Сергей Черемнов. Грязные прятки, Бог и шахтёры. (Отрывок из книги «Спасти шахтёров»)

Дни уже стали длинными. Из-под земли вылезли травинки, а в аллее перед зданием нашего детсада на тополях появились зелёные листочки. Но летнее тепло казалось далёким – первые недели мая выдались зябкими. На прогулку мы одевались в пальто и куртки, которые называют осенними.

А на улице-то всё-таки весна! Дарья Ивановна внимательно следила за тем, чтобы поверх воротников у каждого обязательно был шарфик.

– Зиму не болели, – ворчала она, поправляя шарф на моей шее. – Не хватало весной простыть!

Мы, конечно, выполняли все её требования. Только на площадке иногда так напрыгаешься, что пот градом, и потихоньку шарф – долой. Ну, и само собой, закашляли некоторые после этого. Димка так раскашлялся, что неделю просидел дома, пока родители таблетками сбивали его простуду. И ещё кое-кто приболел. Дарья Ивановна качала головой, беспомощно разводила руками, заставляя нас ещё теплее одеваться, и приговаривала:

– Держитесь, дети, потому что скоро у нас выпускной...

Впрочем, мы с Олей и Мишкой не болели. А Наташа, оказывается, совсем покинула наш детсад. Её отца перевели на другую работу, и они уехали куда-то далеко, в место, которое называется Донбасс. Об этом я узнал от Олиной мамы. Разумеется, она рассказала об этом не мне, а Дарье Ивановне. Просто тогда я находился рядом. Одевался, чтобы идти с отцом домой. Поблизости Оля старательно натягивала штаны и свитер. А её мама и наша воспитательница обменивались новостями...      

После этого дня Оля стала спокойнее. Перестала дёргать меня по пустякам, когда надо и не надо. А вот Мишка начал сильнее нервничать и задираться, но на него и раньше-то мало кто обращал внимания. 

К выпускному наша старшая группа готовилась серьёзно. Учили стихи и песни о школе, репетировали танцевальные номера. Если говорить честно, детсад многим из наших надоел. Мне тоже казалось, что давно пора в школу. Очень хотелось, чтобы дни и недели проходили быстрее. Однако время текло так медленно, что от ожидания иногда живот сводило судорогой...    

По вечерам отец опять что-нибудь ладил в мастерской. У мамы много времени отнимали шахта и домашние дела. А младший брат подрастал и требовал всё больше внимания. Только взрослым часто было некогда, и заниматься с Валеркой всё чаще выпадало мне. 

Обычно мы с ним вечерами немного гуляли по двору. Он ковырял носком ботинка подсыхающий чернозём на будущих грядках или катал по тротуару свой самосвал. А я должен был следить, чтобы он не успел затолкать в рот какую-нибудь грязь или не садился на холодную землю своей пятой точкой. Эти обязанности были скучными, нудными, но необходимыми. Я справлялся с ними без особого труда. 

Изредка к нам присоединялся Сашка, и тогда мы с ним болтали о том о сём. Правда, в конце учебного года Сашке задавали много уроков, и ему часто приходилось подолгу просиживать над ними.

В холодные будние вечера на улице почти никто не играл. Это обстоятельство тоже помогало без особого труда проводить время с младшим братом. Иначе бы я нервничал и рвался побегать с соседскими мальчишками. Мы с Валеркой гуляли до семи. А потом по телеку начиналась программа, и мы шли домой, чтобы смотреть мультик и другие передачи.

На телек к нам повадились ходить взрослые и пацаны из окрестных домов. Родители незаметно вздыхали, встречая очередных непрошеных гостей, однако терпели. Ведь в округе телевизора больше ни у кого не было. Многие соседи обсуждали с отцом и мамой, где и как можно его приобрести, но дальше разговоров дело не шло...

