолаборатории. Но кто-то нечистоплотный завлся. Посторонние исключались, так как на входе в роту всегда стоял дневальный.

В один прекрасный день курсант Сергей Ж. получает из дома денежный перевод на приличную сумму. Об этом курсанте нужно сказать особо. Он был немного странноват по нашим меркам – мягкие движения руками, очень тщательно следил за своей внешностью, всегда пытался чем-то выделиться из общей группы курсантов. Ходил вальяжно, не спеша, и, сравнивая с сегодняшними знаменитостями, напоминал стилиста Зайцева. Не подумайте про его ориентацию, с этим у него было вс в порядке, если учитывать, как женщины просто липли к нему и какие подарки дарили!

Получив перевод, он сидит в кубрике и решает задачу – куда спрятать деньги. В комнате ещё двое: Шура М. и Лева Н. Они играют в шахматы и как бы между прочим ему советуют зашить деньги в матрас. Как словом, так и делом. Сергей расправляет постель, делает в матрасе надрез, туда прячет деньги, зашивает все, заправляет постель и гордо осматривает результаты своего труда. Весь день в кубрике не просидишь, он уходит в библиотеку.

А в это время Шура и Лева расправляют его постель, переворачивают и надрезают матрас, зашивают и разрывают, имитируя кражу.

Вернувшись в кубрик, Сергей попрыгал на своей кровати и решил проверить – все ли в порядке с деньгами. Расправляет постель… И ужас застывает в его глазах! Матрас разорван, он лезет в разрез руками, пытаясь найти деньги, а через несколько минут роту оглашает его крик: «Воры! Вы воры! Отдайте мои деньги!». И всё это сопровождается ненормативной лексикой. Его товарищи по кубрику как ни в чем не бывало продолжают шахматную баталию.

На Сережины крики сбежалась вся рота. Он не успокаивается, кричит, активно жестикулирует, требует вернуть деньги! Когда атмосфера напряженности достигла апогея, ребята ему говорят: «С обратной стороны матраса посмотри. Может, ты матрас перевернул». Он переворачивает матрас – перед глазами зашитый разрез. Он минуту стоит, потом быстро разрывает нитки, и вот они его деньги!

Но самое интересное, после этого события случаев пропажи денег в роте больше не было, а Сергей получил прозвище «Ростовщик».

Владивосток. 36-й причал.10 лет после выпуска


 

«УХОДИМ ЗАВТРА В МОРЕ …»

Третий курс запомнился особо – мы приступили к сбору и оформлению документов для получения загранпаспорта моряка. Нужно было заполнить множество анкет, указать сведения, которые касались родителей, братьев и сестр, написать автобиографию. Всё это без помарок и исправлений.

Оформленные документы были сданы, и мы с нетерпением ждали результатов. Получение загранпаспорта означало, что его владелец в составе экипажа судна может пересекать границу. Отсутствие загранпаспорта – плавпрактика в большом каботаже, то есть Камчатка, Курилы, Певек, Амбарчик и иные населенные пункты на побережье Северного Ледовитого океана.

Паспорта мы с Николаем получили и в мае вышли на теплоходе УПС «Меридиан» в рейс. УПС – учебно-производственное судно. Маршрут был интересный: Владивосток – Хайфон (Вьетнам) – Сянгян (Гонконг) – Бангкок (Таиланд) – Манила (Филиппины) – Кобэ, Модзи, Симоносеки (Япония). Рейс продолжался около двух месяцев. Впечатления были самые яркие и запоминающиеся.

Первое, что запомнилось, жара. За день палуба нагревалась так, что ходить по ней было невозможно. Но вечерами, когда становилось прохладнее, мы все высыпали наверх и наблюдали за светящимся морем, вид которого завораживал летающими рыбками, ночным небом, усыпанным звездами. И, конечно же, любовались знаменитым созвездием «Южный крест». Днём всё время было расписано. Жили по строгому распорядку дня.

Постоянно боролись с ржавчиной, стояли вахту на мостике и в машинном отделении.

 Первый порт, где было разрешено сойти на берег, - Хайфон, который поразил невероятной грязью, безобразными запахами, вьетнамками с черными накрашенными зубами.

Купание в открытом океане. Вода подавалась из–за борта

В Хайфон пришли с мукой. Разгрузка затягивалась. Вьетнамцы маленькие, худенькие, и для них поднять стокилограммовые мешки было не по силам. Они в трюме выбирали колодец среди мешков, в него опускали поддоны и сбрасывали на поддоны мешки. По правилам техники безопасности так работать было запрещено. Но мы ничего не могли с этим поделать, они продолжали работать по-своему.

Все двери и иллюминаторы были задраены, любая забытая на палубе вещь мгновенно исчезала, воровали все и всё, что попадалось под руку.