Зато в субботу мы с Валеркой пораньше натянули куртки, ботинки и вышли гулять. Выдался отличный, наконец-то, тёплый денёк. От солнца мы жмурили глаза, оно было ярким и ласково грело, точно гладило наши лица. Из мастерской слышался стук молотка – там работал отец. Мы побродили по двору, заглянули в огород. На припёке возле сарая квохтал и постанывал десяток молоденьких куриц, которых баба Сина недавно принесла в корзине с базара, чтобы откормить к осени. Я услышал, как на улице загалдели пацаны. И душа моя неудержимо рванулась к ним. На всякий случай я стукнул маме в окно:

– Можно, мы с Валерой на улицу выйдем? Там ребятишки играют...

– Можно, – согласилась она. – Только будьте осторожны. И следи за ним, чтобы никуда не залез, – маме было некогда, она готовила обед и собиралась бежать ко второй смене на шахту. 

Мы с братом открыли калитку и отправились на улицу. Довольный Рекс выскочил за нами. На улице Серёжка Зайцев бегал в догоняшки за Толиком и Славкой. Невдалеке Танька с подружками копались совками в кучке золы, которую за зиму насыпали жители. Девчонки сразу окружили довольного Валерку и повели его играть в дочки-матери. А я направился к ребятам.

Сначала мы до одури бегали друг за другом. Потом дулись в ножичек, который Толик всегда носил в кармане. А когда пришли Лёшка Усталов и Сашка Бачин, занялись игрой в войну, пытаясь заставить Рекса стать партизанской собакой. Про Валерку я вспомнил лишь после того, как он сам подошёл и сказал, что девочек позвали родители.

– Пацаны, – сообразил Толик. – Идём к нам на огород. Устроим там прятки...

– А нам разрешат? – засомневался кто-то.

– Мои на работе, – сообщил Толик. – Дома никого... Одна бабка, но это не страшно. Она плохо видит и не слышит почти.

И всей гурьбой мы отправились во двор к Толику. Валерку я держал за руку, Рекс трусил рядом и поглядывал на нашу компанию. На большом огороде Роговых красовались яблони, кусты крыжовника и смородины, окутанные зелёной дымкой. Подсыхала чёрная земля, которую ещё не засеяли. Длинными прямоугольниками угадывались прошлогодние грядки. Там, где с осени посадили чеснок, торчали свежие ростки. 

– Где грядки будут, видите? – показал Толька. – Там не бегать! Мамка ругать будет.

Мы согласно кивнули.

– А за теми кустами лужа... Помнишь, Сёмка? – Толик сделал страшные глаза.

Все понимающе захихикали, а Серёжка вообще загоготал в полный голос.

– Помню, – нахмурился я. – Шахтовый провал...

– Ага! Только воды там щас чуть не по шею, – Толик приложил ребро ладони к подбородку. – Снег стаял, вот и натекло. В общем, болото, туда тоже не лезть! Начинаем играть. Заяц, давай считалку.

– Сидел король на лавочке, – завёлся Серёжка. – Считал свои булавочки: раз, два, три… – королевой будешь ты!

Ему и выпало голить. Он встал лицом к забору, закрыл руками глаза и крикнул, что будет считать до десяти. Пацаны разбежались в разные стороны. А я замешкался с Валеркой.

– Мы играем, – наскоро наказал я ему. – А ты никуда не ходи, стой здесь. На землю не садись, грядки не топчи, в лужу не лезь. А то домой отправлю. Понял?

– Понял, – недовольно надул он щёки. – Я тоже хочу в прятки!

– Нет! – твёрдо заявил я. – Ты ещё маленький!    

Он вроде бы согласился, и я помчался по огороду в поисках укромного места. Нашёл ложбинку в штабеле досок возле сарая, примостился, притих. И вдруг почувствовал, как в спину мне тычет носом Рекс и повизгивает от умиления. Тьфу ты! Я показал ему кулак – он заскулил ещё громче.

В итоге Серёжка обнаружил меня первым. И мне досталось голить... Валерка терпеливо стоял посреди участка. Впрочем, я тоже недолго ходил по огороду в поисках мальчишек. Заглянул в будку туалета и обнаружил внутри Славку, потом мало-помалу – нашёл и всех остальных.    

Валерка забубнил, что устал и хочет сесть. Толик принёс ему из дома кусок хлеба и достал откуда-то старое ведро. Ведро поставили на землю вверх дном и усадили младшего брата. Когда мне снова выпало встать к забору и считать до десяти, он заявил, что будет помогать отыскивать игроков. Ладно, решил я, лишь бы не мешал и не капризничал. Рекс тоже изо всех сил помогал, но он толком не понимал, что надо делать. Мы бегали по участку, находили спрятавшихся одного за другим. Я постоянно оглядывался проверить, как следом за мной косолапит Валерка.

Скоро обнаружили всех, кроме Толика. Я снова старательно обшарил, казалось, все укромные уголки и заветные места, но его нигде не было. Если по-хорошему, то ему уже стоило выбраться на белый свет, ведь всё равно голить предстояло Сашке Бачину. А Толик только затягивал начало нового круга игры. Однако раз он не выходил из укрытия, его следовало разыскивать до последнего.

И мы старались: ко мне подключились мальчишки. Шарили, где только можно, посвистывали, звали Толика по имени. Всё напрасно, пока кто-то не сообразил посмотреть в бане. Она располагалась в переулке, примыкая одним углом к огороду. Поэтому вначале и не думали искать в ней. Я побежал к бане и открыл дверь. В предбаннике спокойно сидел Толик и курил. 

– Наконец-то! – его лицо растянулось в улыбке. – А я уже соскучился. Думал, никогда не найдёшь. Вот перекурить решил. А что там за лай?

Я прислушался. С противоположного края огорода раздавалось отчаянное тявканье Рекса.

– Чего это он? – снова спросил Толик. – А где твой брат?

Я оглянулся и не увидел Валерку. Не было его и в том месте огорода, который просматривался отсюда.

– Вроде, за мной всё время бегал, – растерялся я. – Валерку не видали? – спросил я у Лёньки и Сашки, которые подошли к бане.

Мальчишки отрицательно покрутили головами. И тогда у меня тревожно заскребло под ложечкой. Посреди огорода стояло пустое ведро, а младшего нигде не было. Не видели брата ни Славка, ни Серёжка. А Рекс продолжал громко лаять и повизгивать. Я со всех ног метнулся на собачий зов, в запретную зону, туда, где кусты. Все бросились за мной.  

Из-за густых ветвей открылась знакомая полянка, в центре которой поблёскивала на солнце коварная лужа. Сейчас она была намного шире, чем в прошлый раз. Её переполняла мутная вода, а по краям колыхалась полоса грязно-серой пены. Валерка стоял почти по колено в воде примерно в метре от берега, переминался с ноги на ногу и тихо плакал. Рекс метался вдоль кромки берега и отчаянно лаял. Увидев меня, пёс поджал хвост и замолк.

– Как ты туда попал? – заорал я на Валерку. – Сейчас же вылезай!

– Не знаю-ю! – беспомощно зарыдал брат. – Я не могу, – он размазал по лицу слёзы и капли грязи. – Я тяну ноги, а они идут вни-и-из...

С каждым мгновеньем брат погружался в воду всё глубже. Я оторопело глянул на замерших в растерянности мальчишек.

– Топко там, жижа, – прошептал Толик. – Говорил же, болото...

А в моей голове будто взорвалась отчаянная мысль: надо спасать Валерку!  

– А-а! – как безумный завопил я и шагнул в лужу.

Вода мигом залила ботинки, обожгла ноги ледяным холодом. Я схватил брата за воротник и рванул к себе. Сзади за мою куртку ухватился Толик. Остальные помогали ему, как могли. Мы выдернули Валерку из жижи, вытащили на сухое место. Усадили его, рыдающего, прямо на землю, стащили с него ботинки и вылили из них жидкую грязь. Я снова кое-как натянул их на ноги брата, шнурки завязывать не стал. Проделал то же со своими башмаками. Пока возился, мальчишки молча стояли вокруг нас, а Рекс слизывал с Валеркиного лица слёзы и грязь. 