Александр М. собирал всяких жучков и паучков по просьбе своей младшей сестры. В этот день он поймал что-то похожее на стрекозу и приколол её иголкой к деревянным леерам, чтобы немного подсохла. Леера – это деревянные поручни на металлическом ограждении верхней палубы. Проходящий мимо вьетнамец посмотрел на нас, на эту стрекозу, быстро схватил её, что-то оторвал, сунул себе в рот – и с аппетитом съел!

Хайфон – большая деревня. Но на берег всё равно хочется сойти. Мы с Николаем получили разрешение и пошли прогуляться по городу. Тяжелый воздух сопровождал нас повсюду. Побродив с час, решили возвращаться, а заодно купить бананов, чтобы угостить ребят. Подошли к уличному торговцу, протянули деньги. Он начал отпускать нам бананы. Мы не говорили по-вьетнамски, они не говорили по-русски, а количество бананов продолжало расти. В итоге нам помогли их связать, закрепить на какой-то деревянной палке, и, положив ее на плечи, мы двинулись в сторону порта.

Хотелось угостить всех этим фруктом. Каково было наше изумление, когда мы увидели, что с берега на судно грузили бананы в огромных сетках. Сюрприз не получился.

В Бангкоке мы долго поднимались вверх по реке, так как причал находился среди густых мангровых зарослей, до города было далековато. Нам организовали одну экскурсию, но город тоже не произвёл особого впечатления. Яркое впечатление мы получили, наблюдая за работой грузчиков. Скорее за их общением.

Разговаривали они на тайском языке, но через слово употребляли русский нецензурный сленг. Кто-то их здорово этому обучил! Мат был отборный, такое не часто услышишь и от русских докеров.

Дальше наш путь лежал в Манилу.  Долго стояли на рейде, ожидая место под разгрузку. Вокруг нас крутилось много лодочек, филиппинцы предлагали всякие сувениры, спиртное, но взамен просили русские железные рубли, из которых они впоследствии делали всякого рода украшения. Мы решили выменять у них бутылку виски «Белая лошадь», и вот она у нас в кубрике.

Филиппины. Манила. Одна бутылка виски на 8 человек!

Когда мы жили в СССР, на море была хорошая традиция: каждому члену экипажа при пересечении параллели Северного тропика (23 градуса 26 минут северной долготы) полагалось по 100 грамм сухого белого или красного вина в день. Приходишь на обед, а у входа в столовую стоит поднос с вином! Выбирай! Считалось, что так легче переносить жару. «Меридиан» пересёк эту параллель ещё на подходе к Вьетнаму, и мы стали получать ежедневно положенные сто граммов. 

Но это вино, а здесь виски «Белая лошадь». Перед ужином мы разделили эту бутылку на восемь долей и выпили. Вроде бы всё удачно, никто не заметил. Однако через 15 минут нас просто развезло. Жара, духота, длительное отсутствие практики по употреблению крепкого алкоголя сыграли свою роль – мы были пьяные. На следующий день у нас пытались узнать, откуда алкоголь. Твердили одно – в обед сухое пить не стали, а выпили перед ужином. Разборками всё и ограничилось.

Покинув Манилу, наш теплоход взял курс на Японию. Через день мы попали в шторм. Болтанка продолжалась два дня.

Кстати сказать, существует три вида морской болезни. Первый всем известен, когда человека выворачивает наизнанку. Второй – когда постоянно хочется есть. Третий – когда человек мысленно представляет, что глубина под ним три километра, и он боится ступить шаг, чтобы не быть смытым волной. Особенно тяжело переносится шторм в машинном отделении. Замкнутое пространство, жара от работы дизеля – всё это давит на человека.

А судно продолжает бороться со штормом. Носом разворачивается к волне, и ты чувствуешь, как теплоход медленно взбирается на волну, потом секундная пауза на гребне волны. В этот момент лопасти гребного винта оголяются и начинают набирать обороты, но как только судно начинает движение вниз по волне, лопасти винта соприкасаются с водой, раздается шум удара. Все судно дрожит, такое ощущение, что на судне стреляют из пушки. Впечатление не для слабонервных. И так волна за волной, удар за ударом!

В такие дни на камбузе готовят что-нибудь вкусненькое. В нашем случае это были пельмени. Так как половина курсантов лежала «пластом», нам больше доставалось. Я имею ввиду тех, кто во время шторма страдал от голода.

За спиной Гонконг

Перед Японией мы увидели ещё одно природное явление – смерч на море. В солнечную безветренную погоду образовался столб воды, который с шумом двигался в нашу сторону. И страшно, и интересно! Дана команда – всем прекратить работы на палубе, спуститься вниз, задраить иллюминаторы, двери. Но смерч до нас не дошёл, повернул в сторону.

Покинув Японию и взяв курс на Владивосток, мы встретили военный корабль, который держал курс на юг.

Красавец шёл полным ходом, форштевень (носовая часть любого судна) гордо резал волну, на палубе ни души. Когда расстояние сократилось, мы увидели, что это наш – советский корабль! И мы гордые долго провожали его взглядом!!!

Кемерово,

2020 г.

Архив новостей