Потом потянул брата домой. Я спешил что есть мочи, но замёрзшие ноги плохо его слушались. Валерка всхлипывал, а в ботинках в унисон брату почмокивала холодная липкая жижица. Эти минуты до нашего дома показались мне вечностью. Наконец, мы зашли во двор. И пока Валерка ковылял к крыльцу, я заглянул в мастерскую и сообщил отцу:

– Мы пришли...

– Ага, – он строгал рубанком доску и даже не взглянул в мою сторону. – Мама уже ушла на работу. Обед на плите, сами поешьте. Мне пока некогда.

Я помог Валерке раздеться, поставил его напротив открытой дверцы духовки, от которой шёл нагретый дух печи, потёр стареньким полотенцем его замёрзшие ноги. Потом затолкал его и мои мокрые штаны и носки на самое дно бака для грязного белья. Ботинки почистил и помыл под умывальником и выставил в сени. Мы отмыли руки и лица и переоделись в сухую домашнюю одежду. 

Меня насторожило, что аппетита у брата не было. Обычно после прогулки он уплетал мамину еду за обе щеки, а сейчас почти ничего не ел и сразу после обеда решил прилечь. На всякий случай я потрогал его лоб, вроде бы ничего особенного.

– Только родителям не говори, а то больше не пустят на улицу, – попросил я.

– Хорошо, – тихо ответил брат.   

Он пролежал в кровати всю вторую половину дня и вечер.

– Что-то он всё лежит? – спросил отец.

– Не знаю, – пожал я плечами. – Устал, наверное. Набегался...

Мы поужинали вдвоём. Посмотрели телек. Когда начался мультик, брат встал с постели, с пасмурным выражением лица молча посидел с нами и снова улёгся. Мы же пересмотрели все программы, после этого я отправился спать, а отец перешёл к столу с книгой, чтобы не скучно было ждать маму с работы...   

Ночью я проснулся от того, что кто-то тряс меня за плечо. Я открыл глаза и спросонья не сразу сообразил, что в нашей спальне горит свет, и что я отчётливо вижу перед собой мокрые Валеркины ботинки, которые держит в руке мама.

На постели у брата сидел человек в белом халате и прикладывал к его груди небольшой металлический кругляшок с резиновой трубкой – слушал Валеркино сердце. Лицо у младшего было пунцового цвета, глаза неподвижно уставились в потолок. Сон слетел мгновенно, так сильно испугала меня эта картина.     

– Сёма, что у вас сегодня случилось? – голос мамы не предвещал ничего хорошего, она размахивала ботинками перед моим лицом. – Вы что, на речке были?

– Я-а... мы-ы... – как овечка заблеял я, мигом представив себе самое страшное.

Но внезапно заметил, что брат прикрыл глаза, моргнул и снова вытаращился в потолок. Живой! Сдержаться я не смог, слёзы хлынули в три ручья. Я начал сбивчиво и подробно рассказывать, как всё случилось. Врач отложил свой приборчик и тоже внимательно слушал. Я излагал события так торопливо, что запыхался и остановился, чтобы перевести дыхание. Этим воспользовался отец, стоявший в дверном проёме нашей комнаты:

– Я тоже вижу, с ним что-то не так... Вялый какой-то... Спрашиваю, не говорят...

– Молчи уж, Иван! – оборвала его мама. – У тебя на уме одни деревяшки! И хоть трава не расти! Если бы я в детскую не зашла, не тронула случайно его горячий лоб...

– Ну, зачем ты так, – отец обиженно отвернулся.

– Я прутик хотел взять из лужи, – прохрипел Валерка. – Наступил, а там глубоко. Я нечаянно... – и громко кашлянул. 

– Ладно, – бодро произнёс врач. – Мне картина ясна. Предлагаю госпитализацию. Сейчас через диспетчера запросим детскую больницу.

– Не хочу в больницу! – испугался Валерка и снова закашлял.

– Может, не надо, – мама не замечала, что прижимает к груди мокрые ботинки. – Может, мы лучше дома полечимся?

– Хорошо, – охотно согласился врач. – Тогда вам придётся сесть на больничный. Особых хрипов нет. А температура, думаю, скоро спадёт. Я укольчик поставил, – он быстренько собрал и рассовал по широким карманам, сложил в небольшой чемоданчик свои вещи.

– Сейчас рецепт выпишу. И поедем дальше. Что-то сегодня много ночных вызовов. Давай, храбрец, выздоравливай! – и он протянул Валерке руку...

Всю неделю, пока лечили Валерку, мама делала вид, что сердится на нас с отцом. «Безалаберные!», – пригвоздила она нас утром следующего дня и почти не разговаривала со мной и с ним.

– Ты-то ведь не виноват, – пожалел я отца, когда мы с ним сидели в мастерской и он курил папиросу. – Это несправедливо!

– Ну как? – он стал защищать маму. – Должен был проследить за вами, да не проследил. Передоверился. Хорошо, что она у Валеры лоб потрогала. Скорую срочно вызвали. Могло быть хуже...

Тогда я предложил:

– Давай, поговорю с ней про тебя? Пусть простит.

– Не, – он выпустил изо рта облачко противного дыма. – Мы сами разберёмся. Сейчас надо, чтобы он выздоровел. Кала-бала?

Таблетки, которые Валерке давали каждый день, оказались большими по размеру и сильно горчили. Он не мог проглотить их целиком. Я предложил научить брата, как надо принимать лекарство, для чего выпить при нём одну-две его таблетки. Однако мама не согласилась. Ей приходилось толочь таблетки в столовой ложке. В ложку добавляли каплю воды и сверху – малинового варенья. Этот «компот» брат глотал, не морщась.

Ещё мама ставила ему на спину и на пятки горчичники, поила его отваром из трав. Готовила ему что-нибудь вкусненькое: то пирог с картошкой, то блинчики со сладким творогом, – и каждый вечер читала ему книжки. Я даже начал завидовать младшему брату, хотя и мне перепадало от Валеркиной вкуснятины. И книжки не запрещалось слушать. Я и слушал, делая вид, будто занимаюсь своими делами.  

Мне запретили всю неделю выходить вечером за пределы двора. На улице играли пацаны, как сумасшедший орал Славка-пискля, пиная звонкий мяч, хохотал Серёжка Зайцев, если кто-нибудь забивал гол. В игровом упоении глухо топали по высохшей до железной тверди улице ноги Толика, Лёшки и других. А я смотрел на них через щели забора или, когда становилось невмоготу от желания присоединиться к ним, через окно, которое, по крайней мере, заглушало звуки.   

Одно было хорошо: всю неделю мама была дома. И утром, и днём, и вечером, когда возвращались мы с отцом. От этого в доме было уютнее и как-то спокойнее. Мне казалось, что и маме нравилось возиться с домашними делами или с грядками на огороде, ведь весна подходила к концу. Я даже пару раз слышал, как она тихо напевает себе под нос.  

В понедельник больничный у неё закончился, и она ушла на шахту в первую смену. Валерка почти не кашлял, и его утром снова отвели к бабе Сине. Мы с отцом отправились по привычному маршруту. Кажется, всё вернулось на свои места. Однако вечером у мамы были заплаканные глаза. Её глаза после смены всегда выглядели так, будто она нарочно обвела их чёрным. Меня это уже не удивляло. Я давно уяснил – такие «нарисованные» глаза у всех шахтёров: у отца Толика Рогова, у дяди Вани Зайцева, у нашего дяди Толи. В городе на улицах часто встречаешь таких «накрашенных» мужчин. Особенно если они идут домой после смены. «Моешь-моешь, бывало, в мойке глаза, а промыть не можешь, – объяснил однажды отец. – Угольная пыль так въедается, ничем не смыть». 

Однако сегодня глаза у мамы не просто обведены тёмной полосой, а покраснели и припухли. Совсем, как у Валерки, когда он хорошенько наревётся. Я это сразу заметил, но спрашивать не стал, а направился к себе в комнату. Валерка сидел здесь и ковырялся в игрушках, не мешая мне занять удобную позицию возле дверного проёма. Отец тоже понял, что с мамой что-то не так. Я услышал, как он спросил:

– Что-нибудь случилось? 

Мама не ответила, приложила ко рту палец: «Молчи!», – и кивнула в сторону нашей комнаты.

«Ага, – смекнул я. – Что-то здесь не так... Мама плачет до того редко, что не помню, когда в последний раз…».

Мы ужинали молча. Она почти не садилась, постоянно сновала между печкой и столом, подкладывая добавки в наши тарелки. И старательно отводила от меня взгляд.

– Схожу, погуляю по двору, – поднявшись из-за стола, сообщил я родителям и выскочил в сени.

Но на крыльцо не пошёл, а, нарочно хлопнув входной дверью, припал ухом к дверной щели на кухню, которую специально оставил. Опасность, конечно, была: вдруг кто-нибудь выглянет или придёт к нам...

– Саша погибла, горный мастер нашего участка, – услышал я глухой мамин голос. –  Напарница моя, Казанцева. Мы с ней обычно по сменам чередовались. А пока я сидела на больничном...

Мама замолчала и зашмыгала носом. Отец боязливо охнул:

– Ох ты! Помню я эту Сашу. Кажется, она постарше тебя... А как случилось-то, Валя?

– Да по элементарной халатности, – произнесла мама не совсем понятные слова. – В ночную смену... Поднималась пешком по скату... Ну, ты же знаешь, скат? Такая вертикальная выработка с ходовым отделением... Забиралась по нему с нижнего штрека на верхний.

Я мало что понимал, но слушал, затаив дыхание. Отец часто перебивал маму, уточнял, что к чему, оправдываясь, что под землёй ездил на поезде, а пешком – редко. Скаты, объясняла мама, в шахте нужны, чтобы по ним сыпать добытый уголь или породу на нижнюю выработку, где их грузят на конвейер. А когда уголь не сыплется, горняки лазят по скату, чтобы поскорей добраться до нужного места. И перед тем, как начать взрывные или другие работы, положено у входа в скат установить знак: внимание, мол, опасно, идти нельзя. В ту смену шахтёры забыли знак поставить. Женщина взбиралась по скату, и её насмерть засыпало углем...    

Слышно было, как мама снова заплакала, а отец успокаивал её.

– Очень жалко Сашу, – наконец, произнесла мама. – Знаешь, Ваня, о чём я сразу подумала? Ведь на её месте могла быть я...

– Что ты, Валюша! – воскликнул отец. – Что ты говоришь? Как это?

– Так это бы моя смена была, вот что! – мама снова хлюпнула носом.

Они замолчали. Потом послышался голос отца:

– Получается, Сёма с Валерой спасли нашу семью?

– Ох, не знаю, – тихо пробормотала мама. – Может, это Бог через детей спас меня от верной смерти? А, Ваня?

«Как, Бог? – возмущённо удивился я про себя. – Бога же нет!» – и сердито переступил с ноги на ногу, громко стукнув каблуком по полу. И тут же сообразил: раз разговоры на кухне сразу стихли, значит, дверь сейчас распахнётся, и я предстану перед родителями. Мгновенно отскочил от косяка, уселся на пол и сделал вид, что вожусь со шнурком на ботинке. Из-за двери показался отец:

– А ты чего здесь?

– Да вот, – приподнял я ногу. – Ботинок развязался... Решил в сенках завязать, чтобы на землю не садиться. А то опять штаны замажу.

Я смотрел на отца, не мигая. Мне казалось, что так мои глаза выглядят наиболее честно.

– Ну-ну, – усмехнулся он. – Давай, беги на улицу, умник...       

Мамин печальный рассказ весь вечер не выходил у меня из головы. Не давали покоя вопросы. Однако было ясно – сегодня ответы мне не узнать. Поэтому я решил выждать до утра, и говорить с отцом по дороге в детсад мы. Ведь в это время мы с ним обсуждаем всё на свете... 

И вот мы бодро шагаем под утренним солнышком. Я кручу головой по сторонам, слова уже готовы соскочить с языка, но с чего начать, не знаю. Ай, была не была! – решил я. И приступил:

– Вот интересно, – боковым зрением я следил за шагами отца. – Шахтёры в Бога верят?

– К чему ты, Семён? – он, как всегда перед работой, курил на ходу. – Мы уже обсуждали. Бога нет... Или что-то не так? – он крепче сжал мою руку.

– Ага, – кивнул я. – Вас не поймёшь! Детям говорите, что его нет. А сами считаете... – я пытался сообразить, как бы поточнее выразиться, – что Бог может защитить шахтёра... Может спасти от верной смерти...

Отец выплюнул папиросу под ноги и сдвинул фуражку с затылка на глаза:

– Понимаешь, сын, считается, что его нет. Вроде бы, учёные это доказали. В книжках пишут, что Бога придумали люди. Как сказку выдумали. Наверное, так и есть...

Отец умолк, выпустил мою ладонь и засунул руки в карманы брюк. Мы шагали, обдумывая слова.

– Всё-таки не пойму, – не выдержал я. – Если это сказка, почему вы говорите, что Бог спас? Не понимаю...

– Как бы тебе объяснить? – отец почесал подбородок. – Вот некоторые взрослые верили в эти сказки... Верили-верили, а им потом, хоп, и говорят: наука доказала, что нету его! А они сомневаются: как это доказала? Реально покажите, что его нету? А им не показывают... И они продолжают верить, что Бог есть. 

– И шахтёры?

– Шахтёры – особенно! – заверил он. – В шахте же темно, страшно, аварии бывают. Погибнуть можно, как дважды два. А шахтёры – люди суеверные, вот и молятся, чтобы живыми выйти из-под земли.

– И ты молился? – вспомнил я.

– А как же! – серьёзно кивнул отец.

– Как баба Сина?

– Ну, не совсем так. У шахтёров своя молитва...

– И ты её знаешь?

– А как же, – снова повторил он. – Всю жизнь помнить буду.

– Здорово! Расскажи шахтёрскую молитву! – загорелся я.

Отец немножко смутился, но не отказал:

– Сейчас вспомню. Вот... Бывало, идёшь в шахту и говоришь про себя...

Он посмотрел на небо и начал:

– Господи Иисусе Христе, благослови благое дело рабов твоих, трудящихся в недрах земных – в шахтах, разрезах, рудниках, тяжёлым трудом уголь, руду во славу отечества нашего и на пропитание своих семей добывающих... Огради от всяких видимых и невидимых врагов, от всяких бед, зол и несчастий: взрывов, обвалов, внезапной смерти...   

– Ух ты! – я попытался повторить. – Огради... от всяких взрывов, обвалов, внезапной смерти...  И Бог помогает?

– Не знаю, – вздохнул отец. – Наверное, помогает, да не всем.

– Научишь меня шахтёрской молитве?

– При одном условии, – ответил отец. – Ты не будешь слушать разговоры взрослых.

Возразить ему я не успел – отец уже распахнул входную дверь в детсад и подтолкнул меня внутрь.

– Сам разденешься, Сёма Большое Ухо! – ехидно напутствовал он.

***

Полностью читать книгу можно здесь:

https://слово-сочетание.рф/uploads/books/cheremnov-spasti-shakhterov.pdf   

Или здесь:

http://f.kemrsl.ru:8081/iap/DFDL/licenzion/2023/Cheremnov_S.%20I._Spasti%20schachtera.pdf